Возмездие

“Возмездие”.      

Се, гряду скоро, и возмездие
                Моё со Мной, чтобы воздать    
                каждому по делам его.    
                (Отк.22:12)

Крупный серый паук выбежал из норы в подоконнике за пропитанием; блестяще-зелёная муха, ничего не подозревая, дремала в нижнем углу мутного окна. Ночь. Темно и тихо. Лишь старые деревья во дворе недовольно шелестят листвой и скребутся корявыми сучьями в обшарпанные и наполовину обвалившиеся стены невзрачного здания. Спит изувеченная природа, спит двухэтажный, всеми забытый дом, спит полупустая однокомнатная квартира на первом этаже. Не спят только хозяева этой квартиры: проворные мыши, пауки, тараканы всех мастей и ОН - Пауков Илья Константинович.
Догадываюсь, что вашим выводом на счёт ночного бодрствования этого человека было либо бессонница, либо какая-нибудь срочная работа. Но хочу сразу развеять ваши догадки. - Это ни бессонница, ни работа и ни что-либо серьёзное. Это просто одно глупое, и уже навеки въевшееся в его сознание убеждение, что все те люди, которые ищут покровительства и ждут милости от дьявола, как от единственного сверхъестественного существа, способного изменить их жизнь в лучшую сторону .должны быть активны всё тёмное время суток, а в полнолуние вообще обязаны устраивать небольшое застолье и восхвалять нечистого за все удачные сделки или приятные события. Короче говоря, всем своим поведением стараются приобщиться к Князю тьмы. (Именно по последнему слову такие люди и убеждены в правильности своего ночного времяпрепровождения, ибо, по их мнению, вся ночная живность есть ни что иное, как земные создания дьявола). Ещё у Ильи Константиновича было не менее глупое хобби. В связи с убеждением о ночной жизни, он разводил в своей квартире пауков. Множество пауков. И не знаю - связано ли это увлечение с его фамилией или нет, но то, что характер у него был паучиный, не оставляло сомнения: в любое время дня и ночи настроение этого человека могло мгновенно испортиться, и тогда жди от Паукова любой, даже самой невероятной выходки. Иными словами, в такие минуты он превращался в хищного паука. Так и прожил Илья Константинович 28 лет своей разумной жизни до того самого дня, когда случилось... Впрочем, читайте сами.
Была прохладная июльская ночь. На чуть затянутом беловатыми облаками небе - обычные ночные светила: мерцающие звёзды и тусклая, желтоватая луна, освещающие туманным светом пригородный двухэтажный дом. В километре от дома - старый, не очень большой лес, в самом центре которого не менее древнее болото, окруженное сгнившими от сырости, трухлявыми деревьями. Частенько над этим болотом зависал густейший туман, настолько густой, что, казалось, белое облако с небес опустилось на землю и нежится в зловонной топи. Видимо и сейчас над болотом такой же густой туман, поскольку из лесу виднеются хищно выползшие из-за деревьев, как змеи из нор, его призрачные белёсые языки.
Откуда-то из глубины подвала доносится звонкое однообразное, но успокаивающее, пение сверчков; где-то недалеко в нагретой за день луже, заливаются трелями лягушки, словно соревнуясь, - кто кого перекричит. Да и вообще, вся окружающая обстановка больше напоминает деревню или село. Только пятиэтажные блочные дома, виднеющиеся сквозь решётку тёмных деревьев, говорят о том, что всё же это город. Окраина маленького городка.
Илья уже давным-давно поужинал и теперь сидит в угрюмого вида комнате, единственной комнате его неопрятной квартиры. Жуткая квартира, к нему даже в гости-то никто из друзей не заходит. Да, собственно, и друзей-то у него не было. Есть лишь два приятеля на работе, с которыми он изредка общается и делится новостями НЕ личного характера. Никогда никому ничего о себе или о своей жизни не рассказывал. Потому-то никто и не знал толком этого человека. Не знали, а ещё боялись и избегали его. Хотя Илья был не разговорчивым человеком (по крайней мере, никто не мог сказать о нём противоположного), но всегда в его редких беседах проскальзывала злая насмешка, жестокость и унижение, отчего, находясь рядом с ним, чувствовалось так неуютно, зыбко и боязно, что хотелось как можно скорее закончить разговор и отойти от него, словно от кого-то... да словно от большого ядовитого паука.
Второй час ночи. Неумолкая поют в тёплом подвале сверчки, шебуршатся на кухне серые мыши, доедая оставшиеся на столе крошки, пауки сидят в своих ловчих сетях, поедая дневную добычу и ожидая новую. В комнате полумрак, но при свете единственной зажжённой свечи видно всё содержимое этого странного жилища: маленькая квадратная комнатка, стены которой обклеены старыми, как сам дом, выцветшими обоями с приколотыми к ним не без таланта нарисованными самим хозяином, страшными картинками; на потолке - старинная двухрожковая люстра; на полу - до основания истёршийся грязный ковёр, настолько истёршийся, что даже днём нельзя было различить на нём первозданный узор. В комнате два окна, одно из которых выходит на север, а другое - на запад. Из северного окна открывается довольно-таки непримечательный вид: редкая тёмная рощица из старых клёнов и лип, а за ней - современные пятиэтажные дома. Зато, глядя из западного окна, можно любоваться восхитительным пейзажем: сразу за окном начинается огромный луг, а за лугом лес, старый, дремучий, ; топким болотом в центре. Но самую замечательную картину можно наблюдая вечером, когда солнце, обогрев за день природу, как в чёрном озере, утопает в верхушках огромных елей дремучего леса.
