Стихия

Морские волны устроили целое представление: вздыбленные ветром они взлетали в воздух, будто шлейфы дыма, закручивались, замирали и падали.
- Стихия разбушевалась, - услышала девушка у себя за спиной.
«А что вообще такое стихия? Ну, во-первых, это четыре элемента природы. Огонь, вода, воздух, земля, - подумала она. – Или явление природы, обнаруживающееся как ничем не сдерживаемая сила».
- Я имел в виду второе значение этого слова, - сообщил всё тот же голос.
- А разве я…
- Конечно, нет. Вы не произносили это вслух. Но, как правило, у людей возникают ассоциации…
«Или просто кто-то обладает способностью читать мысли», - подумала она.
- Напугал.
Она сдерживала себя, чтобы не обернуться. И объяснить не могла причину этого.
- Это у меня после травмы открылось. Я ещё не наигрался. Как ребёнок, сначала говорю, потом думаю. Это само как-то получается, я ничего для этого не делаю. Простите, но я не управляю этим процессом. Пока. Но я учусь. Надеюсь, когда-нибудь получится.
- Знаю, - произнесла девушка и повернулась к молодому человеку.
- Откуда? – искренне удивился он.
- Я вспомнила ваш голос, вы были у меня на приёме и рассказывали о появившейся способности, о страхах, связанных с этим. Никакой мистики. Да-да, вы были в маске. И я не видела вашего лица.
- А я почему-то не запомнил вашего лица, хотя должен был бы. Наверное, - произнёс молодой человек. -  Я не предполагал встретить вас здесь во время шторма. Столь хрупкое создание и неукротимая стихия. Что за этим стоит? Я ощущаю ваш восторг, а я ничего, кроме страха, не испытываю. Мне кажется, существует некая необъяснимая связь между вами, - он кивнул на разбушевавшееся море.
- Вы так думаете? – улыбнулась девушка. – Нет. Вы почти уверены. Вас немного расстроило, что мой образ выпал из вашей памяти. Ничто никуда не выпадало. Просто вы тогда сверлили взглядом пуговицу на моём халате, будто желали, чтобы она рассыпалась в прах. Я после вашего ухода даже осмотрела её, пытаясь понять, что в ней такого замечательного или ужасного. Но, - увы! - она была точной копией всех остальных.
Молодой человек, казалось, не слышал её слов. Он немного помолчал, а потом спросил:
- Вам никогда не казалось, что ваша работа похожа на ревю?
- Если мне не изменяет память, ревю – это театральное представление из отдельных сцен, эпизодов и номеров.  Я никогда не думала о работе психотерапевта так… - она замялась, подыскивая слово.
- Прямолинейно и примитивно? Но согласитесь, если не вдаваться в серьёзность проблем пациентов, ищущих у вас помощи, всё же в моём восприятии есть некая правда…
- Наверное.
- Я не помню вашего имени, - вдруг признался он.
- Ирина Анатольевна. А вы – Степан. Я даже не знаю, это ваше имя или нет. Вы пришли на консультацию без предварительной записи, вы просто попросили меня выслушать вас. У нас есть такая услуга, анонимность гарантируется, но для простоты общения мы просим назвать имя. Как правило, пациенты озвучивают псевдоним. Так что…
- Андрей. Можно я вас немного провожу?
- А кто будет определять это «немного»? Вы? Извините за резкость, но мне сегодня не до провожатых.
- По крайней мере, честно, - улыбнулся он. – Я нарушил ваше одиночество, вы хотели побыть наедине со стихией. Моё появление здесь не планировалось, как и всё остальное. Я ухожу, меня угнетает это масштабное действо, а вас наполняет силой, я это ощущаю. Извините за многословие.
Она промолчала, а он повернулся и почти побежал, боясь услышать мысли не человека, а разбушевавшейся стихии. А волны с ликующим воплем ударились о причал и послали ему вдогонку фейерверк брызг. Он услышал смех девушки и её ласковое: «Ну-ну, не пугай его». В какой-то момент ему показалось, что девушка протянула руку, чтобы погладить волну, как расшалившегося котёнка.
«Бред, - подумал он, а волны словно прошептали что-то, потом вздохнули и затихли, - шторм не может стихнуть вот так. А как может»? – спросил он сам себя и пожал плечами. 
Андрей всё же обернулся и увидел совершенно спокойное море. И если бы последняя волна не забрызгала его с ног до головы, он бы подумал, что разбушевавшаяся стихия приснилась ему. А девушка помахала кому-то рукой  и замерла, будто хотела что-то разглядеть вдали или ожидала что это «что-то» вот-вот появится.
«Похоже, не мне одному нужен психотерапевт. Хотя «повелительница стихии», возможно, знает, что делает и почему».
Андрей улыбнулся, а через мгновение, ссутулившись, уже бежал домой в тщетной попытке согреться, но озноб шёл откуда-то изнутри, и избавиться от него никак не удавалось. И только после горячего душа он пришёл в себя.
«Я где-то прочитал, что «в конце концов, мы всегда избавляемся от наших тревог», - подумал он, лёг на диван и стал рассуждать о не случайных случайностях. - Если бы из-за поворота не выскочил грузовик и не врезался в нашу машину, что бы было? Людям свойственно проявлять недовольство, потому что не видят всей картины в целом. Но я изначально думал, что нашей семье повезло, в некотором смысле, конечно. У меня – перелом двух рёбер, рана на голове хоть и глубокая, но при этом череп не проломился в результате трагедии на дороге. Швы мне всё же наложили, и головные боли ещё мучают со странной периодичностью. А вот  мой старший брат вообще отделался испугом и синяками, отец сломал ногу, мать – получила несколько шрамов на лице, когда разбилось  стекло, но все остались живы, машину, правда, грузовик уделал так, что смотреть на неё было страшно. От вида окровавленного лица матери я потерял сознание, а когда очнулся с перевязанной головой в машине скорой помощи, то не сразу понял, где я и куда меня везут. Дышать было ужасно больно, и хотя я добросовестно терпел, всё же иногда вскрикивал от резкой боли. Врач после более тщательного обследования сказал, что я удачно сломал рёбра, потому что внутренние органы не разорваны, внутреннего кровотечения нет, но полежать с недельку придётся, он хотел понаблюдать за гематомой головного мозга. Он опасался осложнений. Но и здесь мне повезло. Всё обошлось. Отцу наложили гипс на ногу и отпустили на следующий день домой. Мать, после того как её лицо привели в относительный порядок, выглядела весьма экзотично: пластыри и повязка на лбу делали её не столь уверенной. Она зашла ко мне в палату, поинтересовалась, всё ли у меня в порядке, будто бледность на моём лице свидетельствовала об аристократичности моего происхождения, и лежал я исключительно из-за того, что устал, а не потому, что пострадал сильнее их всех. Но её волновало, сколько придётся заплатить за пластику лица, чтоб люди, которые оформляли у неё путёвки в горы, не думали, что могут вернуться оттуда такими же «красивыми». Её почему-то устраивало, что я молчу и только вздыхаю, да ещё иногда ойкаю. Не думал, что испытаю облегчение после того, как за ней закрылась дверь палаты. Брат же бушевал больше всех из-за сорвавшейся поездки в горы. Правда, когда он услышал на следующий день из новостей, что на отель, в котором мы предполагали остановиться, сошла лавина и похоронила огромное количество отдыхающих в нём людей, сменил гнев на милость. Он объявил, что Бог не дал нам умереть, потому что мы нужны ему живые, нам предстоит что-то совершить в этой жизни очень важное. Правда, он не знал, что именно. Гадалка же, к которой он обратился, не обрадовала его заявлением, что он должен благодарить своего брата за чудесное спасение. Вот тогда-то он и пришёл ко мне в больницу, рассказал о визите к госпоже Арине, а потом пытался выяснить, не снизошло ли на меня озарение, что надо от меня Богу. В голове у меня что-то щёлкнуло от напряжения, не иначе,  и именно в тот момент я услышал у себя в голове «странные» мысли, весьма не лестные о себе самом. Мои глаза округлились, но я не сразу понял, что приобрёл некую способность, с которой, если честно, до сих пор не знаю, что делать. Возможно, она со временем уйдёт. А вот что происходит с людьми, потерявшими память? Они лишаются общепринятых понятий. Чтобы объясниться, им надо изобретать новые названия или выучить привычные для всех. Это когда в результате травмы человек не понимает, что с ним произошло, не узнаёт людей. Многие не просто выглядят безмозглыми, а таковыми и являются. Когда мало себе представляют, что за мир их окружает, когда злость захлёстывает, непонятная, необъяснимая, когда странные люди называют себя родными, а человек их просто не знает. Я слышал, как молодой парень на соседней койке выкрикивал бессвязный набор слов, но для него в этой абракадабре был смысл. Правда, через какое-то время к нему частично вернулась память. Он стал понимать (или окружающие так думали) смысл слов, но события последних лет упорно не хотели возвращаться. Старик, лежавший рядом со мной, только качал головой, когда молодая женщина  пыталась убедить того парня, что она его жена. «Милая, - не выдержал дед, - его разум, похоже, отправился в самоволку. Ты бы не изводила себя. Может, стоит подождать? Авось вернётся». Женщина как-то странно посмотрела на пожилого пациента и спросила: «Кто вернётся»? Дед улыбнулся и спокойно произнёс: «Разум. Ты лучше ему альбом и карандаши принеси». Женщина всхлипнула и с надеждой посмотрела на деда: «Думаете, поможет»? Дед Василий вздохнул: «Как знать? Может, поможет, а может, нет. Иногда творчество отгораживает от ночи в голове. Чёрное – это отсутствие света, белое – это ничто, отсутствие памяти, цвет забытья. Ему надо раскрасит мир заново, хотя бы в альбоме». А парень, потерявший память, улыбнулся, когда за женщиной закрылась дверь, вытер навернувшиеся слёзы и промычал что-то похожее на «Тали». Дед встал, сел рядом с парнем и погладил его руку: «Иногда осознание обходит мозг стороной, и тогда ответ ты получаешь прямо от сердца. Доверься ему. Похоже, у тебя случился первый прорыв. Ты вспомнил имя этой женщины. Тали». Парень закивал головой и вновь вытер слёзы. «Но ты пока не знаешь, кто такая эта Тали, а может, Натали»? Парень вслушивался в слова, но никто не мог сказать, прорывались ли они за бетонную стену, возникшую в его голове после травмы и операции. «Тали», - прошептал он, закрыл глаза и уснул, без обезболивающих и снотворных. Впервые».
Андрей не знал, что стало с тем парнем, вернулась ли к нему память. Хотя иногда его посещала мысль, что тот забыл часть своего прошлого, утратил частицу своей жизни под давлением необходимости. А какой именно, Андрей не знал. Он сам периодически оказывался на грани, и тогда, словно добрый волшебник, проявлялся в его жизни дед Василий. В последний раз, когда в голове у Андрея появилась мысль покончить с голосами в голове, с болью, страхами раз и навсегда, в его квартире раздался телефонный звонок, и он услышал знакомый голос:
- У наших воспоминаний тоже есть голоса. Правда, когда дело касается давно ушедших дней, люди способны подтасовывать карты, как сказал какой-то умник. А Аристофан утверждал, что «у короткого ума – длинный язык», - дед Василий вздохнул.
