ДЕМОН ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
РОМАН
ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть I
Полуночная столица
Хозяин Таврического дворца
Кризис гуманизма
Ветер с Босфора
Провозвестники земного рая
«Великая бескровная» революция
Семена зла
Решение о форме правления
Заря коммунизма
Под знаком серпа и молота
Двадцать лет перемирия
Возвращение двуглавого орла
Часть II
Введение
Старые адреса
Исторические места
Незадача с законопослушанием
Футуристическая религия
Грани реальности
Русь уходящая
Легенда о Золотом веке
Тайны Марии Магдалины
Спиритический недофеномен
Антикварные страдания
Прыжок в пустоту
Здесь и сейчас
Часть I
Двадцатый век… Ещё бездомней,
Ещё страшнее жизни мгла
(Ещё чернее и огромней
Тень Люциферова крыла).
(Александр Блок, «Два века»)
Введение
Камни обладают памятью. В природе они, как натуральные носители информации, хранят летопись геологических эпох и биологических форм жизни, прокатившихся по ним. В человеческой цивилизации, сложенные и организованные в рукотворные сооружения, они обретают не только материальную форму, но и подобие души. Потому в большом городе сконцентрирована огромная духовная энергия, и наоборот – большой город черпает свои силы из окрестных земель.
Дом был ровесником ХХ века. Начало того столетия было едва ли не самым благодушным временем в истории европейской цивилизации. Старый Свет, гордый своими музеями, соборами, библиотеками, университетами и лабораториями, а также достижениями в области естествознания и гигиены, приветствовал грядущую эру либерализма и научного прогресса. Вместе с тем, предупреждали учёные и мыслители, развитие науки может обернуться появлением вооружений невиданной силы и войнами чудовищного размаха. Страны активно перевооружались в ногу с прогрессом, и это порождало тревожные предсказания. Под конец уходящего века министр иностранных дел России граф Муравьёв обратился от имени императора Николая II к правительствам стран с предложением о созыве мирной конференции по сокращению вооружений, ограничению численности армий и военных бюджетов, запрещению наиболее смертоносных и разрушительных способов ведения войны - дабы предупредить грозящие миру бедствия, положить предел непрерывному наращиванию всё более мощных средств уничтожения, а высвобожденные от непомерных военных расходов ресурсы и финансы использовать на просвещение и развитие благосостояния народов. Граф был знаком с предсказаниями военных аналитиков относительно возможных последствий европейских войн, настолько, однако, мрачными, что их вероятность представлялась ничтожно малой.
Иные европейские политики усмотрели в русской инициативе только цель усыпить бдительность держав-соперниц, чтобы компенсировать отставание в перевооружении армии. Тем не менее, общественное мнение благосклонно подхватило идею. Первая мирная конференция по ограничению вооружений открылась в Гааге 18 мая 1899 года, в день рождения русского царя, как дань уважения его человеколюбивому почину. Участвовали представители 26 государств Европы, Азии, Америки. Прессу не приглашали; о заседаниях в печать давали краткие сведения по решению самой конференции. Государства-участники заключили три конвенции - о мирном разрешении международных споров, о законах и обычаях сухопутной войны, о применении Женевской конвенции о раненых и больных к морской войне. Большинство стран подписали три декларации - о запрещении метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров или при помощи иных подобных новых способов; о неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы; о неупотреблении пуль, легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле. И хотя государства, да и то не все, подписали декларации лишь на пятилетний срок, однако договорились провести через несколько лет следующую конференцию для упрочения мира. Она впоследствии действительно состоялась. Тогда же учредили Гаагский суд для посредничества в мирном разрешении международных споров. Правда, главная идея конференции, о сокращении численности армий и военных бюджетов или хотя бы об оставлении на том же уровне, хотя и упоминалась в заключительном протоколе, осталась в области утопических благопожеланий.
В мире имелось достаточно взрывоопасных противоречий, способных перейти в горячую фазу, но мало верилось в возможность длительной войны в утончённой культурной Европе. И какие могут быть войны в мире, который всё больше объединяется торговлей, промышленным сотрудничеством, банками, кредитами, акционерными обществами, железными дорогами, океанскими лайнерами, новейшими средствами связи, перед которым открываются захватывающие научные перспективы!.. Казалось, человечество стояло на пороге недоступного чувствам невещественного мира, обнаружив радиоволны и радиоактивное излучение. Предполагалось, что в недалёком будущем благодаря просвещению природа человеческая смягчится, разум и гуманизм восторжествуют, и цивилизованный мир окончательно избавится от такого варварства, как войны. Разве что, возможны локальные конфликты где-нибудь в колониях, на периферии культурного мира, куда прогресс пока не добрался. В итоге представители государств оптимистично провозгласили на Гаагской конференции под светлым июльским небом: «Да здравствует мир без войн!»
Той весной под цветущими каштанами Парижа сидели в кафешантанах и прогуливались по бульварам очевидцы грандиозных событий. Словно во исполнение благих чаяний и ознаменование эры небывалых достижений разума, Париж под всеобщее ликование и брызги шампанского открывал Всемирную выставку и II Олимпийские игры, в которых впервые участвовали женщины. И хотя директор промышленной выставки Альфред Пикард поначалу решительно возражал против игр, считая спорт занятием бесполезным и абсурдным, однако после уговоров согласился приурочить игры к открытию выставки. Воображение публики будоражили выдающиеся достижения научной и инженерной мысли, приведшие на рубеже веков к таким поразительным изобретениям, как воздухоплавательные аппараты, самодвижущиеся экипажи, синематограф, радио, телефон...
Достопочтенным европейским буржуа не приходило в голову обращать внимание на полдюжины эпатажных русских революционеров, издавших под Рождество 1900 года в Лейпциге первый номер газеты радикального толка «Искра». Газета обозначила цели прогрессивного человечества – борьбу со старым несовершенным миром насилия, а также повела принципиальную полемику с оппортунизмом и экономизмом в рабочем движении. Так называемые экономисты подрывали пафос борьбы роковой, считая, что политические теории мало понятны необразованному пролетариату и могут служить лишь предметом учёных дискуссий в узких партийных кругах, а на деле куда важнее социальные реформы и практические шаги по улучшению жизни людей. Напротив, вожди, вооружённые коммунистической доктриной, отводили угнетённым трудящимся взрывную миссию - вдребезги разнести мир насилия исключительно посредством вооруженной революции, установить диктатуру пролетариата для построения нового, справедливого мира, без эксплуатации человека человеком. При этом вождям партии предназначалась руководящая роль, потому что стихийный порыв масс без определённого направления не сможет привести к полному уничтожению старых общественных отношений.
Душок революционной заразы, может, кого и насторожил бы, не будь издание предназначено для переправки в Россию, чьи внешнеполитические интересы довольно часто пересекались с интересами лидирующих мировых держав. Северного соседа не мешало побеспокоить изнутри, чтобы диковатая разгульная мощь не перехлёстывала за края его имперской – наполовину европейской, наполовину азиатской – плавильной печи. Как кипящая жидкость выпускает на поверхность пузыри, так из взбаламученных слоёв тонких миров на всем евразийском пространстве вырывались к жизни несметные полчища бесов, равно и великое число просветлённых душ. Им ещё только предстояло в грядущем веке проявить себя в России, ввергнуться в горнило эпохальных событий и разнестись диким семенем по мировым закоулкам.
Полуночная столица
На ту пору Россия чуть не четверть века не вела больших войн и расползлась по гигантским пространствам - от восточных берегов Балтики до Сахалина, от Заполярья до предгорий Памира и монгольских степей. Пять столетий назад московиты начали выбираться из лесов, собирать старые земли после нашествия ханской Орды, увлеклись и прихватили территории самой Орды в Поволжье и за Уралом, с нею отчасти перемешались; потом со скучных равнин потянулись к морям, Балтийскому на западе и Чёрному на юге, далее будто по инерции докатились до арктических морей, до дальневосточного побережья Тихого океана, перекинулись через Берингов пролив, пошли на освоение сопредельных территорий, порой даже избыточных, как Аляска, позднее проданная Северо-Американским Штатам. Жадно впитывая европейскую культуру и стремясь утвердить себя в евразийском пространстве, россияне творили собственный самобытный мир.
Великодержавный демон государственности на время погрузился в мирную дрёму. В столице империи в тени идеологического древа самодержавия, православия и народности, как на дрожжах, росли банки, кредитные общества, торговые дома, церкви, фабрики и заводы. Здесь новые силы, энергичные, хваткие, талантливые, пробивались к жизни и к власти на смену вырождающейся аристократии. Но лишь поэты и провидцы, чуткие к манифестациям иных миров, в той или иной мере предчувствовали потрясения вселенского масштаба, до поры не проявленные в подлунном мире. Деловитый гул хозяйственного оживления время от времени сопровождался громкими покушениями революционеров-террористов на представителей власти, взрывами бомб и подспудными метафизическими раскатами, эхо которых отдавалось в поэзии декаданса и в стуке топора за сценой в чеховском «Вишнёвом саде».
Построенный на заре эпохи комфорта и практичности на одной из петербургских улиц, идущих от Невского проспекта, дом имел буржуазно-сдержанный, хотя не лишённый щеголеватости фасад чуть вытянутых пропорций с деталями и орнаментом в духе модерна, с ненавязчивым барельефом на античный сюжет с Вакхом на фронтоне. Не того мрачноватого, нагруженного тяжеловесным декором стиля, который несколькими годами позже был вызван к жизни запросами финансово-промышленных нуворишей, а весьма лаконичного по форме и функционального применительно к жизни. При сооружении дома использовали новые строительные и облицовочные материалы, уделяли повышенное внимание вопросам удобства, гигиены, присутствию солнечного света. Здесь были устроены поместительные, комфортабельные квартиры с электрическим освещением, хорошей системой вентиляции, просторными ванными комнатами и двумя ватерклозетами. Дом предназначался для сдачи в наём респектабельной публике с достатком. Этим стенам ещё предстояло вместить человеческие судьбы и летопись эпохи.
Помощник управляющего домом, нанятый для присмотра за порядком и исправностью систем здания, въехал с молодой женой и дитём в квартиру в верхнем этаже, когда там всё ещё достраивали. Происходило его семейство то ли из обедневших беспоместных дворян, то ли из разночинного сословия и только-только перебралось в Санкт-Петербург откуда-то из-под Бологого. Накануне отъезда к новому месту службы мужа, пакуя вещи, Анастасия Андреевна с трепетом в сердце думала о столице. И все-таки на глаза наворачивалась невольная слеза при взгляде на их разобранное незатейливое гнёздышко, где доселе жилось довольно однообразно, зато мирно и покойно, и где родился их первенец. А теперь вот со вторым ребёнком под сердцем пришло время покидать родные пенаты. Тайком от мужа подхватила берестяное лукошко размером с лапоток, подошла с иконкой в руках, ломтем хлеба с солью в угол к печке, прошептала на простонародный манер приглашение соседушке домовому переехать на новое место: «Дедушка домовой! Прошу твою милость с нами на ново житьё; прими нашу хлеб-соль, мы тебе рады, только мы пойдём дорогой, а ты стороной...». Он обычно без приглашения пойти не может, а ведь без домового-то дом держаться не станет; семью, не позвавшую его, ждут несчастья на новом месте. Не покидать же его в старом доме, где он будет плакать и выть по ночам!
Увидь супруг – засмеял бы, застыдил за дикарское суеверие, неуместное в век столь далеко ушедшего прогресса. А чем, спрашивается, лучше естественнонаучные воззрения, которых придерживается он, – эти противоречивые и во многом условные попытки объяснить творение? Придут потомки – и объявят предыдущие учёные теории сущей нелепицей, достойной осмеяния, и нарисуют вместо них совершенно другую картину мироздания. А то, глядишь, обнаружат доселе неведомые и не сквозившие в учёных трактатах виды энергии, некие особые излучения, и, согласно науке, систематизируют домовых в схемах по каким-нибудь видам и подвидам. А рассудочный материализм станут считать ошибочным отсталым мировоззрением. В конце концов, изучение процессов и явлений из области парапсихологии просто следует рассматривать как малоисследованную область естествознания. Она, конечно, не сама додумалась – просто слышала рассуждения в таком духе от своей кузины. У той была знакомая дама в Санкт-Петербурге, которая интересовалась новомодным теософским учением и присутствовала при спиритических опытах. Кузина говорила, что даже далёкие от цивилизации племена, затерянные в экваториальных джунглях или рассеянные в заполярных снегах разных континентов, имеют понятие о сверхматериальной природе мира и передают сведения через поколения в мифологических символах, наряду с примитивными религиозными представлениями. Дикари чувствительнее к вселенским ритмам, чем обусловленные цивилизованными понятиями обыватели. Материалисты в подавляющем большинстве своём испорчены однобоким образованием и страдают высокомерием недоучек. Познакомившись с просвещением чуть ближе, чем простая публика, они начинают мнить себя посвящёнными в тайны природы, а свои относительные познания – неоспоримыми истинами. Вера в научно-технический прогресс заменяет им религию. Они тщеславны, как выскочки, занявшие своё место не по праву. А людей воистину высокообразованных, мудрых и чистых сердцем, отличает смиренномудрие. Оттого больше других религиозны люди или совсем простые, или великие учёные.
Анастасия Андреевна была совершенно уверена, что это их домовик оставил два чётких, сходу приметных отпечатка ладошек на белой занавеске в светёлке для гостей, словно кто-то вытер пыльные лапки. Светёлка-то простояла всю зиму запертой на замок, и ключ из своей связки на поясе хозяйка никому не давала, а слой пыли за изразцовой печкой выглядел как будто потревоженным. Из семейства проказничать эдаким образом было просто некому и, кроме того, фаланги детских или изящных женских пальчиков малость не вписывались в оттиск загадочных четырёхпалых конечностей на занавеске – сама пробовала приложить свои ладошки так и эдак. У человека средний палец на руке длиннее остальных, тогда как на занавеске три пальца были равной длины на обоих отпечатках, а от мизинцев, как-то затейливо вывернутых, остались жирные точки. Вот и кузина сказала, что домовые могут иногда материализоваться из тонких измерений, причём, материализация начинается с конечностей. В народных байках рассказывалось, что домовые оберегают своё хозяйство, как могут, хотя порой позволяют себе более или менее невинные простецкие шутки. Однако молодая женщина считала глубоко несправедливыми поклёпы и небылицы, которые дремучие ханжи возводят на этих маленьких шаловливых существ. «Иннокентий, должно, предупреждает о переменах, да о себе напоминает самым что ни на есть очевидным образом. Уж не к переезду ли?» – ни с того, ни с сего тогда подумалось ей. И, действительно, через полгода, по осени, муж пришёл со службы и сообщил, что его бывший соученик по реальному училищу, у которого в Санкт-Петербурге служба связана со строительными подрядами, приискал ему место с квартирой.
Так провинциальный домовой Кеша на излёте зимы, в морозно-розовый ранний закат, появился со своими хозяевами в столице. Покрытые инеем мохнатые лошадки подкатили сани с домашним скарбом к шестиэтажному дому. Новое пристанище, ещё пахнущее свежей стройкой, привело Кешу в неописуемое восхищение. В высоком и светлом парадном подъезде в зеркалах отражались элегантные дамы и господа. Они оставляли зонты и калоши у общей стойки внизу и поднимались в квартиры по белокаменной лестнице с мягкой ковровой дорожкой или плавно взлетали вверх в зеркальном лифте. В ненастные вечера в лестничном камине радушно потрескивал огонь. Когда после полуночи прогорали дрова, Кеше нравилось греться в остывающем зеве камина. Если б кто и мог разглядеть его в полутьме на фоне серого пепла, то приметил бы похожее на туманный сгусток тельце, размером несколько крупнее кошки. Но потому его излюбленную пору выходов в мир вещественный и называют «час между волком и собакой», что человеческое восприятие бессильно отличить дикого зверя от друга. Это такое время перед рассветом, где-то между третьим и четвертым часом ночи. И обычно об эту пору уже все затихало, даже если у жильцов случались празднества и вечеринки. Тогда он мог прошуршать по гостиным и столовым, на случай, ежели где оставлено угощение. Поскольку непосредственные встречи с людьми – потрясение, на которое домашние духи идут только в самых крайних случаях, то ещё до петухов, пока в доме не начинала хлопотать прислуга, Кеша старался убраться в своё измерение, древнюю сферу существования духов домашнего очага. Ландшафт этой сферы, лежащей у человеческих жилищ, похож на комнатный интерьер и не лишён уюта. Сведущие люди знают, что домовые относятся к людям и домашнему зверью подчас избирательно, но безобидны, даже любят оказывать человеку мелкие услуги так, чтобы никто не знал, а дом стараются хранить и оберегать, как могут. Потому что в случае разрушения домов разрушаются и их приюты в тонком измерении. Лишённые своих тёплых убежищ, духи очага обречены на вневременные скитания во мраке и холоде и, в конце концов, на погибель в мирах голодных страданий. Совсем немногим удаётся добраться до другого подходящего крова.
Людские судьбы морским прибоем бились о городские камни, и, хотя Кеша не особенно вникал в человеческое существование, всё же по-своему переживал за обитателей дома. Домовой пробовал предупреждать их о грядущих радостях и невзгодах необычным гулом или свистом закипающих самоваров, пеньем дверных петель, а то и стягиванием одеял со спящих. Но образованные господа потеряли практически всякую чувствительность к знакам тонких миров, а кухарки по своему невежеству только суеверно охали и ничего не могли принять в толк, да делились деревенскими байками: «Коли домовой душит, то надобно спросить, к добру аль к худу – он должен ответить, а не ответит сам словами, так вместо ответа станет легко иль тяжело».
Постепенно новосёл освоился со столичной жизнью, и довольно регулярно посещал сборища окрестных домовых, происходившие большей частью в полнолуние на чердаке то у одного, то у другого из местной компании. Ближайшие кварталы активно застраивались и обновлялись. Когда достраивался Кешин дом, рядом с Таврическим садом возвели здание в стиле, вошедшем тогда в моду, так называемом неорусском, нарочно для музея, посвящённого непобедимому полководцу Александру Суворову. Вскоре обитавшие в этой части города домовые облюбовали пространство в башне музея для своих тайных сходок. В отличие от обычных жилых домов, там по ночам не бывало ни единой человеческой души, а обстановка – куда изысканнее, чем на завешанных сырым бельём чердаках доходных домов. Духи предпочитают собираться в обособленных от повседневного человеческого быта пространствах. Мысли людей сущностям невысокого ранга непонятны, кроме обращённых непосредственно к ним, но создают сильнейшие помехи, поскольку общение у духов обычно происходит не с помощью звуков, а посредством мыслеформ. В сознании воспринимающего субъекта, в том числе, человека или животного, такая коммуникация могла бы выглядеть, как умозрительные образы и речь на том языке и уровне, на каком он думает; это не есть телепатия, а отчасти похоже на телетрансляцию. А то ещё, случается, человек улавливает какие-то отдалённые события или проникается особыми мыслями и настроениями; думает, сам до того дошёл, а на самом деле уловил сигналы из тонких измерений, и уж из светлых или тёмных – зависит от его душевного состояния. А уж если слышит в голове голоса, то запросто становится игралищем тёмных. Речь тоже доступна домовым; однако такое тяжеловесное и условное средство человеческого общения применяется ими крайне редко, в исключительных случаях, когда требуется что-то сообщить людям.
Всего в квартале от Музея Суворова, напротив Таврического сада, около того же времени был построен жилой дом с башней, известной в артистических кругах северной столицы. В угловой верхней квартире под башней поселился поэт, предмет поклонения богоискателей разных мастей, «мистагог» русского символизма, непогрешимый судья поэтической эрудиции. На протяжении нескольких лет, пока он не уехал за границу, в башне по средам собирались младосимволисты – литераторы, философы и художники. В этом кругу модны были мистические учения, вроде теософии, антропософии, всякие оккультные явления, и нередко речь шла о духах и сущностях из тонких измерений, в том числе, упоминались домашние духи. Соседям-домовым изрядно льстило внимание высокоумных эстетов; и при всей природной простоватости духов очага им не в диковинку были рассуждения об искусстве, а то даже о таком противоречивом явлении мира людей, как политика. Простоватый Иннокентий хоть и слабовато разбирался в вопросах искусства и философии, тем паче политики, однако, благодаря достопримечательному соседству, достаточно, чтобы из запечного деревенского домового превратиться в завсегдатая искушённой столичной компании, в которой, притом, обретались замечательные представители домового сословия, достойные отдельной повести.
Хозяин Таврического дворца
Кеша ощутил себя в водовороте событий, которые изменили судьбу империи, его лично, да и всего мира, благодаря совершенно необычному персонажу в их компании. Тот время от времени появлялся в собрании домовых и слыл на редкость искушенным в политике существом. Сфера его интересов разительно отличалась от их житейских забот, и рассуждал он по-мудрёному. Несмотря высокое положение – его правильнее назвать дворцовым, нежели домовым - Филипп Таврический отличался благородной простотой манер и мягкостью в обращении. Безыскусные духи домашнего очага считали его малость блаженным, повреждённым от всякой зауми, и потому не испытывали особой неприязни, какую подчас сообщества питают к существам, отличным от них. Над ним снисходительно посмеивались, однако с уважением относились к его рангу, государственному кругозору и, если можно так сказать о невербальном общении, внимали, как старшему, хотя едва понимали.
Екатерина II приказала построить Таврический дворец как подарок фавориту Григорию Потёмкину, после его успешных походов на юг и благополучного присоединения Тавриды, или Крыма. Столичные домовые поговаривали, что Светлейший князь Потёмкин-Таврический вывез из Тавриды и Филю, так что доселе неизвестно, пошло название дворца от происхождения домового или же от титула, присвоенного фавориту императрицей. Вселение Филиппа ознаменовалось грандиозным празднеством, устроенном Светлейшим во дворце по весне 1791 года в честь Екатерины, а также по случаю взятия Измаила у турок. Во всём городе был скуплен свечной воск, того не хватило, пришлось закупать в Москве. На торжестве присутствовало всё знатное сословие Санкт-Петербурга, три тысячи человек. Для простого люда перед входом во дворец и поблизости расставили бочки с вином, столы с закуской. Было то пышное прощание Потёмкина с молодостью и былой страстью или попытка отвоевать сердце императрицы у нового молодого фаворита? А жизни князю оставалось всего полгода – он скончался от лихорадки во время очередной поездки на юг. Екатерина II, должно быть, в память о славнейшем периоде своего царствования выкупила дворец в казну и перестроила под летнюю резиденцию. Не без своеобразного юмора в боковом флигеле устроила церковь, во флигеле с противоположной стороны – театр.
После кончины императрицы её сын Павел I отдал строение, связанное с памятью любовника матери, под манеж и конюшни лейб-гвардейцев. В центральной зале Таврического дворца, семидесятиметровой галерее в виде грандиозной двойной колоннады, способной вместить три тысячи человек, устроили стойла. Филя самозабвенно любил лошадей, поэтому нисколько не опечалился, что во дворце не осталось былой роскоши и восточных ковров, а наборные паркеты увезли для отделки интерьеров Михайловского замка, новой императорской затеи. Император-романтик взялся за строительство резиденции-цитадели с торжественной залой для рыцарских церемоний, когда принял титул Великого магистра рыцарского Мальтийского ордена: Наполеон изгнал рыцарей с Мальты, и они обратились за помощью к русскому царю. Павел опасался дворцовых переворотов, не доверял даже сыновьям, и очень спешил с окончанием строительства. О скорой гибели ему поведала юродивая, да и сам незадолго до того рассказывал сыну Александру, что видел своё отражение в зеркале со свернутой шеей. Работы велись даже ночью при свете факелов и фонарей. Стены новой резиденции не просохли после постройки, как туда въехала августейшая семья. Ровно через сорок дней после вселения императора в собственной спальне убили заговорщики. Сын знал о заговоре и молчаливо согласился на отстранение отца от власти, хотя едва ли желал его гибели. Романовы с тех пор оставили Михайловский замок и никогда не пользовались им в качестве резиденции. Призрак убиенного, по слухам, не смог покинуть своей цитадели и порой являлся с горящей свечой в руке в окнах замка или окрестностях, обычно накануне серьёзных потрясений.
По смерти отца на престол вступил Александр I. Он уважал свою любвеобильную венценосную бабушку и заново восстановил Таврический дворец как резиденцию. Впоследствии там жили члены императорской фамилии, именитые гости, устраивались торжества, балы и выставки. Когда в Таврическом жил писатель и историк Карамзин, работал над окончанием «Истории государства Российского», домовой Филипп в полночной тиши почерпнул немало учености из его рукописей и книг. Там же историк почил вечным сном, простудившись на Сенатской площади во время восстания декабристов. Именно в ту пору Филя погрузился в хитросплетения дворцовых интриг, политики, человеческих амбиций и государственных интересов. И хотя дворцовый дух привык вращаться в высшем свете и дипломатических кругах, он ничуть не заносился перед своими сородичами.
Однако блестящей светской жизни Филиппа пришёл конец после высочайшего манифеста о свободах. Николай II в октябре 1905 года подписал указ, которым возложил на правительство обязанность «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы» - неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний, союзов; привлечь к выборам в Государственную думу все классы; признать Думу законодательным органом, без одобрения которого ни один закон не мог вступить в силу. В декабре царь подписал закон о выборах. Таврический начали ремонтировать и готовить под заседания вновь учреждённого парламента.
Дворцовому духу надо бы радоваться, а он скорбел в собрании домовых рождественской порой:
- А ведь цесаревич у смертного ложа отца дал слово хранить самодержавие от либеральных начинаний вроде парламента. Александр III говорил, дескать, не хватало, чтобы безответственные демагоги и радикалы указывали ему, как править государством. У народа не хватает культуры, империя слишком разнородная по характеру наций, земель и по хозяйственному развитию; самодержавие только и служит скрепляющим началом. Мол, представительное правление вредно для российского народа и вообще губительно для империи. Демократия не всякому народу к лицу. Сначала нужно образование и подготовка общества, потом реформы – иначе, при отсутствии парламентской традиции, начнётся либеральный хаос, и государственность рухнет прежде, чем завершатся перемены. По завету отца Николай II по вступлении на престол объявил перед публикой, что ради блага вверенного ему народа намерен неуклонно охранять начала самодержавия, и до недавнего твердил: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь...». Да вдруг взял и согласился, изменил слову, что дал умирающему. Сам накликал революцию, а потом растерялся да бросил либералам, как кость, манифест о свободах - мол, всё ради прекращения смуты и умиротворения общественной жизни. Ох, не ко времени этот манифест! Народ даже не понял, к чему оно, какую такую Думу понадобилось выбирать, и власти на местах не могут в толк взять, что за оказия такая, да как себя вести. Не к добру это. Несчастливый он, наш молодой государь; ох, беда будет с этой Думой!
- Да уж, сколько у него было недобрых предзнаменований! - хором соглашались домовые старожилы, прокручивая события, как кадры хроники.
- Ещё при покойном государе, когда цесаревич с морским вояжем путешествовал по восточным странам, его торжественно встречали в Японии, а из толпы на него тогда бросился безумный самурай с мечом и успел ударить два раза по голове, пока изувера не схватили. Раны, к счастью, оказались неглубокие, но с тех пор Николай жалуется на головную боль. Он тогда раньше времени прервал визит. Должно быть, оттого сильно невзлюбил японцев и вовсе считал за обезьян. А всё же не внял предостережению, получил от японцев позор на свою голову.
- Перед вступлением на престол требовалось спешно венчаться – не прошло и недели после похорон отца. Говорили ведь люди, плохая примета – немецкая принцесса пришла за царственным гробом. Медовый месяц молодожёнов пришёлся на время траура с панихидами, словно их заранее отпевали.
- Следом случилось великое несчастье, когда решили обставить торжество в историческом стиле и праздновали коронацию в Москве, в напоминание о временах воцарения династии Романовых. Народ с вечера съехался на Ходынское поле на гулянья; и как с раннего утра огромные толпы по ямам и оврагам ринулись к обещанной раздаче царских подарков, сотни человек передавили насмерть и изувечили. Романовы продолжили торжества, как наметили; место катастрофы к приезду Николая II расчистили, трупы свалили в телеги, прикрыли рогожей и свезли на Ваганьковское кладбище. Поле прибрали, играл оркестр. Вечером император с супругой присутствовали на балу у французского посла, хотя без настроения; им показалось затруднительно отменить бал после многих приготовлений. Несколько дней длились банкеты, балы и концерты, а народ скорбел и недоумевал...
- Долгожданный наследник, цесаревич Алексей, родился с неизлечимой болезнью, а до того всё дочери рождались…
- А в прошлом году на Крещенье? Царю как будто тогда повезло. Только надо же случиться такому совпадению, что картечью единственно смертельно ранило полицейского по фамилии Романов, словно в предупреждение царствующему дому. После выстрела на третий день – Кровавое воскресенье и смута во всём государстве, - напомнил в свой черёд Кеша.
Он слышал о происшествии во всех подробностях от своих домашних. Анастасия Андреевна по первому году жизни в столице праздничным утром пожелала сходить на водосвятный молебен «на Иордани». На льду Невы перед Зимним дворцом поставили временный царский павильон; выстроились военные со знамёнами, в парадных мундирах, множество духовенства с хоругвями, всё было очень торжественно, сверкало золотом сквозь тусклый январский день и пар от дыхания толпы. Едва начали петь тропарь праздника, прогремел выстрел. Во время погружения креста в прорубь дают салют из Петропавловки, а этот выстрел раздался со стрелки Васильевского острова. В лёд ударила картечь, перебила древко знамени морского корпуса, сколола щепки с царского помоста, звякнула несколькими разбитыми стёклами на фасаде Зимнего дворца. Царь остался стоять на месте. В свите - замешательство, пока не выяснилось, что пострадал один человек. Молебен продолжили, и, как водится, участники испили святой воды из проруби. Венценосное семейство к вечеру благополучно отбыло в Царское село. Анастасия Андреевна вернулась домой бледная и страшно взволнованная. Власти не стали производить следствие по делу; списали происшествие на заряд, по недосмотру оставленный в пушке от учений, что прошли два дня назад. А муж усомнился, что на учениях используют боевую картечь, заявил, это было покушение на государя, и велел не выходить без крайней надобности из дому – рабочие бастуют, вроде, замышляют идти к Зимнему дворцу, если их не отговорят. Город стоит, повсюду разъезжают казаки, на пути к центру выставлены воинские кордоны. Полиция не получила приказа чинить препятствия движению народа, но предупредила дворников об осторожности. Говорил, всё общество неспокойно из-за неудач в войне с Японией. Все винили чиновников-казнокрадов, бездарных генералов и правительство, что сдали японцам Порт-Артур, что тысячи русских воинов попали в плен после тяжёлой осады, что погибла Тихоокеанская флотилия…
На третий день после крещенского инцидента, в воскресенье 9 января 1905 года, рабочие с мирным шествием вознамерились обратиться к царю с петицией о своих нуждах, просить у него заступничества и, с подачи социал-демократов, политических свобод. Хотели, чтобы царь-батюшка вышел к народу. Правительство на предварительном совещании решило не допускать стихийного скопления толп в центре города, при необходимости задержать шествие силой. Николай II ознакомился с петицией рабочих и счёл её недопустимо дерзкой по тону. Ему доложили о принятых мерах, он согласился и, во избежание провокаций, остался в Царском селе.
Накануне ночью из-за всеобщей забастовки город погрузился в промозглую ледяную тьму, озаряемую солдатскими кострами и огромной кроваво-красной луной над горизонтом. А с утра принаряженные рабочие с семьями двинулись от окраин к центру столицы. Над колоннами вздымались хоругви и царские портреты. О стрельбе речи не было, но коль скоро в верноподданную толпу затесались боевики с оружием, а на пути толпы стояли армейские части, то не предвидеть трагических последствий было непростительной оплошностью. Предупредительные ружейные залпы в воздух задели мальчишек, влезших на деревья. В разных местах на подходе к Зимнему дворцу войска стреляли в растерянную толпу с иконами и портретами. Конные казаки разгоняли группы побежавших людей. Погибли несколько сотен рабочих и зевак, более тысячи ранены. В небе над столицей до полудня светило солнце, а потом наблюдалось редкое явление, словно апокалипсическое – мутно-красное солнце давало в тумане два отражения около себя, и казалось, на небе три солнца; затем вдруг засветилась необычная яркая радуга, а когда она потускнела и скрылась, разыгралась метель. Буря раскачала самодержавный трон, прогремела по империи беспорядками и погромами, разнесла плевелы революции по всем слоям общества от крупных городов до национальных окраин, взметнула красные флаги на баррикадах.
За тревожной зимой пришёл май. Япония разгромила русский флот в морском сражении при Цусиме, война закончилась. Георгий, он же Гоша, домовой из нового здания Николаевской академии Генштаба, вращался в армейской среде и был сведущ в военных делах даже больше Филиппа; он в те дни сокрушался по поводу военных поражений:
- По вступлении на престол молодой государь говорил о «большой азиатской программе» как главной задаче своего царствования, намеревался усилить влияние России в Корее и Манчжурии в пику Японии. Непонятно, на что рассчитывал, при такой удалённости от центра и слабом развитии края. Думал, японцы никогда не решатся напасть первыми, а нападут, так только мокрое место от них останется. У Китая в аренду Россия взяла Ляодунский полуостров и начала было строить Порт-Артур как военно-морскую базу и крепость на Дальнем востоке в незамерзающем порту. Японцам это, понятно, не понравилось. Разведка назвала даже примерное время их нападения – никто на нашей стороне толком не подготовился. В итоге с треском проиграли войну по всем статьям - уступили Южный Сахалин, права на Ляодунский полуостров с городами Порт-Артур и Дальний, признали Корею сферой влияния Японии. Потери возмутили общество, подстегнули смуту в народе. Уж когда дело дошло до крупных беспорядков, даже поезда перестали ходить, государь решился подписать манифест о свободах, да опять некстати. Свобода во время смуты – это как попадание снаряда в артиллерийский склад, всё кругом разнесёт!
Тем временем в эмиграции в Брюсселе и Лондоне русские социалисты обсуждали схемы радикального переустройства общества и подгонки сознания пролетарских масс под новомодные социальные теории, яростно спорили и грызлись между собой. По Европе стлался гуманистический туман, в котором бродил призрак коммунизма. Запах крови подавленных народных волнений в начале века привлёк внимание безродного призрака к России.
А последователи графа-литератора Льва Толстого в мечтах о совершенном мироустройстве в коммунах единомышленников пытались воплотить идею о надгосударственном ненасильственном обществе, приобщиться радостей простого труда на земле, следовать великой заповеди «не убий» – хотя бы в вегетарианском исполнении, и вселенской любви. В очередной раз подтвердилось, что, несмотря ни на какие нравственные убеждения, человек отличается сугубой избирательностью и непостоянством по части любви к ближнему. Пока адепты учения занимались обустройством быта, дело с переменным успехом продвигалось, но как доходило до общности имущества и складчины, проявлялись разногласия и склоки. Идеал совершенной жизни по заповеди разбивался о несовершенство человеческой природы, и коммуны рушились, как замки на песке.
Из-за вынужденного сожительства с Думой дворцовый хранитель Филипп стал до того желчным и несдержанным, что его можно было принять за порождение мрака, не будь он по большей части прав. Он постоянно ворчал и ругался по поводу Думы, и с его подачи домовые словно сами присутствовали на заседаниях. Они, конечно, едва понимали, что там творилось, но с великим беспокойством относились к развитию отечественного парламентаризма.
Депутаты никак не приживались в Таврическом надолго, и Филя, словно оправдываясь перед сородичами, доказывал свою непричастность к провалу демократических начинаний:
– Нет, увольте, господа почтенные, – не моими стараниями их разогнали всего через семьдесят два дня после открытия. На первом же заседании они впали в ребяческий радикализм и противостояние правительству. Они приняли обращение к трону, потребовали отобрать землю у помещиков и поделить между крестьянами, освободить всех политических заключённых, отправить в отставку поголовно всех министров, назначить на их место новое правительство, ответственное перед Думой. У депутатов разыгрались страсти и несусветные фантазии по устройству государства - что у деревенских недоучек, собравшихся похлопотать насчёт землицы, что у образованных либералов, которые вознамерились показать царю, как следует управлять империей. Перед ними трижды очень дельно выступал министр внутренних дел Столыпин, да они слушать ничего не хотели, устраивали крик, гвалт, орали с мест «Долой!» и просто бесчинствовали. Так и не приняли ни единого закона и не смогли ни о чём договориться. Шайку избранцев пришлось разогнать по неготовности к работе и свободе. Депутаты однажды пришли на заседание - а двери заперты и рядом на столбе царский манифест о роспуске. Заодно царь отправил в отставку прежнее правительство, а Столыпина в дополнение к прежней должности назначил премьер-министром и поручил сформировать новый кабинет. Пётр Аркадьевич - бесстрашный человек. Двоих его предшественников на посту министра внутренних дел убили террористы. Он понимает, что его, скорее всего, тоже убьют – уж несколько раз покушались, – только он от служения отечеству не отступится, даже если его решимость вменят ему же в вину. Он и в завещании в первых строках наказал: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют».
Опасения Филиппа, к несчастью, скоро оправдались. В следующем после разгона Думы месяце, в августе, столицу потрясло кровавое злодеяние. На казённую дачу Столыпина на Аптекарском острове, где он жил с семьёй, явились во время приёма посетителей два террориста-смертника, переодетые жандармскими офицерами, с тяжёлыми портфелями в руках. Что-то в мундирах выглядело не так, и генерал охраны метнулся к ним в приёмной, но не успел предупредить подрыв бомб в портфелях. Мощным взрывом убило и ранило несколько десятков ни в чем неповинных просителей, обрушило стену с балконом. При этом четырнадцатилетняя дочь и трехлетний сын Петра Аркадьевича получили серьезные ранения, погибла няня детей. А его только обрызгало чернилами.
Столыпин, будучи одновременно министром внутренних дел и председателем Совета министров, инициировал создание военно-полевых судов как временную чрезвычайную меру для борьбы с терроризмом. Обычные суды тянулись долго, и приговоры бывали по-отечески мягкими. А в военно-полевых судах рассмотрение дела длилось не более двух суток, приговор приводился в исполнение в течение суток. Закон о военно-полевых судах применялся к боевикам, схваченным на месте преступления, и распространялся на политические убийства, а также на вооруженные «экспроприации» ценностей «на нужды революции» с человеческими жертвами. Нужды революции, главным образом, заключались в содержании партийной верхушки в эмиграции в Швейцарии и Лондоне, где беглые лидеры, профессиональные революционеры, безопасно вели на досуге мировоззренческие дискуссии и выпускали печатные агитационные издания. Часть средств использовали для финансирования курьеров, которые тайно переправляли подрывную литературу в Россию; часть шла на поддержку забастовочного движения, закупку оружия и подготовку боевиков.
За время действия закона военно-полевые суды вынесли несколько тысяч приговоров, из них порядка тысячи смертных, через повешение; от рук же террористов погибло в несколько раз больше людей, среди них, помимо полицейских и наиболее деятельных представителей власти, множество случайных жертв. И хотя в силу давней дружбы проповедник непротивления злу насилием Лев Толстой писал Столыпину, что грешно, ошибочно насилием бороться с насилием, однако волна терроризма, захлестнувшего было страну, в короткое время улеглась, произошло успокоение. А действие закона о военно-полевых судах прекратилось само собой, по истечении срока.
Вторая Дума тоже не прижилась в Таврическом надолго. Она оказалась ещё более радикальной и проработала немногим дольше - всего сто два дня. Филя снова чувствовал себя неловко:
— Это вовсе не моя оплошность, что в Екатерининском зале после третьего заседания обрушился потолок с лепниной в места для депутатов и в ложи для публики. Я, наоборот, постарался удержать обвал до пяти утра, чтобы в зале никого уже не оставалось. Никто, заметьте, не пострадал. А случись оно несколькими часами раньше, сотни три человек подверглись бы смертельному риску при обрушении. Сторожа сначала подумали, что был взрыв. Опять нехорошее предзнаменование, жди потрясений! Многие депутаты как всё равно обрадовались, нашли повод возмутиться работой правительства и обличить негодных министров. Другие, правда, организовали благодарственный молебен, что не случилось жертв.