Но основной достопримечательностью комнаты Паукова был не вид из окна, а то, что было в самой комнате. По обе стороны окон, т.е. в её трёх углах стоят сухие ветвистые кустарники в ржавых ведрах с землёй. Возникает естественный вопрос: а зачем они здесь? Ответ прост: в этих кустарниках обитают пауки. Обитают, размножаются и доставляют своим присутствием удовольствие их хозяину. Днём он, уходя на автобазу, открывает все окна, и всякая крылатая живность, случайно залетевшая в комнату, в достаточном количестве попадает в паутины. На подоконнике северного окна - чудом выжившее в этом рассаднике пауков какое-то вьющееся растение с мелкими листочками; кстати, и на нём тоже обосновались пауки. А у западного окна стоит журнальный столик со свечей в роскошном бронзовом подсвечнике в форме цветка. Возле стола - неотъемлемая часть интерьера - мягкое кожаное кресло коричневого цвета, ну а на нём, конечно же, восседает сам хозяин и покровитель своих восьминогих питомцев - Пауков Илья. Поначалу кажется, что очень даже неплохо устроился человек, но хотелось бы напомнить, что пауки не так уж аккуратны в выборе места жительства, поэтому, помимо кустов и несчастного одинокого растения, они расселились по всей комнате. Их пыльная паутина была и в углах потолка, и на люстре, и на окнах, и над кроватью и даже в серванте. Да и вся комната из-за такого количества бесконечных тончайших нитей превратилась в одну большую паутину, громадную ловчую сеть Ильи.
Половина третьего ночи. Всё так же поют в подвале сверчки, шумят на кухне толстые мыши. За окнами уютно устроились в центре своих кружевных паутин толстые пауки-крестовики, изредка тряся свои сети в надежде, что туда, наконец, попалась новая залётная жертва. Илья, развалившись на мягком кресле, устало смотрит на догорающую свечу, зная, что до половины четвёртого она ещё протянет, ну а потом уже начнёт светать. В такие тихие ночные минуты одинокого времяпроведения Пауков либо рисует своя жуткие картины, либо вспоминает прошлое; раздумывает о “высоком”, вспоминает всяческие спорные беседы или просто своё детство. Да-да, именно детство и ту решающую, я бы даже сказал - роковую встречу, которая поставила Илюшеньку, как называла его мать,  на "истинный" путь:
Илье тогда было двенадцать лет. Он гулял возле продовольственного магазина, ожидая маму. В этот день стояла сильная жара, и Илья, утомившись от палящего солнца, зашёл в тенёк под старыми липами. Вдруг он почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Илья посмотрел назад и увидел какого-то старика, смотревшего на него немигающим, приковывающим взглядом. Илюше стало не по себе. Было такое неприятное ощущение, словно на тебя надвигается гора, а ты не можешь сдвинуться с места. Но старичок подошёл и улыбнулся. Илье стало чуть-чуть поспокойнее, хотя эту улыбку скорее можно приравнять к оскалу. От подошедшего пахло какими-то нечистотами, и он постоянно держал руки за спиной.
- Здравствуй, мальчик. Как тебя зовут? - спросил он с поддельной улыбкой на лице.
- Илья.., - не без испуга ответил Пауков.
- Так вот, Илья, ты знаешь кто такой Бог?
- Ну, Бог есть Бог...
- Тот, который нас создал, а теперь смотрит на нас с неба? - тип внимательно посмотрел на Илью.
- Наверное, да.
- А вот и нет. Этого Бога не существует. Он нас создал и зa6ыл. Oтвернулся от людей и теперь только наказывает нас, если мы ему не поклоняемся. А за что ему поклоняться?! Ведь наш настоящий великий и вечный бог - дьявол! Он нас взял под своё покровительство. Он нас защищает от опасностей и от наказаний первого Бога, которому, как бараны, поклоняются люди в церквях...
Илья стоял ни жив, ни мёртв. То, что он до этого слышал о Боге и дьяволе,  было прямой противоположностью услышанного сейчас. Но он был мал и наивен... Глуп и необъективно рассудителен...
- Так я к чему всё это говорю-то, - старикашка придвинулся ближе к Илье и полушёпотом продолжал. - Не верь тем людям, которые говорят об Иисусе Христе, как о Спасителе. Наш спаситель - дьявол. Только он наш бог и он нам помогает. И ему не надо ходить поклоняться в церковь, молиться перед всякими там иконами. Нужно только его любить и в мыслях восхвалять. А в подтверждение своей верности - не спи всю ночь до утра. Ведь дьявол - Князь тьмы. 0н, в основном, ночью слышит нас и исполняет наши просьбы. Верь дьяволу! Он истинный бог, любящий нас, человечество. Люби и ты его, и он защитит тебя от любого наказания. А чтобы тебе было веселее, заведи у себя дома какое-нибудь ночное животное или насекомое, или ещё кого-нибудь такого, чтобы он был активным только в темноё время суток. Кстати, можешь и ему поклоняться, т.к. все ночные животные - создания рук дьявола. Ну и последнее.., - старик резко поднял поросшую длинными седыми волосами голову и посмотрел в сторону магазина.