- И что? – спросил у него Андрей, потому что не улавливал логики в заумной тираде деда: при чём здесь воспоминания, голоса в голове и подтасовка событий, какое вообще это имеет к нему отношение, но дед, видно, думал иначе.
«Может, последнее высказывание вообще к кому-то другому относилось? – подумал Андрей. – Или он ошибся номером? А может, это он про себя говорил? Дед, конечно, любит пофилософствовать, но»… - дед заговорил вновь, и Андрей потерял нить собственных размышлений.
- Как что? – почти возмутился дед. - Я же звоню тебе, потому что ощущаю твою растерянность, граничащую с безумием. Звучащие голоса в голове, это не безумие. Это называется телепатия. Ты считываешь мысли других людей и думаешь, что это твои мысли звучат на все лады.
- Ты хочешь сказать, что у нас в психушках одни телепаты?
- Я же не идиот, чтоб утверждать такое. Ты знаешь, сколько людей живёт на земле? – спросил дед Василий.
Андрей вновь был озадачен вопросом деда, попытался вспомнить, но вылезали совершенно другие сведения.
«По-моему, на нашей планете сто пятьдесят миллионов квадратных километров суши. И сколько на этой суше может жить людей? А есть ещё и горы, там тоже живут люди, - подумал он. – Высшая точка над уровнем моря 8872 м – гора Эверест. Да, осталось только, как в фильме «Большая перемена», сообщить: «Погода в Прибалтике»…
Дед же его молчание понял по-своему.
- Я тоже не подсчитывал, но знаю, что очень много. Так вот, из этого множества вспоминают и знают почему-то только особенных людей, не похожих на других. Для этого не обязательно быть гениальным художником, скульптором, артистом. Эти люди могут быть с точки зрения обывателей и слишком просты, но они всё равно выбиваются из привычного ряда. Правда, есть такая простота, которая сродни мудрости. Только вот жизнь у таких людей не сахар. Среди избранных каждый по-своему несёт свой крест избранности, по-своему властвует над умами людей, по-своему страдает…
- Ты хочешь сказать, что я избранный? Кем и для чего?
- Это, брат, не я должен отвечать тебе.
- А кто?
- Ты сам. Есть язык разума, есть язык души и знаков…
- И что? – недоумение Андрея только возрастало.
- Ничего. Терпения и наблюдательности тебе, явно, не хватает. Тебе, похоже, профессиональная помощь нужна.
«Судя по сегодняшнему разговору, не мне одному», - съехидничал Андрей, и только потом сообразил, что подшучивает над дедом, что мысли о суициде исчезли окончательно.
- Только сразу не вставай в позу и не тверди: «И что»? – услышал он вновь голос деда. - У меня есть знакомая, она психотерапевт, сходи к ней, просто поговори. Сделай одолжение старику. У них есть такая бесплатная услуга, - он продиктовал телефон и адрес. – А от себя могу сказать то, что мне однажды сказал один очень умный человек, когда я был на «грани». Единственный способ жить – это жить, говоря себе: «Я могу это сделать», даже если уверен на все сто процентов, что не можешь.
- И кто такой умный? – с иронией в голосе спросил Андрей.
- Мой отец, который умирал от рака, испытывая ужасные боли. Он знал, о чём говорил. И я ему поверил. Иначе бы не говорил с тобой сейчас. А тебе придётся поверить мне. Ты не сошёл с ума. Это дар, мальчик. Надо просто научиться обращаться с ним бережно. Дар даётся для чего-то. И ты должен выяснить это, слышишь?
Андрей молча кивнул, будто дед Василий мог его видеть.
- Молчание – знак согласия. Я уверен, что ты ещё не раз будешь благодарить Бога за свой дар. Я поглядываю за тобой. Только не спрашивай, как. А то и меня в разряд сумасшедших запишешь. Пока, - произнёс он и положил трубку.
Дед Василий звонил две недели назад. За это время Андрей успел побывать у Ирины Анатольевны, стал использовать её советы, чтобы сделать первые шаги по разграничению своих и чужих мыслей. Оказалось, что это возможно. Вот тогда-то и пришла уверенность, что со временем он справится. Он теперь часто повторял заветную фразу: «Я могу это сделать». Потому что «единственный способ жить, это жить». Андрей улыбнулся, невольно настроился на Василия и услышал его голос у себя в голове:
«Кто имеет дело с парадоксом, сталкивается с реальностью», - это Дюрренматт утверждал. Я смог оценить это высказывание, исходя из собственного опыта. А вот Декарт говорил: «Подвергай всё сомнению». Юноша, ты слишком долго лежишь на диване. Предаваться воспоминаниям полезно и даже нужно, но во всём нужна мера, милый».
- Я сегодня видел Ирину Анатольевну, - произнёс он, и только потом сообразил, что Василия рядом нет.
Он вскочил с дивана и написал крупными буквами на тетрадном листе: «Видел Ирину», а потом подумал, что не знает, куда теперь этот листок прикрепить, на лоб, что ли?  Он улыбнулся.
«Не могу разобрать твоё послание. Да, беседа глухого со слепым. А звонить не пробовал»? – услышал он голос Василия у себя в голове.
- Вот так всегда. И пошалить уже нельзя, - он набрал номер деда Василия и как только тот поднял трубку, выпалил: - Я Ирину Анатольевну видел сегодня на причале.
- А я – вас. Играла с волнами?
- Я вначале не понял, что происходит. Она приручила стихию воды? Она с волной, как с котёнком разговаривала. Мне даже показалось, что она погладила её, и сразу шторм превратился в штиль, море успокоилось. Я бы решил, что шторм мне пригрезился, если бы за минуту до этого не попал под брызги ледяные. Мокрая одежда – хороший аргумент…
- Сомневаюсь. А может, ты возле фонтана стоял до этого.
- Ну, стоял. Только я сухой был, - возразил Андрей.
- Ладно, юноша, я приглашаю тебя к себе завтра на чай, не в кафе. Адрес и телефон  я тебе ещё в палате записывал. Проверь. А то вновь продиктую.
- Не надо, я помню, - сказал Андрей.
- Вот и ладненько. Может, проясним чего-нибудь.
- Во сколько?
- Как обычно, - произнёс Василий и положил трубку.
- Как обычно, как обычно, - пробормотал Андрей. – Нет, что-то мне подсказывает, что эта встреча будет не совсем обычной, - он попытался вновь настроиться на деда, но ничего не получилось.
А дед Василий подумал:
« Интересно, что бы Андрюшенька сказал, если бы узнал, что Ирина Анатольевна – не просто знакомая, а моя внучка. Что после смерти сына с невесткой, у моей жены не выдержало сердце, и вот тогда я оказался «на грани», и именно тогда пришёл к умирающему отцу в больницу с жалобами на невозможность жить, на бессмысленность всего происходящего. Я никому не рассказывал, как отец кричал на меня, а потом, успокоившись, спросил: «А с кем Ирку оставишь? Или ты хочешь, чтобы она, как и её мать испытала на себе все «прелести» детдомовской жизни? Единственный способ жить – это жить, говоря себе: «Я могу это сделать». Ты понял меня, Васечка? Когда я твою мать хоронил, я стиснул зубы, прижал тебя к своей груди и осознал, что тебе всего семь лет, что без меня ты пропадёшь. И тогда я впервые произнёс: «Я буду жить. Я могу это сделать». Я старался жить по совести. Может, не всегда получалось? От этого страдал безмерно. А потом радовался, что мне доступны муки совести, значит, не всё потеряно, понимаешь? Радовался, когда казалось, что повода для радости нет никакой. А Ирке всего три года. Я достаточно пожил. Я знаю, что говорю. А теперь иди, устал я. Не хочу, чтобы ты видел, как моё лицо кривится от боли. Молчать научился, а гримасничать продолжаю».
Василий вздохнул, понимая, что настало время сказать Андрею правду. Именно поэтому он пригласил его к четырём часам в гости, на то время, когда они обычно встречались в кафе. Ирина сказала, что сегодня освободится пораньше, какой-то пациент не пришёл. Это значит, что к пяти пожалует домой, а то и раньше.
 А Андрей подошёл к окну и задумался, глядя на плывущие по небу облака. Если бы кто спросил его, о чём конкретно он думал, вряд ли бы он ответил. А потом мысли сделали странный вираж и вернулись к девушке, стоящей на причале во время шторма. Он не знал, где она сейчас, что делает, но, видно, непроизвольно настроился на неё и «услышал» её рассуждения:
 «Что может быть прекраснее не ведающих покоя облаков?! От них исходит то утешение и нежность, то сумрачность, а порой и гнев, беспощадность, переходящая в роковую неизбежность. Иногда они парят над землёй серебристой дымкой, иногда несутся, словно белые паруса или неистовые всадники, а через какое-то время затихают, погрузившись в дрёму в бесцветных высях, мечтательно взирают на землю, словно пытаются приоткрыть некую тайну бытия. Их чудесное перевоплощение восхищает и удивляет одновременно. Облака, зависшие между небом и землёй, между временем и вечностью, меняющие форму и цвет, иногда кружащиеся в неведомом танце, играющие в прятки с солнечными лучами или бегущие по небесным волнам, гонимые ветром в далёкие края, ажурные, улыбчивые и печальные, как жаль, что вы так непостоянны! Но в этой непостоянности, я уверена, вся ваша прелесть и суть».
Столь поэтичное описание природного явления очаровало Андрея, но самое главное, он не знал, почему мысли одних людей он слышит, а других – нет. Иногда он мог делать бессмысленные попытки считать мысли с того же Василия или с родных и знакомых, а порой и незнакомых людей, и они оказывались безуспешными, а иногда без всякого напряжения мысли людей просто «лезли» ему в голову. И что это за процесс такой: он словно слышал то, что ему некто свыше разрешал услышать, или приучал не нарушать покой некоторых людей, не влезать туда, куда его не просят лезть, где его не ждут. Он не всегда улавливал логику, почему одна «дверь» в чужое пространство открывалась сама, а другая выдерживала натиск, не поддаваясь его усилиям.
В какой-то момент ему пришла мысль, что кто-то хочет подвести его к самой главной заповеди: «Не навреди». А ещё не собирать весь «мысленный мусор», не захламлять своё пространство. И самое главное, он осознал, что надо учиться жить, «не работая локатором», не влезая в чужие головы без веских на то причин. Опять же возвращался всё к той же заповеди: «Не навреди». Как-то ему удалось спокойно находиться в обществе людей, как прежде, не считывая чужие мысли. А потом Андрей понял, что его знаний, явно, не хватает, чтобы объяснить элементарные вещи. Василий посоветовал обратиться к оккультной, мистической, метафизической и философской литературе, чтобы найти ответы на волнующие вопросы. И, последовав его совету, Андрей был немало поражён.
