Мне холодно

Мне холодно

Тащит Колька братишку, говорит там много их, а у Веньки перед глазами туман, да еще рука саднит после вчерашнего. Да, сорвал его Колька прямо с постели. Сказал, что одному ему никак не унести столько бутылок зараз, а оставлять подобную улыбку судьбы на радость бомжам – расточительство. По Колькиным подсчетам выходило, что они  спокойно могли хлеб покупать в течение трех дней.
Колька, девятилетний мальчишка, коих великое множество на матушке Земле, никогда не учился в школе, да и жизни другой, как раздобыть пропитание себе и шестилетнему брату Веньке, не знал.
Мать – горькая пьяница  –  только и сумела, что произвести их на свет.  На большее у нее не хватило ни духу, ни сил.
Хоть братья и были от разных отцов, тем не менее, похожи были друг на друга как две капли воды. И держались неизменно вместе. В округе барака, где они обретались, их никто не трогал, скорее, побаивались самих. Даже дети повзрослее и нахальнее старались с братьями не связываться, поскольку тронешь одного, второй тут же налетал коршуном,  вступаясь за брата. Того гляди, заклюет.
Венька, маленький, юркий, словно заводной волчок, на мир глядел широко распахнутыми глазенками. И если обилие физических сил в нем трудно было заподозрить, зато моральных – мог с любым поделиться. Энергии, хоть отбавляй, да и острые зубки были не последним аргументом в любой схватке.
Единственным недостатком в их простой, но нелегкой  жизни был постоянно терзающий тело и душу голод.
Ничто так не выбивает из колеи жизни, как голод и холод. Эта пара, рука об руку, из века в век идет вслед человечеству. И учит его, и помыкает им. И кто не ощутил мертвой хватки этих родственников, тот, наверное, и не жил никогда по-настоящему. И, слава богу, что большинство людей не имеет представления, что может случиться  так, что на столе нет даже крошек от хлеба.
Кормились братья чаще подаянием. Воровство  было у них не в чести. Как-то сложилось, что воровать они не умели, да и не хотели. Благо, находилось множество других способов найти себе пропитание. Помочь кому-нибудь  что-нибудь куда-нибудь донести, иногда сбегать за бутылкой-другой для хахалей. (Так Венька называл материных собутыльников.) На что мать их всегда старалась отговорить своих очередных ухажеров: “Не давайте лишнего этим голодранцам, а то еще пить начнут”. Но добрые дядьки не жалели для пацанов денег. И тогда мальчишкам перепадали достаточно крупные суммы денег, на которые они покупали одежду.
Вольготнее всего было летом. Вот когда расцветала жизнь. Целыми днями мальчишки пропадали на реке и прилегающим к ней огородам. Еды было сколько угодно. Колька удил рыбу, а Венька помогал огородникам. По мелочи, конечно, да и кто  заставит малолетку-карапуза делать что-нибудь серьезное. Разве что огурцы собрать или помидоры. А если повезет, то клубнику, малину, смородину. Тем более парнишка – симпатичный, работает охотно, быстро, да еще и смышленый. Только вот взгляд серьезный. Бывает такое, ребенок смеется, а в глазах промелькнет – словно целую жизнь прожил.
Вот и теперь у Веньки перед глазами стоит лето, солнце,  что видел в уходящем сне.
Колька старается, пыхтит, из сугроба бутылки выковыривает. Много их уже, но не радуют они Веньку – мороз до костей пробирает. И рука саднит.
Вчера хахаля картошки наварили. Венька – к столу, может, что и ему перепадет. А мать – пьяная – хотела его оттолкнуть, да зацепила кастрюлю. Варом руку Веньке и обожгло. За рассыпанную по полу картошку били его все, и мать и хахаля. Кольки дома не было. А когда вернулся, то нашел в пустынной комнатушке (мать утянулась куда-то со своими приятелями) братишку в углу на куче тряпья. Венька  тихо поскуливал от боли и просил то попить, то поесть. Забылся Венька лишь к утру. Рот его скривился в гримасе, словно дразнил судьбу.
Набрав полный мешок бутылок, братья двинулись в обратный путь. Венька здоровой рукой цеплялся, за мешок, словно помогая. Колька все это видел; порой досада толкала его накричать на братишку, сорвать на нем скопившуюся злость и усталость. Однако,  взглянув в очередной раз на Веньку, тут же успокаивался. Жалость и любовь останавливали его от несправедливости. 
Нестерпимый холод сковывал руки и ноги, затрудняя движение. Венька едва плелся, спотыкаясь через шаг. Резиновые сапожки, одетые в спешке на босу ногу, стали каменными. Таким его никто не видел никогда. Остановившись и приблизившись вплотную, Колька взял братишку за плечи и взглянул  ему прямо в глаза. Он едва разобрал последние Венькины слова. Венька завалился на бок, закрыл глаза и застыл на руках у брата.
Похороны были скромными. Сосед по бараку бесплатно сделал небольшой гроб. Рабочие кладбища, копавшие могилу, не зубоскалили, как это обычно бывает. Только один заметил вслух: “даже на похороны себе не заработал, малыш”. Сожалея, что выпить не удастся сегодня, впустую работали.
Колька, молча стоял над гробом своего братишки, а в его голове звенели,  нарастая набатом, последние слова Веньки: “Мне холодно”.

Р.S. В России в 2005 году около миллиона беспризорных детей.