- Твоя мама?!
- Да. Мама! - закричал Илюша.
- Помни, что я тебе сказал: люби дьявола, - поспешно произнёс старик и, что-то вложив в ладонь мальчику, просто исчез, словно его и не было.
Илья раскрыл ладонь и увидел вырезанное на деревяшке изображение паука. Большого паука с крестом на толстом брюшке. Под пауком было написано: Любовь дьявола не знает границ. Глядя на эту деревяшку, мальчик ещё долго вспоминал весь разговор со стариком. Все его слова, все его доказательства превосходства дьявола над другим Богом, показались Илье настолько убедительными, что затмили весь разум Паукову, и дьявол действительно с тех пор стал для него кумиром. Но вера в нечистого ещё сильнее укрепилась оттого, что Илья действительно, с невероятным везением избегал наказания за весьма жестокие проделки. Сколько он себя помнит, не проходило и дня, чтобы он кого-нибудь не избил или не ударил за то, что кто-то специально убил или издевался над пауком. Он буквально выслеживал ребят, которые неуважительно к ним относились. За неосторожное же убийство он просто мстил, но мстил долго...
Шустрый рыжий таракан деловито бежал в углу потолка. И вдруг, наткнувшись на пышную паутину, остановился и, шевеля тонкими усами, начал неуверенно ползти по ней. Круглый, как шарик, синантропный паук подскочил к нему и хотел оплести таракана паутиной, но тот внезапно сорвался и попал в сухой кустарник. Увязнув в густейшей паутине, он быстро стал жертвой серого лабиринтового паучка. Илья довольно улыбнулся и теперь с умилением смотрел на свой рисунок на стене, где изображена девушка с разорванным животом, из которого выползают мохнатые пауки...
Утром. Илья проснулся в десять часов от настойчивого звона будильника. Десять часов - это его время подъёма на работу. В одиннадцать он уже на автобазе, бодрый, но как всегда угрюмый для окружающих. Работы на автобазе совсем мало: заказов почти нет, половина всех машин - в нерабочем состоянии, поэтому все, за исключением начальника автобазы № 12 приходят к десяти - одиннадцати.
Илья подсел к кучке шофёров. Они что-то рассказывали, смеялись, на что-то жаловались, но всё это ему было неинтересно. Илья думал о том, что сегодня уже четверг, послезавтра - суббота - нерабочий день, и что за выходные он отоспится вдоволь: как уснёт в четыре утра, так до восьми - девяти вечера и проспит... Вскоре Паукову, наконец, досталась работа - съездить на мебельную фабрику, которая находилась отсюда километрах в сорока, и привезти гарнитур в квартиру на другом конце города. После этой работы, часа в четыре, он вернулся на автобазу, пообедал и пошёл домой. Вот и весь его сегодняшний рабочий день. Почти то же самое будет завтра, и так изо дня в день, из недели в неделю...
Июль месяц. Белое вечернее солнце сильно печёт. И в пять часов ещё очень жарко. Всякая живность либо сидит в прохладной тени деревьев, либо вяло движется, преследуя определённую цель. Илья же - возвращается с работы. По дороге домой он заходит в пару продовольственных магазинов и покупает кое-чего из еды на ужин.
У подъезда на полусгнившей серой скамейке сидели старушки-соседки по дому Паукова. Они о чём-то рассказывали друг дружке, обсуждали события, охали, ахали, качали головами, словно о чём-то сожалея, и тут одна из них завидев Илью, шепнула подруге на ухо:
- Вон, идёт хмурый чёрт. Щас, небось, опять какую-нибудь гадость скажет.
- Здравствуйте, бабушки-старушки!
- Здравствуй, соседушка, здравствуй.
- Ну что - кости греете? Жизни радуетесь?!
- А чего ж нам не радоваться-то: лето, солнышко, погода вон какая хорошая.
- Ну-ну. Радуйтесь, радуйтесь... Последние деньки доживаете, на скамейке просиживаете. Так на скамейке, наверное, и помрёте, - сказал Пауков, с довольной улыбкой заходя в прохладный, сыроватый подъезд.
- Видела? Ну что я тебе говорила? Вот ведь поганец какой. Ни одного ласкового слова от него не услышишь! Всегда злой и норовит что-нибудь обидное сказать. Тьфу!
- Что ж ты его так ругаешь? Мож у него жизнь не сложилась или ещё чего? Ни с того ни с сего он же не будет таким злым. Ведь Бог создал человека добрым, а уже в жизни он на что-то обозлился. Зря ты на него так... Ты бы лучше не ругалась, а сходила к нему в гости, навестила бы его.  Вот скажи мне: была хоть раз за всё время у него дома, ась?