Простая мысль, что не люди создают законы мироздания, что эти законы изначально существуют в Природе, а люди лишь постепенно открывают их и начинают ими осознанно пользоваться, вдруг поставила всё на свои места. А потом мысль о собственной исключительности, как оборотная сторона медали, вылезла на первый план. И тут же Андрею попала в руки книга об Авиценне. Он прочитал, что ещё в одиннадцатом веке тот однажды в беседе с прославленным среднеазиатским учёным Бируни (о котором Андрей к стыду своему ничего не знал) сказал:
«У всех учёных одна судьба. Мы, как растения, всходим на подготовленной до нас почве, распускаемся, цветём, бросаем семя и уходим, оставляя другим продолжать наш путь. Никому из нас не дано создать что-то законченное, не нуждающееся в своём продолжении, самодовлеющее, как это дано поэтам и художникам, создания которых нетленными живут в веках… Наши потомки перешагнут и ваши и мои знания, как мы переросли знания наших предков. В этом великая справедливость и радость жизни, растущей и развивающейся. Мне довольно этого сознания. Я рад, что я ступенька в будущее».
- Авиценна считал себя «ступенькой в будущее». А я возомнил, что «пуп земли». Две крайности: либо шизофреник, либо гений. Другого будто и не существует, - пожаловался он как-то Василию.
- Что ж, появился критический подход к собственной персоне. Это не плохо, юноша, только не переусердствуйте на этом пути, - посоветовал дед Василий. – Не возводи на пьедестал страсть находить различия между людьми. Хотя если ты увидел в человеке признаки, отличающие его от других людей, это первый шаг к постижению его. Но весь фокус состоит в том, что постичь-то тебе надо самого себя. Умным можно быть, не становясь учёным. Заметь, я стараюсь не давать тебе определение, что ты умнее кого-то или глупее кого-то, я изначально говорил, что ты – другой. Я, в некоторой степени, тоже другой. И при этом мы как море и суша. Тебе не мешало бы научиться уважать мои противоположные качества, как это делаю я. Ребёнок может быть не глупее учёного, но если он начнёт рассуждать о том, чего не знает, учёный не примет это всерьёз. Это к вопросу о чтении и самообразовании. Ты спишь, милый. А твоя задача – пробудиться. Я сейчас тебе скажу что-то, отнесись к моим словам серьёзно, но без эмоций. Самое скверное, что ты можешь сделать, возгордиться. А если это прибавится к твоим прочим недостаткам, то мои слова станут медвежьей  услугой.
- Слишком пространное вступление, - заметил Андрей.
- К честному признанию. По части дарований ты превосходишь меня. Тебе светит солнце, мне – луна и звёзды. Хотя мы все плывём по реке жизни, постоянно преображаясь, чтобы, в конце концов, перестать существовать в этом мире. В тебе сохранилось детское восприятие мира, согласие с ним. А это дорогого стоит.   
Андрей открывал через чтение неведомый для себя мир. Древнегреческий философ, математик и астроном Пифагор поразил Андрея. Он прочитал, что о гипнотических способностях Пифагора ходили легенды. Будто бы он одним взглядом мог менять направление птиц. А ещё говорили, что его могли одновременно видеть в разных городах, между которыми было несколько дней пути. Будто бы он обладал колесом фортуны и мог, если это было необходимо, не только предсказать будущее, но и вмешаться в ход событий. А философом он считал того, «кто пытается найти, выяснить». Чем больше Андрей узнавал о древнегреческом учёном, тем больше задумывался о себе. Оказывается, способности Пифагору не только не мешали жить, а наоборот, помогали. А это значило, что и Андрей мог найти применение своему дару, развить иные способности, чтобы служить во имя добра и справедливости, чтобы сделать мир лучше.
Он, правда, не знал, как осуществить на практике задуманное, где, как и кому служить. Но главное было в том, что у него появилась, хоть и смутная, а временами ему казалось, что и весьма сомнительная, но всё же цель. Иногда приходила мысль, что время героев-одиночек прошло, а вот где найти единомышленников, он пока не знал.   
«Жизнь, по существу, это непрерывная цепь забвения и неплохо было бы хоть изредка оглядываться назад, чтоб не утерять крупицы истины», - сказал как-то Василий.
Наверное, именно поэтому в предрассветные часы, когда ещё отсутствовал свет, Андрей иногда вспоминал давно ушедших людей. И тогда вдруг из каждого уголка начинало благоухать прошлое. Но собственную жизнь он почему-то в такие моменты видел разбитой на мелкие кусочки, делал отчаянные попытки собрать её воедино, но фильма не получалось, зато более рельефно прорисовывались детали, о которых он не помнил или не видел, когда находился внутри события. А потом стали прочерчиваться отдельные линии, они складывались из «кусочков» в последовательность, о которой он и не подозревал.
  Андрей шёл к деду Василию с ощущением предстоящего чуда. Откуда возникло это ощущение, он не знал. А когда через какое-то время на пороге появилась Ирина Анатольевна, дед Василий радостно воскликнул:
- Что за чудо-птица залетела к нам?
- Понятно, - произнесла Ирина, - ты не сказал ему. Сюрприз решил сделать, чтоб легче было признаться, что я твоя внучка?
- И то, и другое, - улыбнулся дед.
Она посмотрела на вытянутое от удивления лицо Андрея и рассмеялась.
- Сюрприз удался. А мысли деда перед приходом не слышал, что ли?
- Слышал. Надо было либо записывать рецепты экзотических блюд, о которых он постоянно думал, либо переключиться на что-то. Я выбрал второе, - улыбнулся Андрей.  – Если бы я был внимательнее, то заметил бы, что вы похожи. А я, я даже лица Ирины Анатольевны не мог вспомнить, вернее, я его не видел даже. Был погружён в собственные проблемы настолько, что весь окружающий мир будто растворился. И на причале, когда встретил странную девушку, видел и не видел её, какой-то смутный силуэт прочертился. Может, у меня проблемы со зрением?
- О чём ты, дорогой, когда сам закрываешь глаза? Проблема не в зрении…   
- Ладно, дедуся, ну и где твои экзотические блюда? Меня покормят в этом доме? –  Ирина вклинилась в рассуждения деда и увидела благодарность в глазах Андрея.
- Покормят-покормят. Иди мыть руки. А ты, - он посмотрел на Андрея, - достань из холодильника две ёмкости с салатами, а я картошку выложу на блюдо. 
- А я, между прочим, знала, что у нас сегодня кто-то будет. Надеялась, скорее даже, желала, чтобы этим «кто-то» оказался твой юный друг, - сказала Ирина. – Я была слишком резкой с ним на причале. Он словно застал меня на месте преступления. Это произошло от растерянности, что ещё раз говорит о том, как мы все не совершенны. И хотя я извинилась за собственную резкость, осадок остался. Моё желание сбылось, - улыбнулась она и посмотрела на деда: - Знаю-знаю, слышала от тебя не один раз, что нашу судьбу и призвание не определяют наши желания, существует всё же некая предопределённость.
- Правильно. Андрей, ты уже видел, что она может укрощать шторм? Она имеет власть над стихией воды. Может договариваться с ней, управлять. Но, помимо этого, у неё есть ещё и способность предчувствовать будущее. Хотя, я периодически напоминаю ей и себе, в том числе, потому что сам обладаю такой же способностью, что видения могут ввести в заблуждение, если не способен их правильно понять и расшифровать, поэтому стоит ли на них полагаться полностью?
- Нет, конечно. Я не забываю про здравый смысл.
В дверь позвонили. Ира вопросительно посмотрела на деда.
- Нет, это не ещё один сюрприз, - сказал Андрей. – Это та самая предопределённость, о которой вы говорили. Это ваш сосед. Он как заклинание повторяет про себя, чтобы вы его не отфутболили, ибо его разорвёт на части, если он не сможет пообщаться с вами. Ему это необходимо, как глоток воды в пустыне.
- Что ж, придётся открыть дверь Феликсу, чтоб не умер от жажды, - произнесла Ира, а сама подумала, что он сегодня, явно, некстати, не пришёл на приём, а теперь ломится в гости, очевидно, решил наверстать упущенное.
- Феликс слишком умный, - вздохнул дед, - это его самая главная проблема. Горе от ума.
- Здравствуйте, - произнёс сосед деда Василия. – Извините, что нарушил вашу идиллию.
- Ты ничего не нарушил, - сказал дед Василий. – Проходи. Есть будешь? Нет? Тогда могу предложить чай. Сейчас уберу тарелки со стола, и будем чаёвничать. Андрюша торт принёс…
Андрей стал помогать деду, а Ирина пересела на другое место. Теперь Феликс оказался напротив неё. Он, явно, смущался от пристального взгляда Ирины Анатольевны, проговаривал про себя оправдания, почему не пришёл на приём, но вслух их произнести не осмеливался.
- Итак, - услышал он. – Что за причина не позволила вам прийти сегодня на приём?
Феликс сжался под её взглядом. Он ощутил себя учеником-прогульщиком в кабинете директора. Все заготовленные фразы улетучились, заранее продуманное и, как ему казалось, убедительное обоснование прогула, растворилось. Странное чувство, будто оказался обнажённым в общественном месте, парализовало его волю. Вылезла досада на самого себя, от чего готов был заплакать, как в детстве. Но ему был задан прямой вопрос, на который он должен был так же прямо и честно ответить, иначе перестанет уважать себя. Если бы его не спрашивали, он мог бы выдать витиеватую фразу, в которой пряталась причина, и выглядела бы она весомой, значимой.
- Я размышлял.
- И о чём же? Можно полюбопытствовать?
Андрей видел сейчас совсем другого человека. Это была не прежняя Ирочка, дедушкина внучка, это был строгий, справедливый, уравновешенный и достаточно благожелательный доктор, а Феликс – не сосед, пациент.
- О многом. Я порой ощущаю себя генератором идей. Не смейтесь. Мои идеи не безумны, но могут показаться таковыми. Мне о них просто необходимо кому-то рассказывать. Это могут быть и совершенно незнакомые люди. Им проще от меня убежать, и при этом не ощущать собственную бестактность, ибо я первым вторгаюсь в их пространство без разрешения. Я всё время надеюсь, что встретится человек, которому будет интересно не просто слушать меня, но ещё и воплотить, так сказать, теорию в практику. Ведь «утопии часто оказываются лишь преждевременно высказанными истинами». Это не я придумал, Ламартин, - произнёс Феликс, а потом Андрей услышал монотонный монолог – без конца повторяющийся, но весьма увлекательный.
Идеи «бродили» в голове Феликса, «сталкивались», «смешивались» и «рвались» наружу. А он, как волшебник, собирал их в некий саквояж, чтоб в какой-то момент выпустить, как птицу из клетки. Правда, Феликс никогда не был уверен, настал ли этот самый момент, тем ли людям он «выдал» идеи, или это были случайные слушатели, которым было не до бредовых измышлений непризнанного гения, поэтому они скинут все его откровения у ближайшего угла дома и пойдут дальше, не обременённые мучительными поисками разгадки. Хотя иногда ему казалось, что его «открытия» могут увести людей в лабиринты, в которых блуждал он сам в поисках выхода, но не мог остановиться, не в состоянии был заставить себя молчать.  А может, просто страстно желал найти среди собеседников проводника, который бы вывел его из лабиринта на свет божий, потому и «делился» открытиями?