Маленький дворцовый дух проникся горячим сочувствием к деятельности премьер-министра Столыпина:
- А я ведь незадолго до разгона второй Думы слушал заседание, где премьер выступил со знаменитой речью «Дайте России покой!» Он начал с того, что по деревням прокатился голод и волна погромов помещичьих усадеб, что село оскудело, настали смутные времена, и что, действительно, нерешенный земельный вопрос питает смуту. Кое-где сами крестьянские общины мешают развитию земледелия, потому что применяют один для всех способ ведения хозяйства, круговую поруку и постоянный передел полос. И решение давно известно - нужно дать крестьянам землю в частное пользование. Левые радикалы для этого требуют национализации всей земли, перекроя и уравнительного передела - словом, всех и всё уравнять, землю сделать общей. Столыпин считает, что это привело бы к страшным общественным потрясениям. Суть его доводов в том, что стимул к труду, пружина, которая заставляет людей трудиться, будет сломлена. Кто тогда станет улучшать землю, прилагать к ней свой труд, если результаты этого труда достанутся неизвестно кому? Каждый гражданин – а между ними всегда были и будут тунеядцы – будет знать, что он имеет право заявить о желании получить землю, а если занятие это ему надоест, бросить все и пойти бродить по белу свету. Нельзя приравнять ленивого и трудолюбивого, тупоумного и трудоспособного. Перекроенная и уравненная страна не станет более могущественной и богатой. Культурные хозяйства будут уничтожены, и культурный уровень страны понизится. Добрый хозяин, хозяин изобретательный, самою силой вещей лишится возможности приложить свои знания к земле. Так хозяйство рухнет, придет голод, неслыханное беззаконие и разорение, а потом снова придется восстанавливать запущенные поля. А партия конституционных демократов, то есть, кадеты, вроде и признают за крестьянами право постоянного пользования землей, но толкуют о возможности отчуждения земли за выкуп у кого её много, чтобы продать тем, у кого мало; при этом предлагают, чтобы государство при продаже приняло на себя половину стоимости земли. А кто тогда станет вкладывать средства в землю, если ее могут отчудить? Он не одобряет идею не то полунационализации, не то полуэкспроприации. Суть предложений правительства в том, чтобы создать условия способным, трудолюбивым земледельцам приобрести землю на льготных условиях, установить порядок выхода крестьян из общины – но лишь там и тогда, когда это надо – и обеспечить закрепление наделов в личную собственность. Премьер так им прямо и заявил, что закон не для того, чтобы навязывать крестьянам партийные теории и учить их жить, а чтобы помочь собственнику-хозяину советом и кредитом, при сохранении, где надо, стародавних полезных традиций – в этом смысл государственности и оправдание государства, а иначе оно разрушится. А где у народа достаток – там и просвещение, и настоящая свобода, и все в таком духе. Он объяснил, каким образом правительство может предоставлять крестьянам кредиты под небольшие проценты – словом, заявил на всю страну, что правительство обозначило вехи постепенного и осторожного аграрного проекта. Он просил для проведения реформ лет двадцать покоя. Ведь если реформу доведут до конца, это будет означать новый этапа в жизни государства. Там же премьер изложил правительственную декларацию, которая наметила продвинутое рабочее законодательство, законы о неприкосновенности личности и свободе вероисповедания, выборы мировых судей, расширение земского самоуправления и тому подобную либерализацию.
- Эк ты складно излагаешь, будто участвовал в подготовке речи! Тебе впору самому в парламенте выступать! – восхищался Кеша.
– Я, конечно, рад Столыпину помогать, как могу, но пока только учусь. Я за чернильным прибором прятался и подсматривал в рукопись. Так увлекся, что нечаянно чуть не измарал заключение чернилами, – простодушно сознался Филя. - А ведь как красиво и мощно сказано: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения – нам нужна великая Россия!»
- А избранцы как на это отвечали?
- Переругались насчет земли и свободы. Один депутат из приличных людей так прямо и сказал, что просто поражен невежественностью, никчёмностью этого собрания. Заседания Думы походили на сборища помешанных. Столыпин с этой публикой не смог провести никаких разумных начинаний, только добавил себе завистников и врагов. Левые, желая опорочить любые шаги правительства, пошли по пути разрушения, дескать, чем хуже, тем лучше, а правые депутаты откровенно манкировали заседаниями «думы народного гнева и невежества». Социал-демократы даже взялись вести агитацию среди солдат, чтобы поднять новое восстание. Полиция выследила и арестовала заговорщиков на тайной сходке, всю партийную фракцию. В итоге и эту Думу со скандалом распустили из-за излишка радикализма и недостатка здравого смысла.
- Стало быть, Филя, коль скоро представительному правлению пришёл конец, тебе полегчает, - взялись утешать его сородичи. - Государь откажется от неудачного опыта из-за неготовности публики.
Тот только обреченно отмахнулся:
- Столыпин всё-таки считает, что не следует отменять дарованные царём свободы и думский манифест; придётся работать с теми людьми, какие есть. Других, говорит, у нас нет. Таков народ.
Так в итоге и вышло. Правительство внесло в закон о выборах поправки, которые сделали систему выборов многоступенчатой и позволили существенно увеличить в Думе представительство имущих классов. Царь хоть и назвал новый закон бессовестным, да так только и удалось спасти ситуацию. Дума третьего созыва оказалась достаточно благонамеренной и консервативной, чтобы сотрудничать с правительством и отработать положенные пять лет. Столыпину, однако оставалось жить всего четыре года. В своей деятельности он остался одинок. Старая аристократия из царского окружения недолюбливала премьера из-за его независимой позиции, смелого курса реформ и влияния на Николая II. Царицу тоже раздражало, что венценосный супруг слишком часто оказывался в тени деятельного председателя правительства. Она затаила неудовольствие, когда её духовный наставник Григорий Распутин из-за скандального поведения и конфликта со Столыпиным лишился права въезда в Санкт-Петербург и Москву по распоряжению полиции, и не смел там показываться под страхом уголовного преследования. Левые считали программу реформ Столыпина недостаточно радикальной, а методы борьбы с терроризмом – неслыханно жестокими. Правые, напротив, обвиняли в чрезмерном либерализме. Революционеры боялись и ненавидели его как «самого сильного и энергичного врага революции». Наветы недоброжелателей вызвали охлаждение царя к премьеру, о вопрос о его отставке был почти решённым делом.
В сентябре 1911 года Николай II с семейством и приближёнными отправился в Киев на юбилейные торжества по случаю 50-летия отмены крепостного права и открытия памятника своему деду, царю-освободителю Александру II. В городском оперном театре в антракте торжественного юбилейного спектакля в присутствии государя, при стечении публики, в Столыпина дважды выстрелил сын богатого адвоката Богров, склонный к неврастении, связанный, будто бы, и с революционерами-боевиками, и с охранным отделением, так что, вероятно, сам запутался, чьим агентом был. Столыпин в этот момент стоял у края оркестровой ямы. Одна пуля попала в правую руку, другая, смертельная, в живот. Он обернулся к ложе царя, перекрестил его левой рукой, отчётливо произнёс: «Счастлив умереть за царя!» и тяжело опустился в кресло. По белому жилету расплылось кровавое пятно. Это было одиннадцатое покушение. Он скончался несколькими днями позже; «обожаемый монарх» не нашёл возможности присутствовать на похоронах. Убийцу схватили на месте и через несколько дней повесили. Двадцати лет покоя не случилось.
У Кешиных жильцов как-то останавливался проездом старинный приятель, с чьей подачи они перебрались в Питер из Бологого. Тот уже работал инженером по строительству железных дорог, разъезжал всюду по стране, порядком разбогател на казённых подрядах, но вовсе не возгордился. Вечером закусывали в столовой и вспоминали юность. Анастасия Андреевна изрядно похлопотала в тот день, чтобы достойно принять гостя. Сама заказывала вино и наблюдала за тем, как кухарка готовила и подавала закуски. В отличном сюртуке, слегка располневший, с ухоженной бородкой, гость за разговором, не торопясь, разделывался с паровой стерлядью.
- Поверите ли, диву даюсь, как быстро страна выправляется после несчастной войны с Японией, как идёт обустройство окраин, а наши думцы не способны понять важность очевидного дела, выступают против строительства Амурской железной дороги и попрекают правительство, мол, нет достаточных изысканий, трудно решиться на такой значительный расход, на такое колоссальное предприятие, когда они не знают, на что отпускают деньги! Сколько Столыпину, Царство Небесное, пришлось биться, чтобы убедить думцев в необходимости Амурской железной дороги, которая станет окончанием Транссибирской магистрали, самой длинной в мире! – говорил он.
Анастасия Андреевна изумлялась:
- Теперь комфортная дорога на поезде от Москвы до Владивостока займёт не так уж много времени? Это же четверть кругосветного путешествия!
- По Восточно-Китайской железной дороге время в пути занимает всего 16 суток, а не месяцы, как было раньше. А с постройкой моста через Амур и последнего участка дороги будет и того меньше. Это богатейший край, и дальневосточные владения - единственные наши колониальные владения, даже не заморские, как у других стран, а с доступом по суше, с выходом к восточным морям. Если его не соединить дорогами с метрополией, если не начать настоящее освоение, он может запросто отвалиться, и чужестранцы его завоюют, а то и просто придут и мирно займут. Таковая опасность очень велика, это очевидно, а край уже десятилетия во власти России! Ах, какие там рыбные нерестилища, нам здесь не снилось, а в море - вкуснейшие крабы! – он подцепил на вилку и, быстро взглянув на раковую шейку, с аппетитом отправил в рот, промокнул губы салфеткой - изумительный край!
- Думаю, и в том Столыпин был прав, что начинать надо с просвещения и благосостояния народа - тогда не будут другие государства смотреть на нас свысока или с опаской, а с уважением, - заговорила Анастасия Андреевна. - На Руси вечно ради великого и сильного государства приносят в жертву жизни и благополучие людей. Вроде как, сначала мы станем могучими, а потом, со временем, заживём, как нам подобает. Государство гонит народ на решение надуманных исторических задач, а народ, насколько возможно, норовит уклониться да затаиться от государства, а то и вовсе сбежать в неосвоенный край. Будет ли когда-нибудь простым людям на Руси жить хорошо, тем, конечно, кто захотят? Кому какая судьба, а то ведь иных, одичалых от бесконечной нужды, нипочём не заставишь обустроить даже собственную жизнь. Помните историю про того помещика на Волге, который выстроил своим крестьянам каменные дома, обеспечил новыми хозяйственными орудиями и племенным скотом? Мужики упёрлись, мол, деревянный дом здоровее, снова перебрались в свои закопчённые лачуги, что топились по-чёрному, а каменные дома превратили в отхожие места. Орудия у них скоро переломались, племенной скот переломал ноги и передох от неправильного ухода, а помещик в конце концов разорился.
- Поверьте, голубушка, хорошая жизнь для простого народа тоже скоро наступит, - весело говорил гость. - Я своими глазами видел замечательные дела! Жаль, некоторые начинания Столыпина застряли в Думе, да всё равно, везде заметны результаты - в развитии торговли, промышленности, земледелия, образования... На Дону, Кубани, Кавказе идёт хозяйственный расцвет благодаря распространению новых культур, техники, удобрений. В степях Туркестана появились орошаемые плодородные земли, железные дороги, начато облесение песков. Пусть пока не так много крестьянских хозяйств выделились из общины, может, пятая часть, однако они обеспечивают чуть не половину рыночного хлеба! Те, что готовы съехать на хутора, получают от государства беспроцентную ссуду на переезд и мелиорацию. Даже и в просвещенной Европе такого нет, по недостатку ли земли или по устоявшимся правилам землевладения. Правительство помогает крестьянам из перенаселенных центральных губерний переезжать со всем хозяйством и скотом в изобильные ресурсами Сибирь и Приморье. Мужики, которые там приживутся и обустроятся, всё больше зажиточные; лесов, земли навалом, в тайге пушной зверь, золотишко моют. Да их на первое время освобождают от налогов. Поразительно, как в несколько лет среди тайги выросли города и новые поселения с полями, сенокосами. Ещё немного - и Россия станет самой великой и процветающей страной в мире! - Он сложил нож с вилкой на тарелку, откинулся на спинку стула. - И потом, скажите, какое государство не мечтает быть если не великим, то славным? Впрочем, в понятие государства вкладывается много разных смыслов, и мечтать это безличное понятие не может. Знаете, когда говорят «государство», мне представляется некая собирательная сущность, нематериальная, этакий демон государственности, который живёт за счёт энергии народа и пользуется отдельными выдающимися личностями как орудиями своей воли. Демон государственности сначала заботится о сохранении своих племён и земель, а чуть укрепившись, начинает возвышать себя, одержимый страстью сродни человеческому тщеславию. Есть теория, что государства, как и люди, проходят в своём существовании разные стадии, - юность, зрелость, старение и дряхлость. И вот когда старое государство дойдёт до распущенности, пресыщенности, неразборчивой роскоши богатых и иждивенчества бедных, то неожиданно происходит его крах, даже в расцвете, казалось бы, могущества и славы. Все империи, которые собирают под своим владычеством многие народы, рано или поздно рушатся. Вспомните грандиозный Вавилон, Египет с его фараонами и пирамидами, Иудею с храмом Соломона, философов Греции и гордый Рим – одни руины остались. Но Россия ещё молода и полна диковатой творческой мощи…
- Или бестолковой жестокой вольницы, которая странным образом сочетается с фатализмом и покорностью начальству, - перебил его муж Анастасии Андреевны, обычно молчаливый. - Непутёвый анархизм и рабское, какое-то азиатское подобострастие порождают странную ущербность в характере русского человека. Да, собственно, чему удивляться - ещё живы многие не такие уж и древние старики, которые помнят крепостное право. Свобода подразумевает ответственность, и процветание предполагает уважение к личности. Трудно сказать, когда и каким образом российское общество это осознает и усвоит!
Хозяйка распорядилась подавать самовар, разлила душистый чай по чашкам тонкого китайского фарфора, которые извлекались из буфета в самых торжественных случаях, поставила заварной чайник на самовар и продолжила в тоне гостя:
- Ох, как бы мне ваши демоны ночью не приснилась! Ну, а Китайская-то империя уже тысяч пять лет существует и как будто ещё столько же простоит.
- Они вообще, как другая цивилизация, которая, поверьте моему слову, ещё заявит о себе. Дорогу достраивать жизненно важно, а то надоест им сидеть за Китайской стеной – заполонят Сибирь. Уж лучше мы будем осваивать Сибирь, а от них от них чай, фарфор и шёлка доставлять удобным путём – всем польза!
Кеше понравилось бодрое настроение гостя. В семействе Анастасии Андреевны благополучно подрастало уже пятеро детей; домовой радовался ладу и скромному достатку в доме, и всё бы замечательно... Только что бы значили навязчивые видения с жуткими металлическими гадами в море и на суше, пылающими зданиями, бегущими людьми, дымом, смрадом? Что за схватка гигантских драконов? Вроде, и государственная жизнь успокоилась. На волне экономического подъёма окрепли монархические настроения; с великим размахом и всенародным ликованием в 1913 году империя праздновала 300-летие царствования дома Романовых; царь решился снова появляться перед народом, чего не делал после поражения в войне с Японией и революционных волнений.
Кризис гуманизма
На невские берега пришло быстротечное северное лето, когда природа поражает не столько буйством красок, сколько ненасытным стремлением утолить жажду бытия в немногие дни, напоенные светом, почти без перерыва на ночь. Людьми овладевает беспокойство и бессонница, и они бродят тенями по фантастическому притихшему городу, вызванному из болотной топи к жизни прихотью самодержца. Публика побогаче поразъехалась по дачам или сельским имениям.
В одну из белых ночей в июне 1914 года Филя влетел в собрание домовых весь переполошенный и растрёпанный:
– Беда! На Балканах снова неладно. Сербский студент-террорист застрелил в Сараево наследника австрийского престола эрцгерцога Фердинанда и его жену! Бедный Фердинанд так неудачно поехал наблюдать за военными учениями во вновь присоединённых землях. Говорят, покушение не обошлось без тайного потворства сербских властей.
- Балканы – это где? Сараево – это что? За что сербы убили австрийского эрцгерцога? И почему ты так взволнован убийством? Он тебе кто? – отмахивались домовые, уверенные, что у Фили развилось психопатическое расстройство от недозрелых плодов домашнего парламентаризма.
Георгий из военной академии, как лицо более сведущее, разделял его беспокойство:
— Это старые счёты Австро-Венгрии и Сербии. Оттуда несколько лет назад уже чуть не началась большая европейская война. Фердинанд полагал, что южнославянские земли после освобождения от турок следует присоединить к Австро-Венгерской империи, а сербы мечтали собрать их под эгидой Великой Сербии. Отношения стали того хуже, когда Австро-Венгрия отхватила у Турции Боснию и Герцеговину, да потребовала вывести сербские войска с территории Албании. Царский двор убеждён, что заступаться за братьев-славян и православную веру - наша историческая миссия, и Россия чуть было не впуталась в эту историю…
Филипп нетерпеливо перебил Георгия:
- Вот-вот, но тогда Столыпин был жив, он говорил, развязать войну — значит развязать силы революции, и он решительно противился столкновению с Австро-Венгрией из-за Сербии. Сторонники заплесневелого панславянского морока возмущались в прессе, кричали о поражении русской дипломатии, требовали вмешаться. Россия на тот момент не стала вмешиваться и признала аннексию Боснии и Герцеговины. Тогда дело обошлось местными балканскими недоразумениями. И вот теперь, под предлогом убийства в Сараево, кайзер Вильгельм подталкивает Австро-Венгрию объявить войну Сербии. Сербы, понятно, обратятся за помощью к России, австрийцы - к союзной Германии, и тогда дорогой кузен императрицы Вильгельм II получит повод двинуть свою мощь прямиком на Россию. И такая лавина ужаса и крови накроет просвещённое человечество с его разговорами о гуманизме и прогрессе!..
Волна тревоги прервала его мысль, домовые насторожились, а Кеша робко вмешался в беседу сведущих собратьев:
- Разве возможно из-за нескольких пуль безумного серба воевать одновременно с Австро-Венгрией и Германией? Это для всех обернётся такой трагедией, что, кто бы ни проиграл, победителей не будет. Вас слишком взволновала прискорбная новость; может, дело действительно попахивает порохом, да далеко от нас. Этот угар едва ли одурманит двор и правительство до такой степени.
- И всё же… - продолжал Филипп, - Царьград – несбыточная древнерусская мечта. Через проливы Дарданеллы и Босфор пролегал заветный путь «из варяг в греки», по нему киевские князья торговали и ходили в набеги на Константинополь. Потом московские князья, чуть выйдя из-под власти Орды, объявили себя духовными наследниками византийских императоров и провозгласили Москву третьим Римом, а, дескать, четвёртому не бывать. На моей памяти после присоединения Тавриды императрица Екатерина Великая мечтала полностью изгнать турок из Европы, восстановить независимость Греции и возвести на престол в Константинополе своего внука, великого князя Константина. В её царствование не сложилось, а правнук Александр II чуть было не взял Стамбул, когда воевал с Турцией за освобождение Болгарии - русские войска были всего в нескольких верстах. В город не вошли единственно из-за вмешательства Англии, ей они там были совсем некстати. Она ввела военные корабли в Мраморное море и пригрозила остановить продвижение силой. Высшим русским офицерам разрешили съездить взглянуть на Стамбул, но без военной формы.
- Россия в той войне принесла великие жертвы, - подхватил Гоша, - а выигрыш достался другим странам. Как победительница она только вернула себе часть Бессарабии на Чёрном море, что потеряла после Крымской войны при Николае I, да закрепилась в Закавказье. Англия и в этом усмотрела угрозу своим интересам, заняла турецкий Кипр, за что взяла на себя обязательства перед Турцией препятствовать дальнейшему русскому продвижению в Закавказье. Теперь царский двор собирается поддержать сербов, чтобы осуществить древние устремления - закрепить русское влияние на Балканах, контролировать Босфор и Дарданеллы, свободно выходить из Чёрного моря в Средиземноморье, и, таким образом, заявить о себе как великом государстве. Это должно обеспечить безопасность черноморского побережья и свободу экспортной торговли через проливы, ибо основная часть зерна вывозится через южные порты. Нет, там не просто панславянский, там великодержавный морок.
- Проливы принадлежат кому? – недоумевали домовые, не имевшие понятия о географии, да и о многом из того, что сообщал Филя.
- Османской империи. Только она постепенно слабеет и разваливается; потому так называемый «восточный вопрос» о судьбе уходящих из-под её власти земель и свободном проходе кораблей через проливы - предмет давних споров европейцев. С целью потеснить европейские колониальные страны Германия решила помогать Турции модернизироваться и перевооружаться, кайзер Вильгельм II объявил себя покровителем ислама. Если Германия получит контроль над проливами, пострадают интересы её главных соперников, Англии и Франции.
- Пусть бы сами и разбирались между собой. Зачем ввязываться в войну за чужие интересы? Англичане, ты сам говорил, всегда опасались присутствия русских в проливах и дальше в Азии. Больше не опасаются? Что изменилось? – хором набросились на Филиппа сородичи, как будто он поддерживал участие в войне.
В последующие дни Филя продолжал приносить известия из Таврического:
- Англия до того опасается усиления Германии, что стала искать союза с Россией, якобы даже согласилась разделить сферы влияния в Азии. Англия и Франция вкладывают капиталы в нашу промышленность, дают правительству кредиты, поэтому мы в союзе с ними, в блоке Антанта. У наших союзников есть разногласия с Германией насчёт мировой торговли и колоний, потом, виды на азиатские турецкие владения. Да и наши промышленники жалуются на засилье немецких товаров, здесь интересы денежных мешков и правителей великих империй сошлись. В этой связи царский двор намерен призвать народ воевать за отечество, святую православную веру и славянское единение. Правда, православные братья сами передрались между собой за турецкие владения на Балканах. Два года назад они воевали с Османской империей, практически вытеснили её из Европы. Следом затеяли войну против прежней союзницы Болгарии, вступили в союз с османами, так что Турция кое-что вернула себе из старых владений. Хорошо же будет выглядеть наше правительство, если Болгария или Румыния выступят не на нашей стороне! Долго придётся всем путаться в балканском узле; попомните моё слово, там не одна война ещё будет!..
- Если на братьев-славян рассчитывать не приходится, кому надо воевать за православную веру и интересы союзников? А если Россия получит заморские проливы, сможет ли удержать? Выходит, всё дело в мировой торговле... Подозреваю, в конце концов власть над миром получат торгаши – без разницы, кто победит, кто проиграет. Грядут времена торжества торгашей и банкиров, - и Кеша сам смутился от своего пророчества.
Духи очага, хотя по природе далеки от политики, способны воспринимать, когда в мире творится
что-то неладное. Приближение бури, что ни говори, ощущалось повсеместно. Войны и анархия для этих робких существ не менее пагубны, чем для людей. В таких мрачных делах замешаны демоны куда выше рангом, с которыми им, скромным домоседам, боязно иметь дело. Стареющие великодержавные демоны вступили в соперничество за мировое влияние. В потустороннем мире плодились безличные сущности индустриальной эпохи, которые уже не довольствовались повседневным высасыванием мозгов и душ тех, кто на них работал – они жаждали парной крови человеческих жертвоприношений. Развитие медицины и сельскохозяйственных технологий вызвало бурный прирост населения в Европе – так, в Германии каждый год население прирастало на несколько миллионов; и сам рост населения вынуждал бороться за жизненное пространство, за колонии, за рынки сбыта. Дисциплинированный германский гений с его энергией и продвинутой инженерной мыслью в ногу с техническим прогрессом породил запасы новейшего оружия, которые только ждали момента, чтобы двинуться на ленивые просторы востока и включиться в борьбу за передел мира.
Еще не улеглась пыль знойного июля, как Сербия, Австро-Венгрия, Германия, Франция объявили мобилизацию. Между дипломатическими ведомствами стран шёл сумасшедший обмен телеграммами. В день объявления Австро-Венгрией войны Сербии, 28 июля, Россия начала частичную мобилизацию. В Таврическом дворце лидеры всех партий и представители оппозиционных групп друг за другом восходили на кафедру, подпертую двуглавым византийским орлом, в патриотическом одушевлении обещали всецело поддержать государственную власть в грядущей войне. В осознании грозного момента рабочие даже приостановили забастовки.
Николай II пытался было уладить дело миром, отправил кузену Вильгельму II телеграмму с предложением передать австро-сербский вопрос в международный третейский суд в Гааге, но Австро-Венгрия уже объявила войну Сербии, обстреляла из тяжёлых орудий Белград, и кайзер не ответил. Россия 30 июля начала всеобщую мобилизацию. Германия выставила России ультиматум о прекращении призыва в армию к 12 часам 1 августа; а поскольку требование было заведомо неприемлемо, объявила войну. Петербург кипел. Царь порывался взять командование армией на себя, но Совет Министров отговорил его. Верховным главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич, его дядя; это назначение было ожидаемо. Толпы народа всякого звания и положения ходили по улицам с флагами и царскими портретами и пели «Спаси, Господи, люди Твоя», кричали бесконечное «Ура».
Одновременно в Константинополе Германия подписала секретный договор об альянсе с Турцией. Италия на тот момент колебалась и объявила о нейтралитете. На следующий день Германия оккупировала Люксембург и потребовала от Бельгии пропустить свои войска, а следом обвинила Францию в нападениях и объявила ей войну. На четвертый день войны, вопреки протестам Великобритании, германские войска вторглись в нейтральную Бельгию. В этой связи Великобритания объявила войну Германии и послала экспедиционный корпус на материк в помощь Франции; вместе с тем направила военные корабли в Северное море, в Ла-Манш и Средиземноморье с целью морской блокады государств Центральной Европы.
В патриотическом угаре в Санкт-Петербурге толпа разгромила и подожгла немецкое посольство, посол спешно выехал из России. Громили немецкие лавки. Черногория объявила войну Австро-Венгрии 5 августа. Австро-Венгрия объявила войну России 6 августа; Сербия и Черногория следом объявили войну Германии. Через несколько дней Франция и Великобритания объявили войну Австро-Венгрии. Правительства противоборствующих сторон заявляли, что поступают согласно чаяниям своих народов, и винили друг друга в развязывании войны. Граждане разных стран во внезапном националистическом опьянении спешили записаться в добровольцы и отправлялись на фронты, как на праздник, с цветами, под звуки оркестров и экзальтированных патриотических напутствий. Шовинистическое безумие разом охватило Европу, как пандемия. И хотя газеты писали, что европейская война едва ли будет продолжительной, что, по опыту предыдущих войн, решительные события происходили не позже нескольких месяцев, что под конец осени всё решится, люди ощущали приближение сокрушительного и бесповоротного конца La Belle ;poque.
Германские генералы не рассчитывали сразу победить Россию, - знали, огромная армия из-за плохих коммуникаций и отсталой организации будет какое-то время подтягиваться к фронту, и одним ударом её не разбить. Чтобы не воевать на два фронта, они за шесть недель предполагали занять Францию, после того обратиться на Восточный фронт, несколькими ударами выбить русских из Польши, Прибалтики, Украины, Бессарабии, Крыма и Кавказа. Однако план с самого начала не состоялся – русские войска по настоянию союзников 17 августа первыми вторглись в Восточную Пруссию, стремительно захватили Гумбинен и начали теснить немцев к Кёнигсбергу. С первых недель войны Европу исполосовали линии фронтов в разных направлениях.
В то время, как Санкт-Петербург ликовал по поводу первых военных удач, 21 августа жители России наблюдали полное солнечное затмение на полосе земли шириною 140–170 верст, от Риги через Киев в Крым, к Феодосии, и дальше по Чёрному морю в Турцию и Персию. Газеты писали о небесном явлении в тоне настолько успокоительном, что это усиливало суеверные опасения. И когда через несколько дней, будто в подтверждение страхов, в ходе Восточно-Прусской операции произошёл перелом в пользу немцев, народ по углам шептался о худших бедах. Из-за ошибок командования и провала разведки одна из двух русских армий потерпела разгром, десятки тысяч солдат взяты в плен, войска с огромными потерями к сентябрю вытеснены из Восточной Пруссии. Зато Франция избежала окончательного разгрома благодаря тому, что немцам пришлось отвлечь силы с Западного фронта. Потом ещё не раз люди возвращались к разговорам о небесном знамении, когда ходе русского отступления линии фронтов прошли практически по полосе затмения.
В столице умножились гонения на всё немецкое, включая язык, и даже название Санкт-Петербург царским повелением русифицировали - город святого Петра переименовали в Петроград. Жители недоумевали – название-то изначально было голландское, теперь из него словно исчез ореол небесного покровительства. На волне шпиономании высылали немцев, и некоторые граждане, во избежание беды, спешно меняли иностранные фамилии на русские.
В южном направлении против Австро-Венгрии русские войска действовали успешнее - овладели исконно русскими областями в Галиции, где с подачи австрийских властей насаждался украинский национализм, и откуда упорно изгонялось всё русское. Взяли Львов, четвёртый по величине город Австро-Венгерской империи, и Галич. В сентябре дошли до Карпат и готовились вступить в Венгрию. Победа в войне представлялась достаточно скорой. Представители стран Антанты встретились в Петрограде и договорились между собой не заключать сепаратного мира с Германским блоком. В программе переустройства Европы после победы союзников Россия выдвигала довольно умеренные притязания - присоединение нижнего течения Немана и Восточной Галиции; также хотела получить гарантии свободного прохода военных судов через черноморские проливы.
А на фронтах Западной Европы войска Антанты и Германии в сентябре – октябре, в попытках обойти друг друга с северного фланга, начали «бег к морю». В результате Западный фронт протянулся на сотни километров от Швейцарии через Бельгию и Францию до Северного моря и почти остановился на месте, перейдя в изматывающую кровавую бессмыслицу, доселе невиданную позиционную войну с бесконечными окопами, рядами колючей проволоки, глубокой обороной, методичными артиллерийскими бомбёжками, с чудовищными людскими потерями при попытках атак и при совершенно незначительных подвижках в итоге.
По мере расширения боевых действий к своим союзникам подключались государства и колонии в Африке, Азии… Сумасшествие ширилось по свету, молниеносно охватывало всё новые области, война распространялась на моря, океаны. Япония вступила в войну на стороне Антанты, потребовала от Германии вывести войска из Китая; по ходу событий приступила к захвату островных колоний и баз в Тихом океане. Австралия и Новая Зеландия по соглашению с Японией присоединились к дележу немецких островных колоний по другую сторону экватора. В Африке британцы совместно с французами оккупировали германский протекторат Тоголенд. Южноафриканские войска вошли в германскую Юго-Западную Африку.
В ноябре в войну, после колебаний, чью сторону взять, вступила Османская империя. Турецкие корабли под командованием немецкого адмирала обстреляли черноморские порты на российской стороне. Россия и тут же следом Великобритания и Франция, объявили войну Турции. Действия русских войск на Кавказском фронте были вполне успешны, вместе с тем сообщение России с союзниками через Чёрное море и проливы прервалось; из портов, пригодных для крупных перевозок морем, остались только Архангельск и Владивосток. Между союзниками и Османской империей начались боевые действия на Ближнем Востоке в Палестине и в Месопотамии.
Домовые, перегруженные сообщениями Фили, вскоре напрочь запутались в сторонах света и боевых сводках – кто кому объявлял войну, кто заявлял о нейтралитете, какие колонии и части света вливались в противоборствующие союзы, и ради чего вообще творилось неслыханное смертоубийство. Только Гоша из опустевшей Академии Генштаба да несколько воинственных казарменных духов принимали участие в пересудах на тему военных действий.
- Что там, на фронтах? – вслед за жителями Петрограда, сбитыми с толку недомолвками в газетах из-за военной цензуры и невероятными слухами, выясняли друг у друга домовые с приближением зимы. – Скоро ли войне конец? Сколько людей всех сословий бессмысленно, жестоко покалечено и убито! В скольких домах слёзы и траур! А ещё поговаривают о предателях и шпионах, даже и при дворе, и среди генералов, и оттого, мол, у нас такие огромные потери на германском фронте. Сама-то царица – немка, и она будто бы, за сепаратный мир. Что говорят военные, что правительство?
- Война до победного конца. Вот только конца не видать, - разводил лапками Гоша. – Военным людям не положено рассуждать о политике, но и среди них такое же разочарование, как в обществе. Рассказывают о плохом снабжении войск, на фронте не хватает боеприпасов, снаряжения, медикаментов; всюду у них такая неразбериха….
Филя располагал относительно достоверными сведениями из обсуждений в Думе и некоторых бумаг, в какие случалось заглянуть:
- Правительство говорит, что довоенные запасы вооружений истощились, и принимает меры, чтобы срочно наладить военное производство, привлечь частные заводы; а что можно, закупить за границей. Союзники в феврале начинают десантную операцию по захвату проливов, и Россия боится опоздать, но вынуждена отложить операцию на Босфоре, пока соберётся с силами, а...
Гоша подпрыгнул:
- Если союзники первыми захватят проливы, то вряд ли для того, чтобы удовлетворить притязания России. И что будет, когда народ увидит, какие непомерные жертвы принесены напрасно?
Филя озадаченно продолжал:
- Власти почему-то считают, что общество только и мечтает о черноморских проливах. В Думе министр иностранных дел Сазонов говорил, что решение вопроса о будущей судьбе Константинополя и проливов примирит общественное мнение с огромными жертвами в войне. Перед тем он от имени царя обратился с памятной запиской к послам Франции и Великобритании, изложил притязания России на город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, также, по стратегическим соображениям, на прилегающие части Турции, на острова Мраморного моря. Он заверил союзников, что интересы Франции и Англии в этом районе будут тщательно соблюдаться, и что их планы по разделу азиатских владений Турции встретят сочувствие со стороны императорского правительства. Послы также ответили памятными записками, и в общих словах выразили согласие своих правительств, при условии, конечно, доведения войны до победного конца...
- Понятно, они-то согласны, чтобы Россия не выходила из войны, готовы воевать до последнего русского солдата, - мрачно вторил Гоша. – А если судьба Константинополя и проливов решится иначе, и для России не найдётся там места? Вина опять падёт на правительство и царя, начнётся смута, а союзники просто умоют руки.
Война расколола ряды социалистов. Поначалу даже леворадикальные российские деятели поддержали патриотов, или оборонцев; их возмутила война, которую развязала Германия. Они заявляли, коль скоро идёт речь о защите отечества, оппозиция должна воздержаться от антиправительственных выступлений, и классовая борьба сменяется сотрудничеством во имя победы над опасным врагом. Да и охранное отделение поработало с подпольными социалистическими организациями, так что их деятельность практически затухла. Европейские социалисты разделились на патриотов и пацифистов; последние опасались, что озлобление на фронтах расколет единство мирового пролетариата, приведёт к ещё большему обнищанию масс; они призывали правительства не голосовать за военные бюджеты и стремиться к скорейшему заключению мира. А большевики, или пораженцы, напротив, из эмиграции радовались военным неудачам и потерям России в расчёте на рост недовольства в народе, приветствовали войну как пролог к революционной войне против царизма. Они призывали пролетариат превратить империалистическую войну в гражданскую против правительств собственных стран, чтобы в итоге добиться победы мировой революции и построить новый мир, ибо, согласно учению основателей коммунистической доктрины, у пролетариев нет отечества.
Лидер большевиков, Ленин, перед войной отдыхал в австрийской Галиции. Когда началась война, его было арестовали как подданного враждебной стороны и едва не отправили в лагерь. Австрийские товарищи вовремя пришли на выручку, заверили местные власти, что Ленин – злейший враг царя, и дело закончилось высылкой. Он перебрался в Швейцарию в Берн и, хотя не бедствовал, времена благополучия от экспроприаций и пожертвований «фондов солидарности» прошли – война перекрыла прежние источники. Перебивался партийным жалованьем, мелкими гонорарами за доклады в эмигрантских кругах; случалось, мать-старушка высылала вдовью пенсию, вполне, впрочем, приличную – чин покойного мужа приравнивался к генеральскому. Ленин не надеялся дожить до следующей революции на родине, скорее, ожидал революции в одной из промышленных европейских стран, а не в отсталой России, где доля пролетариата от всего населения была ничтожной. Он утомился от склок с политэмигрантами, даже подумывал перебраться в Америку.
Благодушествуя и восхищаясь достижениями разума, изнеженная декадентская Европа вроде как ненароком докатилась до оборотной стороны технического прогресса, в ход пошли невиданные доселе вооружения - бомбовая авиация, подводные лодки, отравляющие газы, танки. На страданиях и крови народов набирали силы подрастающие демоны грядущего мира, чтобы в удобный момент отправить в тартар дряхлеющих великодержавных предков. В предвкушении решающего драматического момента они подпитывали своей энергией корысть, амбиции, умопомрачение человекоорудий, усилиями которых раскачивались устои империй.
По странному, почти мистическому стечению обстоятельств именно с берегов Босфора, из древнего Константинополя протянулись тайные нити к некоторым ключевым персонажам и эпизодам драмы Российской империи.
Ветер с Босфора
Незадолго до вступления Турции в войну состоялся примечательный разговор. В фешенебельной резиденции на Принцевых островах по просторной гостиной расхаживал господин массивного телосложения, одетый в домашний халат. В октябре на Мраморном море довольно тепло, но день выдался дождливый, и в том направлении, где находился Стамбул, висела сырая дымка. Из противоположного окна открывался вид на невысокие холмы и мокрые пальмы вокруг дома. У господина была большая, как котёл, голова, высокий лоб с залысиной, чуть навыкате чёрные глаза на одутловатом лице с коротким толстым носом и бородкой-эспаньолкой. Ему было лет пятьдесят, хотя, может, он казался несколько старше своих лет из-за явной склонности к излишествам. Размахивая руками, наклонив бычью шею с нависающей складкой двойного подбородка над запахнутым воротом шелкового халата, он короткими ногами в туфлях с загнутыми носами ступал по мягкому ворсу ковра, словно впечатывая в ковёр каждую фразу, внушительно говорил по-немецки:
- Вы помните, мой дорогой Энвер-паша, я говорил вам ещё в августе, что это будет более длительная и разрушительная война, чем рассчитывала кучка европейских монархических родственников. Для нас это подходящий случай, чтобы уничтожить реакционное русское самодержавие ради демократии и блага прогрессивной Европы. Цель будет достигнута лишь в результате поражения России, ибо Германия является носительницей более высокой культуры, родиной социал-демократии. Захватническая война должна перерасти в гражданскую против царизма внутри России, а после гражданской войны эта тюрьма народов неминуемо распадётся на несколько государств — вот, пожалуй, реальный способ справиться с левиафаном. Социалистам всего мира следует забыть о мелком национализме, отказаться от шовинизма и заключить союз с германским правительством для свержения царского режима, в том числе посредством революции — это в интересах европейского социализма. Но и тогда воинственные варвары-московиты могут угрожать Европе. Достаточно будет оставить им небольшое центральное ядро, и таким образом обезопасить Европу от оплота деспотизма и реакции. А коль скоро поражение Российской Империи в мировой войне на руку революции, в этом отношении намерения социал-демократов полностью совпадают с германскими интересами в войне. Германия сейчас вынуждена воевать на два фронта. Будет очень кстати начать военные действия на Кавказе. Скорейшее вступление Турции в войну в союзе с Германией и Австро-Венгрией и в ваших интересах, кои также заключаются в разделении Российской империи на национальные государства. Освобождение тюркских народов Кавказа, Крыма, Поволжья, Средней Азии позволит собрать их под знамёна единой пантюркской панисламской Туранской империи. Ваше правительство что говорит по поводу вступления в войну?
Его собеседник, изящный красавец-турок с густыми чёрными бровями и шикарными кайзеровскими усами, в картинной позе полулежал с кальяном на диване. Его щегольский военный мундир был непринуждённо расстёгнут; они явно были на короткой ноге с хозяином. Дипломат, германофил, - он служил военным атташе в Берлине, - стал одним из первых лиц в партии реформаторов-младотурков, до генеральского чина дослужился в тридцать лет. Он недавно женился на представительнице султанского рода и теперь занимал пост министра обороны и главы генштаба.
- Согласен, эфенди, у нас с вами великие цели, и, хотя разные, но достижение одной цели поспособствует и другой. Однако вы знаете, что большинство членов нашего правительства, в том числе, великий визирь, ещё колеблется. С одной стороны, наша армия истощена после недавних войн на Балканах. С другой стороны, нас тревожат притязания Антанты на проливы. Я могу как министр обороны и глава генштаба подтолкнуть события в нужное русло, скажем, объявить Антанте священную войну, и я рассчитываю на поддержку мусульман на русской стороне... Наши германские друзья заверяют, что готовы всемерно содействовать и поучаствовать в разработке военных планов.