- Не была и не хочу к нему даже в дверь звонить! Как-то раз я возвращаюсь уже заполночь от подружки, прохожу мимо его окна, смотрю - не спит, сидит возле окна за столиком, свечка перед ним горит, а сам-то всё что-то пишет или рисует, да в потолок поглядывает и так внимательно, словно у него наверху свод какого-нибудь собора. А как всмотрелась в глубь-то комнаты, Господи боже мой, - какие-то кусты, палки, такой беспорядок, что сам чёрт себе ногу сломит! А уж я тем более туда не пойду, даже не думай уговаривать.
- Вот я и говорю, что о нём и позаботиться-то некому, и поговорить ему не с кем, рассказать некому о своих трудностях...
- Ну и иди к нему! Будешь ему служанкой. Станешь мусор выгребать, бредни его слушать... Иди, иди.
- А вот и схожу. Сегодня же пойду!
Подруги поругались и разошлись по домам. А вечером...
В десять часов Илья допил пакет витаминизированного кефира, вытер губы уже порядочно грязным полотенцем и, не убирая со стола хлебные крошки, пошёл в своё любимое паучиное логово. Только он с облегчением развалился на кровати, как вдруг раздался дрожащий звонок в дверь.
- Чёрт бы их побрал со всеми потрохами! Кто это обо мне вспомнил? - сердито проворчал Илья поднимаясь с кровати.
 Подойдя к двери, он посмотрел в глазок - темно.
 - Да что такое! - возмутился Илья.
Но, оторвав голову от глазка и присмотревшись, он заметил в отверстии маленького домового паучка. Илья довольно улыбнулся и вдруг услышал из-за двери голос:
- Открой, Илюша! Это я - Марья Тимофеевна, твоя соседка.
Пауков неохотно открыл дверь и впустит старушку.
- Вот, Илюша, принесла тебе пирожков. Горячие, только что из духовки!  Поди совсем уже забыл, когда такие ел последний раз.
Пауков поблагодарил её и быстро понёс соломенное блюдо с аппетитно  пахнущими пирожками на кухню, опасаясь, что соседка зайдёт к нему в комнату. Опасения были не напрасны. Воспользовавшись одиночеством, старушка быстро прошмыгнула в комнату Ильи.
- Ой, сынок! Что у тебя здесь творится? Какой беспорядок! Ой-ой-ой...
Пауков, ругая себя за неосторожность оставить открытой дверь в комнату, бежал на доносящиеся оттуда возгласы любопытной соседки:
- ...Ой, сколько паутины! А кусты-то тебе зачем?
- А я вас сюда и не приглашал!!! Вообще вас никто не звал! - горячился Илья.
- Да не шуми так, сынок. Я-то подумала, что мы будем в комнате разговаривать, вот и зашла, - оправдывалась Марья Тимофеевна.
- Интересно, о чём вы собрались со мной разговаривать?
- О жизни, Илюша, о жизни. Вот... Давай присядем. Вот ты молодой ещё, красивый, а жены-то у тебя и нет. Посмотри какой у тебя беспорядок. Всё в паутине, в пыли, какие-то сухие кусты стоят, прямо-таки сарай какой-то, а не квартира. Хозяйка нужна этому дому, хозяйка...
- Как хочу, так и живу. Да и кроме пауков мне никто не нужен. Ни жена, ни служанка, никто. Есть дом, есть работа, есть пауки и всё! Больше мне никого и ничего не нужно.
- Да о каких ты всё пауках говоришь?! Зачем они тебе?
- Оооо! Для меня пауки дороже всего на свете, дороже жизни! За пауком я и в ад пойду!
- Да Господь с тобой! Что ты говоришь! Вся комната в пауках и паутине, все стены заклеены ужасными рисунками, а вот иконки или образочка нигде нет. Забыл заповедь Господню: не сотвори себе кумира, а ты каких-то поганых пауков выше всех святынь ставишь!
- Плевать я хотел, что там Господь говорил!!! Мне указчик только дьявол! Указчик и покровитель!
- Господи, спаси и сохрани! Что ты мелешь?!! - И Марья Тимофеевна три раза перекрестилась. - Да разве ж можно так говорить о Боге, о нашем Создателе? Он ведь всех нас любит, и тебя, кстати, тоже, а ты его гонишь из своего сердца, душу свою губишь!
- Создатель, Создатель.., - кривляясь, проговорил Илья. - Подумаешь, создал там сколько-то тысяч лет назад человека, как какую-то игрушку и забыл, а вот дьявол пожалел нас и взял под своё покровительство, и вас, кстати, тоже. Только он нас может защитить от опасностей, только он нам может помогать и только на него можно рассчитывать. Только на него!
Соседка всю беседу непрерывно крестилась, качала головой и что-то шептала, часто повторяя фразу: Господи, спаси и сохрани!
                - Ой, не могу я тебя больше слушать, ой, не говори больше ничего! Лучше я тебе принесу Библию, ты её почитаешь и встанешь на путь истинный, помолишься Господу нашему и может Бог, по своей милости  тебя простит.
- Ха-ха-ха! Господь! Простит!! Может!!! Ха-ха-ха!!! - Илья впал в какую-то истерику и теперь стал похож на одержимого. - Помолишься!!! - не унимался Пауков. - Библию почитаешь!? Да если ты мне эту ерунду принесёшь, я её порву на странички, каждую из них оплюю и за ночь сожгу! Ха-ха-ха! Только дьявол нас спасёт, только он наш бог! Мой бог!! Дьявол - мой бог!!!