Андрей вдруг ощутил всё это за витиеватостью слов и непонятными терминами,  хотел как-то поддержать этого странного человека, но не знал, как. И вдруг услышал:
- А может, я и вправду безумен? Я блуждаю в потёмках, и нет рядом никого, кто бы взял меня за руку и пошёл бы рядом. А что если никто и не должен меня выводить, что если каждому из нас предназначено искать выход самостоятельно, в одиночестве? Либо я не там ищу, раз блуждаю.
- Гёте утверждал, что «кто ищет, тому назначено блуждать». Может, сам процесс блуждания – это норма? – услышали они голос деда Василия.
Он поставил на стол чайник и улыбнулся:
- А что бы ты сказал про человека, которого тревожит закат, как может тревожить фотография давно забытой возлюбленной, случайно найденная в коробке с другими фотографиями далёкого прошлого, и он уверен, что созерцание окончания дня может открыть ему смысл рождения и смерти? Или если бы узнал, что кто-то пытается говорить со зрителями языком танца? А потом вдруг услышал из его уст заявление, что каждое действие, которое изменяет мир, - героическое, что картины – это магия, хотя у тебя может быть противоположное мнение, не совпадающее с общепринятым, ещё более невероятное. Я думаю, что каждая идея требует бережного к себе отношения, её надо исследовать, прежде чем выносить окончательный вердикт. Твоя проблема в том, что ты не заботишься о собственных идеях, ты просто их рождаешь и сразу отправляешь в мир. Ты просто мачеха идей какая-то. А что происходит с людьми, на которых ты навешиваешь эти самые идеи? Как они себя чувствуют, ты задумывался когда-нибудь? И что тобою руководит?  «Жажда славы – последняя, от которой отрешаются мудрецы», утверждал Тацит. Может, всё дело в ней, окаянной? Нереализованность порождает искажения. Нельзя же квакнуть и – в болото.
- Я должен подумать над вашими словами, - произнёс Феликс и встал. – А к вам, Ирина Анатольевна, я приду завтра. Я просто перенёс свой визит. Должен откланяться, - он встал. – Спасибо, что выслушали. Это очень важно для меня.
Что-то жалкое появилось в его фигуре, в самом наклоне головы. Дед Василий проводил его до двери, обнял за плечи и что-то прошептал на ухо, отчего Феликс расправил плечи и гордо произнёс:
- Естественно.
Ирина хотела спросить, что такое её дед сказал Феликсу, отчего тот весь преобразился, но не спросила, посмотрела на Андрея, уверенная, что тот услышал не только шёпот деда, но и мысли самого Феликса, но не позволила любопытству взять верх. 
Андрей понимал, что пора оставить деда и внучку наедине, но продолжал тянуть время.
- Почему людям кажется, что отвергнутый путь и был их настоящей судьбой? – спросила Ирина.
- Потому что они просто не знают, что отказ от чего-то вписан в их судьбу, - улыбнулся дед.
Андрей встал.
- Мне пора, - произнёс он.
- Я не буду тебя задерживать, - сказал дед Василий. – Знаешь, когда Ирка была маленькой, мне хотелось, чтобы хоть иногда она была не такой послушной, чтобы шалила, как другие дети. Но моё хотение ничего не меняло. Но настало время, когда она выросла, и всё поменялось. Сейчас я думаю иногда, как бы было хорошо, если бы она осталось такой же послушной, как в детстве. Так устроены люди, они всегда чем-то не довольны. Им не угодишь.
- Я знаю, - сказал Андрей, вспомнив своего брата.
Ирина проводила его до двери и вдруг сообщила:
- Завтра будет шторм. Жаль я не смогу прийти на причал, чтоб поймать его возникновение. Я освобожусь только в семь часов вечера.
«Это приглашение? – подумал он, и тут же услышал мысли Ирины: - Это предупреждение. Мне хотелось бы побыть одной завтра. А вот послезавтра я работаю до двух. Мы могли бы пересечься в парке, на центральной аллее в половине третьего. Нам есть о чём поговорить».
- Спасибо, - произнёс Андрей, а дед Василий улыбнулся.
- У тебя путаница с «волшебными словами» произошла в детстве, после аварии или от присутствия моей внучки?
Андрей покраснел.
- До свидания, - произнёс он.
- До свидания, дорогой, - сказал дед Василий.
- До встречи, - улыбнулась Ирина.
- А-а-а, вот откуда ветер дует, - произнёс дед и обнял внучку.
Андрей вышел из подъезда и удивлённо посмотрел по сторонам. Ему казалось, что они общались совсем недолго, а на улице была глубокая ночь. Всю дорогу он думал о предстоящей встрече с Ириной. И только когда переступил порог собственной квартиры, ему пришла в голову отрезвляющая мысль, что эта встреча может быть всего лишь частью терапии.
Андрей проснулся среди ночи. Свет луны, проникающий в комнату, делал её сюрреалистической картиной неизвестного художника, отчего ему стало немного не по себе. К тому же он ощущал время как-то по-особому, секунды вдруг стали, прозрачными, как хрусталь, а потом вытянулись в бесконечно прямую линию и застыли. Он не понимал, что происходит. Ему показалось, что время играет с ним, что это живое существо. Андрей вскочил, включил свет и посмотрел на часы. С момента его засыпания прошло всего пять минут, а он за это время успел выспаться, испугаться и погрузиться во что-то, чему объяснения не было в его арсенале.
У него кружилась голова, было ощущение падения в неизвестность, когда трудно отличить реальность от сна, когда пугаешься себя, происходящего, тупо смотришь вокруг в ожидании возвращения в исходную точку. Андрей испытал ужас, ему показалось, что он через мгновение может оказаться в ином времени, а он не знал, как задержаться от «провала», ухватиться за зыбкое «сейчас».
 И вдруг раздался телефонный звонок.
Андрей схватил трубку, услышал какое-то странное бормотание и почти прокричал:
- Что надо?
- Извините, - произнёс приятный мужской голос, - я ошибся номером. Плесни воды в лицо, ты застрял между сном и реальностью.
- Что? – спросил Андрей.
- Умойся, говорю.
- Кто ты?
- Да какая тебе разница? И номера твоего телефона я не знаю. Звонок не реальный, а голос мой ты воспринимаешь сквозь иное пространство. Иди на кухню.
Андрей посмотрел на трубку, положил её на аппарат и вдруг осознал, что трубка беззвучно легла на место. Он топнул ногой и снова не услышал ни единого звука.
«Оглох. Этого только не хватало».
За окном дождь в полной тишине поливал двор. Андрей открыл окно. Собака, выбежала из-за угла, уставилась на Андрея, а потом стала открывать рот, как в немом кино. Это было бы забавно, если бы происходило на экране телевизора, а не с ним в его квартире.
«Должно быть, лает», - подумал Андрей.
- Чего стоишь? – услышал он снова голос назойливого абонента.
- В себя не могу прийти. Будто у меня каждую ночь подобные приключения случаются. Все звуки исчезли. Я слух потерял?
- Ты бестолковый от рождения или поглупел в одночасье? Воды в лицо плесни. Тебе проснуться до конца надо. Ты и ни здесь и ни там.
Андрей пошёл на кухню на ватных ногах, открыл кран, увидел, как вода беззвучно полилась в раковину. Он подставил под неё руки и резко плеснул себе в лицо.
- Твою мать, - выругался он. – Вода холодная, пол ледяной. Чего я здесь делаю? – спросил он и услышал шум льющейся воды.
Все звуки вновь вернулись. Он закрыл кран. В окно врывался холодный воздух: ночи весной не всегда бывают тёплые. Шум дождя, шелест листвы, лай собаки и даже протяжно-жалостливое пение пьяного соседа, - всё вдруг вызвало неимоверную радость у него внутри.
- Лунатиком стал, не иначе. Получается, что я спал наяву. Ко всем моим причудам, происходящим в последнее время, теперь ещё и это вылезло. Надо будет Ирине рассказать про моё ночное происшествие при встрече.
Он закрыл окно, выключил свет, юркнул под одеяло, вспомнил, что не посмотрел, который час, подумал, что это не имеет значения. Вообще, всё сейчас не имело для него никакого значения, он просто хотел спрятаться от того, чего не понимал, укрылся с головой одеялом и почти мгновенно уснул.
С утра Андрей вспомнил, что сегодня у него экзамен, а он больше половины билетов не успел выучить. Уже в институте он договорился с Иваном, своим однокурсником и другом, что тот приоткроет дверь, когда Андрей зайдёт в аудиторию, чтобы услышать вопросы, на которые тот должен будет отвечать, а потом по учебникам и конспектам прочитает всю имеющуюся информацию.
- Чудишь? – спросил Ваня.
- Нет. Хочу проверить одну идею.
«Я голодный, как дворовый Бобик. За обед соглашусь на сомнительную авантюру. Но как сказать об этом? Меркантильным становлюсь, но уж очень кушать хочется, - подумал Иван. – Прослушка у Андрюхи должна быть сверхчувствительной, если я буду бормотать в коридоре».
«Да, «прослушка у меня – зашибись», - подумал Андрей, а вслух произнёс:
- Про себя читай. Обед за мой счёт.
Экзамен Андрей сдал на отлично, первый вопрос он знал без всяких подсказок, потому что успел выучить. Со вторым вопросом он бы выкрутился и без Ивана. Считывание «полезной» информации с друга он воспринял, как, своего рода, эксперимент. Правда, мысли преподавателя оказались гораздо полезней для него. И всё же Андрей впервые не испытывал удовлетворения от отличной оценки. Ванька не стал докапываться, что за этой причудой стоит. У него было предположение, что после аварии у его друга случились некие проблемы с головой. Он мог бы и не читать текст, понимая абсурдность и просьбы и самого действия. Но он был человеком слова.
- И что? Помогло тебе моё чтение? – спросил Иван.
- Очень. Это энергетический посыл знаний через пространство. Как действует, никто не знает. Тайна тайн, но помогает, как видишь.
«Да, брат, видно, всё же сильно тебя долбануло по голове», - подумал Иван.
А Андрей едва не покатился со смеху, услышав его мысли.
«Надо завязывать с подобными просьбами. Либо я учусь, как все нормальные люди, либо ухожу из института», - решил он, а потом вообще пришла странная мысль, что он не туда пошёл учиться, потому что дару телепатии соответствовал бы профиль психолога или следователя, а не информатики, к тому же это был выбор матери, а не его.
Он вдруг улыбнулся, подумав, как бы он «обрадовал» мать, если бы ушёл из института.
«Интересно, а нельзя ли перевестись в другой институт? И что для этого нужно»?
- Вань, тебе нравится учиться в нашем институте? – спросил он после обеда.