- У меня тоже возник план, отчасти связанный с протестными движениями по национальным окраинам. Мы как-то коснулись этой темы в разговоре с общим другом, доктором Циммером; как вам известно, он облечен полномочиями германского и австрийского посольств по делам национальностей. Я намерен просить его устроить приватную встречу с послом Германии. Не сомневаюсь, мой план вызовет сочувствие у господина посла, который, как я рассчитываю, сообщит в Берлин военному командованию.
- Я подумал бы, дорогой доктор Гельфанд, что вы невероятно самоуверенны, - с коротким смешком ответил турок, - когда бы не знал вашей способности просчитывать ситуацию на много ходов вперёд и не видел ваших талантов в действии. Кто, как не вы, настолько осведомлен о положении дел в ваших краях! Считайте, вы и меня убедили, жребий брошен!
Доктор Александр Гельфанд действительно был уроженцем Российской империи, от рождения носил имя Израиль Гельфанд и происходил из белорусского местечка, из семьи еврея-ремесленника со средним достатком. Изя пошёл учиться в гимназию в Одессе, куда семья переехала от погромов: в старших классах начал посещать кружки народовольцев на конспиративных квартирах. Живущая в его крови идея мессианства и борьбы с царской дискриминацией приобрела определённое направление. В возрасте 19 лет он уехал учиться за границу по гранту еврейской общины; поступил в Базеле в университет на специальность «Экономика и финансы» и, перезнакомившись в Цюрихе со старыми русскими революционерами-эмигрантами, увлёкся учением Маркса. Хотя университетские профессора никак не симпатизировали марксизму, он защитил с третьего раза диссертацию на тему «Техническая организация рабочих в аспекте эксплуатации масс», получил учёную степень доктора философии.
По окончании учёбы он не заинтересовался карьерой банковского служащего, ещё меньше желал возвращаться в Россию, а подался в Штутгарт на юге Германии, где жили виднейшие представители социал-демократического движения. Стал вхож к ним в дома, влился в ряды партии и, будучи человеком способным, взялся писать в левых газетах, кроме того, стал выпускать собственное обозрение мировой политики; иногда подписывал материалы псевдонимом Александр Парвус. Довольно скоро за сомнительную деятельность его выслали как «нежелательного иностранца»; он подался в Дрезден и в 30 лет стал редактором рабочей газеты, которая резкостью тона раздражала даже левых социал-демократов. Парвус слыл компетентным экономистом и прозорливым политиком. Так, предсказывал войну между Россией и модернизирующейся Японией почти за десять лет до того. На рубеже веков по подложным документам бывал в России, собирал материалы для книги по экономике. Из Саксонии Парвуса тоже выслали, он обосновался в Мюнхене; там в просторной квартире было достаточно места и для одесских родственников, и для встреч с товарищами по партии.
Молодой Владимир Ульянов в ссылке просил близких высылать ему все произведения видного европейского марксиста, который был всего на три года старше. После трёхлетней ссылки Ульянов получил разрешение выехать за границу, в Германии, наконец, лично познакомился с автором. Захаживал с женой в гости, перезнакомился со многими западными революционерами, в том числе, с его близкой подругой Розой Люксембург, пользовался книгами из личной библиотеки. Первый номер «Искры» готовили у него на квартире, и на страницах газеты вполне проявился талант блестящего публициста. В серии статей в «Искре» он назвал русско-японскую войну «кровавой зарёй предстоящих великих свершений», предсказал поражение России и, как результат, назревающую революцию, притом «русская революция расшатает основы всего капиталистического мира, и русскому рабочему классу суждено сыграть роль авангарда в мировой социальной революции». Не случайно с началом революционных выступлений в 1905 году Парвус снова объявился в Петербурге. Вместе с Львом Троцким они начали издавать «Русскую газету», продавали её за символическую копейку и довели до миллионного тиража. Оба участвовали в деятельности Совета рабочих депутатов. После подавления волнений Парвус мило провёл некоторое время под арестом - заказывал себе в тюрьму дорогие галстуки и костюмы, пользовался тюремной библиотекой, фотографировался с друзьями, принимал посетителей; к нему приезжала повидаться Роза Люксембург. Суд приговорил его к трёхгодичной административной ссылке в Туруханский край; в пути конвоируемый сбежал по беспечности охраны. По подложным документам переправился в Германию, где его тотчас ввели в члены Центрального комитета германской социал-демократической партии. Однако предприимчивая натура нуждалась в размахе. Две заветных цели вели его по жизни – свержение самодержавия и обретение богатства. Продвинутый партиец считал, что его таланты заслуживают адекватного финансового воздаяния, и по случаю, вместо того чтобы передать гонорар автору и часть доходов в кассу партии, использовал деньги от постановок в Европе пьесы Горького «На дне» – около 130 тысяч марок – для поездки с подругой по Италии. После этакого конфуза товарищи объявили ему анафему, отказались общаться, все, кроме Ленина и большевиков. Многосторонне одаренный жизнелюбивый толстяк не особенно расстроился и решил на время податься в Турцию, а в итоге прожил там пять лет. Ему очень пригодился дар публициста, осведомлённость в вопросах экономики и мировой политики – Парвус пописывал статьи в журнал младотурок, которые мечтали провести в Османской империи либеральные реформы. Он удачно обзавелся новыми связями, сделался политическим и финансовым советником правительства младотурок. Во время Балканских войн наконец-то нажил вожделенные миллионы на поставках продовольствия и немецкого оружия, в этой связи преобразился в пламенного сторонника рейха. Парвус предвидел, что грядёт великая война, и, едва она началась, разразился публикациями, в которых призывал социал-демократов всего мира способствовать поражению деспотической реакционной России в интересах европейской демократии.
Пока правительства Антанты тайно делили турецкие ближневосточные территории, готовили планы относительно турецких проливов с высадкой десанта для захвата Стамбула, Парвус в январе 1915 года во время встречи с послом Германии в Стамбуле в беседе с глаза на глаз выразил глубокую симпатию к Германии и представил план выведения России из войны. Он заявил, что российская социал-демократия считает именно царское правительство ответственным за войну и выдвигает требования - свержение правительства и быстрое заключение мира. Скорейшая победа Германии, равно как и революция в России, говорил он, наиболее реальны в результате перерастания войны в гражданскую против царизма внутри страны. Но и в этом случае опасность для Германии со стороны Российской империи сохранялась; последнюю следовало расчленить на национальные государства и сократить до относительно небольшого центрального ядра. Потребуется один год срока для исполнения плана и пять миллионов марок для начальных мероприятий. Парвус ссылался на старые партийные связи и опыт борьбы с царизмом в революции 1905 года. Его похождения в общих чертах были известны спецслужбам, однако несмотря на сомнительную репутацию автора, а, может, именно благодаря ей, германские дипломаты, памятуя его заслуги перед рейхом, проявили интерес и способствовали поездке Парвуса в Берлин, чтобы он лично представил план в Министерстве иностранных дел, а также перед командованием.
В Берлине 9 марта 1915 года Парвус представил «Меморандум д-ра Гельфанда», отпечатанный на двадцати страницах. Сначала план предусматривал подготовку к весне массовой политической забастовки на заводах Петрограда, на железных дорогах в центрах с крупными рабочими коллективами, ослабление страны изнутри с целью создания революционной ситуации, вследствие которой начнётся крушение гражданского и военного порядка. В той части программы, которая касалась анализа оппозиционных сил, главная роль отводилась социал-демократам. Этих следовало финансово поддержать и наладить контакты с лидерами в Швейцарии. Как вождь радикальной фракции большевиков, уже ведущей всеми средствами борьбу против абсолютизма, упоминался Ленин. Далее план предлагал созвать в Швейцарии или в какой-либо другой нейтральной стране съезд лидеров русских революционеров - в случае, если будет достигнута предварительная абсолютная договоренность о начале немедленных выступлений против царизма. Для этого требовалось скоординировать деятельность меньшевиков, социалистов-революционеров, националистических сепаратистских движений на окраинах империи – от Кавказа и Украины до Польши и Финляндии, а также повести массовую кампанию в мировой прессе для создания благоприятного общественного мнения в нейтральных странах. План предусматривал подрывную работу на флоте, в угледобывающих районах, на нефтяных промыслах, на Кубани, Урале… Особое внимание предлагалось уделить Сибири, где слаб административный аппарат. Можно политических ссыльных, которые имеют большие связи и пользуются авторитетом, направить в агитационные центры в промышленные районы страны и в Санкт-Петербург. Для этого требовались только деньги. В рукописных дополнениях Парвус предлагал снарядить экспедицию с богатыми средствами в Сибирь для организации взрывов железнодорожных мостов и переброски политических ссыльных в центр страны. Подрывы на железных дорогах по всей стране вынудят царское правительство использовать большие военные контингенты для защиты мостов, станций. Кроме того, если одновременно дела на фронтах пойдут плохо, то движение против режима может принять небывалые размеры, и царизм будет вынужден сконцентрировать вооруженные силы внутри страны, прежде всего в Петербурге и Москве. Стачки, голодные бунты, нарастающая политическая агитация — все это приведет к всеобщей смуте и распаду административного аппарата.
Германский Генштаб, в сотрудничестве с военной разведкой, одобрил мероприятия; сам кайзер дал согласие на финансирование. Немцы сознавали авантюрную составляющую плана, но, если на Восточном фронте принудить Россию к сепаратному миру, шансы на победу существенно возрастут, военное бремя для экономики многократно облегчится. Игра стоила свеч. Берлин отменил все ограничения на передвижения Парвуса и выдал для начала миллион марок на революционную пропаганду в России. Тот распорядился перевести деньги на счета в Копенгагене, Цюрихе и Бухаресте, затем с новым импульсом ринулся в Швейцарию восстанавливать связи с русской эмиграцией и старым партайгеноссе Лениным, на которого делал ставку.
Нищие эмигранты отнеслись к сказочно разбогатевшему Парвусу холодно, как к ренегату и немецкому агенту. Архиосторожный Ленин не пожелал дискредитировать себя в глазах соотечественников и союзников, их прилюдная встреча с Парвусом в дешёвом ресторане прошла холодно. Как они поговорили на квартире у Ленина, доподлинно не известно. Последний уверял, что дело закончилось ничем, однако дальнейшие события показали иное. Той же весной из Швейцарии, Вены и Парижа в Министерство внутренних дел в Петроград полетели донесения агентов об активизации русскоязычных изданий революционного, пораженческого, сепаратистского направления; подрывная литература заметными партиями проникала в Россию. От информаторов Охранного отделения поступали сообщения, что среди эмигрантов левого направления тайно вербуют агитаторов для пропаганды в армии и в лагерях для русских военнопленных - понятно, не без содействия немецкой стороны. Почва была подходящей; русская армия отступала, это усиливало брожение в умах.
В мае Италия, заинтересованная в займе у Англии и территориальных приобретениях за счёт Австрии, объявила войну империи Габсбургов, но это мало повлияло на общую обстановку на фронтах. После успешного начала войны в Галиции русская армия уже вступила было в Венгрию, но осталась без боеприпасов и, чувствуя себя преданной, безоружная, деморализованная, отступала. Летом оставили Львов. На германском фронте отступали из Польши, Литвы. Русское командование совершило очередную роковую ошибку, поощряя массовый уход жителей с территории, куда наступали немцы. Люди срывались из родных мест, бросали жилища, а для их переселения ничего не было подготовлено. По дорогам навстречу неизвестной судьбе потащились обозы беженцев. Они наводняли прифронтовую полосу, затрудняли передвижение войск. Толпы измождённых голодных людей без средств к существованию несли вглубь страны нищету, болезни, детскую беспризорность.
Через год после начала войны, в августе 1915 года, Николай II, рассчитывая на всплеск всенародного воодушевления, решил принять командование армией на себя. Приближённые отговаривали его, ссылались на сложную ситуацию в столице, кроме того, за ним не знали полководческих талантов. Великого князя Николая Николаевича он отстранил от поста Верховного главнокомандующего и отправил наместником в Тифлис, командовать Кавказским фронтом. Армия приняла известие спокойно, как должное; правда, царь слыл в народе несчастливым. Впрочем, войсками фактически командовал начальник штаба Ставки генерал Алексеев.
Той порой в солнечный сентябрьский день тридцать восемь орнитологов со всей Европы отправились в швейцарскую горную деревушку Циммервальд на международную конференцию. Все орнитологи оказались по убеждениям левыми социалистами, в том числе, с десяток разномастных политических эмигрантов из Российской империи. Собственно, для всех социалистов Европы хватило нескольких пролёток. Во многих воюющих странах выступления против войны приравнивались к государственной измене, поэтому даже в нейтральной стране требовалась конспирация. Орнитологи обсуждали своё видение мироустройства после войны. На конференции Ленин заявил цель большевиков - превратить империалистическую войну между народами в вооруженную классовую борьбу против своих правительств, то есть, в гражданскую. Ленинская идея удивительным образом совпадала с первоочередными мероприятиями тайного плана Парвуса. Основная часть социалистов, однако, Ленина не поддержала, в их числе Троцкий, и в итоговом манифесте остались не столь радикальные тезисы - о мире без аннексий и контрибуций, о самоопределении наций.
В октябре на стороне германского блока вступила в войну Болгария и участвовала в захвате Сербии – снова оправдались опасения Филиппа относительно братьев-славян, - но конца войне всё не предвиделось.
Осенью 1915 года Россия потеряла Курляндию, часть Польши, Белоруссии и Галиции, но при этом фронт стабилизировался и выпрямился в линию от Балтийского до Чёрного моря. Вот когда вспомнили солнечное затмение, что в начале войны наблюдалось практически по той же полосе. Правительству, однако, уже удалось наладить военное производство и заграничные закупки; улучшилась ситуация со снабжением армии, с вооружениями. На Кавказском фронте против Турции русские войска вышли в Северную Персию. А союзники по Антанте занимались эвакуацией остатков своего десанта с полуострова Галиполи. Они ещё в феврале начали Дарданельскую морскую операцию с высадкой 80-тысячного десанта на берегах полуострова с целью захвата проливов и продвижения к Стамбулу. Турки стояли насмерть. Никакие попытки союзников удержаться на берегу не увенчались успехом, так что перед наступлением зимы пришлось завершить операцию. По всему миру, даже в заокеанских доминионах Британской империи, в Австралии и Новой Зеландии, куда от века не заглядывали великие тени европейской истории, семьи оплакивали десятки тысяч молодых мужчин. Воины из заморских английских колоний примирились с турками в братских могилах Галиполи и навеки остались в Европе.
Под конец года Ленин приободряется, переезжает в Цюрих, оттуда переписывается с российскими партийными комитетами, ссыльными большевиками в Сибири, поддерживает связь с лидерами европейских интернационалистов, организует транспорт нелегальной литературы на родину из-за границы, выступает с докладами. Он радуется неудачам царской армии, ходит по библиотекам и, читая газеты, ждёт, что терпение русского мужика однажды кончится. В публикациях проповедует, что революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству; что поражение царской монархии, наиболее варварского и реакционного из всех правительств, – меньшее зло, чем поражение Германии, родины социал-демократии; что непосредственный враг - великорусский шовинизм. Он продолжает в письмах жаловаться на безденежье, хотя отдыхает с женой два месяца в горном санатории. Одно время Ленин подумывал было перебраться в Стокгольм. Деньги на пропаганду революции в России поступали заграничному бюро ЦК большевиков через доверенных лиц. По донесениям агентов царского Охранного отделения, у отдельных товарищей был негласный контакт в германском посольстве в Стокгольме, где на тот момент объявился и доктор Гельфанд. Однако непоседливый предприниматель в непродолжительном времени с новыми идеями переместился в Копенгаген, основал там «Институт изучения социальных последствий войны» и несколько коммерческих компаний - надёжное прикрытие для встреч с агентами. Из нейтральной Дании удобнее переправлять через Финляндию в Россию агитационные издания и контрабандные германские товары. Экономики северных стран усиленно работали на войну, случалось, тайно на обе воюющие стороны. Это не спасало население от безработицы и карточек на продовольствие, но приносило баснословные прибыли торговцам-посредникам. Богатство текло в руки даровитого финансиста. Парвус азартно ринулся в идейную борьбу с царизмом с помощью печатного слова, через книги и создание информационного фона в нейтральных странах, газеты и прокламации для внутрироссийского использования, поддержку националистов на Украине, в Финляндии, на Кавказе. В начале русской революции было печатное слово.
Провозвестники земного рая
Некоторые обитатели Кешиного дома ушли воевать, иные семьи уже получили телеграммы о смерти близких. У Кешиной хозяйки Анастасии Андреевны было на ту пору семеро детей мал мала меньше. По счастью, мужа, как единственного кормильца большой семьи, в армию не взяли, а старший сын еще учился в реальном училище. Но если война затянется... Тогда уж не придется радоваться, что их первенец повзрослел, а трястись - а ну как заберут под ружье? Жить стало труднее, и в квартирах начали сдавать комнаты жильцам попроще. Анастасия Андреевна в своей просторной квартире сдала две комнаты из шести квартирантке-учительнице.
А в пятом этаже поселился скандально известный поэт-футурист. Его мобилизовали в Военную автомобильную школу, и он теперь только ночевал дома, а дни проводил в казарме неподалеку. Он снимал меблированную комнату, обставленную на обычный манер, в квартире у стенографистки. Порой у него собирались гости, которые Кеше были крайне неприятны – нелепо наряженные художники-футуристы, скандальные, грязные, или мрачные радикалы, носившиеся с планами переустройства общества и преображения человечества в соответствии с их верованиями. Случалось, с гостями приходили славные барышни; они с горящими очами говорили о прекрасной, полной высокого смысла жизни в усовершенствованном обществе будущего.
Пафос их речей ускользал от Кешиного разумения. Кое-что для него прояснилось, когда однажды он приметил не совсем обычного для этой компании гостя, седовласого бородатого господина, одетого в немного потёртый, но опрятный и чистый сюртук. Это был приезжий из южной губернии писатель-демократ старой школы, случайно приведенный кем-то на сборище. Речь, понятно, зашла о войне. Пока тот сидел на диванчике, худощавый скуластый молодой человек, делая по несколько шажков взад и вперед по комнате, читал лекцию о глобальных планах своей конспиративной организации:
– История всех обществ, какие существовали до сих пор, была историей борьбы классов, обездоленных угнетаемых против угнетателей, паразитирующих на чужом труде. Современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на эксплуатации большинства меньшинством. В этом смысле марксисты могут выразить свою теорию основным положением: мы за отмену буржуазной частной собственности. Мы открыто и решительно заявляем, что наши цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения существующего общественного строя. Диктатура пролетариата избавит человечество от ига капитала и от войн. Революции – локомотивы истории, говорил Маркс. Пусть господствующие классы содрогаются перед революцией. Пролетариям в ней нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир!
На благообразном лице писателя кустистые брови удивленно и насмешливо поползли вверх:
– Позвольте, а без насильственного ниспровержения и диктатуры никак не обойтись? Не сбрасывайте со счетов, в нашей бескрайней аграрной матушке-России пролетариат малокультурен и составляет едва ли десятую часть всего населения; мало кому понравится его темное господство… В беднейших слоях борьба с угнетателями непременно будет понята как свобода грабежа и убийства, в итоге выльется в разгул низменных инстинктов.
- Ну, да, поначалу, видимо, наиболее сознательная группа революционеров должна взять власть в свои руки, чтобы наилучшим образом действовать в интересах пролетариата. Затем, когда на смену государственным институтам угнетателей придут новые структуры, они будут воспитывать и развивать у населения передовое пролетарское сознание, и в истории человечества настанет новая эпоха!
- И потом, - продолжал писатель, - ваши слова о том, что пролетарии приобретут весь мир, невольно напомнили мне эпизод с третьим искушением Христа в пустыне, когда дьявол пообещал ему весь мир в обмен на поклонение себе. Вы намереваетесь соблазнить пролетариат, и у вас революция как будто исполняет роль дьявола?
Марксист с горячечным блеском в глазах под темными прядями жирноватых прямых волос, с покрасневшим утиным носом и побледневшими скулами был одет под мастерового, но на крупных костистых руках не было заметно трудовых мозолей. Этот ряженый, как его про себя определил писатель, беспрестанно курил, а в промежутках его цепкие пальцы что-нибудь нервно сжимали, тёрли или норовили засунуть окурок самокрутки в горшок с геранью. Он отвечал снисходительно:
– Если бы Творец существовал, его следовало поправить. Чего добился елейный Иисус со своей проповедью нестяжания, любви и равенства? Его распяли как возмутителя общественного спокойствия, что некоторым образом оправдано, и мы видим, что за два без малого тысячелетия христианской проповеди мир не слишком изменился. Свидетельством тому – нынешняя бойня народов под предводительством просвещённых христианнейших государей, состоящих, между прочим, в родстве между собой. Задолго до этого Маркс и Энгельс, наблюдая конкуренцию в вооружениях, непомерный рост армий и военных расходов, предсказывали невиданную по разрушительным последствиям войну в Европе, несомненным результатом которой будет всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса в мировом масштабе. Они предрекали, что короны будут дюжинами валяться на мостовой, и некому будет поднять их. Тот блаженный еврейский проповедник предпочитал не касаться главного корня всех зол и несправедливостей – эксплуатации человека человеком. Потому поп всегда шел рука об руку с эксплуататором. Мы уничтожим эксплуатацию одного индивидуума другим. Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс. Трудящиеся используют своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в своих руках. Это может, конечно, сначала произойти лишь при помощи деспотического вмешательства в права на собственность и в буржуазные производственные отношения. Если понадобится, мы не остановимся перед насилием. Зато в будущем вместе с антагонизмом классов внутри наций уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой, навсегда исчезнет межнациональная рознь и вражда. Вместе с условиями жизни людей, с их общественными отношениями, с их общественным бытием изменятся также их представления, взгляды и понятия – словом, их сознание. Да, именно так – бытие определяет сознание. В ходе развития революции мы решительно порвем с унаследованными от прошлого отношениями, мы воспитаем морально совершенного человека. Если надо, мы загоним человечество к счастью железной рукой. Вместо старого буржуазного строя с его классовым антагонизмом мы намерены создать общество, в котором свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Мы построим здесь, на земле, пресловутое царство небесное - без исторически несостоятельных басен о многомилостивом боженьке!
Старый либерал пытался вникнуть в рассуждения молодого человека, склонив голову. Его брови то сходились, то расходились на переносице, борода взъерошилась. Он с опаской воззрился на собеседника:
– Царство Божие на земле, но без Бога? Помилуйте, это попросту означает царство Антихриста…
– А-а-а, оставьте своё христианство с его телячьим бредом о необходимости нести свой крест в этом мире ради весьма сомнительного загробного блаженства, – перебил его марксист, судорожно сглотнув. – Разве может здравомыслящий человек верить сказкам о шестидневном творении, непорочном зачатии, судном дне и всеобщем воскресении в теле? Я полагаю, сами вы не верите в этот вздор; в крайнем случае, можете воспринимать все это с оговоркой «сказка ложь, да в ней намек…» Но церковники требуют буквального понимания догматов. Граф Толстой, за компанию с протестантами, пошёл по пути отсеивания из христианства не в меру чудесных элементов, попытался переписать евангельские байки на свой лад, в итоге оставил только этическое учение Иисуса. Эти господа докатились лишь до пресного выхолощенного морализаторства или до торга своим благочестием со всевышним, в обмен на земное благополучие и небесное благоденствие. Дело заведомо безнадежное, поскольку, хотите вы того иль нет, всякий культ и поклонение богам – не более, чем заблуждение или обман; все заповеди от имени богов – измышления людей, психопатических пророков и алчных политиков; все богоданные законы записаны людьми ради обуздания человеческой натуры и закрепления власти сильных мира сего. Они используют религию как опиум для народа. Мы же полностью освобождаем человечество от страха загробного наказания и призываем к борьбе за счастье при жизни, в этом мире, а не после смерти, невесть в каких эмпиреях. Основа новой этики - в борьбе за счастье человечества. Мы избавляем людей как от нерационального аскетизма ради иллюзорного идеала личного спасения, так и от лживой морали блудливых проповедников!
Писатель мотнул седой шевелюрой:
– А помните, один из героев Достоевского задавался вопросом: если Бога нет – значит, все дозволено? Вы, стало быть, надеетесь заставить людей жить по вашим моральным законам?
– Однако вера в Бога ничуть не мешает многим попам и монахам отступать от их религиозных заповедей и проповедей, даже преступать светские уголовные законы. Попытка соорудить из боженьки пугало на запретном огороде иногда действует на робкий и темный народ, как узда, а самые циничные и хитрые только радуются, что страх удерживает голодную стаю от потребления сладких плодов, которые они срывают дерзкой рукой в собственное удовольствие, – презрительно скривился ряженый, потирая руки, сложенные замком.
– А пожелает ли человечество стать счастливым насильно? Не придется ли вам извести немалую часть сограждан, иначе, нежели вы, понимающих своё благо и предначертание в этом мире, чтобы уцелевших наделить казарменным счастьем? Вы найдете немало таких несогласных не только в правящем классе, но и в самых темных обездоленных слоях. Русский человек – анархист по природе, а вы намереваетесь эту природу причесать под вашу гребёнку. И потом, как вы намереваетесь удерживать в так сказать счастливом состоянии тех, кого вам удастся загнать к счастью железной рукой, да чтобы они не возжелали испытать в жизни что-либо, не предусмотренное моралью совершенного общества?
Марксист начал злиться, забормотал в сторону:
– Это все либеральные предрассудки. Бытие определяет сознание. От рождения все равны. Человек становится таким, каким его делает общество. Мы разрушим этот затхлый мещанский мирок, буржуазный уют, и тем самым уничтожим в сознании людей частнособственнический инстинкт, так что раскрепощенному индивидууму откроются высшие цели и идеалы. В обновленном обществе, которое будет очищено от проклятия стяжательства и эксплуатации, при всеобщем бесплатном образовании, человек станет культурнее, сознательнее, бескорыстнее. Не исключено, что к свергнутым эксплуататорам, реакционным силам и тем, кто недопонимает законов исторического развития, - он неосознанно упёрся взглядом в ботинки собеседника, - будут в той или иной степени применены меры насильственного перевоспитания, но тем скорее и успешнее мы сформируем личность облагороженного образа…
– А вот тут у ваших учителей одна из самых серьезных неувязок, - литератор безуспешно попытался поймать взгляд собеседника. - Если бы все было так просто, и человеческая натура обусловлена исключительно обществом и воспитанием! Вы считаете, не станет эксплуатации - исчезнет зависть и насилие? Да это чистой воды утопия! Вспомните хотя бы историю про Каина с Авелем – там не было общества, что дурно влияло на них, воспитывались равно, никто никого не эксплуатировал, а с чего произошло братоубийство? И вы так запросто отмахиваетесь от наследственности, потемок души, от демонов подсознания? Вы надеетесь ваять души для совершенного общества по вашим понятиям? Уверяю вас, вы получите только личность, духовно обкромсанную по лекалам вашего учения... Может, это и будет личность нового образца, но совершенно изуродованная, ущербная!
Марксист снова судорожно сглотнул и вперил недобрый взгляд в старика, тужась придумать уничижительную отповедь; лицо его пошло красными пятнами. Кеша обожал буржуазный уют и чистенькое благополучие – это был центр, вокруг которого вращалась его маленькая вселенная, идеал достойного бытия, вожделенная цель существования. Что же станет с ним и его сородичами, если революционеры осуществят хоть малую часть своих зловещих замыслов? От страха и волнения его маленькое тельце напряглось и уплотнилось, он задрожал крупной дрожью и… маленький круглый столик с самоваром и чайными чашками полетел от печки прямо в марксиста! Всем показалось, что тот, жестикулируя и расхаживая вокруг собеседника, несколько перевозбудился, вроде, зацепил кочергу, громыхнул подносом или еще чем-то... Его сутулая фигура взмахнула руками, вероятно, задела столик с чайными принадлежностями, и, вертясь среди разбитой посуды, пытаясь отлепить от колен мокрые горячие штаны, заверещала «Черт, а-а-а, черт побери!»
– Когда бы лукавый впрямь побрал вас, с вашей религией насилия, которую вы мечтаете насадить по всему миру, то облагодетельствовал бы человечество, – гнусаво процедил футуристический поэт в немытых патлах, похожий на попа-расстригу. Его блуза напоминала перешитый укороченный подрясник. – Да творить добро не в его правилах, будьте покойны! Судя по всему, марксисты пошли от того же лукавого семени, а бес против своих не пойдет!
Марксист с патлатым сцепились за грудки и кому-то подбили глаз, надавали пинков, пока их разнимали и успокаивали общими усилиями. Кеша, сам как ошпаренный, в мановение ока улетучился в дымоход. Писатель в общей свалке потихоньку подхватил шляпу, выскользнул к двери и всю дорогу до своей гостиницы, пугая городовых у костров на продуваемой ледяными ветрами улице, что-то бормотал и чертыхался, как одержимый, хотя обыкновенно манера грубо сквернословить была совсем несвойственна романтику старой школы.
«Великая бескровная» революция
Ресурсы Германии стремительно истощались в войне на два фронта. Командование решило на русском фронте перейти к глухой обороне, а на западном – добить Францию, чтобы наконец вывести её из войны. Хотя численное превосходство было на стороне Антанты, как на Западном, так и на Восточном фронте, войска германского блока располагались более компактно, а развитая сеть дорог и коммуникаций на их территории обеспечивала высокую мобильность, позволяла быстро перебрасывать войска и снаряжение с одного участка на другой. Мощная артиллерия, большая плотность войск делали оборону труднопреодолимой; отсутствие открытых флангов, уязвимых стыков обрекали на неудачу попытки прорыва и, тем более, маневра. Чуть не весь 1916 год, с февраля по декабрь, шло страшнейшее в мировой истории сражение под Верденом, при этом с обеих сторон потери составили около миллиона человек, но ощутимых подвижек фронта не произошло.
Тем не менее, в тот год с лета обозначился явный перелом в пользу Антанты. Россия предприняла контрнаступление в помощь союзникам, и прорыв по всему фронту под командованием генерала Брусилова поставил Австро-Венгрию на грань военной и политической катастрофы, лишил её возможности вести активные действия до конца войны. Брусиловский прорыв заставил австрийские войска приостановить наступление на итальянском фронте и тем, по сути, спас итальянскую армию от разгрома. Румыния вышла из союза с Германией, вступила в войну на стороне Антанты, правда, сама нуждалась в помощи и, скорее, стала обузой. Немцы ослабили удары под Верденом и на Сомме, и положение английских и французских войск существенно облегчилось. Победа могла быть достигнута уже тогда, но просчёты царской Ставки и интриги генералитета не позволили Брусилову развернуть успех; немцы сумели перебросить подкрепления, и русской армии пришлось перейти к обороне. Тем не менее, Россия перестала отступать, вооружение поступало потоком; укомплектованная, лучше оснащенная армия удерживала огромный фронт. Противник слабел, и победа угадывалась в непродолжительном времени. В Германии остро не хватало сырья и продовольствия из-за британской морской блокады, тогда как Антанта получала помощь из колоний и США, а Россия располагала достаточными собственными ресурсами. Осенний призыв захватил тринадцатый миллион населения; тыловые сборные пункты и учебные команды были переполнены людьми.
Германия в декабре 1916 года обратилась к США за посредничеством по поводу мирных переговоров с Антантой. Однако союзники уже заключили секретные соглашения относительно будущих репараций и раздела территорий; в предвкушении победы отвергли предложение Германии, с расплывчато-либеральной фразеологией, что мир невозможен «до тех пор, пока не обеспечено восстановление нарушенных прав и свобод, признание принципа национальностей и свободного существования малых государств».
А в Петрограде Рождественским постом неугомонный Филя принес в собрание домовых очередную нехорошую весть из Таврического дворца:
– В Думе предательство. Избранцы возомнили, что им уготована миссия спасителей армии и отчества, и с некоторыми генералами замыслили правительственный переворот. Они торопятся провернуть дело до решающего весеннего наступления, даже ценой отсрочки победы, иначе при новом патриотическом подъёме и перемене настроений в народе дело станет невозможно. Думцы оправдывают себя тем, что, мол, народ сам расправится с монархией, если они выпустят инициативу из рук. Они уверяют, что нужно открыть клапан народного раздражения, что залог хорошего управления – достойные министры. Они хотят установить конституционную монархию, типа британской, и мечтают о некой власти, облеченной народным доверием и ответственной перед Думой. Имена достойных министров не называют, мол, не время; да Охранному отделению известно, как они предварительно поделили портфели между собой. Князь Львов обсуждает с заговорщиками, как бы похитрее и дипломатичнее предложить великому князю Николаю Николаевичу отстранить государя от престола и принять корону. При этом раскладе императора вынудят дать отречение и за себя, и за малолетнего наследника; императрицу предлагают заключить в монастырь или выслать за границу. Другой вариант – посадить на престол малолетнего цесаревича Алексея при регентстве мягкосердечного великого князя Михаила Александровича, брата государя. Избранцы похожи на школяров, что мечтают отстранить от управления начальника гимназии и назначить из своих рядов ответственную администрацию. Гучков из Государственного Совета злопыхает, что с начала войны еще не было такого критического момента; мол, остановка многих заводов, в том числе и работающих на оборону, серьезные продовольственные затруднения, угнетенное состояние духа в широких кругах населения – все это может стать моральным ударом по армии... Ещё заявляет, мол, армия может быть спокойна, пока Дума говорит за неё в тылу и борется с правительством за Россию! Это у Гучкова такой извращённый патриотизм – борьба в тылу сражающейся армии! Некоторые думцы хотя и догадываются, но не хотят признаться, что сейчас, в момент напряжения всех сил ради победы, радикалы могут использовать столкновение Думы с правительством, чтобы захватить власть. Некоторые сами настроены революционно и под шумок надеются на установление республики. В потрясённой империи, да в невиданную войну! Несчастные слепые кроты! Радикалы пустят их на шкурки.
- Дума в тылу борется с правительством за Россию!? Они ведут свою войну изнутри? Да как возможно такое? А государь-то догадывается? – ошалело шушукались домовые.
- Охранное отделение не раз докладывало министру внутренних дел, приближённые говорили государю, с письмами обращались. Николай, видите ли, хоть и невысокого мнения о думцах, но желает верить в здравый смысл и патриотизм народных избранников; он и мысли не допускает, что Дума может пойти на государственный переворот во время войны. Он не желает прислушиваться к предупреждениям и не решается приостановить деятельность Думы – это, чего доброго, взволнует общественность и может неблагоприятно отразиться на фронте. Говорит, мол, после весеннего наступления, когда окончится война, тогда можно будет заняться внутренней жизнью и реформами. А сейчас все помыслы следует посвятить исключительно армии и фронту, победа близка, через три, четыре месяца. Уже и новую форму для парада победы сшили, с древнерусскими мотивами, вроде островерхих шлемов, как в доспехах древнерусских богатырей, по эскизам художника Васнецова; а для автомобилистов и авиаторов в огромном количестве заготовили кожаные куртки.
- А что же армия и великие князья?
- Военные и придворные круги в Петрограде чувствуют, что надвигается буря, только представляют это себе как дворцовый переворот с объявлением конституционной монархии, и многие из них сами настроены либерально, - подтвердил Гоша. – Царское семейство крайне недовольно, что на хозяйстве осталась государыня с Распутиным, и государь так часто меняет министров по её наущению, что это вызывает ненависть к правительству и сеет недоверие в армии... Преданные люди умоляют Николая удалить Распутина как крупного козыря в руках оппозиции.
В другое время домовые отнеслись бы к думским интригам, как очередному вздору, но из разговоров по своим жилищам они знали, непременно что-то стрясётся. В декабре 1916 года Петроград обсуждал скандальное убийство Распутина. Он приобрёл влияние на императорское семейство благодаря тому, что несколько раз при нём останавливались кровотечения у неизлечимо больного наследника. Распутину приписывали дар провидения и способность подчинять себе волю людей, особенно неврастеничных женщин. Если царевич доживёт до совершеннолетия, обнадёживал хитрый мужик несчастную мать, то выздоровеет от гемофилии. Царица, несмотря на аристократическое английское воспитание и степень бакалавра философии от Гейдельбергского университета, впала в суеверный мистицизм простонародного толка; приблизив Распутина к своей семье, она полагала, что сближается с народом-богоносцем. Александра Фёдоровна до того уверовала в духовный дар и прозорливость мужика, что заставляла супруга прислушиваться к его внушениям при принятии государственных решений. Малограмотный проходимец устраивал отставки министров и назначения своих протеже на высшие должности в государстве. Однако сам плохо разбирался в людях; вокруг него, главным образом, ради личных выгод, толклись и сановники, и банкиры, и спекулянты, и офицеры, и духовенство, и великосветские дамы, и проститутки, и явный сброд; при всём том он компрометировал трон дикими выходками в высшем свете, непристойными кутежами c оргиями, известными всему Петрограду. Даже правые монархисты перешли в оппозицию, все считали, что непременно следует отстранить от дел императрицу-немку со всей компанией распутинского назначения. В народе её подозревали в интимной связи с Распутиным и в шпионаже в пользу Германии. Двусмысленное положение мужика при дворе до того возмущало многочисленную царскую родню, что в убийстве принял непосредственное участие один из великих князей. К растерянности Николая II, когда всё открылось, члены семейства обратились к нему с письмом, просили снисхождения для виновного. Несмотря на перелом в ходе войны, под конец года в столице вовсе не ощущалось праздничного рождественского настроения. Новогодний приём в царском дворце прошёл натянуто, без традиционных подарков родственникам.
Ещё до Нового года Кеша заметил, что в столице участились серьёзные перебои с продовольствием, да и вообще со многими товарами. В некоторых из воюющих европейских стран продукты давно уже давали по норме, но в России к такому не привыкли. Железнодорожное сообщение внутри страны нарушилось из-за потоков военных грузов и очень снежной зимы. До войны в городе с окрестностями жило около миллиона людей, а теперь население утроилось. Тяжело стало с квартирами, топливом, транспортом, жизнь дорожала на глазах. При развитом стачечном движении экономические требования рабочих обычно удовлетворялись, даже минимальная оплата позволяла содержать семью, но всякому мелкому наёмному люду приходилось туго. В компании домовых стали появляться приезжие новички, сорванные войной с насиженных мест вслед за хозяевами; за ними тянулся шлейф страданий и скорбей. Обыватели пересказывали самые нелепые и вздорные слухи о том, что творилось на фронте, что обсуждалось на рынках, в Думе, Госсовете, в печати, что делалось при дворе и в правительстве. Все неудачи на фронте и в экономике объяснялись изменой или предательством, во всех несчастьях винили царя, двор и министров, и Дума нагнетала всеобщее недовольство. Депутат Милюков произнёс патетичную антиправительственную речь «Глупость или измена», речь не публиковалась, ходила в списках, а правительство при этом являло полную несостоятельность. В столице стала ощущаться нехватка хлеба. У крестьян, не мобилизованных в армию, зерна было в избытке, поскольку его не вывозили за границу из-за перекрытых торговых путей, и оно сильно подешевело с начала войны. Ожидая повышения цен, крестьяне неохотно везли его продавать. В середине февраля на очередной сессии Думы депутаты потребовали отставки неспособных министров вместо того, чтобы самим поскорее решить вопрос о ценах на зерно. Не хватало пекарей из-за мобилизации в армию. С началом рабочих забастовок перебои с пшеничным хлебом в столице стали еще заметнее. Среди обывателей ползли слухи, что скоро никакого не будет. Кешины жильцы бросились закупать мякинный хлеб и сушить про запас, а то, как прожить с такой оравой детей! Зима в Петрограде была взбаламучена волнениями и манифестациями рабочих; агитаторы действовали особенно активно на предприятиях, что работали на оборону. Поговаривали, так и до хлебного бунта недалеко.