Марья Тимофеевна не выдержала такого сумасшествия и, не переставая креститься, выскочила из квартиры Паукова под бешеный хохот и крик: Дьявол мой бог!! Мой!!!
Через пять минут после ухода соседки Илья перестал хохотать и задумчиво, словно к чему-то прислушиваясь, продолжал стоять посреди комнаты. Жуткая тишина воцарилась в квартире. Будильник, ритмично щёлкавший своим механизмом на письменном столе, вроде бы стих. Казалось, что время остановилось, умерло и больше никогда не оживёт. Даже природа замерла, как перед бурей: прохладный ветерок, несколько минут назад влетавший в открытую форточку, исчез; деревья стоят, как неживые, словно из камня; ни единая травинка в поле не шелохнётся; даже полная луна, как белая дыра в чёрной материи ночного небосвода теперь не кажется такой живой, как раньше. Bcё на минуту замерло, окаменело, превратилось в мёртвый пейзаж. “Фу ты, чёрт. До чего же неприятное ощущение. Словно уши заложило,” - отметил Илья и встряхнул головой. "Буря что ли сейчас начнётся?” Илья подошёл к окну. “Да нет. Небо кристально чистое, каждую звёздочку видно. Всё-таки какое-то нехорошее предчувствие у меня. Давно я такого не испытывал. Словно мне грозит смертельная опасность. Может я что-то не то сделал, чего-то не так сказал?”, уже начиная побаиваться, думал он. “Дьявол мой бог. Так и есть. Так было, есть и будет. Ха! А эта соседка, дура, мне Библию хотела дать. Эту чушь! Ну если она мне её всё-таки принесёт, то я её порву, странички оплюю...”
Докончить свою богохульную мысль он не смог. Внезапный ярчайший на фоне чёрного неба разряд фиолетовой молнии в этот могильно беззвучный момент был неожиданней смерти. Илья вздрогнул и вмиг забыл то, о чём думал. Он снова подошёл к окну и, не веря своим глазам, убедился в том, что небо по-прежнему чисто. Не найдя объяснения наблюдаемому, Пауков плюнул на всё и, вспомнив, что сегодня полнолуние, достал из бара начатую бутылку коньяка. Затем взял из серванта полушаровидную чашечку и, поставив всё это на журнальный столик перед окном, выключил большой свет и зажёг новую свечу.
Начало первого ночи. Природа уже ожила от минутного оцепенения, и теперь слабые порывы тёплого ветерка гуляют по полю, между деревьями и изредка залетают в гости к Паукову через распахнутую форточку. Периодически сверкает ярко-синяя молния, и в тот же миг раздаётся раскатистый треск грома, свидетельствующий о том, что гроза проходит очень низко. Пауков сидит в кресле перед столиком со свечёй. В правой его руке - чашечка с коньяком. Илья, отрешённо развалившись в кресле, задумчиво смотрит в окно на невероятно красивое зрелище. Интересно - о чём он думает?
Час ночи. Усилился ветер, и деревья, предвещая какое-то неприятное событие, тревожно шелестят листвой. Громы гремят почти без перерывов. Короткие злые разряды следуют один за другим. Но небо по-прежнему безоблачно, дождя нет. Лишь ветер, молнии и гром
Половина второго ночи. Удивительная картина - Пауков, запрокинув голову, беспокойно спит, изредка вздрагивая во сне. Недопитый коньяк из чашки переселился на пол, образовав тёмно-коричневую лужицу, так похожую на кровь. За окном - светопреставление: молнии следуют одна за другой, одна за другой. Гром от них слился в постоянный гулкий треск, словно на небе произошло гигантское короткое замыкание. Сильные шквалы ветра ощутимо давят на окна. Влетающий ветер чуть ли не гасит свечу, рвет нежную паутину, шевелит чёрные волосы спящего Паукова. Никого невидно и не слышно - ни лягушек, ни сверчков, ни мышей. Все пауки забились в норы. Всё живое к чему-то готовится.
Два часа ночи. Неимоверное количество молний над лесом создало дрожащую, светящуюся голубоватым светом сеть. Ветер выгоняет из лесного болота клочки густого тумана. Освещённые голубым светом молний они похожи на блуждающих призраков... И вдруг, прямо перед окном, сверкнула ярчайшая полоса молнии! Она ударила в основание дома, под комнатой Паукова. Жуткий грохот разбудил Илью и разбил все окна его квартиры, засыпав и загасив осколками одинокую свечу. В тот же миг комнату наполнил смрадный желтовато-зеленоватый дым. Илья закашлялся и хотел было раскрыть окна, чтобы выветрить этот смрад, но наткнувшись рукой на торчащий из рамы осколок, понял, что теперь это излишне.
- Проклятье! Помойную яму, что ль, тут сожгли?!! - выругался Пауков. Затем он открыл дверь в коридор, и зловонный дым потихонечку развеялся по квартире, а затем и вовсе исчез, не оставив и следа... Как это казалось на первый взгляд.