- Да. Я отличник не по призванию или талантам исключительным, я усидчивостью беру. А почему ты спросил?
- Хочу поменять профессию, кардинально, только пока не знаю, как это сделать. Хочу психологом стать. Надо посмотреть, в какой институт пойти учиться.
- Андрей, у нас в институте есть факультет психологии.
- Ну, да. Я забыл. Как думаешь, что нужно, чтобы перевестись на него?
- Моя знакомая дружит с дочерью декана этого факультета. Я спрошу у неё. Это же не секретная информация, - пообещал Иван. 
- Спроси, Ванечка. Я вдруг понял, что не там учусь. Не моё это. Да, отличник, мне всегда легко было учиться, но если вот здесь не спокойно, - Андрей коснулся груди, - то надо что-то с этим делать. Может, мне надо было получить удар по башке, чтоб понять, что это не моя жизнь?
«Может, и правда это ему поможет обрести душевное равновесие? Из серии помоги себе сам»? – подумал Иван и почему-то успокоился, хотя всё же недоумение осталось: зачем Андрею надо было сдавать все экзамены досрочно с группой из пяти человек, быть первым среди первых, если собрался слинять с нашего факультета».
- Гордыня во всём виновата, - вдруг прошептал Андрей, и Иван увидел что-то беспомощное в лице друга.
 Андрей ещё долго не мог успокоиться после расставания с другом. Пытался читать, смотреть телевизор, даже принял душ, - результат оказался нулевым. В какой-то момент он посмотрел на часы и ужаснулся. Оказывается, он уже почти с час ходит кругами возле телефона, споря с самим собой, нужно ли дёргать деда Василия, исповедуясь по всяким пустякам. Но за этим желанием стояло нечто другое, поэтому в какой-то момент глубоко вздохнул, словно перед прыжком с вышки, и, не давая сомнениям вновь взять перевес, позвонил.
- Что-то случилось? – спросил дед Василий.
- И да, и нет. Я сегодня смухлевал на экзамене. И отличная оценка не в радость. А вообще я подумал, что всю жизнь за меня кто-то принимал решения. Я хочу стать психологом. Два года отучился и только сейчас понял, что не тем занимаюсь.
- Лучше поздно, чем никогда. Мне не приходило в голову принимать решения за свою внучку, да она бы и не позволила. Характер не тот. Я только поддерживал её выбор. Меня радовало, что она знает, чего хочет. Ирина обладает особым даром: проникновенным знанием людей. Неординарные люди не вписываются в общепринятые нормы и правила. У неё дар любви, она наделена тонкими и богатыми чувствами. Она любит аромат цветов, утреннее солнце, полёт птиц, музыку, весь окружающий мир. Ты когда-нибудь обращал внимание на то, говорит ли она о мотыльке или собаке, пробегающей на рассвете под её окном, или о нищем с авоськой возле мусорного бака, за всем, о чём она рассказывает, возникают реальные образы, ты начинаешь видеть это вместе с ней. Но ведь и в её профессии подобные люди – это, скорее, исключение из правил. А когда видишь, что за улыбкой человека в белом халате стоит бездушная привычка, механическое проявление, лишённое тайны, становится не по себе. Мне кажется, что ты смог бы быть неплохим психологом. И твой дар тебе бы в этом помогал. Я думаю, что ты, как и Ирина,  не мыслитель. И это не оскорбление, потому что тебе дано нечто другое, ты властелин в царстве образов. Мыслитель пытается познать и представить мир с помощью логики, а ты – смотришь иначе. Может, поэтому и дар открылся в тебе. Хотя есть во всём своя предопределённость. Ты почти нащупал дорогу, по которой пойдёшь.
- Спасибо. Для меня это очень важно.
- Я думаю, что у тебя всё получится.  Жизненного опыта у тебя, правда, маловато, но это дело наживное.
  Вечером Андрей решил прогуляться. Он уговаривал себя, что ему совсем не любопытно, почему это вдруг Ирина не захотела видеть его сегодня. Что за ритуал такой она собиралась совершить в одиночестве? Он не понимал, почему ему нельзя хотя бы одним глазком посмотреть на неё? Потом он решил идти в парк, но ноги почему-то сами торопливо шагали в сторону причала. Издали он увидел Ирину и весьма респектабельного мужчину лет тридцати пяти. Андрей не собирался подслушивать их разговор, он резко повернулся, чтобы уйти подальше. Но расстояние не спасло. В голове уже слышалось недовольство мужского голоса. Он твердил:
«И что этой выскочке надо? Я три года обихаживал её. Подумаешь, в разговоре с другом в компании проговорился о её детских страхах. Это же смешно. Она постоянно ищет, к чему бы прицепиться, меня это выводит из себя. Да кем она себя мнит? Королевой красоты, что ли? В таком возрасте женщины должны быть благодарны, что на них вообще обращают внимание», - подумал он, а вслух сказал:
- Я забыл, что ты просила никому не рассказывать об этом. Просто к слову пришлось.
- Игорь, люди часто так поступают, и ты, к сожалению, не исключение. Ты тоже используешь мои признания и можешь очень больно ударить. Понимаешь ли ты это или нет.
Андрей ощутил его растерянность, потому что мужчина считал, что это была его лучшая речь. И то, что он привёл в пример реальный случай, только усилило впечатление. И он не заметил,  что это ранило её.
- Влезать в душу другого человека тебе никто не позволял, - сказала Ирина. - Наша связь должна была тебе показать, насколько ты не похож на меня. А не подвигнуть тебя к идее сделать меня такой же. Ты с огромным энтузиазмом ломал меня, не понимая, зачем это тебе было нужно. Хотя говорил обратное, утверждал, что у тебя стремление к освобождённости. Да. Но только собственной, а не другого человека. – Андрей слышал параллельно возражения Игоря, которые не озвучивались, он хотел изобразить смирение, показать, что тоже умеет слушать. - Есть люди, которые могут многому научиться, но ты не из их числа. Мне казалось, что достаточно одной только любви, одной только искренней преданности, чтобы превратить обоих в единое целое, чтобы сгладить различия и преодолеть противоречия. Любовь для меня – это чудо сотворения, преображения, это то, в чём люди должны жить. И она идёт от сердца, а не от головы. Я хотела только одного: вернуть тебе твою собственную природную сущность. Если тебе будет нужна помощь, если будешь нуждаться во мне, позови, и я откликнусь в любой момент, - произнесла она, понимая, что он после этих слов будет всеми силами стремиться справиться с собственными проблемами самостоятельно: гордыня не позволит попросить помощи, но он будет звонить и докладывать о маленьких победах.
Андрей далеко ушёл от причала, он опомнился только на аллее парка, в его голове стали звучать отрывки внутренних монологов людей, проходящих мимо него. Он пытался вырваться из невидимой паутины с помощью методов, которые ему рекомендовала Ирина. В какой-то момент он понял, что смог справиться и улыбнулся, хотя радость была всё же омрачена сценой расставания Ирины с человеком, с которым, по его предположению, у неё были достаточно длительные отношения. 
Ветер пел о тревоге, странствиях, о лесах и реках, о весне, о жизни. В какой-то момент Андрею показалось, что Игорь для Ирины – пройденная ступенька, что разрыв зрел давно, он был просто неминуем, что в жизни этой необычной женщины грядут перемены. И вдруг Андрей осознал, что вся прелесть мира почему-то сконцентрировалась в её образе, в нежном взгляде синих глаз, милой улыбке. Он растерялся, потому что не знал, что с этим делать.
Дома он добросовестно погрузился в конспекты, решив, что хоть времени и достаточно для подготовки к следующему экзамену, но лучше не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Андрей пытался убедить себя, что совсем не ждёт встречи с Ириной, поэтому с утра тоже погрузился в чтение конспектов, и оторвался только за час до встречи. Привёл себя в порядок, заставил съесть несколько бутербродов с чаем, посмотрел на часы и почти выбежал из дома.   
Ирина пришла чуть раньше, увидела в парке цветущий каштан с могучим стволом, круглой кроной и замерла возле него. В какой-то момент ей показалось, что дерево дышит полной грудью на ветру, призывно посылая в пространство терпкий запах необычных соцветий. Она села на скамейку рядом с ним и стала слушать, как шелестит его крона. Она не заметила, как подошёл Андрей, и вздрогнула от неожиданности, услышав его восклицание:
- Я рад вас видеть!
Он сел рядом с Ириной на скамейку и вдруг восторженно проговорил:
- Вы такая красивая…
- Ты мне льстишь. Я, правда, пока не понимаю, с какой целью. Я отдаю себе отчёт, что Природа при создании моего лица, явно, не захотела особо напрягаться, усердно прочерчивать линии, но всё же была добра ко мне, за что я ей безмерно благодарна. Мне тридцать, тебе – только-только исполнилось двадцать. Но дело даже не в возрасте. Мы никогда не будем с тобой в том качестве, к которому ты тяготеешь.
Краска залила лицо Андрея.
- Друзья – это всё, что я могу предложить тебе. Ты хороший мальчик, но у тебя другая дорога. Хотя какое-то время мы проведём вместе. Как ты смотришь на совместную работу в качестве моего ассистента с осени? Дед мне сказал о твоём решении. У тебя всё получится. Думаю, у нас с тобой будет хороший тандем. Мы будем дополнять друг друга, при этом выиграют все: и пациенты, и клиника. Я договорюсь с начальством. Тебя возьмут на полставки. А в остальном, - она сделала паузу. – Если я позволю твоим чувствам взять верх над рассудком, да к тому же поддержу твой порыв из-за того, что это льстит мне, мы оба окажемся в ловушке, и очень пожалеем об этом. И дело не в возрастной разнице и даже не в том, что ты слабее меня. Я из другой песни. И мы оба не умеем подстраиваться, ощущаем любое давление, как трагедию века. И даже если пытаемся терпеть, всё равно взрываемся. Но главное, что невозможно соединить не соединяемое, и решаем это, слава Богу, не мы. К тому же два неординарных человека под одной крышей – перебор. Я знаю, о чём говорю. К тому же ты путаешь благодарность с любовью. Это из той серии, когда ученики влюбляются в своих учителей, пациенты в лечащего врача, но это очень быстро проходит, потому что не имеет ничего общего с Любовью.  И ещё, коль суждено работать вместе, обращайся ко мне на «ты».
- Я ещё тот фрукт. Я никому бы не пожелал себя в мужья. Хлопот не оберёшься. Залипаю. Поэтому хорошо, что ты сильнее меня, слабые люди волны не приручают, - произнёс Андрей. 
- Пятнадцать лет…
- Что?