Домовых из близлежащих казарм тревожило, что в запасных полках, мобилизованных под конец войны без надобности, болтались раненые солдаты с фронта и рассказывали о плохом вооружении и снабжении армии, не в пример немецкой. В действительности к тому времени действующая армия была вооружена до зубов, склады забиты военными припасами под завязку. Кормили резервистов отменно хорошо, но в город не выпускали; командование и информирование было поставлено из рук вон плохо. Офицеров не хватало на фронте, при резервистах и подавно. Деревенские немолодые мужики сидели взаперти в переполненных казармах, изнывая от скуки и неопределенности, гадая, когда их отправят на фронт и как там без них семейства справляются с хозяйством. А в городе бурлила ночная жизнь, широко кутили члены новоявленных общественных организаций, роскошествовали какие-то мутные личности, нагревшие руки на размещении государственных заказов. Даже грамотные солдаты не всегда могли понять обстановку на фронтах из газет – военная цензура оставляла большие пробелы вместо снятых статей, да и сами газеты подогревали крамольные настроения. Зато революционные агитаторы с прокламациями пробирались в казармы, служивые к ним прислушивались, хотя, случалось, поколачивали – ходили слухи, что немцы платили провокаторам за подрывную работу. Резервисты не знали, кого слушать, и вовсе не стремились попасть в окопы, чтобы сражаться в чужой войне до победного конца.
Для предупреждения беспорядков в Петрограде в феврале создали особый военный округ под командованием генерала Хабалова, честного шестидесятилетнего служаки без понятия о борьбе с уличными выступлениями. Перед очередным отъездом в Ставку царь приказал перебросить в столицу благонадежную гвардию. Хабалов медлил выполнить приказ, поскольку в городе не оставалось свободных казарм. Впрочем, министр внутренних дел, недавний назначенец по протекции Распутина, заверил царя, что ситуация в столице под контролем, и оснований для беспокойства нет.
Едва царь выехал из Царского Села в Ставку в Могилев, на следующий день забастовали десятки тысяч рабочих. Многотысячные толпы вышли на демонстрацию в честь Международного женского дня. Отмечать женский день 8 марта предложили германские социалисты несколько лет назад, а по юлианскому календарю в России это было 23 февраля. Бабы-чухонки с подростками с рабочих окраин требовали хлеба. Они начали громить лавки, разметать булочные, забивать городовых. Казаки не решались стрелять в толпу с женщинами, где вдобавок шныряли дети. Кто-то усердно распространял слухи об отсутствии хлеба в столице и о грядущем голоде. Хабалов собрал у себя пекарей и провёл беседу, что волнения вызваны не столько недостатком хлеба, сколько провокацией; запасов города вполне хватило бы еще вперед дней на десять — двенадцать. Этим мероприятия властей и ограничились. К вечеру, казалось, всё притихло, но с утра забастовка возобновилась; с некоторых заводов забастовщики снимали мастеровых силой или за оплату. Такие забастовки случались и раньше и не могли предвещать чего-либо опасного, только на этот раз несколько членов Госдумы из социалистов установили связь с нелегальными организациями, создали для проведения демонстрации комитет, неизвестно, с чьей подачи и на какие средства, и внесли в рабочие массы политические лозунги. Откуда-то в морозный воздух взвились лозунги «Долой самодержавие!», «Долой войну!» Через два дня после начала бабьего бунта забастовка приобрела всеобщий характер, полностью остановился транспорт, в Петрограде действительно исчез хлеб. По городу мелькали листовки и воззвания, по заводам организованно выступали агитаторы.
В Ставку поступили донесения о начале беспорядков лишь 25 февраля, когда уже стемнело, и вечером Николай II телеграфировал командующему войсками округа Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией». Генерал то ли из малодушия, то ли из-за непонимания серьезности положения наутро отвечал, что в столице наблюдается успокоение. Он, похоже, полагал, что причиной беспорядков стал всего лишь мнимый недостаток хлеба, и для водворения порядка достаточно объявить, что войскам разрешено применять оружие, что бастующих рабочих будут отправлять на фронт. На крики же «Долой войну!», «Долой правительство!», на провокации почти исключительно на заводах, работавших на войну, не обратил внимания. Десятки агитаторов, задержанных с поличным на месте преступления по снятию людей с военных заводов, не были немедленно преданы военно-полевому суду. В глазах народа они стали героями и жертвами царского произвола, а вовсе не военными преступниками. Едва Хабалов отправил телеграмму царю об успокоении волнений, всего в нескольких кварталах от Кешиного дома в казармах, расположенных близ Таврического сада, случилась заварушка. Перепившиеся солдаты из запасных батальонов Волынского, Преображенского и Литовского полков, смешанные с полицией, беспорядочно палили в рабочих и войска. После того, как в свалке было перебито сотни две человек, отчасти протрезвели, поддались на увещевания полкового командира и священника, до поры разошлись по казармам. Через два дня они всё-таки в числе первых присоединились к восставшему гарнизону, постреляли пытавшихся сдержать их офицеров; а как из страха перед наказанием терять уже было нечего, очертя голову ринулись в уличную сумятицу.
Но главная свистопляска началась в Таврическом дворце, где в ту и последующие ночи было полно народу, несмотря на императорский указ о роспуске последней сессии Государственной думы. Воспользовавшись моментом, председатель Думы Родзянко проявил вулканическую активность и разослал повсеместно град устрашающих сообщений насчет критического положения в стране и необходимости избрания доверенного лица, которое сможет возглавить правительство. Отбил 26 февраля паническую телеграмму царю: «Положение серьезное. В столице – анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».
Николай II не придал телеграмме особого значения, а только досадливо поморщился:
– Опять этот толстяк Родзянко написал мне разный вздор, на который я ему даже не буду отвечать!
Родзянко как бы считал себя неким инспектором происходящего в стране, и разъезжая по России, бранил всё и вся, кричал на всех и вся, обвиняя и всё и вся, всем докладывал. Его перестали принимать всерьёз и не особенно доверяли, как известному болтуну. Другую истерическую телеграмму Родзянко отправил генералу Рузскому, главнокомандующему Северным фронтом, поскольку напрямую заявить царю о способе выхода на светлый путь не посмел: «Волнения... принимают стихийные и угрожающие размеры. Основы их – недостаток печёного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику; но главным образом полное недоверие власти, неспособной вывести страну из тяжёлого положения... Заводы... останавливаются за недостатком топлива и сырого материала, ... и голодная, безработная толпа вступает на путь анархии, стихийной и неудержимой. Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28... На Урале из 92 доменных печей остановились 44... Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагательное признание лица, которому может верить вся страна, и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения... Иного выхода на светлый путь нет, и я ходатайствую перед Вашим Высокопревосходительством поддержать это моё убеждение перед Его Величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу...». Генерал Рузский разделял мнение о слабой власти; на тот момент он находился в Ставке и довел до царского сведения единственный способ выхода на светлый путь, обозначенный председателем распущенной Думы.
В Петрограде 27 февраля солдаты, науськанные агитаторами, начали расправляться с офицерами, когда те пытались сдерживать беспорядки; толпа осаждала казармы, скидывала двуглавых орлов; по улицам кое-где взвивались красные флаги и языки пожаров. Генерал Хабалов, который за день до того телеграфировал царю об успокоении в столице, отправил телеграмму начальнику штаба Ставки генералу Алексееву с просьбой доложить царю, что исполнить повеление о восстановлении порядка не мог. Потому, де, что большинство частей отказалось сражаться против мятежников или перешло на их сторону; сообщал о больших потерях в оставшихся верными частях и о захвате мятежниками почти всей столицы. Беспорядки сопровождались захватом Арсенала, освобождением заключённых из тюрем, мародёрством, поджогами судов и полицейских участков. Члены Совета министров в растерянности собрались было на заседание в Мариинском дворце, поговорили о безнадежном положении и, не дождавшись указаний от царя, по сути, самораспустились.
Дума формально подчинилась императорскому указу о роспуске, но многие остались совещаться, вроде как в частном порядке. Толпы вооружённых восставших сплошь заполонили пространство вокруг Таврического дворца. Родзянко возглавил самозародившийся Временный комитет, «для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями», назначив именно себя «лицом, пользующимся всеобщим доверием», и призванным к миссии восстановления порядка в государстве. Он разразился воззваниями к населению: «Временный комитет Государственной Думы при тяжёлых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашёл себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться доверием его». Так уличные беспорядки переросли в отстранение от дел царского правительства, и, по сути, группа думцев неожиданно для себя организовала революцию.
А Николай II с утра в Ставке, всё еще не сознавая масштаба событий, принимал оперативный доклад, несколько раз беседовал наедине с генералом Алексеевым. От него ожидали чётких указаний относительно дальнейших действий. К вечеру Алексеев передал начальникам штабов Северного и Западного фронтов распоряжение готовить к отправке в Петроград надёжные части. Из Царского Села государыня по прямому проводу долго обменивалась с супругом телеграфными сообщениями, сообщала, что дети заболели корью. Потом из Мариинского дворца, где собирались члены Совета Министров, с ним связался брат Михаил. Царь поддался было уговорам брата и генерала Алексеева повременить с отъездом из Ставки, но вдруг посреди ночи отдал приказ подать автомобиль, чтобы ехать с поездом в Царское Село увидеться с семьёй, а после решить вопрос о смене правительства.
Та ночь с 27 на 28 февраля выдалась насыщенной событиями. Родзянко разослал во все города России телеграфные сообщения об образовании Временного комитета, с призывом соблюдать спокойствие. В свою очередь, думцы из социалистических партий с толпой всякого люда явились в Таврический дворец, вытеснили Временный комитет в правое крыло и организовали самозваное правительство явочным порядком, Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, подобный тому, что существовал во время революции 1905 года. Петросовет тотчас провёл учредительное заседание и принял воззвание «К населению Петрограда и России»: «…Приглашаем все население столицы немедленно сплотиться вокруг Совета, образовать местные комитеты в районах и взять в свои руки управление всеми местными делами. Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего равного, прямого и тайного избирательного права».
К полудню 28 февраля горстку верных присяге войск распустили по казармам из Адмиралтейства, последнего здания в руках правительственных сил. Англия и Франция признали Временный комитет Госдумы как законное правительство, полагая, что скинувший самодержавие народ начнёт рьяно защищать свободу.
Совет издал первый номер «Известий Петроградского Совета», а также безответственный законотворческий эксперимент – приказ Петросовета №1 о демократизации армии. Фактически это был роковой приказ о разрушении армии, который в военное время предписывал выбрать представителей в Совет, по одному от роты, и в своих политических выступлениях подчиняться только Совету и выборным солдатским и матросским комитетам, немедленно разоружить офицеров в частях, в дальнейшем самим выбирать командиров. Приказы Военной комиссии Госдумы предлагалось исполнять, если они не противоречат приказам и постановлениям Совета. В Таврический ломились всевозможные делегации, воинские части; особо ревностные борцы со старой властью волокли выловленных представителей оной. Метель трепала расклеенный по всем углам и площадям злосчастный приказ, знаменовавший окончательную отмену смысла и дисциплины. Из Петросовета шли требования конфискации и немедленной безвозмездной раздачи народу земли, призывы не верить офицерам, сомкнуться около Совета рабочих депутатов и верить только ему.
Императорский поезд так и не попал в Царское Село. Противоречивые сообщения задержали, заставили развернуться на полпути и следовать в Псков, под защиту фронтовых частей штаба Северного фронта под командованием генерала Рузского. Тот сначала был отставлен после неудачного командования Западным фронтом, потом по протекции Распутина вновь назначен командующим Северным фронтом. Николай прибыл только к вечеру 1 марта. Пока его поезд менял направления, власть в империи сменилась. Он оказался оторван от событий часов на сорок из-за несвоевременной связи. В Пскове ждала телеграмма о революционных событиях в Москве, затем из Ставки поступил доклад о беспорядках в Кронштадте. После ужина он принял Рузского, тот настойчиво доказывал необходимость ответственного министерства по проекту Родзянко и Алексеева, и монархия тогда становилась конституционной. В результате очень настойчивого разговора Николай согласился; ситуация представлялась неизбежной.
Около полуночи в Петрограде состоялся торг представителей Петросовета с членами Временного комитета и некоторыми предполагаемыми членами «способного и достойного» правительства, где обсуждались условия поддержки революционными организациями новоиспечённых министров. Утром было скоропостижно сформировано Временное правительство, в которое не посчитали нужным включить вождя и спасителя отечества Родзянко, фонтанировавшего телеграфными сообщениями и публичными выступлениями. Для его коллег настало время явить высокие нравственные принципы и реализовать идеи по части управления государством, в чём они красноречиво упражнялись в думских дискуссиях. В Екатерининском зале Таврического дворца лидер конституционных демократов Милюков произнёс торжественную речь и под вопли одобрения и протеста объявил состав Временного правительства. Председателем Временного правительства поставили князя Львова. «Кто вас выбрал?» – раздался выкрик из зала. – «Нас выбрала революция», – был ответ.
Время от времени среди участников головокружительного переворота вспыхивала паника: вот придут верные присяге части с фронта — что тогда? У Родзянко не осталось шансов возглавить ответственное министерство, но его уже несло, и он в ночном разговоре с Рузским всячески убеждал, что страсти накалились до крайности и что единственным спасением армии будет отречение царя. В Ставке поверили, будто контроль над революцией находится у него в руках, порядок и законность постепенно водворяются. Он отбил телеграмму генералу Алексееву об образовании Временного правительства с тем, чтобы тот довёл содержание до сведения царя: «Войска подчинились новому правительству, не исключая состоящих в войсках и находящихся в Петрограде лиц императорской фамилии, и все слои населения признают только новую власть». К несказанному облегчению заговорщиков верные части с фронта в пути были задержаны и завернуты в обратном направлении, якобы, от имени царя.
Филипп Таврический на своём дворцовом веку вполне привык к интригам вокруг власти, но теперь ему было тошно, как никогда. С начала переворота он жаловался, что от постоянной работы телеграфных и телефонных аппаратов у него началось душевное расстройство. Он вовсе помешался, когда черно-серая гуща уличной толпы, прессуясь в дверях, потекла на зеркальные паркеты под белоснежные колонны Таврического дворца. Все, что можно, было тотчас изгажено – паркеты заплеваны и покрыты толстым слоем грязи, колонны обшарпаны и побиты, стены засалены, шторы ободраны, мебель испорчена, а поверх подсолнечной шелухи валялась солдатня. В буфете немедленно разворовали серебряные ложки. На дверях комнат появились бумажки с названиями на чудовищном новом языке – там неожиданно развелись какие-то бюро и учреждения. По коридорам воняло отхожим местом, сапожным дёгтем, махоркой, сивухой и немытыми телами. Филя, не в силах все это перенести, едва не покончил с собой, ринувшись из своего пристанища навстречу непредсказуемым превратностям путешествия в дорожном портфеле депутата Думы Шульгина, когда тот на пару с Гучковым отправился в Псков спасать монархию. Участники переворота посчитали, что отречение монарха будет выглядеть более легитимным при почтительном участии убежденных монархистов. В портфеле они везли проект царского манифеста об отречении от престола. Не зря злополучный проект в портфеле казался Шульгину прямо-таки невыносимым бременем. Они выехали 2 марта затемно, на поезде из одного вагона и паровоза. По пути поезд останавливался на каких-то станциях, и Гучков говорил краткие речи с площадки вагона, обращаясь к озадаченным толпам на перронах. Они добрались ближе к ночи, в промозглой колючей мгле, так что уже было некогда приводить себя в порядок. Помятых и небритых парламентариев провели в царский вагон. Гучков чувствовал себя крайне неуверенно, ожидая ареста, тем не менее без промедления, с колес, пока хватало духа, с гулко колотящимся сердцем объявил заготовленные слова:
- Ваше Величество, я приехал от имени Временного комитета Госдумы, чтобы дать нужные советы, как вывести страну из тяжелого положения. Петербург уже всецело в руках движения, попытки фронта не приведут ни к чему, потому что всякая воинская часть перейдет на сторону движения, как только подышит петербургским воздухом. Они все являются к Таврическому дворцу с готовностью присягнуть составленному Думой правительству. Даже царскосельские воинские части послали своих представителей в Думу и изъявили всецелую готовность служить новой власти.
- Я тоже не могу послать в Петроград никаких запасных частей, потому что их тотчас распропагандируют агитаторы, - поддержал его Рузский.
– Поэтому всякая борьба для вас бесполезна. Совет наш заключается в том, что вы должны отречься от престола, – опасливо выговорил Гучков. Голова втянута в плечи взгляд опущенных глаз метнулся из стороны в сторону, однако, как будто, ничто не угрожает, его тотчас не арестовывают; он передернул плечами, приободрился и под конец не то подытожил, не то потребовал:
– Я знаю, Ваше Величество, что я вам предлагаю решение громадной важности, и я не жду, чтобы вы приняли его тотчас. Если вы хотите несколько обдумать этот шаг, я готов уйти из вагона и подождать, пока вы примете решение, но, во всяком случае, все это должно совершиться сегодня вечером.
Царь во время этой речи спокойно смотрел на него, не опуская усталого взгляда, после паузы ответил:
– Я этот вопрос уже обдумал и еще в три часа дня принял решение отречься.
Посланцу Временного комитета Госдумы не был известен дневной обмен телеграммами с великим князем Николаем Николаевичем, генералом Алексеевым, начальником штаба Ставки и главнокомандующими фронтов; они все, кроме главнокомандующего Черноморским флотом адмирала Колчака, высказались за отречение. Царь намеревался объявить о своём решении в кратких телеграммах Родзянко и Алексееву: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай». Потрясённая свита уговорила его повременить с отправкой телеграммы до появления думских парламентариев. Гучков поразился, как просто всё далось, он всё опасался какого-нибудь внезапного оборота событий. Ему показалось, что Николай не понимает трагического смысла происходящего – а то как ещё возможно проявить такое бесстрастие. Сцена потрясла депутата внешней обыденностью, и ему пришло в голову, что он имеет дело с человеком ненормальным, со сниженной чувствительностью. Голос царя только как будто слегка дрогнул при разговоре о разлуке с сыном, когда посланцы вконец осмелели и объявили, что при этом, конечно, ему придется расстаться с царевичем, потому как «никто не решится доверить судьбу и воспитание будущего государя тем, кто довел страну до настоящего положения». Царь ответил, что в таком случае он не может расстаться с сыном и передаёт престол своему брату Михаилу Александровичу. Такой оборот дела действительно застал посланцев врасплох. Они не знали, что перед этим царь долго говорил с личным врачом, и тот подтвердил, что болезнь цесаревича, гемофилия, неизлечима, что на долгую жизнь при этом рассчитывать не приходится. Надеясь продлить жизнь возлюбленного сына как можно дольше, Николай хотел оставить его при себе.
Делегированные предупредили, что останутся в Пскове на час или полтора, просили сейчас же составить акт об отречении, так как завтра должны быть в Петербурге с документом на руках. Передали царю заготовленный проект отречения. Николай взял текст и вышел. Через некоторое время он вернулся с переделанным и отпечатанным на машинке манифестом об отречении от престола, подписанным и от имени сына Алексея, в пользу своего младшего брата, великого князя Михаила Александровича, хотя формально тот не имел права на престол. Года за два до войны великий князь бежал в Вену с возлюбленной, дважды разведённой, и тайно обвенчался с нею. Михаил получил разрешение вернуться в Россию лишь в связи с войной; он в чине генерал-инспектора руководил кавалерией. Теперь скандал в императорском семействе не играл особой роли.
Роковой момент на несколько мгновений оглушил участников сцены неотвратимостью и непоправимостью. Филя юркнул из портфеля Шульгина под накрытый длинной скатертью стол и там устроил возню с завыванием, а все подумали, что это ночное ненастье бьется в стенки вагона. Все-таки бывший царь был представителем семьи, с которой дворцовый дух был связан более столетия, со времени своего водворения в Таврическом дворце. Филя был бессилен помочь, однако надеялся в вагоне царского поезда добраться до какой-нибудь резиденции, где можно нормально существовать в привычном окружении, а не в том сумасшедшем доме, в который превратили его хозяйство. Маленькому демону осталось лишь горестно наблюдать, как Николая, которого он знавал еще ребёнком, блокировали в поезде на удалении от столицы, деморализовали паническими вестями со всех сторон, как от него все отвернулись – генералитет, думское большинство и даже великие князья. И помазанник Божий, во избежание внутренних потрясений для страны в военное время, со свойственным ему фатализмом внушил себе, что вот он, тот самый крест, который он должен нести ради блага государства.
Текст царского манифеста гласил: «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною думою признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой родины призываем всех верных сынов отечества к исполнению своего долга перед ним, повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний, и помочь ему, вместе с представителями народа, вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России. Николай».
В ночь со 2 на 3 марта Гучков и Шульгин выехали в Петербург, а бывший император — в Могилев, попрощаться с армией. Со станции Сиротино он послал телеграмму брату: «Его Императорскому Величеству Михаилу. Петроград. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей родине. Ника». Литерный поезд постукивал колёсами на стыках, плавно двигался сквозь метель и тьму. Николай провёл ночь без сна и записал о событиях дня в дневнике: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К двум с половиной часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, трусость и обман!»
Николай посчитал, что должен принести жертву ради спокойствия отечества. Жертвоприношение никого не спасло. Родзянко ни свет, ни заря, в пять часов утра, в очередной раз связался по телефону с генералом Рузским и убеждал того, что отречение царя в пользу младшего брата неприемлемо: «...Чрезвычайно важно, чтобы манифест об отречении и передаче власти великому князю Михаилу Александровичу не был опубликован до тех пор, пока я не сообщу вам об этом... Весьма возможна гражданская война. С регентством великого князя и воцарением наследника цесаревича помирились бы, может быть, но воцарение его как императора абсолютно неприемлемо. После долгих переговоров с депутатами от рабочих удалось прийти только к ночи сегодня к некоторому соглашению, которое заключается в том, чтобы со временем было созвано Учредительное собрание, и народ мог высказать свой взгляд на форму правления... Провозглашение императором великого князя Михаила Александровича подольет масла в огонь, и начнется беспощадное истребление всего, что можно истребить. Мы потеряем и упустим из рук всякую власть, и усмирить народное волнение будет некому. При предложенной форме – возвращение династии не исключено».
Тем же утром манифест Николая II об отречении, с трудом спрятанный от бунтующих рабочих, которые требовали провозгласить республику и попытались арестовать на вокзале Гучкова, был доставлен в дом княгини Путятиной на Миллионной улице. Туда еще 27 февраля скрытно явился Михаил Александрович, переодетый простолюдином. Здесь 3 марта утром происходили переговоры о дальнейшей судьбе престола. Только Милюков при поддержке Гучкова отчаянно доказывал, без шансов на успех, что монархию необходимо сохранить, в то время как всем присутствовавшим было ясно, что она погибла безвозвратно. «Монарх — это ось... Единственная ось страны! Россия погибнет без монархии!» - твердил он, перебивая всех, кто возражал, Родзянко, Керенского, всех. Однако великий князь Михаил подписал своё отречение.
Николай в Ставке вечером того дня записал в дневнике: «…Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся в пользу выборов через шесть месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто его надоумил подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше».
А события в России раскручивались, словно по иррациональному запредельному сценарию. Случилось то, чего вдохновители переворота вовсе не ожидали. При действенном участии убежденных монархистов, вопреки их самым благим намерениям сохранить монархию, в одночасье рухнуло самодержавие. Думу затянуло в пучину революции наперекор политическим предпочтениям большинства депутатов. Самодержавная Русь-матушка приказала долго жить, начала немедленно разлагаться, а люди встречали известие о кончине весельем и плясками, принимая за весть об освобождении. Во время хлебного бунта, с которого начался февральский переворот, столица пережила несколько дней напряжения, но после того, как был обнародован манифест об отречении Николая II от престола, тревожное ожидание вылилось во всеобщее ликование и эйфорию, почти истерику. Новость по поводу нежданной «бескровной» революции ошеломила империю; петроградские события захватили Москву и несколько крупных городов, а провинция замерла в растерянности, не зная, как принять вести о неслыханных делах.
Перед отречением Николай II по предложению думцев подписал указ о назначении князя Львова председателем Совета министров, а великого князя Николая Николаевича - верховным главнокомандующим. Однако Временное правительство боялось, что великий князь может попытаться навести порядок с помощью военных, и министр-председатель князь Львов 9 марта обратился к нему с письмом: «…создавшееся положение делает неизбежным оставление Вами этого поста. Народное мнение решительно и настойчиво высказывается против занятия членами дома Романовых каких-либо государственных должностей. Временное правительство не считает себя вправе оставаться безучастным к голосу народа, пренебрежение которым могло бы привести к самым серьезным осложнениям. Временное правительство убеждено, что Вы, во имя блага родины, пойдете навстречу требованиям положения и сложите с себя еще до приезда Вашего в Ставку звание Верховного главнокомандующего». Письмо застало великого князя уже в Ставке. «Рад вновь доказать мою любовь к Родине, в чем Россия до сих пор не сомневалась», - обиженно заявил он и сдал командование генералу Алексееву.
Временное правительство объявило программу в духе либеральных благопожеланий: амнистия, созыв Учредительного собрания, гарантии политических свобод. Армию призвали сохранять дисциплину, присягать Временному правительству и продолжать войну до победного конца. В пику ему Петросовет принял манифест «К народам всего мира»: «…Российская демократия заявляет, что она будет всеми мерами противодействовать империалистской политике своих господствующих классов, и она призывает народы Европы к совместным решительным выступлениям в пользу мира». В армии горлопанили разномастные агитаторы политических движений, солдаты терялись в многоголосице и предпочитали ораторов, которые больше других обещали и заигрывали. Слыханное ли дело – агитаторы призывают к миру, а начальники к войне «до победного конца», по-прежнему кормить вшей да подыхать в окопах. Бывало, на месте пристреливали агитаторов, но больше приходили к заключению, что надо кончать с начальниками, да поскорее двигать домой разбираться насчёт земли. У командования почва уходила из-под ног. Ориентиры упразднялись, и, таким образом, русское воинство потерпело поражение не от врага на полях сражений, а от патриотических думских идиотов и от борцов за права трудового народа.
В Петрограде разразился «праздник непослушания». Студенты в подворотнях расправлялись с обнаруженными полицейскими агентами. Помогали им в том и выпущенные из тюрем уголовники. Продолжались стихийные аресты «приспешников царского режима». По улицам мимо перевернутых трамваев с битыми стеклами и праздношатающихся толп свободных граждан проносились автомобили с вооруженными солдатами, обывателями и гимназистами в обнимку. Мостовую усыпала всякая дрянь и шелуха от семечек, которую крестьяне в серых шинелях могли отныне свободно бросать на брусчатку. Муж Анастасии Андреевны отсиживался дома, потому как дворников и управляющего могли приравнять к подозрительным личностям, все равно как низшим полицейским чинам, так что на работу лучше не высовываться. Она извелась от переживаний за старшего сына, который целыми днями пропадал неизвестно где. Объявленный в начале войны «сухой закон» был сорван: солдаты громили винные склады, в употребление пошли спирт и политура, это привело к первым «жертвам революции».
В мартовскую оттепель на улицах столицы войска и группы демонстрантов месили мокрый снег. На перекрестках сквозняки топорщили обрывки газет с трескучими статьями. Как хоругви всечеловеческого братства над толпой на кумачовых растяжках реяли лозунги о мире без аннексий и контрибуций. Под гул площадей, гвалт митинговых речей в честь свободы и демократии столичный люд восторженно чаял наступления всемирного преображения. На папертях церквей невесть откуда выползшие калеки перехожие тянули сектантские стихи про Голубиную книгу и про человека Божия, а ликующие толпы с алыми бантами шли мимо, не обращая внимания на заунывные заклинания. Под нависшим тусклым небом мир выглядел ирреальным, и на фоне блеклых городских стен выделялась только черная масса толпы с красными пятнами там и сям, словно предвестиями крови. Ранние сумерки сгущались во дворах-колодцах и выползали из зловонных подворотен, как призраки грядущей смуты.
Семена зла
Тем не менее, обычная общественная жизнь, взбаламученная несколькими днями неопределенности и волнений, по инерции вошла в колею и как будто даже успокоилась. Даже домовые в одну из ночей в конце марта собрались в башне в привычном составе. Филя во время голодного бродяжничества одумался и осознал опрометчивость своего безумного побега. Он сбивчиво повествовал, как извелся в бесприютных скитаниях, зато временное помрачение рассудка начисто прошло. Был свидетелем душераздирающей встречи в могилевской Ставке бедного Ники с матерью, вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, специально приехавшей повидать сына из Киева. Николай счёл своим долгом попрощаться с верными войсками. Прощальный приказ его по армиям с призывом «сражаться до победы» и «повиноваться Временному правительству» был передан в Петроград, но под давлением Петросовета не опубликован. Там же Алексеев объявил Николаю об аресте по постановлению Временного правительства. Полковника Романова, бывшего императора, под конвоем препроводили к семье в Царское Село. Со многими приключениями и немыслимыми мытарствами Филе кой-как удалось добраться обратно до Петрограда и вернуться в покинутое пристанище в багаже одного из курьеров новой власти. Из дымоходов доносилось завывание – то ли ледяного метельного ветра, то ли скорбных духов. Он подытожил историю своих страданий в кругу удрученных сородичей.
– Времена разверзлись. Кажется, всем империям суждено рано или поздно рухнуть под собственной тяжестью, будто земля не может носить этих гигантов, и оттого, должно быть, это происходит в одночасье и внезапно. Семена зла и предательства посеяны. Легионы бесов, вырвавшись из бездны, обольстили толпу, и народ ликует. Дорога Тьме открыта.
– Так ведь и вы, не сочтите за бестактность, – не ангелы Света. Может, царство Тьмы – не катастрофа для вашего племени? – мурлыкала, охорашиваясь, Сара. Кошка состояла при музее смотрителем от грызунов и, когда на ночь оставалась в здании, удостаивала своим присутствием собрания домовых. Сара выглядела безупречно в длинношерстной черной шубке, с симметричными белыми отметинами в форме жабо, перчаток и сапожек; фосфоресцирующие изумрудные глаза и нежно-розовый носик дополняли элегантное обличье.
– В этом вы не совсем правы, – назидательно пояснил Фома, слывший большим знатоком духовных вопросов. Фома переехал на невские берега из Парижа относительно недавно, на заре века, после того как царь дал разрешение на строительство в столице католической церкви для французской диаспоры. Молодой француз, иеромонах ордена доминиканцев, согласился возглавить новый приход, и домовой обитал с ним в жилом здание при новом костеле Лурдской Божией Матери.
– Мы – из рода тех сущностей, которые в пору самой древней духовной брани смалодушничали, не заняли определенной позиции, за что обречены делить с тварным миром и падшим человечеством его муки и радости до скончания веков. Наши ряды пополняются душами, которые не способны ни на добро, ни на зло, а к этому миру привязаны. Иногда это некрещеные младенцы и человеческие выкидыши. Наша судьба зависит от того, чем закончится «духовная брань» у людей, или то, что зовется Армагеддон. Если человечество просветлеет, то наша сфера преобразится. Если в силу каких-нибудь катастроф неверный и лукавый людской род сгинет, нам не останется надежды на возвращение в горний мир. Если добро восторжествует, то мы спасемся вместе с людьми и всем творением. Поэтому мы союзники благого начала. В древнем Риме нас, между прочим, называли пенаты и очень почитали. Да и участь вашего хвостатого племени, с тех пор как вы согласились делить с людьми кров и стол, чрезвычайно сходна с нашей участью. Вы тоже делите их скорби, страдаете от неразумия и погибаете от человеческой жестокости. Странно, почему у них существует фигура речи «нечеловеческая жестокость». Зверская жестокость не идёт дальше потребности выжить. Кто, кроме человека, так изобретателен в бессмысленных извращённых истязаниях? Ваша участь тоже зависит от степени их благополучия!
Здесь Фома остановился, бросил взгляд на Сару, и ему как существу тонкоматериального плана, порой способному улавливать образы грядущих событий, привиделся ее жребий. Стылый темный Петроград года через два…. Шайка оголодавших уголовников у костра…. Нет, лучше не думать, что с нею будет, когда она попадется им в безжалостные лапы.... Добрый старичок часто заморгал, сделал долгую паузу, после которой медленно продолжал:
– Россия – страшная, страшная страна, пожирающая своих детей, причём, лучших. А какое ещё грядёт опустошение городов и сел! Все революции на моей памяти неизбежно заражались злом прошлого. Смуты пробуждают в людях мрачные стороны натуры; потому, если человек не преобразится духовно изнутри, рано или поздно случится последняя смута и конец истории.
Порыв вьюги рванул неплотно притворенную форточку; что-то звякнуло и грохнуло об пол. В заоконной тьме, казалось, промелькнул чей-то профиль со вздернутым носом, проплыл отсвет то ли дальних фар, то ли какого блуждающего огня, потянуло нежилым холодом, словно в башню в вихре колючего снега ввалился призрак. Сара почувствовала такой ужас и звериную обреченность, что подскочила, прижала уши назад, выгнула спину дугой, вздыбила шерсть, истерично заорала и зашипела, как будто воочию узрела неслыханные бедствия в сумеречном проеме окна.
Кеша был очень юным домовым, примерно того же возраста, что и Дом Романовых. Ему представлялось концом света падение самодержавия с последовавшим разложением законности, экономики, социальных устоев, армии, притом в условиях продолжающейся войны с Германией. В войсках отменили смертную казнь, началось дезертирство. Тем временем Североамериканские штаты объявили войну Германии, чьи подводные лодки в ходе тотальной войны на морях и океанах безжалостно топили суда союзников и американцев, включая пассажирские. Однако столичный дом стоял, как и прежде; люди продолжали хлопотать по хозяйству и беспокоиться о насущном хлебе, который теперь выдавали по норме. Из разговоров обитателей дома и их гостей Кеша никак не мог взять в толк, что творится во внешнем мире. Анастасия Андреевна больше заботилась о пропитании детей, продолжительных отлучках из дома старшего сына, уже юноши, о приданом для подрастающих дочерей.
С мартовского переворота в бывшей империи пошла мода на всевозможные заседания и съезды партий, профессиональных объединений, религиозных конфессий, государственных и общественных деятелей. Вся страна заседала, выносила резолюции, избирала президиумы. Бесы, о которых говорил Филя, и которые привиделись в горячечном сне осуждённому на каторгу студенту-убийце, герою Достоевского, будто вселились в народ. Люди договаривались служить общему делу, но чем больше голосовали и постановляли, тем яростнее, до братоубийства, спорили, и не только с другими объединениями, но и внутри собственных организаций. Их лидеры то воодушевлялись идеями свободы и братства, то под общую сумятицу норовили схватить что-нибудь от обломков трона и власти, а обыватели передавали друг другу все более устрашающие новости и опасливо жались по углам. Одни ожидали созыва Учредительного собрания и политических свобод и верили, что нормальное течение жизни относительно скоро восстановится. Другие, указывая на падение производства, локауты, инфляцию, безработицу, грабежи, поджоги усадеб в деревне, убийства господ и массовый самовольный захват земель крестьянами, предрекали гражданскую войну и крах империи. Третьи, причем таких противоположных убеждений, как монархисты и большевики, говорили о необходимости взятия власти с оружием в руках. В головах людей произошёл тектонический сдвиг. Всего за год до войны империя праздновала трехсотлетие дома Романовых, и народ повсеместно являл государю обожание и самые что ни на есть верноподданнические чувства. И вот – от полного равнодушия к политике народ скоропостижно перешел к безудержному анархизму.
И только Филя продолжал приносить сородичам более или менее достоверные известия из Таврического дворца. Под конец апреля, когда в Германии ведьмы устраивают шабаш в Вальпургиеву ночь, он поведал шпионскую историю:
– Из всех либералов и смутьянов, которых я перевидал, большевиков можно считать самой серьезной силой, потому что их вожди абсолютно беспринципны и циничны, и призыв их обращен к людям без совести, готовым громить государство и грабить сограждан. У них есть организованные отряды боевиков, деньги, политическая воля, умение управлять толпой и подготовленные агитаторы. Они бросаются безответственными лозунгами и посулами, чтобы вовлечь простонародье в смуту. Их подпитывает деньгами германское правительство, кровно заинтересованное любой ценой разложить Россию изнутри и вывести из войны. Их задача – уничтожение государственности, но если придут к власти, им, чтобы удержаться, понадобится не менее сильное государство, если не полмира, и тогда злобный и циничный молодой демон…
– Ты их, поди, переоцениваешь, сгущаешь краски. Во-первых, их мало, влияние незначительно; во-вторых, не может Временное правительство с его, так сказать, достойными министрами быть настолько безмозгло и совсем бездействовать, – усомнился Гоша со своим военным уважением к дисциплине. - Кто бы им позволил сообщаться с германским правительством? Неужели они настолько ненавидят Россию, что им нисколько не жаль отечества?
– А то как бы, Ленин, прослышав про неожиданную революцию в России, в начале апреля беспрепятственно проехал из Швейцарии, где много лет сидел в эмиграции, в Петроград, в особом закрытом вагоне, через враждебную Германию, нейтральную Швецию и автономную Финляндию, да ещё в компании трёх десятков сообщников? На другой день по приезде на заседании партийного руководства он докладывал об обстоятельствах своего чудесного путешествия, без остановок и паспортного контроля, по чужой территории. Переброску, дескать, организовали немецкие социал-демократы, благодаря старым связям. Я свидетель, как он в узком кругу со своими сообщниками договаривался о представлении товарищам некоторых щекотливых деталей проезда. Он не стал рассказывать, как старые эмигранты в Швейцарии провожали его с компанию криками «Предатели! Свиньи! Немецкие агенты!», как он отбивался от них зонтом, и что дело не обошлось без участия немецкого коммерсанта Парвуса, что поезд останавливался на некоторое время в Берлине на запасном пути, что в купе ему нанесли визит некие высокопоставленные лица из германского правительства... Он ехал, якобы, секретно и нелегально, а на Финляндском вокзале его встречал броневик и организованная толпа. С башни броневика, как с рояля в кустах, он выступил с заготовленной речью. Кто и на какие деньги устроил торжественную встречу заграничному политэмигранту, марксистскому теоретику, которого на родине никто не знал, кроме кучки леворадикальных революционеров? Ленин называет войну грабительской и империалистической исключительно с нашей стороны, требует её прекратить, словно запамятовал, что Германия напала первой, а Россию втянули со всеми за компанию. Тот же Парвус на самом деле переправляет из-за границы газеты, деньги для большевиков, содержит сеть шпионов, да для себя зарабатывает на контрабанде немецких товаров через Скандинавию и подставные компании. Все имеют свой интерес.
– По закону военного времени их надо немедленно перестрелять, как подлых предателей, а лучше вздернуть на фонарях! Это же люди без чести и совести! – взвился Гоша. – Да что же их товарищи по партии, совсем безумны или безнравственны, что принимают их и слушают?
– У пролетариев нет отечества, как считали основатели учения. И чести нет - партийная мораль допускает любые средства ради торжества марксистской идеи. Товарищи выслушали объяснения Ленина и ввели его в состав большевистского руководства, Эти длиннейшие названия большевистских органов звучат, как черномагические заклинания, словно для того, чтобы вводить людей в транс. Иногда они урезают слова, чтобы выговорить, и получаются как бы закодированные названия тёмных иерархий. Так вот, после заседания с главарями шайки Ленин выступил в Таврическом дворце на совещании Советов социал-демократов с докладом насчет дальнейших действий партии. Он привез из-за границы план действий – вместо обычной буржуазной парламентарной республики установить «республику Советов» силами масс, то есть, как он это объясняет, вместо завершения первого буржуазно-демократического этапа революции партия должна взять курс на переход ко второму, социалистическому этапу. Поэтому «захватническая империалистическая война должна обратиться против эксплуататоров внутри страны». Значит, война против германского блока должна обратиться во внутреннюю войну против своих сограждан. Иные товарищи по борьбе смутились. Ленинские «апрельские тезисы» не вызвали одобрения даже в той печати, что сочувствует большевикам. Сами марксисты говорят, что Россия не готова к социалистической революции по причине экономической отсталости, неорганизованности трудящихся. Пролетариат у нас малочисленный, некультурный, к власти придут совсем другие силы. Мол, при этом неизбежен раскол революционных сил и гражданская война всех против всех. А Ленину будто того только и надо. Его не интересуют люди, но «трудящиеся массы» как орудие партийных вождей. Представьте, большинство партийных организаций его поддержали – не то по причине болезненного закипания их возмущенного разума, не то благодаря магической энергии денег. Пришли времена великого беснования, – обречённо подытожил Филипп.