Пауков сидел в кресле, возле вновь зажжённой свечи и, глядя на горящий под окном кустарник, думал: “Да-а-а, ну и уборочка мне предстоит... Ведь ещё и окна нужно новые вставить. М-да. И как это я заснул?! Ни разу за всё время я ночью не засыпал, а тут... Ничего не понимаю. Да ещё сон какой-то дурацкий приснился, как будто я... Тьфу, дрянь какая." А сон был вот такой:
Илья, как всегда, сидел ночью за столом в своём любимом кресле. Спокойно горела свеча на столе, и что-то он не нашёл у себя дома ни единого паука. Это его так забеспокоило, что он подумал, будто все пауки уползли в подвал. Илья быстро надел грязную рубашку, закрыл дверь и спустился в подвал. Но и там он не нашёл своих любимцев. Пауков совсем потерял надежду снова увидеть восьминогих существ и решил, на всякий случай, ещё раз обойти весь подвал. Ходил-ходил, обошёл все тёмные углы, за каждую трубу заглянул - никого нет. И тут Илья увидел железную дверь. Естественно, он открыл её и обнаружил, что какая-то металлическая лестница спускается вниз и исчезает во мраке. Илья, как он сам не раз говорил: за пауком и в ад пойду, начал осторожно спускаться. Очень долго спускался, уже и ноги еле сгибались, чтобы переступить со ступеньки на ступеньку, как вдруг он услышал множество голосов, словно в театре перед спектаклем. Спустился ещё на пару ступенек и упёрся в каменные ворота. Только он остановился, как ворота медленно, словно нехотя, открылись. Сначала Илья подумал, что попал в какой-то фантастический зоопарк, но потом от его догадок не осталось и праха. В большом беломраморном зале с красивыми толстыми колоннами, изнутри которых струился нежный свет,  совершенно беспорядочно, словно встревоженные вороны порхали какие-то полулюди-полуптицы. В нижней части зала тоже копошилось множество каких-то безобразных тварей, издающих нечленораздельные звуки. Через несколько секунд к Илье подошёл довольно красивый мужчина в чёрном костюме. Ещё издали, завидев Паукова, он улыбнулся, обнажив белейшие зубы. Всё в его внешности было прекрасно, вот только глаза - они портили всё великолепие этого незнакомца. Глаза-то были не человеческими, а звериными, хитрыми и коварными.
- А, Пауков Илья Константинович! Здравствуйте, здравствуйте. Я уж потерял надежду увидеть вас у себя в гостях. Хотел сам к вам пожаловать, да всё дела, дела... Решил ещё немного подождать, время терпит. Ну что вы, что вы, не стоит оправдываться, главное - вы здесь.
Пауков  и так молчал, непонимающе глядя на собеседника.
- Вероятно, вы не узнаёте меня? - несколько расстроено сказал тот. - Ну что ж, представлюсь. - Незнакомец любезно улыбнулся и, слегка кивнув головой, сказал: Меня зовут дьявол или сатана. Как вам больше нравится. Я часто видел вас, сидящим ночью у стола при свече. Значит, вы утверждаете, что лишением себя сна в тёмное время суток и увлечением ночными существами, а пауками в частности, хотите выразить свою преданность мне? Душевно благодарю. Но это всё ерунда, чушь, глупость! - Дьявол наклонился к Паукову с удивительно изменившимся лицом: из молодого, приятного и располагающего к беседе, оно внезапно превратилось в бесформенную и морщинистую массу белого цвета, где в глубоких морщинах затерялись желтоватые злые глазки, две носовых дырки, как у  недосгнившего черепа, кривая, словно большая поперечная морщина - зловонная пасть.
- Уясните же себе - Бог не забыл человечество. Он помнит его и помогает людям. Это я был с незапамятных времён низвергнут на Землю и теперь имею возможность всячески вредить вам, жалким людишкам! Да, я слабее Бога, потому что ОН меня создал, как и вас. Но зато я имею возможность искушать людей, подводить их к совершению грехов, тем самым получая их души в своё распоряжение, питаясь ими и насмехаясь над слабостью и безверием человека. И вы тому не исключение. - Дьявол на глазах менялся в “лице”: оно то удлинялось, становясь похожим на козлиное, то расширялось, как у жабы. На нём вырастали и исчезали огромные бородавки, уши, рога, росла густая шерсть.
- В моём распоряжении миллионы демонов. Десятки тысяч из них отвечают за болезни людей. Много болезней известно, но ещё большее множество неизвестно. Так вот я решил, что одна из этих неизвестных болезней будет по праву принадлежать вам. - Он снова гадливо улыбнулся и продолжал. - Зря вы старались приобщиться ко мне. Этим вы только навсегда отошли от Бога и уже давно подкормили своей душой моё ненасытное чрево. Моё покровительство не бывает бескорыстным, и рано или поздно придётся узнать правду и поучить расплату за свои деяния...