- У меня пятнадцать лет ушло на это. Я думаю, что дело не в моём упорстве. С дуру можно и лоб расшибить при попытке пройти сквозь стену. Нет. Я думаю, что у меня просто некая генетическая предрасположенность к не совсем обычному восприятию мира. Мы долгое время жили за городом. В доме моего прадеда, которого я совсем не помню. Меня перевёз туда дед после гибели моих родителей. Во время путешествия по морю на паруснике случился шторм, их не нашли: ни парусника, ни людей. Мне было три года. Потом дед похоронил бабушку, а через месяц – своего отца. Прадед просил перед смертью присматривать за домом и садом. Это наше родовое «гнездо». Я переехала в квартиру своих родителей, в которой ты был, только когда стала учиться в институте. Дед остался жить в родовом «гнезде». Я приезжала к нему в выходные и в отпуск. Мне нравится наш дом. Дед временно остался в городе. Я не решилась отпустить его после больницы одного. Я много лет подряд, пока мы жили за городом, встречала рассвет возле моря. Училась его слышать и понимать. Оно имеет свой характер. Зато когда оно откликнулось, я ликовала. Но это было только начало. Я тебе рассказываю это, чтобы ты понял, что ты видел не чудо тогда на пирсе, а результат долгого и упорного труда. Теперь я лишь иногда встречаю рассвет на причале. И тогда я вижу, как серый мир медленно превращается в цветной. Золотистый свет разливается по голубому небу, воде, доползает до причала. И вот уже я тоже в этом свете купаюсь и испытываю невероятный подъём, восторг. Мне в детстве нравилась музыка, хотя у меня проблемы со слухом. Я уже не помню, как моя мать играла на скрипке. Но однажды возле кафе я услышала, как играет уличный скрипач. Вокруг стояли благодарные слушатели. Я не сразу увидела его. Вначале услышала, как скрипка пела в ночи, рыдала и манила. Это была какая-то отчаянная, пронзительная музыка о любви и боли, о потере и приобретении, о расставании и встрече. Её стонущие звуки оказались очень созвучны моему настроению, я заставила себя пройти мимо, потому что испугалась, что это звучание поглотит меня, но когда я пробовала воспроизвести музыкальный отрывок, услышанный мною, получалось нечто запредельное, даже отдалённо не напоминающее оригинал, что меня нисколько не смущало. Больше я того скрипача не встречала, но с тех пор пою свою версию музыкального произведения морю. Если честно, я даже не знаю, что именно он играл. Может, это было его собственное сочинение. Море принимает моё пение, а вот люди, я уверена, зажмут уши и постараются убежать подальше. Иногда мне кажется, что жизнь – это события, связанные в одну цепочку, словно бусины чёток. Но когда я начинаю её вспоминать, она превращается в подброшенные вверх бусины, из которых лишь малую часть успеваю поймать. И только позже понимаю, что это самые яркие моменты, остальные выпадают. Извини. Ты благодарный слушатель, но я, похоже, загрузила тебя по полной программе. Если хочешь, приходи завтра на пирс встречать со мной рассвет.
- Хорошо. Я постараюсь.
- А теперь выкладывай, что у тебя произошло вчера ночью? – спросила Ирина.
Она внимательно выслушала его рассказ.
- Жить буду? – улыбаясь, спросил Андрей.
- Да, долго и счастливо.
А потом она стала задавать ему массу странных вопросов, просила рассказать о подобных случаях из детства. О сказочных встречах с рыцарями, о нездешних замках, в которых он оказывался во сне.
- Я не думаю, что способен путешествовать во времени или по другим пространствам, - вдруг произнёс он.
- А я и не утверждаю этого. Иногда реальность и сон переплетаются так тесно, что одно неизменно торжествует над другим. Сон стирает различия между здесь и там. Время не имеет значения, оно вначале замедляется, и вдруг ты оказываешься вне времени, - сказала Ирина. – Но то, что ты не впервые оказываешься на грани между сном и реальностью, это очевидно. И тот голос тебе знаком. Хорошая новость – ты не лунатик.
- А плохая?
- Я бы так не формулировала. Скорее, необычная способность в зачаточном состоянии, о которой ты знаешь, но по каким-то причинам не хочешь выносить на сознание. Ты способен останавливать время. И, - она сделала паузу, - проходить сквозь миры. Плохо, что подсказки, которые просто сваливаются на тебя по жизни, знаки – как китайская грамота для тебя или как любовные письма для безграмотного.
- Зачем так много вопросов?
- Пытаюсь вывести тебя на путь к себе, потому что работа у меня такая, очень похожая на ревю, - она изобразила улыбку. – Я хочу пригласить тебя в одно место. Оно мне снилось в детстве, но дед сказал, что я отправлюсь туда с единомышленником. Там волны ударяются о скалы, с которых открывается водный простор, а чуть в стороне виден старый маяк. Он хранит много трагедий, чудесных спасений, явлений и иногда открывает дорогу в Запределье, чтобы освободить человека от страданий.
- Сказка какая-то.
- Нет, быль. И поедем мы туда, как говорит дед, в эти выходные. Нам придётся долго идти пешком по лугу, по бездорожью, потому что дорога туда забыта. Но иногда Провидение приводит туда страждущих. Дед не сказал, что нас ожидает там. Я обращаюсь к тебе, потому что не могу одна туда поехать, а мне очень надо.
- Я же не отказываюсь, - смутился Андрей. – Просто звучит всё это немного странно.
- Кто бы говорил! Тебе мало нас с дедом и себя самого? – спросила Ира.
Улыбка на лице Андрея засияла, словно бриллиантовое солнце из другой галактики. 
- И что ты мне посоветуешь? – спросил Андрей.
- Тебе ещё и совет нужен? Хорошо. Когда увидишь своё отражение в зеркале, улыбнись себе и прими себя – этого знакомого незнакомца.
До выходных Андрей успел сдать последний экзамен на отлично и написать заявление о переводе на другой факультет без всякой надежды на успех. И вдруг случилось чудо. Будто кто-то за его спиной решил этот не совсем простой вопрос. А ему лишь передали, что с сентября он будет учиться на факультете психологии.
Ирина ждала его на автовокзале. Андрей не сразу узнал её. Девушка в спортивном костюме с небольшим рюкзачком за спиной помахала ему рукой. Он пожал плечами и остался стоять на месте. И вдруг услышал мысли Ирины.
«И что это за выкрутасы? Так и будешь стоять на месте, пока я не возьму тебя за руку и не подведу к автобусу? Дружок, посадка началась. Я тебе машу рукой, а ты в ответ пожимаешь плечами»?
- Я здесь! – вдруг закричал Андрей и сорвался с места.
- Тебя в цирк не приглашали работать? – спросила Ирина, когда он оказался рядом. – Чего ты напихал в рюкзак?
- Тебе перечислить всё? Или удовлетворишься ответом, что взял самое необходимое и еды на два дня.
- Почему на два? – спросила Ирина.
- Потому что я слушаю твоего деда. Это же вы видящие. На сколько сказали, на столько и взял. Плюс ещё тёплую одежду для тебя. Ночевать я, конечно, не собираюсь там. Но твой дед сказал, как-то очень загадочно, что всё может быть. Ты не знаешь, что бы это значило?
Ирина пожала плечами и улыбнулась. Они тряслись в автобусе больше двух часов. Потом шли по полю к цели, которая даже ещё не обозначилась в пределах видимости.
- А как насчёт привала? И я бы перекусил.
- Отдых! – объявила Ирина. – А кого ты собираешься перекусывать, зубастенький ты наш.
- Бутерброды. Они у меня в рюкзаке. Там ещё термос с горячим чаем. Достань, если не трудно.
Он неподвижно лежал на лугу, уставившись на бледные облака. Мысли исчезли, он не знал уже, смотрит ли на облака в небе или вглядывается в сумрачный мир своей души. Чувство голода исчезло. Но он всё же съел бутерброд, выпил полкружки горячего чая и встал.
- Нам надо поторопиться. Сколько по времени нам ещё топать до твоей скалы? – спросил он.
- Минут двадцать.
- Она с другой стороны идёт. Надеюсь, что мы успеем.
- Кто идёт? Куда успеем?
- К началу, а не к финалу. Там девушка решила свести счёты с жизнью. Она беременная. Сообщила отцу ребёнка радостную новость, а он сбежал. Это краткое содержание её мысленного монолога. Хочет оставить сумочку с паспортом, чтобы знали, кто там плавает внизу. Она идёт к вершине скалы.
- Мы успеем, - сказала Ира и почти побежала вперёд.
Но всё же девушка пришла чуть раньше. Они увидели её, застывшую на краю скалы, погрузившуюся в собственные мысли о самоубийстве.
- Настенька, а как же малыш? Он чем виноват? – спросил шёпотом Андрей.
  Ирина оглянулась, потому что была уверена, что слышит голос из ниоткуда, очень ласковый, нежный, в нём звучала забота. Девушка тоже не сразу поняла, кто её спрашивает. Этот голос принёс успокоение, так мог говорить только ангел или тот, кого послали к ней ангелы, чтобы не дать свершиться беде.   
 - Он никому не нужен.
- Мне нужен, милая, - произнёс Андрей. – У тебя же паспорт с собой? Мы сегодня же распишемся и поедем к бабушке. Из меня выйдет хороший муж и отец. И я не шучу. Да, дорогая, меня послали ангелы к тебе. Они не хотят, вашей смерти…
- А чем ты докажешь, что ты ангел? – девушка, наконец, повернулась к Андрею, увидела стоящую чуть поодаль странную женщину с нимбом вокруг головы (она не сообразила, что это всего лишь диск солнца за её спиной), рюкзаки на земле и с горечью заявила: - Ангелы с рюкзаками не ходят, не морочь мне голову. А она кто? Тоже ангел?
- Сергей сожалеет, что наговорил тебе столько глупостей. Надя нашла твою записку и позвонила ему.
- Откуда ты знаешь его имя и имя моей подруги? Это Надя послала вас за мной, чтобы я не прыгнула туда? – девушка кивнула на море.
- Ты забыла, что не написала, куда ты отправилась. Хотя Сергей понял твой намёк. Ты написала, где всё началось, там и закончится. Надя не поняла, а Сергей всё понял. Он решил всё исправить.
- Я ему не нужна и ребёнок не нужен. Родители меня не простят…
- Они рады, что у тебя будет дочь, похожая на тебя. Но тебе рано к ним. Мир мёртвых не для вас.
- Зачем отец сделал это? – вдруг со слезами на глазах спросила она.
Ирина с тревогой посмотрела на Андрея. Вопрос был, явно, провокационный.
- Люди часто совершают глупости, о которых потом жалеют, - произнёс Андрей.
Настя села и горько заплакала, Андрей обнял её, отвёл подальше от того места, откуда она собиралась спрыгнуть. Она что-то бормотала сквозь слёзы, вытирала их руками и вновь что-то  пыталась сказать.
- Меня все обманывают. Я не верю вам.
- Я женюсь на тебе, если ты согласишься. Я обещаю, - повторил Андрей. – Ну, что за люди? Чудеса им подавай, - с горечью в голосе произнёс он, пытаясь сообразить, что он может сделать ещё, если его стопроцентные попадания не явились для неё чудом.
Он посмотрел на Ирину.
- Что ж, - произнесла она, - смотри, дитя человеческое.