Как аккомпанемент к отставкам и перетасовкам «облеченных народным доверием» министров, в Петрограде все лето гудело многоголосье митингов и демонстраций, хлопали выстрелы, ширились погромы и разбои. Армия провалилась в анархию, повальное дезертирство, участились убийства командиров. На военных заводах подозрительно часто случались взрывы. Пока левые партии дебатировали об образовании коалиционного правительства, Ленин объявил, что большевики готовы взять власть с оружием в руках. Он уверял, что готов тотчас уйти, если увидит, что народ не поддерживает его.
В июле анархисты под лозунгом «безвластие и самоорганизация» призвали солдат, рабочих, солдат и моряков Кронштадта на вооруженные «мирные» демонстрации против Временного правительства и Петросовета «для защиты от контрреволюции». Большевики после колебаний присоединились к демонстрантам и направили толпу из десятков тысяч человек к Таврическому дворцу, где размещались Советы, состоявшие по большей части из меньшевиков и эсеров. Договориться им ни о чем не удалось, только устроить некоторые бесчинства; в итоге верные Временному правительству войска подавили выступления. В ходе демонстраций погибли несколько сот людей, прокатились грабежи по частным квартирам и магазинам. Большевиков, наконец, официально объявили германскими агентами, назначили расследование. Спасаясь от ареста по обвинению в государственной измене и подготовке вооруженного мятежа, Ленин перешел на нелегальное положение и тайно поселился где-то у финских товарищей, будто бы в рыбацком шалаше на берегу Финского залива. При обыске особняка Кшесинской, где большевики устроили штаб-квартиру, была сделана любопытная находка - старательно расписанная схема захвата важнейших пунктов Петрограда. Одновременно с этими событиями на фронтах началось немецко-австрийское контрнаступление, что усиливало подозрения о связях большевиков с немцами. Над столицей нависла новая угроза, пошли разговоры об эвакуации учреждений. По итогам политического кризиса подал в отставку глава первого состава Временного правительства князь Львов, а его место занял военный министр Керенский. Эсер, член тайной масонской организации, Керенский оказался единственным из министров февральского набора, кто удержался у власти в ходе четырёх перетасовок, последовательно занимая посты министра юстиции, военного и морского министра, министра-председателя. Он был по профессии адвокатом, борцом за демократию и республику, хотя не чужд наполеоновских замашек; а по призванию был актером-любителем с гениальной интуицией, и последнее обстоятельство немало способствовало его непотопляемости, вплоть до безвременного конца его Временного правительства.
Тогда же, в июле, столичные обыватели приветствовали правительственное сообщение о назначении генерала Корнилова, командующего Юго-западным фронтом, верховным главнокомандующим вместо генерала Брусилова. Офицеры говорили о Корнилове с любовью и уважением, как о человеке, обладающем железной волей, способном вывести страну из тупика, куда завело её Временное правительство. Корнилов в записке для доклада Временному правительству настаивал на введении на всей территории страны в отношении тыловых войск и населения юрисдикции военно-полевых судов, с применением смертной казни, восстановлении дисциплинарной власти военных начальников и введении в узкие рамки деятельности комитетов в воинских частях. Ему удалось ослабить засилье комитетов, пресечь братанье и дезертирство на фронте. Промышленники, купцы и либеральные политики в едином порыве обещали ему поддержку. Керенский побаивался популярной в армии фигуры, но чувствовал, что должен сделать эффектный жест.
В середине августа Корнилов выехал из могилевской Ставки в Москву на государственное совещание. Москва торжественно встретила его цветами на вокзале и банкетом в Большом театре. Его с готовностью приветствовали представители Антанты и США. Союзники начали опасаться непредсказуемой русской революции, а главное, выхода России из войны. Под знамена Корнилова в Ставку стекались люди, видевшие в нем спасителя отечества. Верховного главнокомандующего просили двинуть с фронта к столице надежные воинские части для наведения порядка. По согласованию с Керенским, в связи с очевидной угрозой большевистского переворота в конце августа верные войска потянулись к Петрограду. Через два дня Керенский заметался, впал в истерику, сообразив, что в ходе наведения порядка главнокомандующий с помощью армии воздаст по заслугам не только большевикам, но и ему самому, за компанию с прочими левыми. Керенский принимал участие в деятельности Советов, использовал подозрительные источники финансирования, заигрывал с большевиками, даже встречал Ленина из эмиграции, так что не на шутку страшился ответственности. Если Корнилов, за которого армия горой, получит властные полномочия, то Временное правительство, в лучшем случае, останется не у дел, а в худшем понесёт наказание. Глава правительства решил нанести упреждающий удар – направил в Ставку телеграмму с указанием сместить Корнилова с поста верховного главнокомандующего и остановить войска на пути к Петрограду. Тот принял решение не подчиниться приказанию Временного правительства и оставить за собой верховное командование армией и флотом. Принимая на себя всю полноту ответственности, он обещал спасти Великую Россию и «довести народ путем победы до созыва Учредительного собрания». В ответ Керенский объявил Корнилова мятежником вне закона, хотя сам накануне публично чествовал генерала как славного защитника отечества. Советы, которым не приходилось ожидать от Корнилова ничего хорошего, приветствовали такой оборот событий и начали спешно формировать отряды Красной гвардии в рабочих районах Петрограда. Благодаря Керенскому большевики легально вооружились, а потом получили возможность развернуть оружие в другом направлении. По городу взвились плакаты «Смертная казнь врагу народа Корнилову!» и призывы в том же духе. Железнодорожники с подачи властей саботировали переброску корниловцев к столице и задержали в дороге; тем временем среди казаков поработали агитаторы. Посланные Корниловым дивизии встретились с защитниками революционного Петрограда под Лугой. Выяснилось, что корниловцы идут «защищать Временное правительство» и высланные навстречу войска тоже идут «защищать Временное правительство». Ничего не поняли, постояли друг против друга, недоуменно принялись брататься. Вероломное и, главное, неожиданное предательство Временного правительства деморализовало офицеров. Один из главных участников, генерал Крымов, вызванный Керенским в Петроград, застрелился – России больше нет, жить незачем. Иные поспешили явиться с повинной. Корнилов отказался от предложений покинуть Ставку и скрыться; во избежание напрасного кровопролития он призвал своих сторонников к спокойствию. Его и ближайших сподвижников из числа высших офицеров арестовали, поместили в здании бывшего католического монастыря в городе Быхове, оставив, однако охрану из преданных казаков-кавказцев.
Филя под конец лета уже не мог передавать досконально, как там все происходило, поскольку Советы из Таврического дворца съехали в Смольный институт, а Временное правительство из Мариинского дворца в Зимний, бывшую царскую резиденцию. Царскую семью по распоряжению правительства вывезли в Сибирь в Тобольск, подальше от взбаламученного Петрограда. Как и все обитатели столицы, теперь домовые, вконец очумелые, чуть не дрались между собой, поскольку узнавали о политической кухне из слухов, сплетен, из митинговых призывов и уличных лозунгов. Они временами могли предвидеть какие-то события, но в будущем маячило нечто небывалое, и в их неискушенных умах кипела та же каша, что у окрестных обывателей. Кешиных жильцов, впрочем, больше, чем политические недоразумения, беспокоили дороговизна, хозяйственная разруха и безработица.
- У меня в доме говорят, будет в Питере голод, резня и пальба, непременно будет, это только вопрос времени, - сообщил Кеша приятелям по осени. - И у футуриста много говорят, обсуждают всякие политические партии да программы.
- Партии да программы… Пустое; кажется, поздно уже обсуждать, - с горечью вещал Гоша. - Взамен за поддержку Керенского против Корнилова Советы потребовали освободить своих товарищей. Под залог из тюрьмы выпустили Троцкого, он теперь председатель в Петросовете, организовал там Военно-революционный комитет, якобы для создания плана обороны Петрограда от немцев и мятежников. Словом, большевики уже взяли всё в свои руки, оттёрли другие партии в сторону и выставляют себя спасителями революционной демократии. Они держат город в трепете, скликают матросов, дезертиров и погромщиков на генеральное выступление под лозунгом «Вся власть Советам!»
- Да ведь другие газеты сообщают, что правительство намерено арестовать Ленина, - пискнул кто-то из новеньких домовых, прибившихся к собранию.
- Пустое; это они рассказывают в угоду публике, - отозвался Гоша. - Ленин с лета на нелегальном положении, скрывается в Финляндии, но в своей газете совершенно открыто агитирует за переворот, говорит, как о деле решённом. Погром непременно будет, военные теперь не пойдут защищать Керенского, скорее, позволят большевикам его скинуть.
Решение о форме правления
Депутаты Государственной думы на протяжении всего минувшего года толковали о слабости власти, начиная с требования к царскому правительству отправить в отставку неспособных министров. И вот несостоятельной власти положен решительный и бесповоротный конец, притом, вовсе даже не так, как грезилось думским идеалистам. Либералы блистали красноречием, но самостоятельно не сумели создать сильной власти, и министры из их рядов не проявили особых способностей к управлению. На смену им объявилась власть, какая не снилась им в самых жутких снах. Осенний Петроград наполнился расхристанными праздношатающимися толпами солдат. Ленин из Финляндии требовал начать вооружённое восстание. А как объяснить народу, для чего это нужно? Большевики пустили слух, что Керенский намерен сдать Питер немцам.
Большевики назначили Всероссийский съезд Советов на 25 октября (7 ноября). Ленин считал, что незачем дожидаться съезда - лучше поставить делегатов перед свершившимся фактом: «24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все ещё делегаты на съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября — в день открытия Съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: вот власть! Что вы с ней сделаете?»
Переворот произошёл неожиданно просто и совершенно открыто. По городу 24 октября большевики расклеили обращение к населению Петрограда: «Граждане! Контрреволюция подняла свою преступную голову. Корниловцы мобилизуют силы, чтобы раздавить Всероссийский съезд Советов и сорвать Учредительное собрание. Одновременно погромщики могут попытаться вызвать на улицах Петрограда смуту и резню. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов берёт на себя охрану революционного порядка от контрреволюционных и погромных покушений. Гарнизон Петрограда не допустит никаких насилий и бесчинств. Население призывается задерживать хулиганов и черносотенных агитаторов и доставлять их комиссарам Совета в близлежащую войсковую часть. При первой попытке тёмных элементов вызвать на улицах Петрограда смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу преступники будут стёрты с лица земли. Граждане! Мы призываем вас к полному спокойствию и самообладанию. Дело порядка и революции в твёрдых руках…».
К своим заговорщикам Ленин обратился с исторической фразой: «Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство... Теперь уже поистине промедление в восстании смерти подобно». В ночь с 24 на 25 октября в столице, как из-под земли, возникли вооружённые отряды молчаливых людей. Они без лишних речей и демонстраций, без единого выстрела заняли почти все административные здания столицы, кроме Зимнего дворца. Город жил почти обычной жизнью, разве что время от времени пропадало электричество и телефонная связь. Армия отвернулась от Временного правительства и объявила нейтралитет; здание Зимнего охраняли только юнкера и женский батальон. Ночную тишину нарушили несколько залпов – это матросы с крейсера «Аврора» выстрелили холостыми зарядами.
Те же загадочные неразговорчивые отряды без особых хлопот вошли в Зимний дворец через задние двери, толком не охраняемые. Ночью 25 октября Ленин от имени Совета написал обращение о низложении Временного правительства. Наутро, как обычно, народ потянулся на работу, ходили трамваи, работали магазины и учреждения, вышли почти все газеты, но на улице их отбирали у газетчиков и жгли. Солдаты и пролетариат, истомлённые за войну «сухим законом», потянулись к Зимнему громить винные погреба. Приставленный караул упился, его меняли несколько раз с тем же результатом. Наконец, вызвали пожарную команду, которая залила погреба водой по пояс. Некоторые жертвы штурма «проклятого царского режима» там же и утонули.
Сам Керенский днями раньше, почуяв неладное или кем-то предупреждённый, бежал в Гатчину, надеясь собрать силы для подавления большевистского переворота. Из высших офицеров никто не рвался сразиться за Керенского, памятуя, как он предал Корнилова. С рядовым составом восставшие сумели организовать акции братания. Некоторые генералы посчитали, что так оно даже к лучшему – руками восставших упразднить театр под председательством Керенского, а с большевиками можно в скором времени без труда разделаться. Через несколько дней председатель правительства сбежал из Гатчины и бросил всё и всех на волю провидения.
На другой день после переворота съезд Советов одним махом принял декреты о мире и о земле. Симпатии простонародья были без труда куплены демагогией вроде «Мир – народам, землю – крестьянам, хлеб – голодным». Декрет о мире содержал предложение ко всем воюющим сторонам немедленно начать переговоры о подписании справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций – как раз в самое сложное для Германии время. Декрет о земле отменял помещичью собственность на землю без всякого выкупа, все земли передавал в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, то есть, во многих случаях просто закреплял фактическую ситуацию. Каждой крестьянской семье дополнительно была обещана десятина земли. Ленин оперативно сформировал из заговорщиков под своим председательством Совет народных комиссаров и объявил его новым правительством России. Представители других социалистических партий обнаружили, что их позиции совершенно не принимаются во внимание, и в негодовании покинули съезд. Это большевикам сыграло на руку - они запросто получили полный контроль над Советами. Через три дня новые рулевые закрепили своё положение – приняли декрет о печати, который со всей строгостью закона запретил любые контрреволюционные издания. Под контрреволюцию подпадало малейшее инакомыслие. Коммерческие объявления в газетах были запрещены, чтобы лишить прессу финансовой независимости.
Советское правительство приняло решение в одностороннем порядке прекратить военные действия. Развал фронта ускорился. Мужики побежали по домам, чтобы не опоздать к переделу земли. После октября солдаты уходили разрозненными, неорганизованными кучками налегке, а под конец ноября покидали позиции целыми воинскими подразделениями, растаскивали склады и имущество, убивали офицеров, пытавшихся их остановить. По пути домой, случалось, промышляли воровством и мародерством. Грабежи винных погребов, складов, магазинов и частных квартир вылились в такой разгул, что большевики объявили Петроград на осадном положении, угрожали пресекать попытки погромов пулеметным огнем без предупреждения.
В декабре Советское правительство заключило перемирие с немцами на фронте, так что Германия могла сосредоточить основные действия на Западном фронте. Несмотря на истощение всех ресурсов, она ещё удерживала захваченные территории в Европе и не собиралась сдаваться. Хотя союзники стали получать помощь от Америки, одновременно усиливали экономическую блокаду, перед германским командованием замаячила надежда на относительно благоприятный исход войны.
По замыслу депутатов Думы, вдохновителей февраля, Учредительному собранию как важнейшему органу Российской республики предстояло составить основной закон, определить структуру законодательной, исполнительной и судебной власти, на века установить новую русскую государственность. Накануне октябрьского переворота большевистские ораторы исступленно кричали, что Временное правительство из продажных «министров-капиталистов» поставило себе целью сорвать Учредительное собрание, и этим оправдывали переворот. Собственно, лозунг созыва Учредительного собрания был включен в программу партии с 1903 года. В то же время на секретных заседаниях Центрального комитета Ленин высказывался за отсрочку выборов и изменение избирательных списков. Он небезосновательно опасался, что большевики даже в союзе с левыми эсерами окажутся в меньшинстве: «Ждать Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, - бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу!» До этого собрания юридически Временное правительство было не слишком законным, а уж большевики – тем более.
Тем не менее, большевики допустили проведение выборов в Учредительное собрание в конце ноября, не без оснований полагая, что смогут если не легитимным, то волевым путем контролировать ситуацию. Смущенный народ так и не понял, где ложь, где правда, запутался в суете многопартийной демократии, растерялся в небывалой митинговой свистопляске. Выбирали в депутаты тех, чьи обещания больше нравились. А думающая часть общества, то есть, либеральная интеллигенция, воспитанная большей частью в салонах и в университетских дискуссиях, по природе оказалась неспособна противостоять откровенному уголовному натиску. Политическая оппозиция не умела объединяться и не имела под своим началом вооружённых отрядов. Ленин, в порядке пробы сил в борьбе с идейными противниками, поначалу ограничился арестами самых активных деятелей партии кадетов. Эта довольно многочисленная партия просвещенных конституционных демократов была объявлена партией контрреволюционеров, врагов народа, так как с первых дней октябрьского переворота противостояла узурпаторам власти. Ленин не без удивления очень скоро осознал свою силу и слабость оппозиции. Не мешкая, большевики в декабре поставили свинцовую точку во всяческих толках об образовании коалиционного социалистического правительства - создали собственный карательный орган, Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с саботажем и контрреволюцией. Фактически «Чрезвычайка» объединила функции следствия, суда, вынесения приговора и исполнения казни; а по существу, давала возможность казнить без суда и следствия любых противников под видом контрреволюционеров, расправляться с гражданами, заподозренными в несогласии.
Несколькими днями позже Ленин опубликовал в газете «Правда» тезисы об Учредительном собрании. Тезисы заключались в требовании всецело подчиниться Советам. Наутро после публикации большевики разом национализировали все банки, потому что старые служащие отказывались отдавать казённые средства и саботировали работу на самозванцев. Вопрос об основной политической и финансовой силе внутри России был предрешен однозначно.
Большевики несколько раз переносили дату собрания, но, поскольку на словах ратовали за него, дальнейшие проволочки могли подорвать их позиции. Наконец, в январе 1918 года они решили, что всё схвачено и готово. Для верности стянули в столицу усиленные наряды красноармейцев, отряды латышских стрелков, расставили вооруженные кордоны с пулемётами на пути демонстраций «столичных обывателей и обманутых рабочих» в поддержку первого в истории страны всенародно избранного Учредительного собрания. Караул Таврического из революционных матросов подчинялся большевикам.
Открытие Учредительного собрания ожидалось в полдень 18 января, но большевики с товарищами тянули до позднего вечера. Отсиживались в помещениях для фракционных заседаний, ждали указаний, лихорадочно принимали сообщения от гонцов, какая обстановка в городе – на тот случай, если Учредительное собрание не пойдёт у них на поводу и его придётся распустить. Из 715 депутатов едва собрался кворум в 410 человек. Заседание открылось в ночь на Крещенье, аккурат в сочельник. По договоренности «левых» его должен был открывать Свердлов, сподвижник Ленина, но запоздал. Фракция эсеров попыталась перехватить инициативу. Слово дали старейшему депутату, Швецову, чья революционная деятельность начиналась в рядах народовольцев.
Филипп Таврический стал свидетелем и последнего хрипа умирающей старой государственности, развязки февральских событий, с чем жители империи связывали свои упования. Он поведал сородичам в лицах, чем закончился исторический момент.
- Старик возник в слоях махорочного дыма, яростно тряся колокольчик в руке, но звука не слышно, - воссоздавал Филя картину открытия. - На хорах топочет и стучит прикладами вооруженная чернь. Большевистская шайка галдит и свистит. Вот случается момент затишья, и Швецов успевает выговорить: «Заседание Учредительного собрания открывается», сразу теряется, объявляет перерыв, но тут подскакивает Свердлов, выхватывает колокольчик. «От имени Всероссийского центрального исполкома Советов, - объявляет он, - заседание продолжается!» Появляется Ленин, бледный и напряженный, усаживается в кресло в первом ряду лицом к залу. Большинством голосов в председатели выбирают эсера Чернова. Тот в своей речи говорит, что с большевиками работать желательно, но при условии, что они не будут пытаться столкнуть Советы с Учредительным собранием. Советы – это классовые организации, и они не должны претендовать на замещение Учредительного собрания. Он заявляет о готовности поставить на референдум все основные вопросы, чтобы положить конец подкопам под Учредительное собрание, и в его лице – под народовластие. Под выкрики и лязг оружия он кое-как произносит речь до конца. Матрос берет его на мушку. Эсеры пытаются проявить сдержанность, не поддаются на хамские провокации и вопли большевистской кучки. Короче, собрание не соглашается с ленинской постановкой вопроса: ратифицировать власть Советов, принять большевистские декреты – или, в противном случае, разойтись. Большевики с левыми эсерами видят, что они в меньшинстве, и демонстративно уходят. При этом Ленин обнаруживает, что у него из кармана пальто украден револьвер, который он всегда носил с собой. Остальные народные избранники, за неимением лучшего, всё же открывают прения и решают не расходиться до тех пор, пока не завершат обсуждение подготовленных эсерами документов о земле, государственном строе, о мире. И вот в пятом часу утра в зал вваливается доселе безвестный матрос, начальник караула, и изрекает несуразицу: «Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседаний, потому что караул устал. И сейчас будет потушено электричество». Это был конец по личному указанию Ленина. А уж формальный Декрет Совнаркома о роспуске Учредительного собрания комиссары сочинили через сутки и приняли задним числом.
Фома ужаснулся:
– Скорбное знамение - разгон исторического Учредительного собрания пришелся на праздник Крещенья. А потом - Голгофа!? Разгон «учредилки» - анекдот, когда бы не угроза гражданской войны. Теперь, сородичи, не до шуток. Кровь уже пролилась, скоро потечет реками. Большевики подло расстреляли несколько мирных демонстраций рабочих в поддержку Учредительного собрания, а свалили всё на провокаторов. Какой ужас – на третий день после Крещенья, в день тринадцатой годовщины Кровавого воскресенья, на то же кладбище, где похоронены жертвы шествия рабочих к царю, пролетариат с грандиозной демонстрацией провожает гробы убитых рабочих. Определенно, Ленин – сумасшедший, который в шторм ворвался на мостик терпящего бедствие корабля, захватил штурвал и объявил заложниками всех на судне. А самое неприятное - мы тоже пассажиры на этом корабле. Того гляди, и сюда, в музей ввалятся уголовники, всё разгромят. За большевиками идет шпана, и вовсе не для того, чтобы сложить голову за мировую революцию, а награбить и смыться!
- Ну, что я вам говорил? - уныло бубнил Филя. - Двери Таврического дворца запечатаны. Их охраняет стража с пулеметами и двумя полевыми орудиями, новая власть изымает и уничтожает газеты с отчетами о заседании Учредительного собрания. Демократическая общественность столкнулась со своими идеалами нос к носу... Когда двенадцать лет назад царь подписал манифест о свободах и согласился учредить злосчастную Думу, кто бы мог подумать, что великая империя на подъеме скатится в катастрофу при деятельном участии народных избранников! Отныне власть в России будет принадлежать большевистскому отребью, пока, наконец, не состоится настоящее Учредительное собрание.
Заря коммунизма
Безумец не собирался останавливаться ни перед какими жертвами, чтобы удержать штурвал. Немцы провезли Ленина через Германию, чтобы тот способствовал выходу России из войны. Большевики поддерживали акции братания с солдатами противника на фронте и обвальную демократизацию армии с отстранением офицеров от командования. Снабжение фронта разваливалось. С позиций дезертировали целые части, нередко с армейским имуществом и оружием, и фронт практически перестал существовать. В декабре в Брест-Литовске, где располагалась Ставка германского командования на Восточном фронте, большевики заключили с Центральными державами договор о перемирии. Советская делегация под руководством Льва Троцкого повела переговоры о заключении сепаратного мира, но всячески затягивала их, ожидая, что пролетариат и солдаты Германии и Австро-Венгрии поддержат мировую революцию. В итоге на переговорах он следовал формуле: «Ни мира, ни войны, а армию распустить». Троцкому виделась другая послевоенная Европа, объединённая, заново созданная пролетариями, несколько отличная от ленинской концепции о самоопределении наций: «Европейская федеративная республика, Соединенные Штаты Европы — вот что должно быть. Национальная автономия уже недостаточна. Экономический прогресс требует отмены национальных границ. Если Европа останется раздробленной на национальные группы, то империализм будет продолжать своё дело. Дать мир всему миру может только Европейская федеративная республика, но без выступления европейских масс эти цели не могут быть достигнуты...»
Под предлогом, что российская сторона отказалась подписывать мирный договор на невыгодных условиях и прервала переговоры, германское командование в феврале сорвало перемирие. За пять дней немецкие и австрийские войска почти беспрепятственно продвинулись вглубь российской территории на двести-триста километров. Захвачен Псков, где с царских времён стояли главные склады оружия и продовольствия Северного фронта, нависла угроза над Петроградом. С новых позиций Германия выдвинула ещё более кабальные условия мирного договора, и утром 23 февраля советский курьер доставил его в Петроград. Члены Центрального комитета ленинской партии ночью в Смольном большинством голосов приняли ультиматум, несмотря на некоторые протесты товарищей по партии. Накануне немцы обстреляли Петроград из сверхдальнобойных орудий. «Для революционной войны нужна армия, а её нет», - заявил Ленин. Сепаратный мирный договор с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией подписали в Брест-Литовске 3 марта без возражений на таких позорных условиях, что не решились их обнародовать. По договору отдали немцам 35 губерний, на миллионы рублей пушек, броневиков, поездов, снарядов. Россия потеряла Польшу, Финляндию, Прибалтику, Украину и часть Белоруссии, а также уступила Турции Карс, Ардаган и Батум. В целом уступили этим странам четверть обрабатываемых земель, около трех четвертей угольной и металлургической промышленности вместе с третью населения страны. Вскоре немцы дополнили соглашение: Черноморский флот и база в Севастополе передавались странам Четверного союза. Германские войска, ставшие союзниками независимой Украины, вступили в Киев, и в пользу Украины отторгались Курская и Воронежская губернии, Крым и область войска Донского – территория России стала меньше, чем в допетровскую эпоху.
Попутно в те дни шла высадка английских, французских и американских частей в Мурманске и в Архангельске для помощи России в отражении немецкого наступления и охраны складов. Большевики было дали на это согласие, а потом назвали интервенцией Антанты. Совнарком тайно принял постановление о переводе столицы Советской России из Петрограда в Москву. В условиях строжайшей секретности в Москву потянулись эшелоны с работниками государственных учреждений, их имуществом и семьями. Газета «Правда» объявила совершенно ложными все слухи об эвакуации советского правительства. Под этот аккомпанемент Ленин 10 марта отбыл под охраной латышских стрелков на специальном литерном поезде с пригородной станции. В конце концов, за кремлевскими стенами легче укрыться от вспышек народного гнева, и войска Антанты не рискнут погнаться так далеко вглубь чужой страны за бандой уголовников. Старинный город в сердце страны объявили столицей нового советского государства.
А в Петрограде тем временем, как и в других городах Советской России, начался голод из-за разрушения управленческих структур и неспособности большевиков наладить хозяйственную жизнь. Жильцы Кешиного дома понесли на базар вещи и уцелевшие ценности в надежде обменять на что-нибудь съестное. Из холодного смрадного города, где трупы попадались лежащими прямо на улицах, некоторые жители поехали с мешками по деревням. Тем же путем ещё с конца 1917 года на село двинулись пролетарские продовольственные отряды. Совет Народных Комиссаров подтвердил введённую Временным правительством хлебную монополию. Ленин сознавал, что большевизм погибнет и революция захлебнется, если в ближайшие месяцы ему не удастся ослабить тиски голода. Он объявил виновниками голода и врагами народа сколько-нибудь зажиточных крестьян, или деревенских кулаков, главных производителей и держателей хлеба. После страшной голодной и холодной зимы под властью Советов декретом Совнаркома с мая большевики ввели «продовольственную диктатуру», которая выразилась в крестовом походе карательных продотрядов против крестьянства, не желавшего отдавать хлеб «по твердым ценам», то есть за бесценок. Продотряды в деревнях изымали продовольствие подчистую. Крестьян обвиняли в саботаже и спекуляции, а те отвечали мятежами. Большевики вместо общекрестьянских Советов передали власть в деревне комитетам бедноты, чтобы в лице самых неимущих получить опору против крепких селян, а также как повод для передела сельской частной собственности. Ленин считал заслугой большевиков, что они раскололи крестьянство и сверху внесли гражданскую смуту в деревню. Правда, вскоре комбеды пришлось распустить из-за их вопиющих бесчинств. Для классово чуждых элементов – дворянства, духовенства, кулаков и сельской интеллигенции – диктатура пролетариата уготовила концентрационные лагеря. По указанию Ленина царскую семью расстреляли в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля.
Домовой Кеша совершенно не понимал, как можно было построить царство социальной справедливости и вывести облагороженный людской род с помощью банальных грабежей, вандализма и бессудных расправ с потенциальными противниками. Он снова увидал в своём доме того марксиста с черными сальными волосами и утиным носом, которого три года назад в гостях у поэта-футуриста ошпарил кипятком. Вот ведь как все оборачивается! Теперь победитель и созидатель «общества будущего» был одет в черное кожаное полупальто и кепку; поверх бордовых брюк галифе болтался маузер в деревянной кобуре. Комиссарам особенно полюбились черные кожанки, что в большом количестве были заготовлены на царских складах для экипировки шоферов и авиаторов. Его сопровождали два накокаиненных матроса в широченных расклешенных штанах, с винтовками за спиной. Из-под бескозырок, лихо сдвинутых набекрень, свешивались подвитые чубы, обильно политые бриллиантином. Кеша очень удивился приходу марксиста, ведь приятель последнего, поэт-футурист, уже переехал в Москву. В доме не стало швейцара, калошной стойки, ковровой дорожки на лестнице, не работал лифт, а парадный подъезд с зимы намертво заколочен в целях защиты от бандитизма.
– Снова комиссары с обыском, к дамочке из бельэтажа, должно быть. У них муж – офицер, а теперь в бегах. По слухам, подался на Дон в Добровольческую армию воевать с большевиками, – шепотом сообщил дворник у черного хода кому-то из жильцов.
Офицерская жена осталась одна с малолетним ребенком и жила продажей своих вещей. Комиссары пришли реквизировать ценности эксплуататорского класса под лозунгом «грабь награбленное»; они заручились от советской власти ордером на грабеж. У женщины не обнаружилось особых ценностей, кроме нескольких колец, серег, да мужнина серебряного портсигара. Все это кануло в карман марксистской кожанки, а матросы пошли с обыском рыться в тряпках.
– Это что такое? – с гримасой презрения к буржуазным ценностям спросил матрос, разворачивая из сундука кружевную пелерину.
– Это… моя нижняя юбка, – выпрямилась женщина.
Парень сконфузился, плюнул и бросил рыться в «бабьем исподнем». Кое-что из конфискованных платьев она потом видела на матросских подружках, но пелерины из старинных кружев были спасены от «реквизиции» и помогли ей прокормиться в самые голодные времена. Через несколько месяцев после этого эпизода она с наступлением темноты вышла из дома с узлом и ребенком и навсегда исчезла в неизвестном направлении.
Под знаком серпа и молота
Об ту пору вышло постановление властей об обобществлении жилых домов в городах. Комиссары захватывали лучшие особняки под служебное жилье и советские учреждения, а в доходных домах начали «уплотнение» жильцов. Большинство квартир превратили в общие, или коммунальные, куда по ордерам вселяли советских служащих и идейных пролетариев с семьями. Некоторых прежних обитателей квартир арестовывали и уводили, иным оставляли на всю семью одну – две комнаты. Кеше показалось, что его дом превратился в адский тигель для культивирования человеческих отношений на принципиально новых началах, чтобы в особых условиях произвести особый тип гуманоидов – строителей коммунизма. Судя по этой пестрой малокультурной публике, Кеша не ждал от будущего ничего хорошего. Потеснив «буржуев», здесь были и рабочие с пролетарских окраин, и бывшая прислуга, и советские служащие, и всякий революционный сброд, на который опиралась новая власть. Они пьянствовали, сквернословили, скандалили до драк на общих кухнях, захламляли коридоры своим убогим скарбом, мусорили и пакостили повсюду без разбора. В таком бедламе хуже всех приходилось интеллигенции из «бывших» и выходцам из бережливых добронравных крестьян. Кеше казалось, что неминуемый конец света и Армагеддон, насчет которого просвещал поднаторевший в христианстве Фома, уже настал в стенах его дома.
Помощнику управляющего домом удалось избежать коммунального ада. Он невесть каким чудом удержался на сходной должности при советской власти. Так или иначе, квартира в верхнем этаже дома осталась за его большим семейством; к ним никого не подселили на постоянное жительство. Все-таки «домовый комитет», избранный жильцами, мало смыслил в управлении недвижимостью, и старый специалист был им нужен. Вероятно, помогло то, что у него и Анастасии Андреевны было семеро детей. Еще поговаривали, что у мужа были связи, да к тому же старший сын, юноша лет восемнадцати, водил дружбу с комиссарами. И никому не приходило в голову, что на самом деле это Кеша изо всех сил оберегал свою хозяйку и благодетельницу Анастасию Андреевну от квартирных поползновений ненавистного домового комитета.
Советы объявили военный коммунизм. Они очень любили лозунги и призывы с черным юмором в подтексте. Под лозунгом «кто не работает, тот не ест» новая власть полностью контролировала распределение продовольствия и товаров. В конце августа произошло покушение на Ленина, оно послужило поводом для ужесточения «красного террора», вскоре официально узаконенного декретом Совета народных комиссаров. Красный террор был возведен в ранг государственной политики для борьбы с так называемыми саботажниками, в том числе рабочими, оставившими работу при отсутствии оплаты и всеобщем экономическом развале. Лучшим методом убеждения несознательных элементов нового общества и тех специалистов, которые отказывались сотрудничать с большевиками, служили репрессии в отношении их родственников. Практическим осуществлением террора занималась всемогущая «чрезвычайка», которая могла арестовывать и казнить кого угодно без суда и следствия. На тумбе возле дома холодеющий сентябрьский ветер трепал предельно откровенное постановление террористов:
«Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».
За потрясениями первого года пролетарской власти остался в тени дополнительный секретный договор большевиков с кайзеровской Германией, которой оставалось существовать чуть более двух месяцев. В соответствии с договором, Советская Россия теперь признавала независимость не только Украины, но и Грузии. Подтвердила отказ от земель Эстонии и Латвии при условии доступа в порты Ревеля, Риги и Виндавы. Россия обязалась по мере сил выдворить со своей территории войска Антанты в районе Мурманска, а если сама не справится, германо-финские войска могли прийти на помощь. В обмен Германия обязалась вернуть после войны Крым и Белоруссию, Ростов-на-Дону и часть Донбасса, не претендовать на Баку, один из важнейших нефтеносных районов мира, повлиять на уже штурмовавших Баку турок, а также более не оккупировать никаких территорий России и не поддерживать сепаратистских движений. Помимо политических уступок Советская Россия обязалась выплатить Германии, в качестве репараций и расходов на содержание российских военнопленных, огромную контрибуцию в 6 миллиардов марок, в том числе 245 с половиной тонн чистого золота, часть кредитными обязательствами и на миллиард поставками сырья и продовольствия.
Даже регулярные встречи домовых прекратились. Началось время концлагерей и расправ с инакомыслящими. Словно из опасения попасть в число классово чуждых элементов, мирные духи не решались отлучаться из своих пристанищ. Казалось, только они одни в тот окаянный год не митинговали и не голосовали, хотя советские нововведения затронули все сферы бытия. Среди новоселов, недавно въехавших в ближайшие кварталы в процессе уплотнения буржуйских квартир, появились несколько кикимор, заявлявших о своём происхождении из черного народа, требовавших на этом основании уступать им лучшие места и не сметь перечить их бесчинствам и грубости.
В середине ноября 1918 года домовые снова собрались вместе в нетопленом музее с растащенной коллекцией, но все были страшно удручены тем, что творилось в их жилищах. Гоша ввалился с потрясающими новостями:
- В Германии революция! Начались беспорядки, во многих местах организованы Советы. Антанта выдвинула условия перемирия, Вильгельм II должен отречься. Кайзер стал было упираться, но канцлер империи самостоятельно объявил о его отречении и своей отставке. Представляю, как же глубоко Вильгельм раскаялся, что помогал русской революции! Теперь самому пришлось бежать в Голландию. В Берлине провозглашена республика. Германия подхватила коммунистическую чуму, которую сама посеяла. Война закончена.
- Как закончена? Вот так раз – и всё? Мир? – загалдело собрание.
- Перемирие. Главнокомандующий войсками германского блока подписал соглашение о перемирии со странами Антанты в вагоне своего поезда в Компьенском лесу под Парижем. Подписание состоялось в 5 утра 11 ноября, и ровно через шесть часов, в 11 утра, официально закончилась война. Солдаты воевавших сторон повыскакивали из окопов праздновать и брататься. Так под салюты и фейерверки остановился мировой ужас. Император Австро-Венгрии Карл I на другой день тоже отрёкся от управления государством, империя разваливается. Там устроили революцию венгерские военнопленные, воротясь по домам из русского плена. Антанта вводит свои войска в Германию и Турцию. Сепаратные договоры германского блока с Румынией и Россией больше не действуют. Немцы должны вывести войска из оккупированных районов на западе, а на востоке Европы передать войскам Антанты контроль над землями Польши, Прибалтики, Белоруссии, Украины и Грузии, германского города Данциг, также сдать союзникам почти весь военный флот и огромное количество оружия.
Чуть опомнившись от потрясения, Филя проронил в гуле изумления:
- Ну, вот, что я и говорил - теперь плоды победы достанутся союзникам, а Россию оставят с на произвол злосчастной судьбы вместе с проигравшими. В войне она больше не нужна, а кому захочется возиться с шайкой кровавых коммунистов! Разве что, союзники попытаются найти, кто заплатит царские долги, да не получится ли чего урвать в свою пользу. Похоже, это только начало бед, и надолго. Вот, и Фома покидает нас...
- Как? Почему? - едва ли не больше прежнего взволновалось собрание.
– Вторая зима под большевиками – это уже слишком! По причине гонений на религию мой хозяин возвращается в Рим. Основная часть прихода отъезжает на родину, костел того и гляди закроется. Служители церкви у нынешних властей попали под подозрение в скрытой контрреволюции, направленной к низвержению советского строя...
Кикиморы запечные глупо захихикали и завизжали. Через помещение в башне музея Суворова пролетел подсвечник, древко от воинского знамени, измятые бумаги.
– Нельзя эту чернь в приличные места пускать! Ша, проклятые! – прикрикнул Фома повелительно, и хулиганы, как ни странно, послушались. Бумаги прошелестели в обратном направлении.
– Не будьте к ним слишком строги, – обратился он снова к домовым. – Хотя эти сущности обитают в человеческих жилищах, как и мы, но по происхождению и развитию стоят ниже. Это души проклятых родителями нехристей; они совсем несознательны и темны. Они злы не от природы, а от недоразвитости и обиды, и юмор у них все больше черный и плоский. Бывают еще кикиморы болотные и лесные – те злее, их нужно остерегаться. Те любят заводить путников в дебри и водить по кругу, а то забавы ради и вовсе уморить.
– А может, твои католики слишком поторопились с бегством? Это беснование должно скоро закончиться, и власть большевиков наверняка долго не продержится, – с надеждой вклинился Кеша. – Ты среди нас самый старый и мудрый; нам будет сильно недоставать тебя…
– Судя по всему, Филипп прав, это надолго. Недавно большевики с помпой отпраздновали год со дня захвата власти. Это скоро не пройдет, потому что у них очень могущественный патрон. Знаете, какие толки ходят в церковных кругах? Это… – Фома съёжился и приглушенно засипел. – Их патрон – сам Отец лжи. Послушайте их обещания и посмотрите на их деяния, вернее, злодеяния. Захватывая власть и призывая народ довериться им, что они обещали? Хлеба, мира, земли и свободы. Не прошло и двух недель после переворота – хлебный паек в Петрограде урезали до 150 граммов. Уставшей от войны стране обещали мир без аннексий и контрибуций – и в обход всех союзников заключили сепаратный мир, унизительные условия которого даже не решились обнародовать полностью в своей стране! Ещё в сентябре в благодарность за помощь в захвате власти и в уплату дани по мирному договору они успели тайком отправить в Германию эшелоны с чистым золотом, 93 с половиной тонны, не говоря о товарах и зерне. Теперь Брестский мир ничего не значит, но война для России не закончилась, началась внутренняя междоусобица. При порядках большевиков хорошо живется только всяким уголовникам. Прикрываясь иноязычными названиями – контрибуцией, реквизицией и национализацией, их банды не только отнимают у богатых земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, но грабят всех сограждан без разбора. Сначала под именем буржуев грабили людей состоятельных, потом, под именем кулаков – зажиточных и работящих крестьян. Лозунг «земля и воля» для крестьян обернулся продразвёрсткой и поголовным обнищанием... Они сделали всех нищими, а с разорением граждан уничтожается народное богатство, разоряется страна, рушатся домашние очаги и гибнут наши домовые собратья! Они обещали свободу, но никто не может высказать своё мнение без риска быть обвиненным в контрреволюции. Клирики живут в страхе - нет свободы слова и печати, обсуждения и обличения, нет даже свободы проповеди. В печати разрешено только мнение, якобы, пролетариата, а на самом деле – его преступных вожаков. Их свобода – в потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийства, насилия и грабежа. Что это за свобода, когда никто без специального разрешения не может провезти себе пропитание, нанять квартиру, переехать из города в город? Что это за свобода, когда семьи, а иногда жильцы целых домов выселяются и имущество выкидывается на улицу, и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и на разграбление? Как мне ни грустно вас покидать, но в Ватикане под покровительством папы римского в наступившем веке будет куда спокойнее, чем в государстве под патронатом Отца лжи! Даже перед приходом Антихриста Католическая Церковь заключает в себе силу и благодать, и доказательством служит само ее существование до наших дней. Не будь в ней совсем благодати, как бы она устояла, если припомнить инквизицию, внутренние скандалы, корысть и грехи духовенства?