Дьявол отвернулся и, посмотрев в тучу летающих тварей, что-то сказал по-латыни, обратившись к кому-то по имени Вильдитион. От тучи демонов отделился какой-то крылатый младенец зелёного цвета, блестящий, словно покрытый слизью и с отвратительным лицом, которое было видно даже издалека. Он всё быстрее и быстрее летел на Паукова, будто хотел пролететь сквозь него. Почти подлетев к нему, Илья смог полностью “насладиться” видом его безобразной “мордашки”: лицо младенца было отвратительно настолько, что и описать его в эти мгновения не представлялось возможным. Демон раскрыл пасть, которая оказалась огромной, как картофельный мешок, и уже начал проглатывать заоравшего Паукова беззубой пастью, как вдруг что-то жутко громыхнуло, видения исчезли и Илья проснулся у себя дома. Около четырёх Илья с непонятным беспокойством,  которое зудело, как кожная болезнь, уснул.
Утром он проснулся к десяти часам. К тому самому времени, когда должен был зазвонить будильник. Пауков лежал в СВОЕЙ квартире, в СВОЕЙ кровати, но не узнавал ни себя, ни квартиру: все стены и потолок, вся мебель и пол были покрыты тончайшей плёнкой плесени зеленоватого цвета и довольно мерзко пахнущей. Да и своё состояние Илья оценивал не лучше: лицо показалось ему сильно опухшим, а кожа была так растянута, что сковывала все движения. Илья с трудом поднялся и подошёл к зеркалу в коридоре.
Этого-то он и боялся  - всё его лицо тоже было покрыто плёнкой плесени. Из потустороннего зеркального мира на Паукова глянуло сильно опухшее, зеленоватое лицо с узкими щёлочками глаз. Волосы на голове были взъерошены... Каждый раз, подходя к зеркалу, мы боимся увидеть в нём своё, сильно изменившееся, почти чужое лицо.
Илья выругался и, отогнав жуткие мысли, начал причёсываться. Но только он несколько раз провёл расчёской по голове, как все волосы со своего привычного места переселились на зубья расчёски. Тогда Пауков, не мало удивившись этому обстоятельству, бросил причёсываться и пошёл умываться. Он долго мыл с мылом своё опухшее лицо, тёр его мочалкой, с силой вытирал полотенцем, но под смытым слоем плесени оказалась серая, ничем не отмывающаяся кожа. Илья смотрел на себя в зеркало непонимающим взглядом, но вдруг вспомнил про пауков и пошёл в комнату. В комнате он не нашел ни единого живого существа, даже погибло одинокое растение, покрытое слоем плесени. Всё это Паукову сильно не понравилось.
Запах был более чем невыносимый, и даже ветер, беспрепятственно влетающий в комнату, не мог его развеять. С самым поганым настроением Илья побрёл на кухню. Там его встретил всё тот же пейзаж за разбитыми окнами и тот же холодный ветер. Погода испортилась и предвещала затяжной августовский дождь. Ёжась от холода, Пауков сидел на табурете и слушал радио. На работу сегодня он решил не ходить. Впрочем, как и вообще на улицу.
К вечеру ветер значительно усилился. Температура в квартире сравнялась с уличной - около пятнадцати градусов. Пауков так и просидел до вечера на кухне. За весь день он ничего не съел и никуда не сходил. Его жутко знобило, а всё тело опухло и онемело настолько, что нельзя было даже пальцем пошевелить. К полуночи Илья, превозмогая боль, всё-таки доковылял  до своей комнаты и, укутавшись в тёплое одеяло, сел в своё кресло. Свечу было зажигать бессмысленно - окна оставались незастеклёнными. Ветер усердно гнал по ночному небу белёсые дождевые облака. Сильные его порывы приносили в комнату чистый, свежий воздух, разбавляя стойкий смрад и срывая с головы Паукова чёрные, как сажа, волосы. С каждым порывом они вылетали, как пушинки одуванчика, словно отклеивались. Лицо уже настолько опухло, что глаза еле-еле просматривались сквозь веки. Илья пощупал своё лицо, и что-то с него посыпалось. - Это были брови и ресницы. Но зато на лице появился мягкий, правда, инородный пушок. Илье захотелось рыдать - за какие-то сутки превратился в урода. Илья смотрел на чёрную полосу леса и думал: "Похоже, что сон-то вещим оказался. Да-а-а. Что же теперь делать? Может бросить все эти ночные посиделки? Начать верить в Бога, в истинного Бога? Библию взять? Вдруг ещё не поздно?!" - эта мысль как-то сама собой пришла ему в голову, и почему-то Илья принял её, как что-то само собой разумеющееся. А вдруг действительно ещё не поздно?!
И тут Илья заметил, как от тёмного силуэта леса отделилось чёрное пятно и начало быстро приближаться к его окну. Сначала Пауков подумал, что это тень от облака, но, взглянув на небо, понял, что ошибся - слишком темно, луна не просвечивает сквозь тучи. Бесформенная чёрная, как уголь, масса, ревя, как разъярённый зверь, подлетела и сильным ударом отбросила Илью к противоположной стене. Пауков очнулся только утром...
Подняться ему было крайне трудно, потому что сегодня он раздулся так, словно заболел водянкой. Голова была круглой, как воздушный шарик, и на ней, кроме огромного, в пол-лица носа и больших оттопыренных ушей, практически не было неровностей. Волосы окончательно выпали, и теперь ими был покрыт весь пол. Илья уже и не хотел подходить к зеркалу, потому что он чувствовал, что помимо опухоли у него разрослись ещё и кости лица, как при акромегалии.