Она подошла к краю обрыва, подняла руку и вдруг огромная волна налетела на скалу, поднялась до руки Ирины и лизнула её на глазах изумлённой Насти. А потом закрутилась в спираль, чтоб вернуться назад и стать пеной среди спокойного моря.
- Что это было?
- То, что ты просила, - сказал Андрей. – Боюсь, что наша свадьба отменяется. Вон твой ненаглядный бежит.
Она повернулась и увидела молодого человека. Он бежал, спотыкался, падал, вновь поднимался и кричал, что было сил:
- Настя! Я люблю тебя! Выходи за меня замуж!
- Что он кричит? – спросила Настя.
- Он просит твоей руки. Говорит, что любит тебя и малыша…
Она вдруг вырвалась из рук Андрея, схватила сумочку и побежала навстречу Сергею.
- Красиво всё закончилось, - произнёс Андрей. – Жизнь спасли двоим.
- А ты, действительно, собирался жениться на бедной девушке?
- Да. Правда, но я всё же надеялся, что Сергей приедет раньше. Я же слышал его мысли. Боже, как же я устал. Нет, ты посмотри на них, смеются, идут, обнявшись, словно она и не помышляла о суициде. А если бы мы не успели?
- Дед говорит, что все книги жизни давным-давно написаны…
- Жаль, - вдруг произнёс Андрей.
Ирина внимательно посмотрела на него.
- Не беспокойся, я справлюсь, - он сел на краю скалы и стал смотреть туда, где небо соприкасалось с морем…
Ирина села рядом с ним. Он долго молчал. Время словно остановилось, возникло ощущение пустоты, а потом откуда-то пришло понимание: радость и печаль, боль и отчаяние, страдание и беда блекнут со временем, теряют глубину и значение. А возникшее ощущение мимолётности бытия, как ни странно, всё поставило на свои места.
- Зачем мы приехали сюда? – тихо спросил Андрей. – Думаю, что не ради Насти. Хотя её спасение было вплетено в сюжет, о котором я ничего не знаю.
- Я уже говорила тебе, что часто приходила на пирс, разговаривала с волнами во время шторма, просила, чтобы водная стихия не забирала людей, оказавшихся в её власти. Училась понимать язык стихии, когда в один прекрасный день ощутила в себе такую мощь, что поняла, вот теперь я в состоянии подчинить её, укротить, как укрощают дрессировщики диких львов. Это невероятное ощущение. Я всё время вглядывалась вдаль, я страстно желала увидеть тот злосчастный корабль, но он не проявлялся. А накануне нашей поездки произошло нечто. Я увидела корабль-призрак. Он проплывал мимо. Совсем близко от берега. На его палубе стояли люди. Я видела их, Андрей, понимаешь? Я видела своих родителей. Я даже смогла разглядеть их лица. Я поняла, что сейчас он дойдёт до плотности, что была перед ним, и исчезнет из этого пространства навсегда. И с его переходом, я освобожусь от тоски, боли и грусти. Но это станет освобождением не только для меня, но и для них. Я видела их радость, как мама машет мне рукой с палубы утонувшего много лет назад парусника. Время словно остановилось. И вдруг я осознала, что это была Неизбежность. И в тот момент, когда пришло осознание, ушла тяжесть из груди, ушла боль и мои детские обиды на родителей, что они  меня бросили. Мне было непонятно, как они могли так поступить со мной: ушли навсегда. Я не знала и не помнила касаний маминых рук к моим волосам, не помнила её смеха, восхищённых глаз отца, его нежное: «милая девочка» по утрам. Я вдруг простила им их смерть и отпустила. Я могла сотни раз рассуждать о предопределённости, судьбе, но всё это было от головы. Я впервые ощутила их любовь ко мне и мою к ним, обоюдную благодарность, и то, что всё это время они словно присматривали за мной, были рядом, невидимые, неслышимые, но продолжающие любить свою девочку. Я должна была бы ощущать пустоту, а я стала наполненной до краёв. Слёзы текли по моим щекам…
- Поехали отсюда. Довольно мистических извращений на сегодня. Я не силён в этих вещах, моя голова с трудом вмещает происходящее, а объяснить и вовсе не может. Я смирился с тем, что читаю мысли всех подряд. Сегодня даже возгордился, что моя способность помогла спасти бедняжку от смерти, «поработал» ангелом какое-то время, но всё хорошо в меру. Мне нужен отдых, нормальный сон и хорошее питание. Ты потом мне объяснишь тонкости столь неожиданного пересечения пространств, времён. Я, конечно, поднаторел в этих играх, но я не хочу, чтобы мой разум ушёл в самоволку. Я уже видел одного такого у нас в палате. Пойдём. Да и место здесь чумное,  - он взял Ирину за руку и почти потащил к рюкзакам. – Неужели нельзя было как-то иначе проводить твоих родителей отсюда? Без твоего участия? Что за испытание стрессом? Сталь можно закалить, а можно и расплавить. А мы люди, человеки мы.
- Ты не дослушал, - улыбнулась Ирина. – Наберись терпения. Сядь. В какой-то момент я не смогла совладать с эмоциями, закрыла глаза и закричала во всю мощь: «Прощайте»! И вдруг ощутила, как кто-то вытирает мне слёзы и тихонько приговаривает: «Всё хорошо, милая, всё хорошо». Голос был спокойный и очень знакомый. Я открыла глаза. Рядом со мной на краю кровати сидел дед. За окном – ночь, пронизанная светом звёзд, кружевные блики по всему потолку. А в голове крутится вопрос, как я здесь оказалась? Неужели это был сон, всего лишь сон? Такой реальный? Или это была реальность, а потом я уснула и увидела во сне, как дед меня успокаивает? Я сейчас сплю или раньше спала? Я спросила у деда, что произошло? Он долго молчал, а потом произнёс. Одно только слово. Избавление.
- Так тебе всё это приснилось? – Андрей испытал такое облегчение, что готов был пуститься в пляс.
- А тебе? Когда ты проснулся, и все звуки исчезли? Ты спал или бодрствовал? И что такое сон, в таком случае? И что ты ощущал, когда оказывался в рыцарском замке, когда озирался по сторонам, глядел на свои босые ноги, на пижаму, что была на тебе, на вытянутые от изумления лица рыцарей, как озирался по сторонам, пытаясь разобраться, за какой из дверей осталась твоя спальня? И как утром облегчённо вздыхал, потому что не помнил, как во сне нашёл дорогу домой. И вдруг через много лет узнаёшь, что ты тот, кто может время останавливать и сквозь пространства бегать.
- Ну, это ты брось, - он закинул рюкзак на плечи, - это ещё доказательств требует. Спросонья может всё, что угодно почудиться. Я нормальный чувак, правда, головой ударился во время аварии, признаю, но соображать ещё не разучился.
- А я лечу тех, кого слегка пристукнуло. И тоже соображаю, что к чему.
- Ты в порядке? – спокойно спросил Андрей.
- В полном. И хотя здесь магическое место, я не испытываю дискомфорта.  Говорят, что маяк сам по себе предупреждает моряков об опасности. Он как некое живое существо, застывшее в веках. К нему невозможно не подплыть, не подойти. Его видно только отсюда. Если мы с тобой отойдём чуть в сторону, маяк исчезнет. Я не знаю, что это за явление. Но моряки видят его огни в ночи. У меня по плану было  посещение маяка…
- Ну, уж нет. Ты же сама говоришь, что он есть и, вроде как, его нет. Я устал, хочу домой.
- Я пошутила. Сейчас мы поедим, и потопаем к автобусной остановке. Мы должны успеть к последнему автобусу.
- Я вношу небольшие коррективы к твоему плану. Мы вначале идём на автобусную остановку, а потом едим либо когда ждём прибытия транспортного средства, либо уже в самом автобусе. Соглашайся, - сказал Андрей. – Я хоть и не такой мудрый, как ты, и знаю с гулькин нос, но здравый смысл стараюсь не отпускать далеко.
- Хорошо. Знаешь, о чём я подумала? – спросила Ирина.
- Да. Ты, действительно, думаешь, что это не ты управляла стихией, это она позволила тебе играть с ней. И что она чётко отслеживала, чтобы не происходило никаких нарушений в ином масштабе.
- Мне пришла в голову эта мысль. И теперь я буду думать.
- На здоровье. Только ножки переставляй при этом. Ладно?
Ирина ничего не ответила. И только когда они оказались на остановке и скинули рюкзаки, она облегчённо вздохнула.
- Скамейки нет, навеса над головой – тоже. Зато вон там – поваленное дерево, мы можем там устроиться, - произнесла она. – Мы всё равно опоздали.
- О чём ты? – спросил Андрей и подошёл к одиноко стоящему столбу, на котором кто-то прибил картонку с расписанием. – Это что? Шутка? Он ушёл три часа назад, а следующий только утром. Ты знала? Так какого хрена мы бежали сюда?
- Ты так хотел.
- Понял. Воспитываешь. Ладно, давай поедим, а потом будем думать, где ночь коротать, - сказал он.
- Это не проблема. Вон в том недостроенном доме переночуем.
- И чей это дом?
- Какая разница?
- С бомжами вместе ночевать будем? – спросил он.
  - Нет. Дед говорил, что дом давно пустует. И что там никого, кроме нас, этой ночью не будет.
- И почему я обо всём узнаю последним? Значит, ты знала, что мы опоздаем на автобус, будем ночевать чуть ли не под открытым небом…
- Там есть крыша.
- Не важно. Хотя я бы мог догадаться, когда твой дед посоветовал взять продуктов на два дня, - он развязал рюкзак, достал по банке тушёнки, хлеб, лук и термос. - На утро – повторение банкета.
- У меня пирожки есть и бутерброды с сыром, ещё – яблоки, - она сделала паузу, - и спальник, в котором будем спать по очереди. Сейчас поедим и пойдём осматривать наши хоромы. Дед говорил, что лучше расположиться на втором этаже. Там в одном помещении даже дверь есть и окно забито досками. Надо будет наломать веток, я метлу сделаю. А ты палку поищи, чтобы дверь подпереть.
- Ты же сказала, что дед безопасность гарантирует.
- Верно. При условии, если мы сами себя страховать будем. Как говорится, «бережёного Бог бережёт». Или «на Бога надейся, да сам не плошай».
- Понял. «Спасение утопающих дело рук самих утопающих».
- Болтун. Я буду спать первой. А потом поменяемся. Дежурим по два часа. 
- У меня есть выбор?
- Нет. Костёр внутри разводить не будем.
Ирина подмела пол. В углу лежали доски, из которых Андрей сделал подобие лежака, притащил из подвала старую табуретку и верёвку, один конец которой привязал к ручке двери, а второй - к доске на окне.
- Через полчаса будет совсем темно, - сказал Андрей. – Так что можешь отдыхать.
Ирина забралась  в спальник и закрыла глаза, но уснула не сразу. Андрей, как заправский часовой, обходил свои владения, потом устраивался на табуретке и смотрел, как сквозь щели в окне пробивается лунный свет. Ирина сама проснулась через два часа и уступила место Андрею. Он ощутил блаженную расслабленность, когда вытянулся горизонтально в тёплом спальнике, и почти сразу же уснул.