– Что ты знаешь о приходе Антихриста? И когда же нам этого ждать? – всколыхнулось сборище. Когда гвалт и визг утихли, Фома, дрожа своим древним тельцем, как в трансе, продолжал:
– Все эти годы метафизические имперские чудовища питалась кровью человеческих жертвоприношений от воюющих сторон. Их аппетиты разрослись. С окончанием войны они не успокоятся, их ненасытность приведет к кровопролитию внутри собственных стран. Брожение в умах народов завершится смертью старых имперских демонов. На их месте воцарятся более изощрённые монстры; они унаследуют великодержавные амбиции. Но теперь их грызня перерастает в роковую схватку сил Света и Тьмы, которая сулит гигантские по масштабам бедствия и разрушения. На человеческом уровне в России появится новый темный правитель, ведомый имперским духом. Держава восстановится почти в прежних пределах. В братоубийственной борьбе и подавлении народа внутри страны сгинут миллионы. По закону равновесия, в противовес ему должен объявиться не менее свирепый и циничный вождь где-нибудь неподалеку в европейском государстве – очень даже возможно, в побеждённой Германии. Оба будут предтечи Антихриста. Между ними не может не произойти очередной войны, она всколыхнет весь мир, и погибнут десятки миллионов. Тиран насмерть схватится с подобным ему тираном. В войне против нового европейского претендента на мировое господство странам придётся выбирать меньшее из зол, и большинство из них вступит в союз с Россией. Победители переделят мир и разбросают по земле семена новых войн. Кроме того, на этом не закончится другая война, духовная – за души и умы людей. Возможно, вслед за тем с речами о гуманизме и свободе, обещаниями комфорта и всеобщего благоденствия придет тот самый Антихрист, о котором говорится в Писании…
Двадцать лет перемирия
Вскоре после отбытия Фомы музей Суворова был закрыт, остатки коллекции увезены, якобы, по другим музеям, а в здании со временем разместились не то курсы, не то выставка, связанная с аэронавтикой. Домовые годами не собирались всей компанией. Да и осталось их, прежних, совсем немного, как и старорежимных хозяев. Выкошенное население Петрограда сменили жители деревень и всевозможный пришлый люд. Удрученных житейскими потрясениями домовых снова свело вместе предчувствие еще более страшных испытаний в тот год, когда мир замер перед угрозой очередной мировой войны. Они под Рождество стянулись из своих перенаселенных коммунальных жилищ в Таврический дворец, в складское помещение для старой конторской мебели, где их никто не мог потревожить. Филя за два десятилетия советской власти сильно сдал; вместо былой резвости и горячности у него развился депрессивный психоз, поскольку в Таврическом дворце разместилось партийное заведение, где в целях защиты мертворожденной Доктрины готовили апологетов, идеологически подкованных руководителей всевозможных советских структур.
– Вот нас и загнали на склад идеологического хлама, – тосковал Филя на штабелях столов. - С нами совсем перестали считаться. Кажется, скоро всем нам придет конец. Официальное мировоззрение напрочь отрицает существование тонкоматериальных измерений и духовных иерархий, насаждает невежественный материализм. Материалистическая идеология так скучна и прозаична; ее нечем скрасить, кроме плотских утех, азартных игр и потребления опьяняющих субстанций; она враждебна даже творческой стихии. Скольких одаренных людей они извели морально и физически!
– Однако спецслужбы как будто не пренебрегают эзотерическими учениями. Они проявляют явный интерес к магическим знаниям и конфискуют всюду, где найдут, книги по религии и оккультизму, – Кеша называл представителей новой власти и спецслужб исключительно отстраненным местоимением «они». – Людям опасно держать в домах такого рода вещи. Почему они так остервенело борются с любыми мистическими учениями?
– С точки зрения идеологии все понятно, – Филипп вник в идеи новых обитателей дворца. – Они искореняют всякую традиционную духовность, чтобы заполнить искусственную духовную пустоту собственным эрзац-культом. Поначалу они организовывали провокации против духовенства, начиная с кампании по изъятию церковных ценностей, якобы, в пользу голодающих. Ленин под шумок секретными указаниями велел чекистам репрессировать как можно больше попов. Постепенно супостаты поняли, что для торжества Доктрины мало устраивать примитивные антирелигиозные маскарады в дни церковных праздников, громить храмы и устранять служителей любых религиозных конфессий. После смерти вождя они создали свою эрзац-церковь с лжесвятой всеведущей троицей Маркс-Энгельс-Ленин во главе, с пантеоном пророков и отцов революции, с житиями легендарных бессребреников, аскетов и мучеников за счастье трудящихся. Известное дело, свято место пусто не бывает – оттого пресловутый народ-богоносец скоропостижно превратился в народ-богоборец, уверовал в Доктрину. Вы сами свидетели тому, как они в оскверненных храмах устраивают пролетарские клубы. Специально поставленные политические работники исполняют роль идейных пастырей в любом собрании. Они даже пропагандируют коммунистическую мораль и своеобразную пролетарскую нравственность, но всё заключается в безусловном подчинении партийной идеологии. Исключение из членов партии рассматривается как анафема. Вместо древних таинств в частной жизни людей вводятся заново выдуманная советская обрядность, пропитанная партийной идеей. Вместо соборности – коллективизм. Новоизобретённые праздники отмечаются, как грандиозные шабаши с массовыми агитационными шествиями под революционные гимны. Полностью политизированы любые формы культуры – от высокого искусства до кабацкой эстрады и цирка, всё образование – от начальной школы до академической науки. У них задействованы всевозможные атрибуты религиозного культа, вплоть до поклонения забальзамированным революционным мощам в мавзолее. Культовые элементы древних пирамид проступают в монументальном советском конструктивизме, в гербовой символике. А вместо святейшего патриарха или папы римского с его догматом о непогрешимости во главе псевдо-культа стоит авторитет – величайший и мудрейший кремлевский вождь, отец народов.
- А люди что же, так просто и уверовали, не понимают, что происходит, или совсем смирились и боятся слово сказать? - словно себя самого спросил Кеша.
- Его окружает клир холуев и подпевал. В действительности тиран втайне отдает себе отчет, насколько он ничтожен; но чем больше перед ним трепещут, тем глубже он презирает людей и саму человеческую жизнь; чем больше его превозносят, тем подозрительнее он становится. Обвинённых в политической ереси людей казнят как заклятых врагов народа, причём вместе с семьями; в вину могут поставить неосторожное слово, происхождение, общение с иностранцем – это куда страшнее средневековой инквизиции. Да и ни к чему такому не причастных граждан репрессируют для пущего устрашения, в полном соответствии с ленинской идеей о том, что пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов, является действенным методом выработки коммунистической личности из человеческого материала капиталистической эпохи. Поговаривают, «гений всех времен и народов» пересажал за колючую проволоку десятую часть населения страны. В Германии уже набрал силу подобный ему вождь – основатель другого имперского культа, замешанного на нацизме и реваншизме. Он ненавидит христианство, но по отношению к традиционной народной вере внешне выдерживает нейтралитет, а сам всерьёз интересуется оккультизмом в тёмных проявлениях. Это тот самый правитель, появление которого предрекал наш незабвенный брат Фома двадцать лет назад. Злодеи пока еще делят сферы влияния по тайному соглашению, но между тиранами так много общего, что оба в конце концов не смогут сосуществовать под солнцем, и смертельная схватка между ними неминуема. Собственно, Версальский мир, который воевавшие стороны заключили без участия России после Первой мировой – всего лишь перемирие на пару десятков лет. Срок перемирия катастрофически сокращается... Поверьте мне, собратья, тьма сгущается, и вот-вот достигнет критической массы, и в эту чёрную дыру при взрыве вылетят миллионы жизней.
– Так что же это будет – долгожданный, в том смысле, что его на протяжении сотен лет предрекают, а он все не наступает – библейский Армагеддон? – с недоверием хмыкнул Гоша.
– Пока лишь репетиция. Оба правителя – из числа темных предтеч Антихриста, насколько мне позволительно об этом судить, – отозвался Филя.
– Ну, и как скоро, по-твоему, после предтеч объявится Антихрист? – подал голос Кеша.
– Зависит от человечества; однако, судя по всему, совсем скоро – лет через полтораста-двести.
Схватка монстров, одержимых идеей мирового господства, не заставила себя долго ждать. Вторую мировую войну Кеша пережил, как в анабиозе, ощущая себя статистом за сценой. Когда город героически вымирал во время многомесячной блокады, маленький дух домашнего очага вместе со всеми гражданами голодал, замерзал, трясся от ужаса при бомбежках, и уже не в силах был уберечь семью Анастасии Андреевны. В войну на фронте погибли три ее сына, старший потерял ногу, дома от голода скончался муж, и у дочери едва не умер от истощения малолетний ребенок. Семейство фактически уменьшилась вдвое за счет его мужской половины. Своих близких потеряло подавляющее большинство семей. Масштабы катастрофических революционных и военных побед стали всенародными.
Кешина личная трагедия разразилась уже после победы в войне. В опустевшую «колыбель революции» власти направили свежие силы из захолустья для восстановления городской экономики и для работы на производстве. Жилья на всех не хватало. В квартиру Анастасии Андреевны, как и во многие обезлюдевшие квартиры в центре старой столицы, вселили толпу разнообразного народа. Кеша горько рыдал, что не уберёг свой последний оплот, когда из светлой ванной комнаты и просторной прихожей с помощью уродливых перегородок соорудили нечто вроде дополнительных комнат, с претензией на звание жилья. Ванну поставили в кладовой возле кухни, а в кухне столы и кастрюли нескольких семейств теснились в отчаянном споре за пространство. Печи и камины, как и во всем городе, были упразднены и разломаны, а вместо них по квартире расползлись ребристые чугунные радиаторы центрально-парового отопления. Коридоры оказались увешаны шайками для стирки и мытья, велосипедами, паутиной, изъеденным молью старьем, чьей-то отдельной кустарной электропроводкой, протянутой, чтобы не делить плату за электроэнергию по общему счётчику, захламлены какими-то коробами и шкафчиками – словом, коммунальный ад, одержавший победу в массе окрестных домов, вполз и в квартиру в верхнем этаже, последний оплот домового.
После смерти отца народов многонациональная держава, почти доросшая до размеров бывшей царской империи, пережила несколько периодов растерянности. Сначала – по поводу того, что будет с имперским наследием. В послевоенном мире за океаном выкарабкалась из великой экономической депрессии и окрепла еще одна сверхдержава, во многом благодаря военным и промышленным поставкам в Европу. Эта сверхдержава возвысилась также за счет того, что выдвинула идеологическую концепцию не менее сильную, чем коммунистическая интернациональная Доктрина – идею мирового космополитизма. Напряжение в результате противостояния двух идеологических концепций возросло до отметки холодной войны, что казалось особенно устрашающим в связи с появлением у обоих оппонентов ядерного оружия. В силу развития средств передвижения и связи океан превратился в большую солёную лужу. Как единственная альтернатива заокеанскому лидеру, согласно закону равновесия, социалистическая система не просто устояла, а втянула в сферу своего влияния еще около полутора десятков стран.
Другое потрясение последовало, когда в коммунистической империи умер тиран, обновился кружок правителей, и приоткрылась малая часть правды о чудовищных преступлениях прежних вождей против собственного народа. Открыть всю правду разом было немыслимо, потому что преемники тоже были замешаны в преступлениях, так что ужасы режима были представлены как досадная историческая ошибка в виде культа личности вождя на фоне космических успехов системы.
Очередной период потерянности настал, когда тоталитарная система как ни в чем не бывало покатилась прежним курсом, не изменившись по сути, а лишь отказавшись от масштабных репрессий, подавляя в зародыше малейшее инакомыслие, продвигаясь к коллективно-обезличенному существованию. Общество содрогалось в конвульсиях и нравственно мутировало в ходе беспорядочных экспериментов по выведению человеческого существа, способного функционировать в искривленном пространстве. Год за годом домовой Иннокентий пребывал как в забытьи, когда по утрам в изувеченных затхлыми коммуналками окрестных домах просыпались обыватели и расходились по рабочим местам в государственных учреждениях и на производствах – в обмен на уравнительно-низкую оплату труда, распределительные услуги и базовые социальные гарантии. Страна, сданная на откуп безродному призраку коммунизма, напрягала все силы малоэффективного хозяйства для поддержания неуклюжей политической махины. В гигантской безликости этого механизма граждане ощущали себя незначительными винтиками или шестеренками. Могучий пропагандистский аппарат внушал населению с младых ногтей, что советский человек, усвоивший непогрешимую Доктрину, принципиально отличается по своей нравственности от тех, кто не принял единственно верного учения, и что этого коммунистически праведного человека совершенно необходимо изолировать железным занавесом от тлетворного влияния загнивающего капиталистического мира. Патриотизм приравнивался к безусловной верности партийной Доктрине. Против неверных вели идеологический джихад - хотя обычно не убивали, но старались уничтожить морально, объявляли умалишёнными или высылали в эмиграцию.
Возвращение двуглавого орла
Ближе к концу века престарелые партийные вожди поочередно стали отходить в миры иные прямо от кормила власти. Череда пышных государственных похорон словно отворила ворота в потусторонние измерения. В обществе победившего атеизма, где всеобщее материалистическое мировоззрение осталось как единственно возможное, обнаружился повышенный интерес к религиозным культам, эзотерике, паранормальным явлениям, а то просто к бесовщине и мракобесию. Домовые с последними веяниями взбодрились, даже возобновили свои сборища, а то было совсем захирели, как любые тонкоматериальные сущности, когда не получают подпитки от человеческой мысли. Однажды Кеше было видение, о котором он поведал сородичам:
– Империя кажется нерушимой, как никогда, расклад сил в мире – чуть ли не вечным, а у меня ощущение, будто что-то внутри нее бесповоротно сместилось. Мне было видение, как несокрушимая государственная махина в виде железной громадины дрогнула своими шестерёнками, качнулась и поначалу чуть заметно, а потом все быстрее с грохотом и лязгом покатилась по рельсам под гору, разбрасывая по пути какие-то винтики и детали. Докатившись до подножия пригорка, она еще долго по инерции постукивала по шпалам, дребезжала разлетающимся механизмом, пока от гигантской неуклюжей массы не осталась только колесная база и бесформенная куча технического хлама. Когда она проскрежетала в последний раз и замерла, на равнину опустилась странная глухая тишина, без шелеста деревьев, без пения птиц и гудения насекомых, словно это была отравленная равнина.
Филипп Таврический покачал головой:
– Судя по тому, о чем деморализованные идеологи Доктрины толкуют в Таврическом дворце, создание совершеннейшего в мировой истории общества задерживается на неопределенное время. Пока что зодчие под фанфары объявили о завершении первого этапа коммунистического строительства. То есть, уже, якобы, построили так называемое общество развитого социализма. А рядовые граждане не ощутили восторга – напротив, почувствовали неизъяснимую тоску существования, и от следующего этапа не ждут ничего хорошего. Экономика трещит по швам. Скоро народ не сможет дышать в этом коконе вранья, и все покатится в тартарары...
Свобода, о какой говорить было опасно, а многие и помыслить боялись, пришла неожиданно, бескровно, в одночасье, по распоряжению сверху. После похорон очередного престарелого вождя у партийного руля оказался лидер, который искренне, в меру своего понимания, заговорил о необходимости экономических реформ и гражданских свобод. Через семьдесят лет тоталитарного промывания мозгов власти официально позволили инакомыслие и отменили цензуру. Для начала разрешили по мелочи другие формы собственности, кроме государственной. Последовали неуверенные экономические нововведения.
Правда о злодеяниях режима просочилась на печатные страницы и экраны телевизоров сначала робким ручейком, потом лавиной негодования. Власти частично открыли архивы спецслужб. Леденящие душу детали встряхнули империю от сонного оцепенения. Революционных идолов потащили в утиль. В этой связи в обществе раздались голоса, что следовало бы организовать процесс по делу Коммунистической партии Советского Союза, наподобие Нюрнбергского суда над фашизмом, но высший орган коммунистического управления сам проголосовал за отмену своей монополии на политическую власть, и разговоры постепенно свелись на нет. Хотя Верховный суд реабилитировал некоторых невинных жертв режима, однако палачей не осудили по закону, они остались при своих привилегиях и пенсиях, и никто ни в чем не покаялся. Тем не менее, проржавевший железный занавес рассыпался в труху. На открывшуюся миру пугающе-загадочную страну обратилось всеобщее внимание и любопытство. Харизматичного лидера всенародно избрали президентом страны. Пока народ мучительно соображал, куда ринуться с дарованной свободой, околопартийные инсайдеры присматривали себе позиции в меняющейся экономике и готовились прихватить государственную собственность в собственные руки.
Домовые по каким-то своим причинам радуются появлению младенцев. За несколько лет до распада советской империи, когда подул ветер перемен и воли, действительно настал недолгий период воодушевления, эмоционального подъема, так что в государстве заметно повысилась рождаемость. На памяти Иннокентия за сотню лет, со времени переезда на невские берега, в хозяйском семействе два поколения отжили своё, третье вышло на пенсию, четвёртое повзрослело, и как раз об эту пору народилось пятое поколение. Столько людей в этом семействе рождалось, подрастало, мечтало о счастье, страдало, и, если не уходило из жизни безвременно, то оканчивало дни в старческом разочаровании – вроде, жизнь пролетела как-то неправильно, не так, как представлялось смолоду, как хотелось... При других обстоятельствах это могла быть огромная семья, но в исторических передрягах в пятом поколении народилось только два мальчугана. И то ладно, что не пресекся род, – всё-таки свежие веяния вдохнули в него немного жизни. Поэтому Кеша глубоко сочувствовал харизматичному лидеру, который дал шанс народу мыслить и говорить свободно. Правда, потом этот самый народ во всех приключившихся неурядицах обвинил вождя-освободителя, что было в значительной степени несправедливо, но вполне по законам исторического жанра.
Империя рухнула в последнем десятилетии века до того нелепо и неожиданно, что эпохальное событие обошлось совсем малой кровью. Президент продвигался по пути реформ в высшей степени неуверенно. Его колебаниями были недовольны как старейшины, верховные жрецы и хранители партийной Доктрины, так и новоявленные экономические либералы, которые не скупились на обещания скорого всеобщего благополучия и процветания в условиях экономики, спущенной в свободное плавание по волнам саморегулируемого рынка. Старые жрецы за спиной президента попыталась было организовать правительственный переворот с целью восстановления регламентированного социалистического порядка. А народ в дни путча в редкостном единодушии вышел на улицы драться за свободу голыми руками. Неожиданный порыв испугал жрецов и воодушевил людей, так что в три дня Доктрина пала, демон советской государственности бился в предсмертных судорогах.
Лидеры национальных элит возжелали прорваться к власти и, съехавшись в партийной резиденции в Беловежской пуще, подписали соглашение о расчленении многонационального «союза нерушимого» на части, так что немало народу, не вылезая из постелей, проснулось поутру за границами суверенных республик и нежданно-негаданно оказалось в числе бывших граждан упраздненной сверхдержавы. Зачинатель реформ, преданный ближайшим окружением, под градом нападок со всех сторон, во избежание раскола в обществе, отрёкся от советского имперского престола, то есть объявил о добровольной отставке с поста главы государства.
Филипп на своём веку видывал взлеты и падения империй, и добра от таких потрясений не ждал, но одним обстоятельством был чрезвычайно доволен. В результате идеологической революции упразднили партийную школу в стенах Таврического дворца. На гербе нового государства вместо орудий труда для ковки и жатвы, серпа и молота, снова простер крыла византийский двуглавый орел. Дворец при последних постояльцах пришел в жалкое состояние – кровля вконец обветшала и протекала во многих местах, фундамент дал трещины, деревянные балки в подвале прогнили. Об интерьерах и говорить нечего, коль скоро часть помещений использовалась под склады. Согласно теории, что бытие определяет сознание, партийное сознание напрочь проплесневело.
И вот, после парада суверенитетов все кардинально переменилось. В здании учредили межпарламентскую ассамблею стран Содружества независимых государств; дворец начали отделывать заново и основательно ремонтировать. Хозяину чрезвычайно нравилось, что в Таврическом стали проводить выставки и торжественные собрания. Однако и десятилетия сосуществования с идеологами не прошли для него даром; его стало не узнать. Он сделался на голову выше, и производил впечатление уже не просто дворцового духа с государственным кругозором, а сущности из разряда демонов. Ему пришла пора переходить на другой круг мироздания.
Когда Филипп под Рождество нового тысячелетия по-хозяйски гордо показывал старинному приятелю обновленные интерьеры Таврического, Иннокентию взгрустнулось:
– А в моих коммунальных дебрях – жуть, что творится! А ведь было у нас несколько лет радости и упований на достойное будущее, когда все были готовы пойти на лишения ради перемен! Это начиналось, как возрождение, все говорили о гласности и демократизации, а вместо процветания образовалась бандитская система. Вот, ты такой мудрый, так много знаешь – скажи, отчего так получилось?
– Похоже, первый и последний президент Советского Союза, благодаря которому население империи встряхнулось от ущербного существования и увидело многокрасочный мир, вместе с тем исполнилось надежд на перемены, действовал не столько сознательно, сколько служил бессознательным проводником Света, ибо сам не ведал, какого джинна выпускал на волю. Он поначалу как будто искренне верил в мифологизированную Доктрину, считал, что партийные вожди на практике извратили её, а поэтому следует вернуться к изначальному замыслу и привнести в жизнь «больше ленинизма, больше социализма». Но лишь только официально ввели инакомыслие и отменили цензуру, выяснилось, что именно Доктрина извратила человеческую природу и естественное развитие государства. Отпущенный на волю джинн сулил чудеса – это был шанс пойти по пути создания свободного общества с человеческим лицом, а не напрочь коррумпированной системы... И, как повелось с ветхозаветных времен, подданные, в отместку за вчерашнее раболепие, при первой подходящей возможности закидали камнями человека, давшего им свободу. Конец века ознаменовался провалом масштабного социального эксперимента по переустройству мира и выведению человеческого существа облагороженного образа. В действительности режим воспитывал не граждан, а послушных строителей тоталитарного государства и доносчиков; не политиков, а лишенных чувства собственного достоинства и самостоятельности карьеристов. Из большинства отпрысков партийных руководителей выросли радикальные противники идеологической системы, но в действительности они усвоили многие идейные постулаты коммунизма. Они не верили в народ, не любили его. По отношению к народу они унаследовали отвратительную тенденцию, когда люди – это масса для экономических экспериментов и манипуляции. В то же время они идеализировали заокеанскую систему, которая казалась им достойным подражания образчиком демократии и процветания. После роспуска Советского Союза их много оказалось у руля; эти романтики свободного рынка с нового года просто взяли и отменили командную плановую экономику, рассчитывая, что свободная конкуренция расставит всех и всё по местам, а общество постепенно подстроится. Пусть, мол, будет что угодно – лишь бы не случилось возврата к старому, поэтому поспешили пристроить собственность в частные руки, чтобы невозможно было реформы обратить вспять. Как сказал один из главных идеологов младореформаторов, «в горячий момент раздачи госсобственности не было времени изучать кандидатуры потенциальных владельцев: тем перепало, кто оказался поблизости». Сначала они обеспечили отток государственных фондов в частные руки, зарезервировали свои позиции, а потом без всякого предупреждения отпустили на свободу цены. Они словно собрались избавиться методом естественного отбора от безынициативного человеческого балласта, приученного к государственному патернализму. В себялюбивых мозгах этих защищенных властью людей свободная экономика заключалась в способности населения выживать по законам джунглей. Они цинично лишили народ денег в петле инфляции, а взамен раздали символические бумажки на абстрактную долю собственности в экономике, или ваучеры по приватизации, когда отечество уже обанкротилось. Младореформаторы лгали с пресерьезными минами – мол, товарищи, вкладывайте, свои ваучеры хоть в свои предприятия, хоть в нашу экономику, и получайте дивиденды! Заройте свои денежки на поле дураков и ждите всходов! После этого людей и производственные предприятия бросили в стихию дикого рынка выплывать самостоятельно, и, как показали дальнейшие события, многим не оставили шансов на выживание, они от полной незащищенности пошли на дно. Ну, дальше все понятно – разом упразднили прежнюю экономику, и во всех сферах жизни государства образовались черные дыры, через которые беспрепятственно улетучивались капиталы космических размеров. Конец века ознаменовался провалом масштабного социального эксперимента по переустройству мира и выведению человеческого существа облагороженного образа.
– Многие люди разочаровались, но сами говорят, что всякий народ получает власть, какую заслуживает. Неужели то, что свалилось на народ, – заслуженно и закономерно?
– Отчасти; хотя все не так просто, и с этой историей еще долго будут разбираться. С тонущего корабля выплыли, главным образом, пассажиры с верхней палубы – партийные функционеры, инсайдеры, руководители спецслужб. Они за бесценок скупали искусственно обанкроченную социалистическую собственность. В стадии первоначального накопления капиталов младореформаторы, по-видимому, принимали экономические аферы и коррупцию, как неизбежное условие капитализации, и не считали нужным всерьез бороться с криминалом. Бандитизм, мошенничество в особо крупных размерах, воровство процветали практически безнаказанно. Они считали, что наиболее хваткие и предприимчивые элементы общества переболеют детской болезнью первоначального накопления, а уж внуки пополнят ряды прогрессивных капиталистов. Так вслед за упразднением Советской империи к власти пробралась мафия. Кто не успел наловить рыбы в мутной воде, тем только муть и досталась. Свобода, как известно, предполагает ответственное отношение к праву. Демократия не всякому народу к лицу. В условиях кризиса власти демократия не дает ничего, кроме позорного разложения. Здесь уж повинен сам народ. Пока народ не осознал, зачем и почему ему необходима свобода, как ею пользоваться и как ее отстаивать, разгул обретенной свободы скатывается в охлократию, власть толпы, которой может запросто манипулировать любой политический выскочка, подкинув приманку из алкоголя и зрелищ. Людям дали шанс самоопределяться, а они поверили обещаниям авантюристов, которых много всплыло из партийной тины. Собственно, фарт политика заключается в способности учуять подходящий момент, чтобы пообещать народу то, о чем он мечтает, а именно, благополучие и благосостояние. Это старинный трюк обольстителей – необходимо солгать, чтобы получить желаемое.
Под эту речь Кеше вспомнилась новогодняя постановка. В последние минуты уходящего тысячелетия обитатели его квартиры ожидали традиционного выступления президента по телевизору. Десять лет назад, приступая к исполнению обязанностей президента суверенной России, уже не империи, он клятвенно обещал к грядущему тысячелетию превратить её в великую, процветающую страну. Экая выпала историческая удача – власть практически бескровно перешла в руки демократического правительства, общество жаждало перемен! Полномочия президента огромны, почти как у самодержца. Однако хаотичный сдвиг к рынку обернулся разложением правоохранительных структур, невиданным казнокрадством, обнищанием и вымиранием населения. Старый пьяница – была у государственного мужа такая слабость – любил сценические эффекты. Не дожидаясь окончания полномочий, он обозначил завершение процесса полураспада виртуальным умыванием рук - театрально объявил о своей отставке и сдал временные полномочия премьер-министру. Тот, в прошлом подполковник спецслужб, при президенте начинал службу личным охранником, потом шефом спецслужбы; его вкрадчивая четкость и тон старательного ученика способствовали продвижению в преемники. Он в недрах своей организации в пору обучения имел пренебрежительную кличку «окурок», позднее «серая моль», так что ни у кого не вызывал опасений или резкой неприязни. Преемник веско, с уверенными нотами в голосе, обещал при помощи силовых структур разобраться с мафией и коррупцией, навести в стране порядок, притом, не поступаясь завоеваниями демократии. Таким образом, как ограбленным низам, так и разбогатевшим верхам он казался отнюдь не блестящим, зато удобным, - словом, подходящим общим знаменателем в президентском кресле, в которое его задумали усадить.
Напоследок старый президент предусмотрительно договорился со ставленником о сохранении всего личного и государственного имущества, которым семья продолжала пользоваться, а также о пожизненных гарантиях неприкосновенности как части сделки по передаче власти. Понимал ли этот человек, что сотворил с империей такое, о чем спецслужбы заокеанской сверхдержавы не помышляли в самых отчаянных мечтах и чего не видели в заветных снах? Превратил великую и ужасную «империю зла» в промотавшуюся неудачницу на обочине мировой политики.
Первый официальный указ преемника, когда тот автоматически избрался в президенты, гарантировал старому патрону пожизненное освобождение от преследования.
Часть II
В мирах любви – неверные кометы, -
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит,
Полночных солнц к себе нас манят светы.
(Максимилиан Волошин, венок сонетов «Corona Astralis», «КЛЮЧ»)
Введение
Со времени постройки дома минуло сто лет. Улицу давно переименовали в честь поэта-футуриста, который во время революции снимал комнату в Кешином доме, а после большевистского переворота и гражданской войны продолжал служить новой власти на литературно-идейном поприще, провозглашая необходимость мировой революции и революции духа в свете коммунистической теории. В возрасте тридцати шести лет трибун революции оборвал песнь о небывалом большевистском обществе и его самоотверженных строителях, пустив себе пулю в сердце. По указанию партийных чинов медицинские сотрудники, словно жрецы тайного погребального культа, прямо в спальне изъяли мозг из простреленного тела, с целью изучения в институте мозга и обнаружения биологической природы гениальности. Спустя десятилетия в нескольких кварталах от дома появился бюст поэта на трехметровом столпообразном постаменте. Теперь голуби, рассевшись по плечам и голове бюста, оставляли на бронзе помёт и бдительно следили с монументальной высоты, не перепадут ли крохи от выпивох, которые облюбовали для компаний скамейки в скверике у памятника.
Величественный северный город имперских амбиций и воды, переименованный на протяжении прошлого века в Петроград, потом в Ленинград, вернулся под конец века к изначальному имени в честь Святого Петра, однако так и не сделался снова столицей.
Взрывоопасное противостояние двух политико-экономических систем сошло на нет в результате естественного распада блока социалистических стран. Бывшие сателлиты упразднённого Советского Союза потянулись в стан оппонентов. За полтора десятилетия сумбурных реформ Россия утратила положение сверхдержавы и сошла с дистанции.
Вновь на слуху, как после мировых войн прошлого века, появилась концепция нового мирового порядка. Со времён древнего Рима эти слова восходили к эклоге Вергилия, где изображалось будущее процветание человечества с рождением некоего младенца. Христианские богословы силились усмотреть в них пророчество о торжестве новой веры. С конца века Просвещения латинский девиз Novus Ordo Seclorum появился на оборотной стороне печати Североамериканских штатов в основании изображения пирамиды. Понятие Нового мирового порядка трансформировалось в эсхатологический прогноз, когда заокеанская сверхдержава сделалась лидером глобализации; политологи-нонконформисты, разномастные конспирологи заговорили о неоколониализме или даже о некоем заговоре тайной финансовой группы, направленном на установление мирового влияния. Как бы то ни было, разбалансированный мир ничуть не стал спокойнее; полюса политического влияния сдвинулись вместе со смещением хрупкого равновесия. Там, где национальные политические элиты стали пробиваться к власти, пошли нестроения, заполыхали смуты и войны. Возможность очередной мировой войны, скорее всего, за энергоресурсы, обозначилась в нефтеносных районах Ближнего Востока и на Кавказе.
Европа объединилась, но новый союз слабо способствовал восстановлению мирового баланса, верно, в силу того что объединение было продиктовано не столько объективными предпосылками, сколько благопожеланиями всеобщего мира, благополучия, а также со стремлением вовлечь страны расформированного социалистического лагеря в общеевропейскую орбиту. Объединительные процессы совпали с неожиданным социальным феноменом, получившим драматическое определение как «гонка на дно». Народы из менее благополучных стран устремились на Запад, где сохранился определённый уровень социального благополучия, но Западу тоже пришлось пойти по пути снижения защиты населения, чтобы оставаться на плаву в условиях глобальной конкуренции. Относительное благополучие экономически развитых стран кое-где начало давать трещины. Идея западного благоденствия, симбиоза народов под знаменем мультикультурализма начала давать сбои, и формы этнических контактов сместились в сторону злокачественного социального новообразования, которое известный российский историк-этнолог назвал химерой. По его теории, когда несовместимые этносы вторгаются в области проживания другого, пришлые этносы пытаются жить не за счёт занятия собственной экологической ниши, а за чужой счёт. В результате появляются антисистемные идеологии, происходит деградация, как пришлых этносов, так и коренных. Свободная торговля и перемещение капитала, вывод промышленности в страны с более дешёвым трудом и ресурсами, стремление уменьшить налоги на прибыль – всё это обернулось сокращением рабочих мест, социальных гарантий и углублением бедности.
Вместе с тем Европа с опаской посматривала на деморализованную Россию, как на дикаря с ядерным оружием, возможный источник неудобства, хотя одновременно разделяла тревогу по поводу быстро убывающего населения восточного щита. На Дальнем Востоке обрисовался силуэт модернизированной великой социалистической державы с миллиардным населением и стремительно развивающейся экономикой, и мир задавался вопросом, как долго та удержится в своих пределах.
Старые адреса
В результате рывка к свободному рынку город заметно обезлюдел – главным образом, за счет вымирания народа от неурядиц в ходе затяжного экономического прыжка в неопределенность, разгулявшейся преступности, а также из-за драматического снижения рождаемости. Иные разбежались по заграницам. В квартире покойной Анастасии Андреевны, где после войны толпилось чуть не три десятка коммунальных соседей, из постоянных жильцов осталось всего шестеро. В этой коммуналке происходило примерно то же, что и во всем стареющем Петербурге. Одна из внучек Анастасии Андреевны в детстве чудом выжила во время военной блокады, а теперь, будучи уж сама в преклонном возрасте, доживала свой век в одиночестве на нищенскую пенсию. Ее дочь с семьей съехала на жительство в Германию. В квартире после разных переселений осталась ещё ее племянница с мужем и сыном-подростком - последний как раз представлял пятое поколение, - но родственницы между собой не ладили. В комнате, которая в дореволюционные времена служила ванной, жил алкоголик неопределенного возраста – у того никто не видел семьи. Общая ванная с умывальником переместилась в закут, урезанный от кухни. Иногда по коридору, шаркая шлепанцами и придерживаясь за стены, проползал еще один жилец, старик-вдовец. Его дети перебрались за рубеж в поисках лучшей доли. Время от времени постоянные жильцы сдавали свободные комнаты иногородним квартирантам, приезжавшим в Петербург в поисках работы. Десятилетиями не ремонтированная квартира выглядела жутковато, но временных постояльцев устраивала умеренная цена и близость к историческому центру города.
В один из сырых сентябрьских вечеров у дома словно из тумана сгустился женский силуэт в длинном пальто с развевающимися полами; лёгкую походку замедлял дорожный чемодан. Она толкнула неплотно прикрытую дверь в подъезд, опасливо всмотрелась в затхлую темноту, ступила в полосу света от уличного фонаря из-за спины, нашарила несколько ступеней ногами в грубых ботинках на толстой подошве. На лестничной площадке светилась кнопка вызова лифта и тускло отсвечивала дверь. В ответ на вызов раздалось натужное кряхтенье и гул, подъехал лифт, раздвинулись с эхом по всем этажам двери в освещенную грязную кабинку размером с телефонную будку, с запахом мочи и залепленными жевательной резинкой вентиляционными дырочками. Приезжая неуклюже втиснулась с чемоданом в будку и нажала кнопку верхнего этажа. Предки её состояли в каком-то родстве с незабвенной Анастасией Андреевной, но степень родства со здравствующими потомками уже не поддавалась установлению, хотя послужила поводом временно в этом доме поселиться. Старшая родственница, приотворив дверь в гулкую темноту, встречала гостью на пороге квартиры. После дежурных любезностей хозяйка, дама в летах, худощавая, со следами былой красоты, повела по длинному коридору с дверями осматриваться в новом пристанище, мыть руки и ужинать за накрытым в комнате столом. У гостьи под пальто обнаружился объемистый свитер оливкового цвета крупной ручной вязки, чёрные джинсы. Она была среднего роста, хорошего сложения, по виду лет тридцати с небольшим. Ветер растрепал полудлинные пушистые рыжеватые волосы. На бледном лице обращали на себя внимание голубые глаза, словно с подсветкой изнутри, римский нос и пухлый рот.
Хозяйка поселила гостью, Марину Туманову, в комнатке своей дочери, куда с трудом помещались кровать, письменный стол с креслом, старенькое трюмо и вешалка у двери. В первую ночь на новом месте ей приснилось, что в теплом и влажном помещении она опасливо ступала по шатким доскам пола, сквозь широкие щели снизу пробивался свет. Она осторожно легла на доски и заглянула в щель. Под полом, больше похожим на хлипкий помост, оказалось светло и пусто от самого верхнего этажа до грунта, вернее, какой-то хляби, откуда поднимался пар. Высоты она боялась, а доски казались ненадёжными: «А ну, как перекрытия обвалятся?» – «Нет, не сейчас, некоторое время все это продержится, но долго так продолжаться не может», – грустно отозвался некто. В пространстве у порога сгустилась белесая, словно из тумана, фигурка размером покрупнее кошки. Хозяин жаловался на убогое житье и сокрушался насчет скверного содержания дома. «Прогнило все, как же вокруг все прогнило! Дом неотесанными кикиморами набит!» – ныл он. Беднягу до слёз возмущало варварство нынешних жильцов и преступное небрежение тех, кому надлежало заботиться о городском хозяйстве.
Наутро она убедилась, что домовому было от чего печалиться. Снаружи фасад дома выглядел слегка закопченным, побитым северным ненастьем, но, в общем, почти прилично. На фронтоне сохранился орнамент в виде барельефа на античный мотив с Вакхом и компанией. Но стоило только ступить в парадный подъезд, обнажалась неряшливая изнанка коммунального хозяйствования с массой неприятных подробностей. На входе разбитые двери цеплялись за петли, словно из последних остатков сил. В нос ударял характерный запах затхлости, окурков, кошачьей и человеческой мочи. Атмосфера парадных в центре города чувствительно ухудшилась с тех пор, как в ходе демократических реформ городские власти повсеместно распродали уличные туалеты под торговые точки. Заплеванные ступени почернели от въевшейся грязи, оскалились саркастическими щербинами, хотя местами хранили металлические кольца, как сентиментальную память о временах, когда в эти кольца продевали брусья для закрепления ковровой дорожки. Камин, заложенный кирпичом, закрашенный масляной краской казенно-охристого оттенка, немо взывал о помощи каймой лепнины, покрашенной, как губной помадой, в коричневое чуть ли не суриком. Рядом торчали ржавые чугунные ребра батарей центрального отопления, а на противоположной стене – мятые почтовые ящики с выкорчеванными замками. Под потолком, окрашенным той же грязной охрой, по истерзанной стене беспорядочным пучком тянулись провода и кабели к нижним квартирам, приспособленным под офисы. Там размещалось туристическое агентство и какая-то фирма мутной сферы деятельности. В бывшей швейцарской под лестницей хранился дворницкий инвентарь, и тусклый свет из затянутого липкой серой паутиной окна, как нехотя, проливался на хлам и мусор. Чулан прикрывала дверь, обитая жестью под суриком. Напротив швейцарской вместо роскошного лифта с зеркалами болталось уродливое инородное тело глухой пластиковой кабинки. В фигурных световых проемах у лифта вместо бывших здесь когда-то цветных витражей беспардонно торчала грязная фанера. Там, где фрагменты литой решетки вдоль лестничных пролетов были выломаны, зазубренные перила болтались в пустоте; не все окна, выходящие во внутренний двор-колодец, могли похвастать наличием стекол в гниловатых рамах. Некогда респектабельное жилье приобрело совершенно непрезентабельный, просто трущобный вид. Дом не стоял на хляби в прямом смысле, как это виделось во сне; в подвале даже размещались кафе и цветочный магазинчик, но место было низким, неподалеку за несколько кварталов протекала Нева.