Пауков, еле передвигая онемевшими от опухоли ногами, подошёл к столу. Каково же было его удивление, когда он обнаружил на нём записку: "Тебе уже никто и ничто не поможет, так что сиди и не рыпайся!” 3аписка была написана чем-то коричневым, бывшим когда-то жидким, как чернила, т.к. лист, после просыхания, немного сморщился. В конце концов, Илья догадался, чем это было написано - кровью! Его ли, не его ли кровью, было уже не важно. Сам факт того, что здесь кто-то был уже пугал неизвестностью и мистицизмом. Но кто?!
К вечеру у Ильи спала опухоль. Но вместе с ней вылезли ногти и раскрошились все зубы. Всегда рядом с радостью ходит горе, но далеко не всегда горе проходит мимо. Несмотря на то, что спала опухоль, Илья по-прежнему боялся подойти к зеркалу.
В эту ночь Пауков решил не сидеть в кресле, а спать. Спать, спать и спать, в надежде, что утром станет ещё лучше, хоть капельку, но...
Утром он проснулся оттого, что на его лицо капнула холодная капля. Илья открыл глаза и огляделся: вся комната была покрыта слоем блестящей зелёной плесени, с которой и капала какая-то слизь. Пауков вскочил и только хотел выкрикнуть злобное ругательство, как ощутил во рту что-то большое и шершавое, заполняющее весь рот и мешавшее не только говорить, но и дышать. Создавалось такое впечатление, будто тебе в рот затолкали огромный кусок паралона, и теперь невозможно даже полностью закрыть рот. Илья осторожно коснулся пальцем, лишённым ногтевой пластины, того, что находилось во рту, и с ужасом обнаружил, что ЭТО - его язык! Пауков, что-то мыча, как глухонемой, побежал к зеркалу и, увидев в нём своё отражение, остолбенел. То лицо, которое глянуло на него из глубины зеркального прямоугольника, принадлежало не ему, а тому крылатому младенцу из кошмарного сна, имя которому Вильдитион: верхняя часть головы сильно раздута, а нижняя наоборот – истощилась и сужена, поэтому голова имеет форму перевёрнутой груши, правда неловко деформированной и шишковатой. Большую часть лица занимает огромный морщинистый нос. По обе стороны от него - маленькие мутные, ничего не выражающие глаза. Под носом кривые, словно избитые, опухшие губы, отвисающие до подбородка, а между ними - не вмещающийся во рту язык. Ушные раковины порвались и теперь стали похожи на жабры аксолотля. Всё лицо изрезано такими глубокими морщинами, что они отвисают, как складки какого-то животного, и придают "лицу" безобразно-старческий вид. Кроме всего прочего, кожа, как войлоком, покрыта слоем зелёной плесени, выделяющей дурно пахнущую слизь.
Илья простоял около зеркала ещё немного, а затем схватил табурет и вдребезги разбил ненавистное стекло. Он не мог поверить, что ЭТО - его отражение. Стоя босиком на осколках разбитого зеркала, Пауков твёрдо решил пойти к соседке - Марье Тимофеевне и попросить у неё Библию. "Всё спасение в Библии! Только Бог, истинный Бог, вера в истинного Бога мне поможет!" - сказал себе Илья и решительно подошёл к двери. Но только он взялся за дверную ручку, как сразу отдёрнул руку - ручка двери была раскалена. "Только вера в истинного Бога мне поможет!" - снова произнёс в уме Пауков. И вдруг у него в глазах всё закружилось, завертелось, замелькали огни, запылали, охваченные огнем стены... А Пауков, обессилено   упав   на пол спиной, продолжал наблюдать фантастически-ужасную картину: вот уже в квартире рухнули стены, оттуда, из вечной ночи, вместе с едким дымом поползли полчища безобразных, что-то шепчущих адовых насельников. Они медленно подползали к лежащему на осколках зеркала Паукову и вот уже через пульсирующий стук крови в висках до Ильи стали доноситься короткие, обрывистые фразы, произносящиеся, как заклинание: Виль-ди-ти-он, Виль-ди-ти-он! Они призывают его имя! Хор становился всё громче и громче, он почти оглушал, несмотря на безумный стук крови в висках. Вот уже из чрева ада с разинутой пастью летит безобразный зелёный младенец Вильдитион. Но Илья больше всего боится того, что сейчас откроется дверь и войдёт сам... О, Боже! Кто это открывает дверь?! Так медленно и осторожно?!! Какой ужас! Это же... В приоткрытую дверь протискивается испуганно-удивлённая голова соседки. Увидев ТО, что творится в квартире, а главное, увидев какого-то урода-человека, тянущего к ней свои безобразные руки, она вздрогнула и, потеряв от страха дар речи, со стоном и с широко раскрытыми глазами поспешно скрылась из виду... Дверь начала медленно закрываться и, гулко захлопнувшись, словно весила целую тонну от множества замков и запоров, почернела. Умирающим взглядом, под громкий хохот дьявола, Пауков заметил, как на поверхности почерневшей двери запылал перевёрнутый адский крест...


г. Москва                24 августа 1992 год.