Он очутился в странном помещении, больше похожем на какую-то лабораторию алхимика. Андрей огляделся. Он услышал, как через потайную дверь кто-то вошёл в помещение.
- А вот и ты. Ну, что? Надумал?
- Чего? – спросил Андрей.
- Стать магом высшей ступени, как я.
- Зачем?
- Это власть, настоящая, а не мнимая, - произнёс человек, одетый во всё чёрное.
- Где я? – спросил Андрей.
- Да ты глупее, чем я думал, - он услышал смех.
- Неужели не помнишь, сколько раз я выдёргивал тебя в замок?
- Да кто ты такой? – спросил Андрей.
- Иди-ка ко мне поближе, встань рядом, - он скинул накидку с овального зеркала. – Присмотрись получше. Если меня переодеть, подстричь, а тебя слегка состарить, что ты увидишь?
Андрей вздрогнул, потому что чёрный маг был очень похож на него.
- Ты – это я в будущем. Это всего лишь одно из моих воплощений. Ну-ну, не кривись. Ты думаешь, что способность читать чужие мысли просто так вылезла из тебя? Да не бойся. Я вызывал себя  из разных времён. Нашёл того, кто сможет вытащить все мои наработки за предыдущие воплощения. Я тебе его покажу. А твоя задача в этом воплощении – создать равновесность. При определённых условиях ты вытащишь из своего подсознания способность играть со временем и пространством. Пока тебя пугает подобная перспектива, - он закрыл зеркало. – Возвращайся, а то твоя спутница начинает паниковать.
- А зовут тебя как? – спросил Андрей.
- Манускриптов из моего времени раз-два и обчёлся. И не добраться тебе до них. А по сему, что в имени тебе моём? А вот развалины этого замка ты сможешь найти и легенды с ним связанные – тоже. Я приведу тебя сюда в твоей реальности, когда созреешь. Можешь рассказать ведунье, что сон твой сторожила, где ты был, - он толкнул Андрея в спину.
Возникло ощущение падения, от неожиданности он открыл глаза и услышал восклицание Ирины:
- Где ты был?
- А что?
- Что-что? Ты исчез отсюда. Тебя здесь не было. Ты понимаешь, что я говорю?   
- Да. Но я спал и видел сон.
- Расскажи свой сон, пожалуйста, - попросила Ирина.
- Ты знала, что ты ведунья?
- Какое это имеет отношение к случившемуся?
- Никакого, - он собрался с духом и всё рассказал Ирине. – И что всё это значит?
- В одном из своих воплощений, возможно, ты был очень сильным магом.
- Это я понял. Ты историю хорошо знаешь? Когда у нас рыцари в замках жили?
- У нас – это где? В какой стране этот замок был? Развалины, говоришь, от него остались. Да, полезная информация. А ты его хотя бы снаружи видел?
- В детстве я оказывался в огромном зале, где сидели рыцари. Сегодня - в лаборатории мага, в подземелье, не иначе. Он, или я из прошлого обещал привести себя сегодняшнего на развалины этого замка. Существуют легенды, связанные с тем местом. Главное в другом, это не я обладаю такой способностью, бегать сквозь время и пространство, а он…
- Дурында, - сказала Ира. – А он - это кто? Это ты из прошлого.
- Ладно, - сказал Андрей. – Это всего лишь сон. Что-то мы слишком серьёзно к нему отнеслись. Ложись, поспи.
- Ты издеваешься? Ты что? Не понял? Ты исчез, а потом вновь появился. Это не просто сон, милый. Вставай.
- И что дальше? Мы пойдём домой пешком? – спросил Андрей. – Не хочешь спать, не спи. Но через два часа я снова залезу в спальный мешок.
- Нет.
- Почему? Он же сказал, что я ему не подошёл. Он больше не будет меня дёргать.
- И ты ему веришь?
- Это же я в прошлом, ты же сама это утверждала, какой смысл мне самого себя вводить в заблуждение? Я мог ещё раз пять воплотиться на земле, прежде чем родился у своих родителей. И кем я был раньше, не знаю. У вас есть в клинике психиатр, обладающий гипнозом? Может, мне к нему обратиться? Говорят, что можно в трансе рассказать о своих прошлых жизнях.
- Нет, ты ненормальный. Чирей тебе с помощью гипноза сковырнут, а что с ним потом делать, тебе никто не скажет. Ты со своей телепатией зателепал всех, извини. А здесь на тебя свалится не снежок, а гора целая, лавина. Когда естественно открывается череда прошлых воплощений, значит, человек созрел до этого знания. Выброси из головы бредовую идею. Не просто так «время носит за спиной суму, в которую бросает подачки забвению». Это не я такая умная, это Шекспир утверждал.
- Понял. Успокойся, - он встал и показал Ирине на спальник. – Дискутировать потом будем, - сказал Андрей.
Он не стал её будить до самого утра. И только когда солнечные лучи стали проникать в помещение, он коснулся её плеча.
- Давай позавтракаем, и пойдём на остановку, - сказал он.
- Уже? А как же ты?
- В автобусе посплю, а ты меня посторожишь, - улыбнулся он. – А с тем, что произошло, сегодня, я разберусь чуть позже. И не ворчи, я всё слышу.
- Мог бы сделать вид, что оглох, - улыбнулась Ирина. – Знаешь, о чём я подумала?
- Конечно. Ты почти уверена, что я умел когда-то работать не только со стихией воды, как ты, а со всеми стихиями. Не играть, а именно работать. Что я напрасно отказался от предлагаемого «груза» знаний… Хотя если он, это я, то не важно, что я сказал, эти знания уже есть во мне. Просто в этом воплощении по ряду причин мне не следует их все вытаскивать.
- Почему?
- Ты бы уж не противоречила сама себе. То ты говоришь, что я не готов о своих воплощениях узнать, а то предлагаешь всю махину знаний вытащить на свет божий. Ты уж лучше сразу договорись с психушкой, чтоб мне, как повелителю стихий и чёрному магу всемогущему, отдельную палату предоставили, чтоб я мог Наполеона, короля Артура и других королей в придачу с  их придворными магами у себя принимать. 
- Деду можно рассказать?
- Да.
- Тогда тебе придётся завтра на чай к нам прийти.
- Лучше дня через три-четыре. Мне надо созреть до чего-то. Возможно, я за это время встречусь с кем-то ещё и что-то пойму.
- Ты меня пугаешь.
- Я сам себя пугаюсь.
Андрей бродил по улицам в поисках обещанного видения его самого из другого времени. Он даже не знал из будущего или из прошлого должен явиться тот, кто не побоялся взять на себя груз тайных знаний весь без остатка и правильно им распорядиться. Его уже не раздражали мысли других людей, которые он слышал, потому что знал, как от них отгородиться, и мог сделать это в любой момент.
Возле центральной библиотеки он увидел одиноко стоящего скрипача. Людей в этот час здесь почти не было. Он кивнул Андрею, как своему старому знакомому и вдруг, улыбнувшись, заиграл. Это была надрывная, рыдающая, полная отчаяния и томления музыка. Это была мольба, звучавшая так, как не может звучать ни детский голос, ни мужской, ни женский.  Его музыка словно оказалась между двух миров, между безумием и здравомыслием. Он вспомнил рассказ Ирины об уличном музыканте, подумал, что должно быть, это он и есть. И в то же мгновение скрипач прервал свою игру, взмахнул смычком и побежал по ступенькам вниз, к дороге, и, не оборачиваясь, пересёк её, а потом остановился, глядя на Андрея, кивнул, словно спрашивая разрешения ещё что-нибудь сыграть, провёл смычком по струнам, извлекая невероятный и вместе с тем узнаваемый звук.
«Это моё приветствие, - услышал Андрей, а потом увидел, как скрипач растворился в воздухе и через мгновение проявился на углу дома, помахал ему рукой и вновь растворился».
- Дождался, - прошептал Андрей и почти побежал  по улице.
Возле кафе он столкнулся с девушкой, в руках которой была скрипка.
- Не может быть! – воскликнула она. – Андрюха.
Перед ним стояла Алина и улыбалась. Андрей не видел её почти два года. Как вообще такое могло случиться, чтобы люди жили в одном маленьком городишке и ни разу не встретились?
«Боже, я же так любил её», - подумал он.
- Ты ещё больше похорошела, Смычок, - сказал он.
- Вспомнил? – засмеялась она, а он услышал: «Мне тебя не хватало все эти годы».
- Я бы мог соврать, что думал о тебе. Но я этого не сделаю. Зато честно признаюсь, что вот увидел тебя, и всё навалилось вновь, я вновь трепещу, боюсь сказать что-нибудь невпопад. И, похоже, я  только сейчас понял, что всегда любил тебя…
- И я, - прошептала она. – На днях я встретила твоего брата, он сказал, что после аварии у тебя крыша поехала, что ты возомнил себя кем-то, кем на самом деле не являешься, что он видел тебя на причале, и ты разговаривал с морем…
- Тебя испугало это?
- Ничуть, - заверила она Андрея, а он вновь услышал: «Я готова разговаривать и с морем, и с деревьями, и с солнцем, и с луной, лишь бы ты был рядом».
- Ты чудо! – воскликнул он.
- Почему? – спросила она.
- Потому что я идиот.
- Правда?
- Конечно, идиот, потому что не разыскал тебя раньше. Мы столько времени потеряли…
- Мы ничего не потеряли, - она уткнулась в его плечо и призналась, смущаясь: - Я каждый день играла для тебя.
«Только я был слеп, глух и заморочен».
- Нет, - сказала она.
- Что?
- Ты не слепой и не глухой,  уж тем более не замороченный…
- Ты слышишь мысли людей? – спросил он.
- Нет. Это у тебя было на лице написано. Забыл, значит.
- Что?
- Как повторял, когда я обижалась, что ты слеп, глух и заморочен, что на таких нельзя обижаться.
- Я ещё и не подарок…
- Знаю. Вернее, ты подарочек ещё тот, - засмеялась она. – Но это ничего не меняет.
- Наверное. «Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы уйти от неё».
- О! Ты читал Лафонтена?
- Нет, я услышал это изречение от одного деда и просто запомнил. А ещё он любит цитировать Тургенева, который писал, что «у счастья нет завтрашнего дня; у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего, не думает о будущем; у него есть настоящее, - и то не день, - а мгновение». Я верю ему, потому что испытал истинное счастье, когда встретил тебя, - он обнял её и  нежно поцеловал в щёку.
«О, стихия воды! Не хватает только дождя, чтоб мы вместе с Алиной бежали от него и смеялись».
- Господи! Дождь! – воскликнула Алина.
- Это я его заказал, - гордо произнёс Андрей, взял футляр со скрипкой у девушки, и они, смеясь, побежали к его дому.
«Лихо», - мысленно произнёс скрипач, он смотрел им вслед и думал о превратностях судьбы, которые ему ещё только предстоит пережить через столетие. 



Июнь 2017 года