Выспавшись с дороги, Марина сделала несколько телефонных звонков, договорилась повидаться со старинной приятельницей. Когда-то жизнь свела их при обстоятельствах не вполне обычных. Они прожили несколько лет по соседству в кельях старинного монастыря на острове Валаам в Ладожском озере; со временем сдружились на почве жгучего интереса к экзистенциальным вопросам бытия и человеческой природы. Собственно, монастырь на ладожских островах прекратил существование после войны с Финляндией и присоединения Карельского перешейка и Северного Приладожья к советской территории перед Второй мировой войной. Валаамские монахи под конец войны ушли по льду Ладоги в Финляндию. В пустующей монастырской гостинице со временем власти устроили дом инвалидов и престарелых; через три десятилетия богоугодное заведение перевели на материк, хотя в усадьбе монастыря остался небольшой посёлок с социальными структурами, из людей с семьями, кто там работал. На Валааме организовали музей-заповедник. Заповедный остров манил мистиков и эзотериков всех мастей, и вообще стал уютным пристанищем для богоискателей, эскапистов и маргиналов. Вдали от повседневной рутины и городской суеты царило бытие «не от мира сего», при котором обостряются впечатления и обнажаются свойства человеческой натуры, особенно в зимнем заснеженном уединении. С наступлением летней навигации с круизных теплоходов вываливались толпы туристов, на пригреве вырастали фигуры художников с мольбертами, и ряды музейных сотрудников пополнялись сезонниками-реставраторами и экскурсоводами. Келейная жизнь музейной братии не отличалась удобствами, зато в ней удивительным образом начисто отсутствовала рутина. Это было непринужденное беззаботное существование посреди чудной северной природы, в торжественно-мистической атмосфере покинутого монастыря. На волне православного возрождения и демократизации, которая на излете советской империи смыла обязательный казённый атеизм, стало возможно говорить о возвращении заброшенных монастырских помещений церкви. Действующий храм и некоторое число монахов вполне вписывались в историческую концепцию музея-заповедника. В начале зимы, за год до развала империи, ледокол привёз из столицы нескольких монахов; с весны наёмные рабочие и волонтёры начали ремонтировать свободные кельи и заброшенные церкви. Когда империя рухнула, атеизм как государственную политику полностью упразднили, в непродолжительном времени упразднили и музей-заповедник, в итоге всё отошло монастырю. С духовным возрождением, правда, получилось не совсем так, как мечталось. Новые монахи отличались сугубой религиозностью с выраженным меркантильным уклоном. Вольнодумные околомузейные богоискатели, непривычные к неудобоваримому показному благочестию, разбрелись по белу свету прихотливыми путями. Иные пустили корни на острове, стали зарабатывать на жизнь доходами от туризма и сувенирной торговли, что вызывало откровенное неудовольствие монастырской администрации по причине нежелательной конкуренции с церковным бизнесом.
Приятельницу звали Софья Мамонтова. Ее знакомство с мистическими учениями состоялось в ранней юности, в те времена, когда западные хиппи из постиндустриального мира массово устремились на Восток, а советские вольнодумцы, запертые за железным занавесом в развитом социализме, тайно передавали из рук в руки самиздатовские копии запретных книг по йоге и эзотерике. Потом Софья обратилась к родным православным истокам, стала христианкой. В конце концов, после нескольких путешествий с мужем в Индию, оба обрели в тибетском буддизме реальное руководство к просветлению и всецело предались практике дхармы.
Условились встретиться на другой день на Невском проспекте, в метро у Гостиного двора. Мамонтова с эскалатора окинула взглядом холл и уверенно шагнула навстречу приятельнице. Софья носила распущенные длинные волосы на прямой пробор; в них только добавилось несколько едва заметных нитей седины. Та же плотная фигура, лобастая голова с живым лицом неопределенного возраста, концентрированный взгляд тёмных бархатистых глаз. За плечо закинута индийская пестротканая котомка.
- Ты мало изменилась! Лет семь прошло с последней встречи? Хотя с последнего письма немного меньше; ты знаешь, что у меня происходит, рассказывай подробнее о своих приключениях, - заулыбалась она.
- Ты тоже мало изменилась. Зато город выглядит живее, чем тогда. Помнишь, все было в разрухе и запустении, по Невскому по выбоинам ветер гонял обрывки газет, и улицы пугали малолюдностью. Прогуляемся по окрестностям? У меня сейчас ограниченные финансы, кафе в центре дороговаты, цены рассчитаны на туристов и состоятельную публику... Мы можем потом захватить в магазине чего-нибудь к кофе и пойти ко мне на квартиру, это будет экономнее, да и поговорить можно о многом.
Они вышли из метро. День выдался тихий, почти теплый. Солнце роняло блики стёртой позолоты на крыши и неповторимые перспективы города на фоне блёклого ультрамарина неба.
- Да, заметно, как обновили крыши и фасады, подремонтировали центр города к прошлогоднему трёхсотлетию основания, а кое-где довольно мило благоустроили внутренние дворики. По-моему, зря на выщербленные карнизы там и сям на налепили профиль из жести и закрасили в цвет фасада. Фальшивое благообразие уже изрядно облезло и выглядит более убого, чем благородные руины, – озиралась по сторонам приезжая. – Можно только догадываться, сколько денег городские власти ввалили в наружные ремонты. Кажется, и населению что-то перепало, судя по некоторому оживлению мелкого бизнеса, вроде кафешек и бутиков. Особенно впечатляет обилие парикмахерских и стоматологических кабинетов. Похоже, народ принялся активно стричься-краситься, наращивать акриловые ногти и поправлять зубы. А посмотри на это счастье – как лучезарно улыбаются потребители всевозможных благ с рекламных щитов на каждом шагу! А под ними - такие озабоченные и хмурые лица прохожих. Похоже, одни размышляют, что бы ещё такое потребить, а другие – где взять на это денег.
- А всё-таки, что ни говори, город стал намного красивее, - проследила её взгляд Софья. - Он ведь вовсе не такой старый, как европейские столицы, но энергетика в нём потрясающая! Правда, по сравнению с Индией народ выглядит мрачноватым и настороженным...
- Питер – он сам по себе как метафора и вневременный маскарад в декорациях. Взгляни на иные лица обитателей – словно болотная нежить мелькает по подворотням, а из глазниц всяких атлантов, кариатид, львов и сфинксов украдкой взглядывают духи местности. Мы с приятельской компанией, бывало, белыми ночами бродили по центру, устраивали пикники с пивом по заброшенным садикам, где-нибудь в районе Английского проспекта, у какого-нибудь бывшего дворца, оставленного старым советским учреждением и ещё никому не перепроданного. Раньше во внутренних дворах нигде не было ворот, мало припаркованных машин, и внутри можно было обнаружить то скульптурную композицию, то пересохший фонтан, то римские арки... Мы воображали себя осколками империи на стыке эпох, и это очень располагало к философии и поэзии!.. Есть в ветхости старинных городов своеобразная поэзия упадка. Однако в больших количествах этот жанр действует на психику угнетающе. Как всё поменялось на Невском – сплошь новые незнакомые вывески, дорогие авто, бизнес-центры! Подумать только, какие за всем этим благолепием гремят криминальные войны за передел собственности! Правоохранители в доле, обыватели, кого это не коснулось, ничего толком не знают, в прессу попадает дозированная информация.
- Я лет сто не читала газет! По-моему, жизнь постепенно налаживается.
- Правильно делаешь. Газеты пишут на злобу дня, а злоба неполезна для души, равно и для здоровья. Но мне-то в последнее время по роду занятий приходилось вникать. Однажды искала работу и как раз проходила мимо редакции местной газеты. Ага, думаю, вот чем ещё не занималась! Предложила свои услуги и осталась поработать. Однако грустно в пору социальных потрясений видеть столько человеческих скорбей, слишком много знать, и оплачивается это занятие в провинции до неприличия скудно. Оно понятно, бумажные газеты мало кто покупает; и чтобы удержаться на плаву, они должны быть привлекательными для рекламодателей за счёт желтизны либо обслуживать заказ. Редакторам приходится изворачиваться всевозможными способами, часто беспринципными. Впрочем, в моей последней газете приветствовались любые резкости, можно было писать правду, поскольку местный гендиректор одного из ключевых предприятий метил в политики и содержал нас. Единственно, нам полагалось периодически освещать работу его предприятия в выгодном свете.
– Так что же ты, не станешь заниматься журналистикой, или всё-таки предполагаешь иногда?
– Не знаю... Наверное, оставлю это дело, но пока не нашла ничего подходящего, чем готова заняться. В Питере больше денег и динамики. Собираюсь здесь зазимовать. Для начала придётся найти работу, что-нибудь временное, что не будет мне противно, оставит досуг и позволит жить своей жизнью.
– У тебя уже есть что-то на примете? - тоном соболезнования спросила Софья.
У нее практическая сторона существования была более или менее устроена. Ей давно не нужно было суетиться ради заработка, благодаря наследству в виде жилой недвижимости, которую они с супругом сдавали в наём, а сами жили на старой даче у Финского залива, в получасе езды от города. Это позволяло им благополучно заниматься на досуге буддийскими практиками и медитациями, а на зиму улетать в Индию на протяжении многих лет; к тому же, они не были обременены детьми. Муж Мамонтовой, питерский интеллектуал, смолоду интересовался буддизмом, вместе с тем страдал запойной формой алкоголизма. Софья претерпела много мучений из-за этой беды. Однажды в Индии он встретил продвинутого буддийского ламу, который, порасспросив молодого человека о способе медитации, признал в белобрысом паломнике с невских берегов своего ученика в предыдущих перевоплощениях. Тибетские ламы, случается, помнят свои прежние жизни. И этот был несказанно рад вновь обрести любимого ученика, так что принял его под свое духовное покровительство вместе с супругой. Практика дхармы под руководством просветленного наставника пошла настолько успешно, что муж, вроде, полностью преодолел болезненное пристрастие к алкоголю. Софья предполагала, что, возможно, он со временем сделается ламой.
– Да, пока приискала работу администратора в центральном офисе букмекерской конторы, – поскучнела Марина.
– Слабо себе представляю, что это такое.
– Я тоже. Однако нужно же как-то зарабатывать на жизнь. Это рассылка информации по филиалам, поддержка игроков в режиме реального времени, регулярные отчеты руководству в Лондон о работе букмекеров – что-то в таком духе. Букмекерская контора принимает ставки на спортивные события в разных часовых поясах, от Дальнего Востока до Балтики, поэтому центральный офис работает круглосуточно, и администратор дежурит сутки – через трое. Именно это меня больше всего привлекает в данной ситуации. По меньшей мере, у меня будет досуг для своих занятий и светской жизни, если вздумается повести таковую. Лишь бы они не сразу раскусили, что я из тех, кто немедленно переключается на другой канал, как только начинается передача про спорт. По мне, большой спорт с его коммерциализацией и вредом для здоровья спортсменов – полное уродство.
Приятельницы тем временем присмотрели свободную скамью в садике у памятника Екатерине II. Величественное изображение императрицы в рост окружали фигуры государственных мужей славной эпохи, сидящих у ее ног. Перед входом в сад на складных стульях скучала группка уличных художников в ожидании заказчиков портретов. Клиентов не было, и коллеги, похоже, решали вопрос об отправке гонца в лавку за выпивкой. Вернее, обсуждали, нужна ли при этом закуска. В самом сквере благодушно щурились на солнце немногие гуляющие. Непременное семейство снималось на фоне императрицы. В былые времена на скамейках за памятником сражались шахматисты-любители, а теперь вилась компания молодых людей, по виду – нетрадиционной сексуальной ориентации.
- А как теперь живёт ваша провинция у моря? - сменила тему Софья.
- Народ пытается выживать, хотя с переменным успехом – смертность в два раза превышает рождаемость.
- Да ну, ты это, наверное, загнула!? – опустила уголки губ и наморщила лоб Софья.
- К сожалению, официальная статистика. Больше половины населения, причем, работающего, живет за чертой бедности и не может кормить семью честным трудом. В местном центре занятости много вакансий с заявленной зарплатой ниже прожиточного минимума, поэтому вакансий больше, чем соискателей, так что по официальным данным безработицы практически нет.
- Как это может быть - зарплата ниже прожиточного минимума? Как тогда работать? А жить? А семья? Переходить на криминал? Или подножный корм? Подпольный бизнес?
- Именно так. Представь себе нищего профессора, вынужденного брать взятки с богатых придурков за сдачу экзамена, голодного медика, который предлагает пациентам приходить со своими медикаментами... Спасибо родине, она мало интересуется, за счёт чего люди выживают и где берут деньги. Многие промышляют челночной торговлей и перегоном подержанных машин из Европы. Я уж не говорю о наркоте и криминале. Система устроена так, что в ней изначально запрограммировано воровство, мошенничество и мутные схемы получения доходов. Власти как будто заинтересованы в существовании теневой экономики, которая пришла на смену социальным гарантиям для населения, и оно, это население, постепенно люмпенизируется и привыкает жить по понятиям. Пока народ озабочен нуждой, верхи беспрепятственно воруют и жульничают.
– Кажется, тебе действительно пора позаботиться о пошатнувшемся душевном равновесии, – покачала головой Мамонтова. – Я не думаю, что власти так уж заинтересованы в криминальной экономике. Президент постоянно заявляет, что намерен решительно бороться с коррупцией, преступностью, бюрократией. У него, вроде как, все силовые структуры в руках, спецслужбы… У нас, правда, телевизора в доме нет, но из каждого утюга слышно, что правительство как будто предпринимает шаги по выводу экономики из тени, по борьбе с бедностью… Надеюсь, через несколько лет все наладится.
Затягиваясь сигаретой и следуя взглядом за растрепанной женщиной с синюшным испитым лицом, ковыряющей палкой в урнах на другой стороне садика, Туманова поморщилась:
– Это ты верно выразилась – как будто. Ну да, в некотором роде эта система временно стабилизируется. Не забывай, что нынешний мафиозный режим в России – совсем не следствие допущенных реформаторами ошибок или их поражения, а именно то, что они хотели построить, и поскорее, чтобы не случилось возврата к прошлому. Реформаторы полностью отдавали себе отчет в том, что строят криминальный капитализм, но ожидали, что дикий капитализм в ходе интеграции с западноевропейской моделью общества постепенно обретет цивилизованное лицо, что это болезнь роста, как в 30-е годы в Америке. Предполагается, мафиози постараются дать детям приличное образование, и те со временем станут просвещенными хозяевами. Пока идёт первоначальное накопление капиталов, государство сдало население на откуп всевозможным махинаторам, а потом, де, волшебная рука свободного рынка расставит всех по местам. В то же время последовательно стираются черты общества социальной защищенности. Система социальных гарантий была одной из сильных сторон позднего советского общества. Западный мир выстраивал свои структуры социальной защиты в ходе жесткого идеологического соперничества с социалистическим лагерем. Причем, выстроил довольно успешно, так что советская система не выдержала сравнения и рухнула, а западный мир, напротив, проникся левыми идеями, проповедью социального равенства и гуманного отношения к обездоленным. По понятиям нынешней российской власти социализм – это вчерашний день, когда граждане слишком распустились и расслабились в условиях патерналистской опеки государства. Деятели у казенной кормушки решили, что население в условиях рынка должно бороться за выживание самостоятельно, по закону социального дарвинизма; те же, кто не приспособлен или не желает хватать ближнего за горло, вольны вымирать. Народ не преминул воспользоваться неожиданно дарованной волей и начал активно убывать в численности. В ходе обрушения тоталитарной уравниловки государство совершенно устранилось от защиты интересов граждан. Мол, господа, если считаете, что против вас совершаются противоправные действия – идите себе в суд. А суд – часть той же криминальной схемы. Я понимаю, можно бороться по правилам, то есть, там, где действует право. А в боях без правил, где система служит ширмой для коррупции, где коррупция – способ управления, народ опускается, звереет, привыкает к беспределу и воспринимает его, как привычно-неизбежный порядок вещей. Так не может продолжаться вечно, бомба замедленного действия взорвётся. Единственный вопрос – когда. Этот президент пришел к власти на волне обещаний разобраться с криминалом силами спецслужб, и спецслужбы разобрались - отжали от криминала и бизнеса куски пожирнее. В итоге власть, силовики и мафия организовались в единый государственный конкремент.
– Ты уж как-то слишком сгущаешь краски… Все-таки многое постепенно меняется к лучшему, – неуверенно возразила Софья. – Москва заметно изменилась, Питер, как видишь, тоже...
– Частичная интеграция с остальным миром, разумеется, неизбежна. Похоже, нефть и сырьё растут в цене. В стране ещё много чего можно продать, к тому же наш огромный неискушенный рынок сбыта даже привлекает какие-то инвестиции; в этой связи возможны косметические улучшения, но деградация общества и экономики будет только усиливаться. Вся современная Россия – единая коррупционная схема, на том только и держится. Мафиозный режим ещё лет двадцать может продержаться, даже приподняться, а потом ухнет в тартарары так же неожиданно, как Советский Союз. За это время верхушке надо успеть сколотить состояньица для безбедной жизни подальше от злосчастной родины, себе и своему потомству.
Туманова искоса поймала недоверчивый взгляд Софьи. После паузы продолжила:
– Прошлой осенью мне даже довелось принять участие в переделе собственности между двумя финансово-промышленными группами. Нет, мне от этой собственности ничего не перепало, не считая журналистского гонорара. Должна отметить, участие в этой истории мне оплатили нормально, по сравнению с предыдущим полуголодным журналистским существованием. Вообрази в глубине сибирских сопок и тайги небольшой городок Феррумоберг, с населением тысяч в тридцать, где единственным градообразующим предприятием является горно-обогатительный комбинат, добывающий железную руду. Треть взрослого населения городка работает на комбинате. Монопольным покупателем железорудного концентрата всю жизнь был некий сибирский металлургический завод. В процессе приватизации металлургический завод вошел в финансово-промышленный холдинг под контролем структуры, зарегистрированной в офшоре на Кипре. Глава холдинга, приятель президента, ведёт безбедную жизнь в Лондоне. Так вот, в определенный момент руду перестают покупать, даже по бартеру и по убыточной для рудокопов цене. Покупателя нет, руда накапливается, а отгружать её некуда - приходится вовсе остановить работу. Не платят горнякам – не поступают налоги в бюджет; следовательно, нечем платить пенсии старикам, жалованье служащим и учителям. Практически весь таежный городок обречен на безденежье и борьбу за выживание. Долги растут снежным комом. Таким образом, живое действующее предприятие подводят под искусственное банкротство, вводят внешнее управление, чтобы в скором времени скупить за бесценок, а то и просто по распространённой схеме провернуть рейдерский захват. Местная администрация берет кредиты под большие проценты для неотложных выплат. Брошенный в сопках народ приобретает продукты по каким-то талонам в счет будущей зарплаты, кормится от тайги или огородов… Год жители были практически невыездными. Здесь на сцене появляется известный уральский металлургический комбинат, входящий в конкурирующую финансово-промышленную группу, и этот новый игрок начинает скупать руду по приемлемой цене. Данная группа действует приличнее; она намеревается включить горнодобывающий комбинат в свою металлургическую империю путем мирового соглашения с кредиторами, прекращения процедуры банкротства и прямого выкупа предприятия. Комбинат возобновляет работу, постепенно начинает выплачивать долги кредиторам, налоги в бюджеты всех уровней, повышает заработную плату горнякам. Согласись, такой образ действий выглядит порядочнее по отношению к людям. Тем временем первый холдинг, заручившись поддержкой крупных местных чиновников, обращается с претензиями в арбитражные суды разных инстанций, а пока идут разбирательства, по ходу дела пытается провернуть силовой захват заводоуправления с хранящимися там документами. После захвата получить что-нибудь обратно законным путем практически невозможно. Я застала тот момент, когда вокруг четырехэтажного заводоуправления стоял трёхметровый плотный забор с колючей проволокой поверху; на территории круглосуточно у костров дежурили работники комбината и качки в камуфляжной форме из московского частного охранного предприятия. Мотки проволоки торчали на плоской крыше, поднимались от земли до второго этажа, в окнах стояли мешки с песком, а внутри повсюду на виду разложены огнетушители и противогазы – на случай штурма. По счастью, вооруженное противостояние длилось всего несколько недель, и атаки на заводоуправление не случилось. Обошлось без жертв, не считая нескольких бойцов, пострадавших в кулачных инцидентах в увеселительных заведениях. Меня через московское агентство наняла та компания, которая заручилась поддержкой жителей Феррумоберга, и в итоге победила. Не хочу думать, как бы мы с коллегами себя чувствовали, если бы нас наняла другая сторона, организовавшая банкротство комбината! А сколько происходит захватов предприятий по стране, остается только предполагать. В своё время при плановой экономике моногорода жили за счёт основного предприятия. Когда эти предприятия в кризисе, моногорода превращаются в зоны социального бедствия.
– А если бы история закончилась иначе? Это могло быть опасно?
– Не думаю. Разве что, неожиданно бы начался вооружённый штурм. Журналистов корреспондентского пункта время от времени сменяли, я там пробыла с полмесяца, мы победили. Так вот, возвращаясь к предыдущей мысли, я скорее склонна полагать, что при нынешнем президенте у дикого капитализма проступают тоталитарные черты… Сила этого маленького серого подполковника спецслужб в его посредственности и замечательном лицемерии. Он говорит публике именно то, что она желает услышать. Самый высокопоставленный шоумен страны кажется искренним, иногда с большим или меньшим успехом шутит, бывает, ввернёт анекдот, понятен народу. Президент чуть не каждый день появляется в новостях на главных телеканалах в резиновой маске славного парня. То он в лепнине и позолоте правительственных залов выслушивает доклад министра об успехах с очередной провальной реформой, то рулит транспортным средством, то позирует на праздничном богослужении в церкви, а то беседует с лидерами иностранных государств и рад до беспамятства, что его принимают за взрослого. Когда он говорит, что народу нужно хорошее здравоохранение, образование, жилье, безопасность, благосостояние, обыватель радостно рукоплещет и верит, или изо всех сих хочет поверить, что, вот, наконец-то объявился лидер нации. Секрет прост – он говорит сплошными трюизмами. Он проговаривает ходячие истины с расстановкой, назидательным тоном, словно читает лекцию и внушает публике, что все идет намеченным путем. Всякому идиоту понятно, что народу нужно, – а на деле-то происходит обратное! К сожалению, у него не наблюдается харизмы и воображения, он мстителен и не выносит никого выдающегося в своём окружении. Нет такой крепости, которую бы он не сдал, нет реформы, которую бы не провалил. При полномочиях, какими обладает российский президент, это непростительно. Он воспитан в недрах спецслужбы, как представитель сверхдержавы, и, естественно, остался при великодержавных амбициях – это видно из попыток дозировать информацию, измыслить «для масс» некую патриотическую национальную идею, поновить испытанные механизмы идеологического влияния, вроде формирования «партии власти» и политизированных молодежных движений. Вряд ли эта претензия приведет к добру, если нация деградирует, а бюрократический аппарат разрастается, как раковая опухоль, метастазирует, и коррупция принимает необратимый системный характер. А потом разного уровня чиновники изобретают версии, отчего население в государстве не стремится воспроизводиться, а наоборот, вымирает. Народ бессознательно ощущает себя в состоянии конфликта со средой обитания и с государственным аппаратом. Демон великодержавной государственности, по описаниям известного духовидца прошлого века, тянет энергию из народного тела, как упырь; причем, чем больше тянет, тем более алчным становится, в нем усиливается жажда власти. В свою очередь, он излучает особую энергию, которая трансформирует психику его человеческих орудий, чаще всего во сне, и они пробуждаются с комплексом национально-государственных чувств, принимая их за плоды собственных прозрений. Чтобы самому получать достаточное количество энергии, демону государственности нужно как можно больше человеческого материала именно с таким комплексом. Поэтому он подчас склонен законодательно поддерживать увеличение народонаселения державы, но не какого-нибудь населения, а обработанного в соответствующем духе. А ведь детей-сирот в стране вдвое больше, чем после войны. Впрочем, почему после? Война идет в умах, и это – жесточайшая брань духовная. Промывание мозгов ведётся всевозможными средствами – с помощью патриотического или партийного воспитания, молодежных движений, симулякра религии, образа врагов, расизма... Без некоторого принуждения существование государства вообще невозможно; в период смуты и войн усиление демона государственности отчасти оправдано. Однако скоро он перестает ограничиваться этой долей и стремится усилить свой контроль над населением, превращаясь в орудие Тьмы. Специалисты по промыванию мозгов переквалифицировались из бойцов советского идеологического фронта в имиджмейкеров и политтехнологов. Они используют поновленный набор инструментов воздействия на массы, хотя не всегда свободны от старых пропагандистских штампов. Один из проверенных незатейливых, но действенных трюков заключается в широкой доступности алкоголя и попсовых зрелищ. Люмпенизированное население, выброшенное из обычной жизни в ходе социальных потрясений, отвыкшее от работы и ждущее подачек, развлечений и авантюр – вполне подходящая почва для реставрации тоталитаризма. Если народ деморализован, из его среды во власть скоро выдвигаются самые беспринципные подхалимы и рукогреи. Они формируют мафиозный правящий клан с круговой порукой и стремлением к наживе. Демократия при этом превращается в похабный спектакль. Они выстраивают бюрократические схемы для ухода от ответственности за злоупотребления и преступления. Это у них так и называется – «вертикаль власти». О таких недоразумениях с демократией предупреждал философ Иван Ильин больше полувека назад, когда писал о социально-политическом устройстве будущей России после неминуемого падения большевизма... Он предрекал, у власти окажется много представителей силовых ведомств, что мы теперь и имеем. Президент только и держится на плаву, пока ближний круг беспрепятственно богатеет. Однако благополучие населения им совершенно ни к чему, благополучное население начнёт задумываться о законности, достоинстве, справедливости и прочих химерах. Они знают, что в нормально устроенном обществе могут всего лишиться.
Марина умолкла и выразительно посмотрела на Софью. К ним на скамейку подсел с отсутствующим видом опухший замызганный мужичок – вероятно, спутник такого же потрёпанного существа женского пола, которое в дальнем углу сквера хозяйничало по мусорным урнам, оба с той самой подходящей для тоталитаризма почвы. Он явно порывался чего-то попросить – денег или сигарет, но пока соображал, как лучше начать разговор. Солнце почти закатилось за дома, сразу захолодало. Приятельницы, не сговариваясь, поднялись и решительным шагом направились к Литейному проспекту.
– Сколько же их таких, совсем не старых еще мужичков, шурует теперь по помойкам! Целая армия. В годы великой депрессии в Штатах, чтобы население напрочь не опустилось, не отвыкло работать, власти придумывали масштабные работы при минимальной механизации, вроде рытья каналов кирками, строительства дорог, ремонта общественных объектов или насаждения лесов, чтобы занять как можно большее количество людей и дать им возможность кормиться. При этом семейным людям за ту же работу платили больше, чем холостякам. Особенно стремились занять молодежь без квалификации. В результате заметно улучшили инфраструктуру, и с дорогами все отлично, - Туманова продолжала на ходу. – Причем, у них никогда не было внутренних паспортов с пропиской. Внутренние паспорта - пережиток крепостничества, их после революции отменили, потом снова ввели при Сталине как составляющую полицейского государства и привязку к тоталитарной системе. Меня оскорбляет обязательный штамп в паспорте о месте жительства. Теперь это называется деликатным словом «регистрация», но без этого штампа не сунешься в государственные учреждения. На собеседовании по поводу новой работы мне настоятельно рекомендовали оформить здешнюю регистрацию. У моей родственницы коммунальная квартира, я там ненадолго, и не хочу втягивать её в бюрократическую мороку, чтобы стоять в очередях за какими-то справками, испрашивать чьи-то разрешения, ей это тяжело по состоянию здоровья и вовсе ни к чему. Милиция имеет право остановить любого человека для проверки документов в целях борьбы с терроризмом, оштрафовать за отсутствие регистрации в городе, в то же время на каждом столбе и во всякой рекламной газете болтаются объявления мутных посредников, они за плату предлагают местную регистрацию и гражданство кому угодно. Терроризм придумали как предлог для узаконенного взяточничества и мошенничества. Ладно, у меня ничтожно мал шанс быть оштрафованной на улице за отсутствие регистрации - блондинок обычно не подозревают в терроризме - но как же всё это мерзко. Ненавижу этих упырей!
– Не горячись по пустякам. Как частная домовладелица я могу зарегистрировать тебя на своей даче у Финского залива. Я в прошлом году регистрировала у себя семью из Украины. Приезжай, при случае сходим в наш поселковый паспортный стол, – предложила Софья. – Имей в виду, причины страдания - гнев, невежество и привязанность. Согласно буддизму, быть счастливыми или нет – в наших собственных руках, поскольку гасить и устранять гнев, привязанность и ненависть – в наших силах и на нашей совести. По закону причинно-следственной связи мы будем пожинать плоды своих мыслей и, соответственно, поступков не только в этой жизни, но и на протяжении многих последующих. Например, если ты злишься и при этом осознаешь вред гнева и преимущества спокойного ума, ты гасишь свой гнев. Сосредоточившись на том, кто или что вывело тебя из равновесия, и, поразмыслив о предпочтительности любви и добра, ты сможешь изменить своё отношение к ситуации. Если подумаешь о том, что неприятный человек подобен тебе, он так же желает счастья и избегает страдания, ты сможешь почувствовать к нему искреннее сострадание. Отрицание преобразуется в любовь. Это очень трудно, но так чудесно. Это и есть практика дхармы.
– Стало быть, наше счастье и несчастье зависит от интерпретации? В теории чудесно. Только на практике я не желаю по-другому воспринимать сучью крепостную систему и бюрократию, унизительную для человеческого достоинства, я её безусловно ненавижу.
За разговорами не заметили, как проделали весь путь до пристанища Тумановой.
– Очень аскетично выглядит, да? – в своей комнатке она усадила Мамонтову в кресло, принесла из кухни чашки, кофейник, разместила всё на письменном столе, сама села на кровать.
– Ничего особенного, типичный питерский вариант, – покрутилась в кресле гостья. – Сколько по городу похожих коммуналок! Впрочем, я знаю твои умеренные потребности; ты вполне сможешь прижиться здесь на первое время. Меня всегда поражала твоя способность время от времени резко менять жизнь и, если уместно так выразиться, карьеру. Раньше людям требовался полный цикл существования, чтобы прожить один сценарий, отработать свои кармические связи. В нашу эпоху, когда в людях оскудела любовь и возрос эгоизм, время уплотнилось. Отношения людей развиваются в несколько раз быстрее. Браки и профессии перестали быть пожизненными. Забавно, что при всей твоей внешней флегматичности ты прожила несколько сценариев за один срок существования. Причем, цикл еще закончен. Ты всякий раз появляешься в новом качестве. Снова настало время перемен?
– Не знаю, – потёрла лоб Марина. - Как ты правильно понимаешь, карьера в житейском смысле меня не интересует. Я живу с чувством, что уже вчерне, в общих чертах реализовала свои задатки и амбиции в этом мире, а все остальное – добавочная игра в ожидании срока, когда будет позволено вернуться в родное измерение. Проигрыш или выигрыш уже почти безразличен. С внешним успехом связано много обязанностей, суеты и завистников, а внутреннего мира он сам по себе не несёт. Ну, лукавлю... Все-таки предпочту выигрыш, и чем больше – тем лучше.
– И каким тебе представляется родное измерение? – серьезно спросила Софья.
– Блаженным. Сколько помню себя, всегда ощущала, что не вполне принадлежу этому миру. Детство мне представляется довольно неприятным периодом земного существования. Старик Кант тоже считал, что детство – гадость изрядная. Ты слишком зависишь от прихотей взрослых и от обстоятельств рождения – никакого выбора и почти никакой возможности изменить ситуацию, если что-то пойдет не так. Ты, кроме того, вынужден водить компанию с толпой галдящих несмышленых сверстников. Помню, едва научившись говорить, я заявляла близким, что я кошка. Эти независимые существа всегда вызывали у меня симпатию. В подростковые годы я ощущала себя котенком, за неудачную шалость выброшенным из теплого уютного дома во внешний холод и грязь. Самое отвратительное, здесь люди не только бьют друг друга по башке, но и бессмысленно убивают. По мере взросления и накопления болезненных опытов я кое-как привыкла к существованию в социуме; из растерянного котенка превратилась в существо, способное пускать в ход когти и зубы, но мир людей по-прежнему кажется мне диким и чужим.
– Старо, как мир. Платон говорил, что наша земная жизнь – падение и наказание. Заключенный в грубую телесную оболочку дух смутно припоминает былое блаженство до рождения и томится по возврату. Причём, это вовсе даже не его идея была, Платон утверждал так вслед за бесчисленными предшественниками. Платон, как всякий мудрец, был маргиналом. Маргиналы живут вне конвенциональных рамок общества; среди них есть аристократы духа, над верхней планкой, и есть люмпены, которые существуют под нижней планкой. Современные философы говорят, это - экзистенциональный страх бытия, происходящий из невозможности понять и принять грубый мир, как есть. А буддисты хоть и считают, что воплощение в мире людей – не самый удачный вариант, всё равно человеческое рождение драгоценно, поскольку, в отличие от, скажем, животных, люди располагают относительной свободой выбора, могут практиковать дхарму и достичь освобождения из колеса сансары. Многие просветленные по собственному выбору из сострадания снова и снова возвращаются в мир людей, чтобы помочь освободиться существам из всех других миров, которые страдают по причине невежества, гнева и привязанности. Жаль, ты едва ли пожелаешь практиковать дхарму. Тебя пока единственно интересует собственная система ценностей – самореализация вне зависимости от внешних признаков успеха. Впрочем, это тоже шаг к свободе…
Исторические места
На другой день Туманова выбралась из обшарпанных коммунальных дебрей любоваться осенними видами города, пока стояла тёплая погода. Над куполами соборов и поновленными жестяными кровлями старого города золотилась северная дымка. Помедлив на ближайшем углу, направилась в сторону Таврического сада. По пути у музея Суворова увидела скопление припаркованных автомобилей и людей. Как выяснилось, попала к открытию обновленной экспозиции на столетний юбилей музея. Внутри толпились журналисты с телекамерами и диктофонами, выступала с торжественной речью губернатор города, дама в политначёсе – взбитой причёске, какие в своё время были популярны у солидных партийно-чиновных женщин. Приглашенные к открытию угощались шампанским.
– Можно сказать, с корабля на бал, – прозвучал над плечом Марины глубокий голос с чарующим тембром, похожим, как ей подумалось, на приглушенный клавесин.
Она обернулась. Говоривший оказался невысоким человеком с круглой тёмной головой, остриженной ёжиком; он был один. У него и глаза были под стать голосу – темные, глубокие, бархатистые, почти немигающие – на некрасивой, подвижной, умной физиономии. Взгляд проницательный и обволакивающий. Судя по неформальной одежде, темному пуловеру и вельветовым джинсам, он не принадлежал к губернаторской свите или здешним служащим. Скорее всего, из каких-то околомузейных кругов. Он смотрел на Марину, как бы приглашая к разговору; впрочем, фраза, брошенная в пространство, ни к чему не обязывала. Она ответила взглядом и полуулыбкой, что можно было расценить как поощрение к продолжению разговора.
– Я в своё время часто здесь бывал, встречался с коллегами. Неплохая экспозиция, хотя в прежние времена душевнее было…
– Вы здесь раньше работали?
– Ну, не совсем... У нас было что-то вроде исторического клуба, – чуть заметно развеселился собеседник. – Я увлекаюсь историей; кроме того, живу в двух шагах отсюда. Судя по вашему досужему независимому виду, вы гуляете сама по себе. Предполагаю, в такой славный день намеревались прошуршать сухими листьями под ногами в Таврическом парке взглянуть на дворец. А я знаю много интересного про здешние места. Если позволите составить вам компанию, постараюсь быть ненавязчивым сопровождающим, а то, если повезёт, смогу развлечь вас. Меня зовут Филипп.
Его манера была несколько наигранной, но без фиглярства, с явным желанием понравиться. Марина покосилась на него оценивающе, подумала: «Чего-то не договаривает. Непонятного возраста, так называемого среднего, некрасив почти до уродства, и, поди, изрядный прохвост и женолюб. Впрочем, такие типы обычно приятны и обходительны в обращении с женщинами. Он мне совсем не нравится, однако забавляет и волнует, прямо демоническая натура! Ладно пусть коли есть охота, развлекает; прогнать никогда не поздно». Едва толпа начала расходиться, они вышли на Таврическую улицу. Филипп последовал за Мариной. Он мило шутил и непринужденно к месту молчал. Когда дошли до пересечения с одной из улочек, указал на дом с угловой башней:
– Вы, конечно, знаете это место, коль скоро раньше бывали в Питере. Там в начале века жил поэт Вячеслав Иванов. Тогда это был, пожалуй, самый известный столичный литературный салон. У него на квартире по средам собирались поэты-символисты, знаменитости, весь цвет литературно-художественной и интеллектуальной России. У этой братии в чести были артистические импровизации и сократические диалоги, поэтические чтения и мистицизм, и, среди прочего, спиритические сеансы. Такие среды на башне проводились всего года три, но магия места сохранялась долго. Здесь потом образовалось Общество ревнителей художественного слова, культовое место, как теперь принято выражаться, где обретались многие литераторы Серебряного века. Хозяин дома особенно погрузился в мистику и теософию после смерти своей второй супруги. Ради него она, мать троих детей, в своё время развелась с мужем; Иванов тоже оставил первую жену и дочь. Оба прошли через скандальные бракоразводные процессы, прежде чем смогли узаконить новый брак. Как-то летом они поехали на дачу, и там она скоропостижно умерла от скарлатины. Безутешный поэт ощущал мистическую связь с ушедшей, записывал связанные с ней сны и видения; он был убеждён, что именно покойная супруга велела ему жениться на её дочери от первого брака, то есть, на падчерице. С юной женой они уехали в длительное путешествие по Италии. Вернулись в Россию перед Первой мировой, с младенцем на руках. После революции он пытался сотрудничать с новой властью на ниве культуры; правда, ему не нравилась «внерелигиозность» революции. Следом другое горе – молодая жена в голодном Петрограде умерла от чахотки. В начале двадцатых годов ему, с дочерью от первого брака и сыном от второго, удалось вырваться на Кавказ, потом в Баку. Он служил там профессором классической филологии, ректором в университете, работал в Народном комиссариате просвещения Азербайджана. После многих мытарств окончательно перебрался в Италию, зажил уединенно, переводил древних поэтов, принял католичество, причем, не отрекаясь от православия – по специальному, с трудом добытому разрешению Папы. В последние годы жизни иногда писал философские, литературоведческие статьи и даже, по заказу Ватикана, вступление и примечания к Псалтири. Так и закончил жизнь в Риме, через несколько лет после Второй мировой войны.
– Любопытно, что в этой башне происходит теперь, что за люди живут, чем дышат, – замедлила шаги Марина, разглядывая окна наверху.
– Ну, это весьма символично по нашим временам. Теперь квартира, набитая антиквариатом, принадлежит очень известному в определенных кругах персонажу, ночному губернатору Петербурга.
– Я много лет здесь не была, и, кроме того, к определенным кругам не принадлежу. Это криминальный авторитет? Откуда вы знаете, что там творится, могу полюбопытствовать?
