***

Хочу к маме, хочу к папе, хочу к Маняше, хочу к бабушкам: кататься между двумя домами на велосипеде. Дорога: три асфальтированных холма, посередине – опасный поворот, потом стая злых мелких собак (от одной у меня на левой лодыжке теперь шрам в виде маленькой подковы), затем – два магазина, под горку – и приехали.

Хочу чтобы деревенские звали меня летчицей, Ксюхой и курчавой. Это единственное место, где позволительно звать меня Ксюхой, боле – нигде.

Хочу гулять с собаками, хочу купаться, хочу убежать на холмы, которые у
леса. Разнотравье – воздух там сухой, жаркий, пахнет чабрецом, душицей и ромашкой. Как на чердаке. От полей несет гречихой и акацией, от леса – сырым и стылым . Не холмы – горы. Я там теряюсь. С размаху теряюсь, ухая: отбросить велосипед к черту, и – под горку, по сухим колким палкам в густой траве, сбивая ногами хвощ, чертополох, и стараясь не наступить на тонкокожие клубничные ягоды.

В холмах – клубника, в лесу – земляника. Клубника слаще. Душистые желтые цветы пахнут молоком с медом. Чабрец растет мелкими сиреневыми кустиками, а душица – длинными.

Я запомнила.

Хочу на пруд в четыре утра, хочу чтобы плечи болели. Не поймать ни одной рыбы, играть с Жулей, смотреть на красноклювого аиста: осторожно подходить все ближе и ближе. Пока Жуля, зараза мелкая, с тявканьем не спугнет большую статную птицу.

Смотреть, как серебрится пар над водой; свесившись с моста, трогать пруд пальцами: одним, двумя, щепотью. Скакать босыми ногами по росе, потому что кеды – хоть выжимай. Говорила бабушка, надень отцовские сапоги.

Хочу есть яблоки с яблонь, протерев рубашкой, груши – сколачивать большой палкой. Ловить цыплят и загонять кур с утками по загонам, чтобы их, как в тот раз, не выглядела лиса.

Хочу ловить черно-белого кота по двору, тайком дербанить гитару во времянке, выпрашивать у брата прокатиться на скутере.

Успевать на почту до пяти вечера. Слизывать белый мед с ложки, по закату пить чай с мятой, а по рассвету - горький растворимый кофе. Тащить прогнившую мшистую лестницу, подставлять к белокаменной стене, и лезть на чердак. Чихать от сена, пыли, копаться в трех картонных коробках из-под телевизора и прочей дребедени, как в древней сокровищнице. Потому что до краев забиты старыми книгами, теми книгами, которые в шкафу уже не умещаются.

Щелчками пальцев сбрасывать с себя пауков и беззащитно завывать.

Хочу ходить с отцом на охоту, отмахиваться от вопросов: «И не лень тебе в такую рань?..».

Неделю назад я прошла сорок один километр – до Красной площади, а оттуда до Царицыно. Мне теперь есть чем козырять, мне никогда не лень.

Небо здесь светлое и мягкое, как пастила. Ласточки лихо режут его, сладкое, черными острыми крыльями, а я стою под всем этим, запрокинув голову, и зачем-то закрываю глаза. Как будто кто-то кладет свою грубую мозолистую ладонь на мои горячие веки. От ладони пахнет парным молоком и росой по утру.

И ни конца мне нет, ни края.