– О, просто видел по случаю, как-нибудь расскажу. Я не следил за всеми деталями, потому как вращался в иных сферах, но в общих чертах знаком с показательной историей нынешнего владельца квартиры. Он начинал карьеру в качестве главы земляческой банды, или, как теперь принято деликатно выражаться, лидера неформального мира. В Питере появился до развала Советского Союза, поступил учиться после армии в какой-то технический институт; кроме того, профессионально занимался боксом. Видимо, увлечение спортом помешало парню получить диплом. Он пошел работать вышибалой, потом барменом в питейных заведениях. Было дело, сидел за хулиганство, незаконное хранение патронов, подделку документов, в начале перестройки – за вымогательство. Освободился в девяностые годы, когда Союза уже не стало. Только развернулся - по ходу разборок с коллегами произошло покушение на его жизнь; он потерял правую руку, телохранитель погиб. Вследствие такой неприятности уехал лечиться в Германию, пожил там, вернулся приличным бизнесменом. Журналисты приписывают ему сомнительные деловые отношения с нынешним президентом, когда тот работал в Санкт-Петербурге заместителем мэра, главой внешнеэкономического комитета. Как бы то ни было, наш авторитет стал весьма уважаемым человеком, посещает церковь, занимается благотворительностью, шефствует над подводной лодкой, которая носит имя его родного города. Вот только журналисты успокоиться не могут. говорят, он контролирует топливный сектор, какие-то бензоколонки, крупное мясное предприятие, несколько ресторанов, торговые точки; отмытые деньги вкладывает в строительство бизнес-центров. Пишут, что соратники почтенного бизнесмена стараются завладевать акциями, долями, движимым и недвижимым имуществом крупных коммерческих предприятий города, а после легализации добытого имущества перепродают его. Каким образом? Как им угодно. Могут, например, при участии налоговиков подделать регистрационные документы – изменить данные о владельце в госреестре юрлиц. Или обходятся без излишних формальностей – к примеру, где-нибудь на Невском проспекте бритоголовые ребята в кожаных куртках однажды поутру встречают сотрудников магазина, деловито сообщают, что отныне у магазина другие хозяева, и по-доброму так, по-хорошему рекомендуют убираться домой. У торговой точки ради юридической чистоты меняется несколько владельцев, она перепродается через цепочку фирм. Таким образом, закрываются все судебные претензии, пока, наконец, не объявится добросовестный приобретатель. Правоохранители, разумеется, в курсе, но не смеют беспокоить уважаемых предпринимателей с миллионными состояниями, у которых давно налажены связи с властью и силовиками, свои люди сидят в городском законодательном собрании в Госдуме; может, и выше. Иногда утечки информации, по большей части не случайные, попадают в прессу, но прокуратура не возбуждает уголовных дел. Люди приходят к ночному губернатору «решать вопросы», а то и за благотворительной помощью, причем, он на самом деле помогает. Конечно, ни у кого нет уверенности, чем всё обернется завтра: наверху постоянно идет передел собственности, могут объявиться более влиятельные авторитеты, чем бандиты первой волны, или рейдеры ненароком вломятся в сферу интересов важных людей, или кто-то на самом верху не захочет напоминаний о старых связях с ночным губернатором...
– «Свободная рука рынка» расставляет всех по местам и создает свои социальные структуры, – хмыкнула Марина. - А в Таврическом дворце закончили реставрацию, что теперь? Там, я читала, штаб-квартира Межпарламентской Ассамблеи бывших советских республик? Тусовки «национальных элит»?
– Реставрация идет практически постоянно. Теперь вот через полтора года весной собираются торжественно отметить столетие российского парламентаризма. Если помните, Госдума первого созыва собралась в Таврическом весной 1906 года, когда царь после первой революции подписал манифест о свободах, – криво усмехнулся Филипп. – Хотя с парламентской демократией в России дело не заладилось с самого начала…. Праздновать вовсе нечего. Дума изначально была чумной язвой на теле страны, таковой и осталась. Та первая Госдума оказалась на редкость склочной, просуществовала всего 72 дня. Вторая, тоже скандальная, - 102 дня. Народы империи в те времена ничего не смыслили в выборах, как, впрочем, не смыслят по сию пору, но премьер-министр Столыпин считал, что других людей взять неоткуда, нужно работать с теми, какие есть, постепенно обучать их демократии, как наиболее логичному пути развития общества. Правительство под его председательством ввело поправки в закон о выборах - ограничило возможности избрания для низших слоёв, увеличило представительство образованного состоятельного сословия, так что с третьей попытки удалось, наконец, собрать подобие парламента, которое продержалось положенный срок. Некоторые депутаты прошли в четвертую Думу, с нею Россия вступила в мировую войну и так называемую буржуазную революцию. Думские либералы неожиданно для себя одержали историческую победу над одряхлевшим самодержавием и выдвинули из своих рядов Временное правительство с «достойными министрами», из которых только Керенский удержался от начала до окончательного краха. Россия стала одной из самых свободных стран в мире всего на восемь месяцев; демократия закончилась красным переворотом и Гражданской войной. Впрочем, в 1917 году, может, и обошлось бы без великих потрясений, если бы не война, немецкая помощь большевикам, миллионы мобилизованных мужчин и дезертиров с оружием в руках, радикально настроенный матросский гарнизон в столице...
- Хотите сказать, напрашиваются исторические параллели? В Москве теперь четвертая Дума, у президента больше полномочий, чем у самодержца, и, хотя войны пока нет, в народе зреет недовольство.
- Параллели – это едва ли. Население стареет, убывает, молодёжи как пассионарной массы мало. Хотя революцию делают элиты, но народ должен осознать необходимость перемен, по словам классика, «верхи не хотят, низы на могут жить по-старому». Нынешним думским клоунам, которые по большей части посажены на кормление взамен за поддержку правящей шайки, вовсе ни к чему устраивать переворот. Они не просто придают воровской системе видимость легитимности, но работают на нее, то есть, под разговоры о патриотизме катят в пропасть. Когда власти увидят, что гнилая система рушится, и народное негодование может обрушиться на них, они постараются провести косметические преобразования, убрать пахана и, вероятно, нескольких его ближайших подельников, но суть от этого не изменится, может стать только хуже. Страна не доросла до парламента; ей нужна диктатура. Но это не должна быть тирания, как при Сталине. Приходится признать, ему удалось собрать разодранную в клочья империю и привести народ в чувство после революционного людоедства и уголовного беспредела, но теми же людоедскими методами, ценой ещё худшего истребления народа. Должна быть диктатура закона, чтобы у народа созрело здоровое правосознание, чтобы он опамятовался после многих лет беззакония и разложения, при этом нужно ответственное самоуправление в разных частях страны. Но, простите меня, это всё неуместный пафос. У меня часть жизни связана с Таврическим дворцом… – Филипп запнулся.
Туманова посмотрела на него насмешливо:
- По виду не скажешь, что вы заседали в дореволюционной Думе.
– Ой, нет, помилуйте, ни в коем разе! Вы, конечно же, правы, – дурашливо вскинулся странный спутник. – Правда, в силу обстоятельств, так сказать, исторической неизбежности, довелось обретаться при Высшей партийной школе. Там, случалось, выступали необычные лекторы. В Таврическом готовили зомбированных служителей Доктрины, иногда с использованием парапсихологических методов. Гипнотическое внушение действует на собрание в аудитории сильнее, чем в индивидуальном порядке. Вам это, наверное, представляется, чем-то вроде дремучего бреда?
– Но вы, как будто, не из работников идеологического фронта? Мне случалось по роду занятий сталкиваться с деятелями из бывших партийных функционеров; мне казалось, у них особым образом обработаны мозги, как это бывает у приверженцев какой-нибудь секты, и они сознательно или бессознательно используют психотехники. Каким образом они удерживают власть – это иначе, как мистикой, не объяснить. Иногда после разговоров с этими зомби меня разбивала депрессия на два-три дня, настолько всё выглядело безнадёжно. А, может, вы шаман? Дух здешних мест?
– Как это вы пришли к такому заключению? – изобразил он крайнее недоумение.
– Ох, неудачная шутка! Это вы затеяли разговор о мистике.
– Хорошо, хоть не за черта меня принимаете. Вы с таким подозрением на меня поглядываете! Неужели я так… страшен? – он заглянул, как показалось, прямо в сердце тёмными немигающими глазами, так что тело показалось ей невесомым, сердце на миг замерло; когда снова пришло в движение, кровь гулко пульсировала от затылка до пяток. «Что это было? Можно сейчас же прекратить разговоры и отправиться домой. Однако за всем этим кроется что-то волшебное... По меньшей мере, персонаж занятнейший», – думала она.
Они прошли в Таврический сад, долго ещё бродили. У неё осталось впечатление живейшей беседы, хотя на самом деле вслух обменивались редкими репликами. По аллеям скакали огромные черные галки, недовольно косились на проходящих людей и, чуть отлетев, делились впечатлениями. С любопытством рассматривая пару, птицы каркали озадаченно. Совсем незаметно прошло несколько часов – начало смеркаться, потянуло зябкой сыростью с реки.
- Славно было бы теперь заглянуть в какой-нибудь уютный погребок и согреться стаканчиком горячего глинтвейна... – вкрадчиво проронил Филипп.
- Ну, это просто из какой-то беллетристики. Здесь-то откуда погребки с глинтвейном? Однако очень странно что вы это проговорили - я именно так только что подумала.
– Действительно, здесь нигде поблизости нет ничего подходящего, и алкоголь теперь все больше дрянного качества. Я мог бы предложить достойное выдержанное вино из Тавриды, которое слишком хорошо, чтобы делать из него глинтвейн, зато у горящего камина, - если вы решитесь заглянуть в гости в мою мансарду. Это недалеко, всего в паре кварталов отсюда. Я, хоть и не внушаю вам особого доверия, поверьте, не опасен, и это вас ни к чему не обяжет, – продолжал он проникновенно. - И, заметьте, вы в любой момент сможете покинуть меня, если пожелаете уйти.
Он по-прежнему настораживал недомолвками, но держался подчеркнуто почтительно и смиренно – ни жеста, ни слова, которые могли бы вызвать ее неудовольствие. С ним было интересно, а потом, никакой надобности спешить в коммунальную конуру.
– Звучит заманчиво. Ладно, показывайте вашу мансарду!
Они подошли к одному из старых доходных домов и поднялись на лифте на самый верх, затем пешком на два лестничных марша, к чердачной двери. Провожатый оставил дверь полуотворённой, шагнул в небольшое тёмное пространство, вроде коридорчика.
- Не люблю, знаете ли, электричество, - проронил он, чем-то чиркнул, и в светильнике на стене заплясало бездымное пламя.
- У вас здесь словно другой мир, - шагнула следом Туманова. Она приблизила к плафону озябшую ладонь – огонь не обжигал.
- Ага, - согласился хозяин, и тотчас распахнул дверь дальше, зажёг два светильника. В неярком свете открылось просторное помещение со скосами, казалось, чуть захламленное, вместе с тем, достаточно чистое, устроенное наподобие студии. В середине мансарды в камине белели березовые поленья. Хозяин снова чем-то чиркнул, и по дровам проворными саламандрами побежали языки пламени, потянуло ароматным берестяным дымом. По углам мансарды оставались глубокие тени, у стен из полутьмы вырисовывались старинные диваны с тяжёлыми ковровыми подушками, мебель вроде сундуков; темный дубовый пол устилали ковры. Из смотрового окна открывался вид на подсвеченные луной городские крыши.
- Выбирайте себе место поудобнее. Подойдёт кресло-качалка? Кофе? Чёрный, немного сахара? Располагайтесь, сейчас будет сделано, – юркнул Филипп за камин, через четверть часа ловко пристраивая на низкий столик у ног гостьи круглый поднос с причудливым восточным кофейником, нарезкой из сыра, красной рыбы и холодной телятины, с пыльной тёмной бутылкой вина, хрустальной вазой с фруктами и виноградом, округлыми бокалами, столовым серебром. – Здесь ничего особенного, но в окрестных заведениях и этого не предложат.
— Это верно, едва ли кто-то из них держит старинное серебро, - Туманова с интересом следила за приготовлениями, потрогала горячий бок кофейника и прохладный узор подноса, словно желая удостовериться, что это реально. От камина шло тепло. Филипп уселся по-восточному прямо на ковер напротив неё. Марина оглянулась, куда бы безопасно переместиться с чашкой горячего кофе из кресла-качалки; хозяин тотчас притащил несколько диванных подушек и вернулся на своё место:
- Разложите их, как удобно, можете даже возлечь у стола на манер древних!
«Как ему удается угадывать желания, даже раньше, чем они появляются? Словно мысли читает», - думала она. Филипп успевал незаметно убирать со стола лишнее, приносить новую снедь и одновременно смешить историческими анекдотами, да с такими колоритными подробностями, словно сам принимал в них участие. Часу в двенадцатом она поднялась, чтобы двинуться домой, благо, ее жилище было довольно близко.
– Прошу вас, останьтесь, – выдохнул Филипп взволнованно, не двигаясь с места. – Останьтесь…
«Что так странно колотится сердце? И, действительно, надо ли уходить? Галантный эпизод в романтичный осенний вечер… Может, и повторится никогда», – промелькнуло в уме перед тем, как развернулась и шагнула назад.
Незадача с законопослушанием
Через неделю, как было условлено, Туманова поехала к приятельнице на дачу на берегу Финского залива. Некогда там находилось большое имение; в начале прошлого века владелец распродал его по участкам под дачную застройку. На песчаной почве среди сосен появились уютные деревянные дачи; изредка это были усадебного типа каменные дома. Теперь прежние дачно-деревенские окрестности имели не очень ухоженный вид. Местами появились свежевыстроенные особняки, по большей части без понятия о вкусе и стиле – какие-то монстры за трёхметровыми заборами.
Дача Мамонтовой представляла из себя половину деревянного дома дореволюционной постройки. Другая половина с отдельным входом принадлежала соседям. Для начала приятельницы отправились в местную администрацию, которая находилась в дачном поселке на следующей станции по железной дороге, в некогда изысканном, теперь сильно обветшалом деревянном здании в стиле финского модерна. Поселковая паспортистка в конторском окне, толстозадая молодая тётка с обиженным лицом, едва взглянув на бумаги, злорадно заявила, что не будет регистрировать приезжую. На том, мол, основании, что помимо документа на собственность и технических бумаг на жилье, владелица должна представить нотариально заверенное соглашение о разделе дома с соседями из другой половины. Мамонтова удивилась:
– Когда я в прошлом году регистрировала у себя семью из Украины, дополнительных бумаг не требовалось... Документы о собственности в порядке, в технической документации четко обозначен раздел дома, соседи из другой половины не имеют отношения к делу. И потом, они в отъезде, зимой здесь не живут; боюсь, нереально позвать их к нотариусу.
Тётка неожиданно возбудилась:
– Да, ну и что? Те были из другого государства, а эта из России. Министерство иностранных дел не требует документ о разделе дома, а милиция требует!
– Какое дело милиции до подписи нотариуса? По закону, как будто, регистрация носит заявительный характер, а не разрешительный, – неудачно встряла Марина. – Вы обязаны…
– Ничего не знаю и ничего я вам не обязана! У меня есть должностная инструкция! – паспортистка отчего-то занервничала, стала взвизгивать. – Все вопросы к начальнику паспортного стола в районном отделении милиции! Там и разбирайтесь! Что? В какие часы, спрашиваете, принимает? А ни в какие! Как так? А вот так! Она только через месяц вернется на работу из отпуска. А без нее никто этими вопросами не занимается.
Туманова воззрилась на нее недоуменно:
– Насколько я понимаю, вы пытаетесь сказать, что по какой-то внутренней инструкции граждане России должны просить разрешение на регистрацию и представлять больше бумаг, чем граждане другого государства, и федеральные законы для милиции ничего не значат?
– Так, вы что, не поняли? У меня инструкция! Повторяю, все вопросы к начальнице паспортного стола. Вот если она даст разрешение, тогда я зарегистрирую кого угодно. Вы говорите, я хамлю? Ничего я вам не хамлю! Вы еще не знаете, как я могу хамить! – верещала паспортистка вслед, пока Софья за рукав тихо тянула приятельницу прочь.
– Придумаем что-нибудь, ну, к начальнице съездим. Только, по возможности, не устраивай скандала, потому что мне ещё придется с этими людьми иметь дело в связи с планами по недвижимости.
На заре демократизации Туманова усвоила, что, поскольку революция началась сверху, легче решать недоразумения с главными начальниками. В ту мимолетную пору они носили на лицах печать осмысленности и без затруднений разрубали одним взмахом пера бюрократические закорючки своих подчинённых. По старой памяти в приемный день она отправилась в городской паспортный стол, благо это было относительно недалеко от ее пристанища, в районе Литейного моста. Внешне за десять лет в стенах городского отделения милиции обстановка переменилась несущественно, но настроение испохабилось ощутимо. Проведя полдня в очереди, она вошла в большой кабинет. За столом сидела пестро одетая, крашеная в «сексуальный сурик» дамочка. Цветастая кофточка и трикотажные брюки телесного цвета обтягивали пышные формы, что выглядело в казенном интерьере неожиданно, если не сказать, пикантно. Тумановой тотчас расхотелось говорить со столоначальницей, она попятилась, но отступать было некуда, и пришлось объяснять, что вознамерилась было законопослушно зарегистрироваться по месту временного проживания, а поселковая паспортистка сослалась на некую внутреннюю инструкцию и отказала в регистрации.
- Вы можете предоставить отказ в регистрации в письменном виде? - стала добиваться секс-бомба.
- Зачем? - оторопела Туманова. - Каким образом я должна получить письменный отказ?
- Вам нужно подать заявление начальнику паспортного стола в своём районе. В установленные законом сроки, то есть в течение месяца, на ваше заявление должен поступить официальный ответ. И если у вас будет отказ в письменном виде, тогда вы можете обратиться выше по инстанции, то есть, подать заявление в городской паспортный стол.
- Разве мы находимся не в городском паспортном столе? Я как будто уже здесь. - на всякий случай оглянулась по сторонам Туманова.
- Да, но сначала вы должны принести отказ в письменном виде из районного паспортного стола.
- Зачем!? Сюда же? Вам же? Оформить регистрацию?
- Тогда вы напишете здесь заявление, и мы будем его рассматривать в течение месяца...
Туманова, не помня себя, в ярости вылетела из городской милиции, бормоча под нос ругательства и чертыхаясь. Твари! Враньё, идиотизм и хамство – норма системы сверху донизу, и выживать можно только по законам этой системы. Человекоорудия власти вытворяют свои издевательские фокусы совершенно безнаказанно, какая же это мразь, сучий режим!.. День выдался ненастный, и она, уткнувшись носом в поднятый воротник, обмотавшись большой шерстяной шалью поверх пальто, смотрела на ходу только под ноги, перепрыгивая лужи и рытвины на тротуаре. При этом влетела во встречного прохожего и, кажется, с размаху наступила на ногу.
– Ой, пардон!
– Куда же вы исчезли? Вы так неожиданно в прошлый раз ускользнули, – радостно попрекнул ее Филипп.
– Заботы, знаете ли, на новом месте, не то, что важные, но мерзопакостные, – в тон ему отозвалась Марина, и на душе у нее прояснилось.
– Я искал встречи с вами столько времени! Вы как будто расстроены. Если не торопитесь, может, заглянете ко мне? Мне будет позволено узнать о ваших заботах?
– Ничего особенного, хренотень бюрократическая – полицейская шушера издевается над людьми, и все им глубоко по фигу, кроме собственных шкурных интересов и извращений! Твари продажные! Сволочь мафиозная!
– Да, я с вами полностью согласен, но не надо вам так выражаться, – ласково заметил он, выделив интонацией «вам».
Они двинулись в направлении мансарды, где обитал Филипп. Туманова вкратце поведала о неудачной попытке проявить законопослушание.
– Я полагаю, у вас есть два варианта – либо решить вопрос посредством некоторой мзды, либо заранее приготовиться к возможным ограничениям по части трудоустройства, – подытожил Филипп. – В отличие от большинства людей, вы знаете, что вам важно в этой жизни. Подозреваю, вы не пожелаете играть по их правилам.
– Совершенно справедливо подозреваете.
– Вы голодны? Я что-нибудь устрою перекусить дома? В такой день хорошо сидеть в тепле, листать старые фолианты и вести ленивые беседы. Я знаю много последних сплетен, и не только. Посплетничаем? Камин прогорел, но угли, наверное, еще горячие. Вы проведёте со мною вечер?
Она снова восхитилась про себя: «Чертовски проницателен! Умеет же безошибочно держаться именно так, как нужно - слова лишнего не скажет, движения не сделает! И чуток до безобразия - реагирует, едва поведу бровью, прежде чем издам звук. А ведь точно – не ангел».
С того дня повелось, что о встречах они не договаривались. Как-то так выходило, что стоило ей подумать, и он будто случайно возникал из-за угла, встречался поблизости. Каким образом это у него получалось, для неё оставалось загадкой. Пока выдавались погожие осенние дни, они слонялись по городу, по очереди прихлебывая из коньячной фляжки, закусывая фруктами или шоколадом. В непогоду случалось, забредали в кафе или на какой-нибудь вернисаж - он всегда знал, где что-то происходило, а чаще оставались в его мансарде. Он был страстен, и, помимо утонченной чувственности, ее изумляло измененное состояние сознания, в которое она погружалась в его объятиях. Это было не бурное пламя, а бездымный жар красных углей. Он неизменно следовал уважительной старинной манере обращаться на «вы», и даже нередко по имени-отчеству. Было в этом немного игры, может, сентиментальности, но не фальши, и она охотно следовала установившемуся между ними обращению. Он словно поместил её на пьедестал, с которого не следовало слезать, разве что порой снизойти на ступеньку, и это её трогало и чаровало. «Я бы без вопросов и рассуждений пошла за ним, куда угодно, - подчас думала она. – Только знаю, что мы не можем жить вместе, как обычные люди, будто между нами невидимая граница, которую не переступить. Как странно – вот, мы в эти мгновения вместе, но я знаю, что в любой момент все может оборваться, и я до конца дней буду вспоминать это, как откровение. Словно мои пригоршни полны воды, она постепенно утекает сквозь пальцы, высыхает, и невозможно её удержать. Мне не так много лет, но знаю, что бы ни было, ничего более значительного в моей жизни уже не будет. А в ладонях осталось так мало…»
В один из коротких предзимних дней они шли к дому мимо Инженерного замка. Смеркалось. Задул арктический ветер, пронизывающий до костей. С деревьев со стуком о землю слетали последние заледеневшие листья. Марина приостановилась, запрокинула голову, глядя на подсвеченный силуэт здания.
– Поневоле поверишь в призрак неприкаянного Павла, который бродит в ночи со свечой по замку и ищет заговорщиков. А что, может, вправду, как во всяком приличном замке, здесь обитает привидение? Вы наверняка знакомы с подробностями, расскажите эту мне историю, - поёжилась она.
– С привидениями в дружбе не состоял.
Шутка показалась ей неудачной, Филипп тотчас сменил тон:
Действительно, император Павел прожил в этом замке ровно сорок дней – переехал 1 февраля, а в ночь на 12 марта 1801 года его убили в собственной спальне. Во дворе поставили новый памятник Павлу – вы не видели ещё? Император на троне. Он рос невротиком и мечтателем, с детства зачитывался рыцарскими романами. Судьба удивительным образом осуществила мечты - Павел сделался Великим магистром и протектором рыцарского Мальтийского ордена, когда Наполеон изгнал рыцарей с Мальты. Император решил построить не просто новую резиденцию, а орденский замок наподобие крепости, где намеревался проводить собрания и церемонии мальтийских рыцарей. Здесь повсюду восьмиконечный мальтийский крест – на фасаде, в интерьерах, в восьмиграннике внутреннего двора… Замок назвали Михайловским по домовой церкви в честь архангела Михаила, покровителя Дома Романовых. Правда, ходила невнятная сплетня, что Екатерина после десяти лет бесплодного брака с Петром III родила наследника престола от одного из своих фаворитов, графа Салтыкова, и Павел I таким образом никак по крови не имел отношения к Романовым. Помните исторический анекдот на эту тему? Якобы, когда Александр III узнал об этой сплетне, то воскликнул: «Слава Богу, в нас есть хоть капля русской крови!» Потом ему сказали, что отцом все-таки мог быть Петр III после перенесённой им небольшой интимной операции. Александр III порадовался: «Слава Богу, мы законные!» Как бы то ни было, небесный покровитель не защитил Павла от царедворцев-заговорщиков. Он успел провести один парадный прием в Мальтийской тронной зале – в конце февраля дал аудиенцию датскому министру графу Левендалю. Да, мечта сбылась, но так порой случается, счастья это не принесло!.. И худшие опасения сбылись. Через две недели произошёл дворцовый переворот. После никто из Романовых не хотел жить в резиденции, где, по сути, свершилось отцеубийство. Мальтийский орден находился в Санкт-Петербурге до 1817 года. Император Александр I отказался от патронажа над Орденом, и с той поры до сего дня у Мальтийского ордена официально во владении осталась лишь территория посольства в Риме. Здесь было военное Инженерное училище. После революции всякие временные постояльцы бездарно уродовали интерьеры, как приходило в голову начальству советских учреждений. А что до привидения... Если не особенно принимать во внимание сказки экзальтированных музейных тётушек, оно является в окрестностях, но нечасто – в пору государственных переворотов, накануне великих войн и потрясений. Его как будто видели во время войны, перед попаданием в здание авиабомбы, потом – после смерти «отца народов», в другой раз – в конце прошлого века, в ходе передачи здания Русскому музею, при проведении реставрационных работ.
– Ну, если взять последний случай, передачу здания музею, то едва ли это можно назвать потрясением. Разве что, реставраторы разбередили прошлое.
Филипп повернулся к ней лицом, ссутулился с руками в карманах, втянул голову в плечи, что казалось естественным при разгулявшемся ветре, и устремил невидящий взгляд в сторону Невы, словно что-то разглядывал в подсвеченном мареве поверх зданий и фонарей:
– Потрясения непременно будут. Вспомните, какой веры в торжество разума и гуманизма был исполнен мир в начале прошлого столетия. Ах, эта довоенная благодушная Европа! Считалось, что больших войн уже быть не может – только отдельные локальные конфликты как прискорбное наследие непросвещенных нравов. И вдруг – катастрофическое экзистенциальное испытание, самоуничтожение старого мира в Первой мировой. Многие решили, что небывалая страшная война должна покончить со всеми войнами, что демократия, свободная торговля и прогресс станут распространяться повсеместно. Иллюзия растаяла во время великой экономической депрессии; как раз тогда в Германии и России возникли жутчайшие тирании. Всего через двадцать лет после Первой мировой войны грянула Вторая мировая. Нет признаков, что человеческая природа изменилась, только время и пространство уплотняются. Внешний пафос новейшей истории заключается в программах социального развития, а внутренний пафос последнего века – в стихийной глобализации. Мировая интеграция и глобализация, может, временно ослабили опасность самоубийственной войны, вместе с тем, ещё существует угроза всечеловеческой тирании. Несмотря ни на какие объединения, сильнейший рано или поздно победит во всемирном масштабе, даже если это будет стоить превращения большей части земной поверхности в лунный ландшафт. Тогда цикл закончится, чтобы уступить место злейшей беде – тоталитарной диктатуре над уцелевшей частью мира. Поначалу она может быть олигархической, а потом, на следующем этапе, как положено, личной диктатурой. Так предупреждали пророки, некоторые футурологи и попы применительно к концу света...
– Неужели без вариантов? - огорчилась Марина. - Старик Кант тоже рассуждал, возможен ли мир без войн. Он предполагал, что если сильные и просвещённые государства Европы, как и люди, смогут договориться и объединиться в равноправный союз, то, может, удастся установить прочный мир на разумных началах. Нынешний Евросоюз, говорят, в значительной степени основан на его идеях. Правда, Кант не обольщался насчёт человеческой природы и допускал, что вечный мир наподобие кладбищенского может наступить вследствие последней войны, и хорошо, если уцелеет десятая часть человечества. Трактат «К вечному миру» подразумевал оба варианта. Насколько помню, он не упоминал тоталитарный сценарий, а говорил о необходимости просвещения восточных деспотий, типа России; кажется, даже упоминал о возможности в ней революции.
Филипп иронично добавил:
– Вот и Троцкий считал, что только объединённая Европа может достичь мира во всем мире, что экономический прогресс требует отмены границ. Ему грезилась Европейская федеративная республика, или Соединенные Штаты Европы, а то и мира, правда, как результат мировой революции и объединения пролетариата всех стран, а не гуманистических идей. Разумеется, потребовалась бы диктатура пролетариата для окончательной победы над империализмом и для построения социализма, – пока полная победа коммунизма не приведет к окончательному исчезновению всякого, в том числе и демократического, государства. Очевидно, пролетариату нужны идейные вожди, хранители Доктрины с некоторыми полномочиями спецслужб, среди них них один непременно окажется самым выдающимся подлецом. Ну да, мы в новейшей истории уже подобное наблюдали.
- Ничего нового под Луной! Удивительно схожие идеи. Только с противоположным знаком, - подумала вслух Марина. Остаток пути до дома они проделали в молчании.
По прошествии месяца Туманова все-таки отправилась в милицейский паспортный стол, общий для нескольких дачных посёлков. Она проехала в неотапливаемой промороженной электричке несколько станций вдоль Финского залива, сошла на пустой платформе. Районная столоначальница в форме милиции, одиноко скучавшая в конторе, поглядела мимо посетительницы на заснеженные сосны за окном и равнодушно предложила написать заявление, которое рассмотрят в положенные сроки, будет дан официальный ответ по почте. Марина вернулась на станцию, досадуя на себя: «Как глупо было ехать, мерзнуть и ожидать от них чего-то вразумительного. Революция сверху закончилась, перешла в гниение с головы и по вертикали власти сверху донизу. Незачем было вообще ввязываться в эту авантюру с законопослушанием!» Месяца через два, глубокой зимой, на дачный адрес Софьи пришел не столько ответ, сколько предложение явиться к поселковой паспортистке, с начиналась история. Софья позвонила:
– Мы идем к паспортистке снова?
– Конечно, нет. Представляю, как они сочиняли две несчастные строчки, сидя в пустой конторе в зимнем дачном поселке! Я ведь затеяла это единственно потому, что обещала на службе представить бумагу с регистрацией. Согласна, отвращение не поможет делу и, возможно, повредит моей карме, но не буду играть по их правилам!
– Но ведь для работы требовалось оформить регистрацию?
– Уже не нужно. Поздно. Меня уволили. Мне снова нужно искать работу.
– Почему, неужели из-за регистрации? Не может быть, чтобы ты не справилась с обычными административными обязанностями. Что не так? Должна быть причина…
– Из-за отсутствия регистрации в том числе, – вздохнула Марина. – По совести говоря, они правы. Я не интересуюсь спортом, считаю это занятием бесполезным, даже вредным, и меня нимало не интересуют правила спортивных игр. А при службе в букмекерской конторе полагается хоть сколько-нибудь быть в теме, на тот случай, если игроки обращаются в службу поддержки за разъяснениями.
– Ладно, тебе не нужна эта букмекерская контора, ни ты им. Однако тебе же нужно на что-то жить в Питере и платить за жилье.
– Пока ищу работу, таскаюсь по местным салонам красоты, ресторанам, зубным клиникам и прочим заведениям. Правда, не как клиентка, а в качестве курьера. Платят по количеству охваченных адресов. Это для издателей журнала надёжнее и дешевле, чем почтовая рассылка по рекламодателям.
– Сомневаюсь, что этих денег тебе хватит на жизнь. И потом, ты вполне могла бы заняться более стоящим делом, чем беготня в качестве курьера. Может, все-таки преподаванием или переводами? – осторожно предположила Мамонтова.
– Вообще-то я разослала в разные места свои резюме. Время от времени заполняю дурацкие клеточки анкет соискателя каких-то заявленных вакансий, ведь все равно мотаюсь по городу. Хотя я сильно сомневаюсь, что эти вакансии действительно есть – мутные фирмы зачем-то собирают о соискателях конфиденциальную информацию – интересуются датой рождения, пропиской, семьёй, детьми, паспортными данными. Нет ни малейшей гарантии, что они потом не воспользуются этой базой данных в своих целях. На Западе работодатель по закону не имеет права выяснять личные обстоятельства и возраст при отборе соискателей на вакансию, во избежание дискриминации на каких бы то ни было основаниях. У англосаксов личное пространство рядового гражданина неприкосновенно. Они при найме только могут спросить рекомендации, и, если нужно, навести справки по резюме, с согласия претендента. Да и паспорт там нужен только для выезда за границу. А российский гражданин как бы не человек, а придаток к трудовой книжке, нелепым справкам и внутреннему паспорту со штампом о прописке. Главная беда, я по натуре совершенно непригодна к офисной рутине, как ты, вероятно, догадываешься. Для меня смерти подобно сидеть в конторе пять дней в неделю с девяти до шести, – поскучнела Туманова, – меня месяца через три-четыре начинает одолевать черная меланхолия, жизнь представляется никчемной и несостоявшейся, появляются суицидальные мысли...
– Я понимаю. Однако это, безусловно, ограничивает твой выбор, – хмыкнула Софья, – если ещё принять во внимание, выражаясь языком современных психологов, личную мотивацию. Мотивация так называемых нормальных людей заключается в удовлетворении разных жизненных потребностей - физических, эмоциональных, интеллектуальных. Прежде всего дом, карьера, благополучие. Они живут изо дня в день в общепринятых социальных рамках с большей или меньшей степенью косности. Мотивация небольшой горстки не то отверженных, не то избранных существ - в реализации своего призвания, которое всегда индивидуально, и никто другой не может определить его за них. Одни чувствуют себя как дома в любом мире, другие – ни в каком не на месте.
– Ну, мне ещё в школе классная дама предрекала трудную жизнь и говорила, что таким, как я, не место в советском обществе. Полностью с нею согласна, - сокрушенно развела руками Марина.
– Между прочим, завтра вечером я приглашена к бывшему однокурснику, который в институте был в меня влюблён. Этот чувствует себя в нынешнем мире, как дома. Я консультирую его по нетрадиционной медицине и восточным методам оздоровления. Проблемы с сердцем, позвоночником, высокое давление. Если ты не занята, можем пойти вместе. Встречаемся в семь часов, скажем, у метро на Садовой на выходе. Теперь он то ли банкир, то ли финансист, некоторое время жил в Америке, и вполне преуспел в жизни. Едва ли он что-нибудь тебе предложит, но для разнообразия тебе будет занятно, может, в каком-то смысле даже полезно послушать человека из другой сферы. Он неглуп, хотя болтун, и, как большинство мужчин, любит покрасоваться перед новыми людьми, особенно, привлекательными женщинами.
Футуристическая религия
От станции метро приятельницы направились в сторону Никольского собора. В раннем сумраке, подсвеченном огнями, висела меланхолическая сырость, отсвечивала мокрыми бликами от тротуаров и стен. В такую погоду фонари похожи на светящиеся одуванчики, городские шумы приглушаются; лица людей расслабляются, черты смягчаются, и прошлое приходит на память без резких очертаний, в ореоле лёгкой грусти. По пути Софья рассказала о своём однокурснике:
– Между прочим, его дед был марксистом, до революции общался с футуристами и захаживал в гости к Маяковскому, когда тот жил в Питере. Судя по всему, захаживал именно в тот дом, где ты теперь снимаешь комнату. После революции дед был большим человеком, комиссаром у большевиков. Под шумок исхитрился пограбить награбленное у бывшего эксплуататорского класса, нажился, кажется, неплохо. Во времена нэпа при послаблениях в частном предпринимательстве удачно увеличил капитал, а как большевики начали гонения на нэпманов и взяли курс на индустриализацию и коллективизацию, подался в Сибирь на золотые прииски, чтобы замести следы. Таким образом, видимо, избежал партийных чисток; а в Ленинград вернулся после войны с женой и сыном и быстро выбился в крупные советские руководители. Помогли старые связи и деньги. Правда, он и на приисках хорошую должность занимал. Сын тоже быстро сделал карьеру по партийной линии, но рано умер от пьянства. Внук этого марксиста, Лёня, рос со своей еврейской бабушкой и матерью. Они жили тогда на Васильевском острове в огромной квартире, забитой антиквариатом и ценным по советским временам барахлом, вроде хрусталя и ковров. Понятно, о многом в своей семейной истории они умалчивали. Во времена нашего студенчества мы одно время были дружны с Леонидом, вернее сказать, очень даже близки; к тому же, жили неподалёку друг от друга. Тогда он был романтичным субтильным юношей – увидишь, каким стал теперь.
Друг юности Софьи теперь жил в доме, где большинство старых коммуналок было расселено, отремонтировано и продано состоятельным людям. Это было заметно по дорогим автомобилям в ухоженном внутреннем дворе с решетчатыми воротами и камерами наблюдения. В подъезде с мощной металлической дверью и домофоном ещё не выветрился запах свежего ремонта; лестничную клетку украшали сухие букеты в вазах, фикусы в кадках, занавески и коврики.
Дверь квартиры в бельэтаже открыл хозяин, невысокий, лысый, округлый, с бегающими темными глазами. Он помог гостьям снять верхнюю одежду и провёл в гостиную:
- Марина, вы тут, пожалуйста, чтобы не скучать, позаботьтесь о себе по части угощения, пока мы с Соней совещаемся в кабинете. Может, что-нибудь из алкоголя? Сухой мартини, виски, коньяк? Чайник горячий. Посмотрите, здесь чай, кофе, печенье…
Она осмотрелась в гостиной. Обстановку составляли отреставрированные дореволюционные комод и бюро с претензией на ампир, современные пейзажи в академическом стиле в золочёных рамах, новейший видеоцентр, барный шкаф, финский мягкий уголок. Эклектичный статусный набор. На сервировочном столике были приготовлены чайные принадлежности. С бокалом мартини она погрузилась в мягкую кожу дивана и рассеянно взялась листать мужской глянцевый журнал. Ожидание оказалось недолгим. Когда все трое собрались в гостиной, хозяин с кружкой травяного чая уселся в кресле, и, украдкой бросив на Марину оценивающий взгляд, продолжил начатый разговор:
– Соня говорила, вы ищете работу. В банковско-финансовой сфере? Нет? Ну, тогда, боюсь, мало чем могу быть полезен… Да, в наше время случается часто менять работу и партнёров, - продолжил он. - Как бы вы замечательно ни устроились, никто не знает, что произойдёт в дальнейшем. Умение преодолевать трудности часто оказывается важнее образование и профессионального опыта. Случись что-нибудь, никто не обязан давать вам работу, и как вы распорядитесь собственной участью – исключительно ваше личное дело и ваша проблема. То, каким образом вы решаете собственную задачу с поиском работы, является показателем для потенциального работодателя, как вы можете справиться с его задачами. Если вы не можете справиться с проблемами нанимателя, вы – не часть решения; вы, вместо этого, становитесь частью проблемы! Главное, вы должны убедить вашего потенциального работодателя, что вы для него – верный выбор. Никогда никого не критикуйте; это лишь заставит людей занять оборонительную позицию и ухудшит вашу ситуацию. Общеизвестно, что ваше положение на служебной лестнице больше зависит от взаимоотношений на службе, чем от степени профессиональной пригодности. Насколько быстро вы растёте в своей организации, или какие предложения получаете от других организаций, в огромной степени зависит от ваших способностей справляться с проблемами и ладить с окружающими. Впрочем, у всякой карьеры есть свой потолок возможностей; когда-нибудь она изживает себя. Поэтому не стоит печалиться, если вас уволили. Право на неудачу не сводится только к деловой жизни; это охватывает подавляющую часть житейских аспектов, вроде работы, семьи, любви, дружбы и замыслов. Разумеется, для изменения ситуации нужно сделать все возможное; а если не складывается, лучше минимизировать издержки и начать все заново. Вместо того, чтобы тыкать пальцами в других, лучше ткнуть кнопку, запускающую в действие дополнительные возможности. Все нормально! Не надо печалиться! Жизнь слишком коротка, чтобы спорить и искать виноватых. Богатство и карьеру можно в одночасье как сделать, так и потерять. Так же и в Америке сегодня вы можете быть президентом транснациональной корпорации, завтра – простым продавцом. В этом мире нет постоянства. В конце концов, жизненный опыт развивает вашу индивидуальность и, таким образом, способствует вашей реализации.
Леонид поставил пустую чайную чашку на стол, скрестил короткие полные ноги и, довольный успехом своей импровизации, мечтательно, с покровительственными интонациями, продолжал:
– Возможно, работодатель будет рад увидеть вас на собеседовании, если вы пообещаете объяснить, что можете для него сделать, или как будете решать его проблемы. Никогда сами не предлагайте своё резюме, это мазохизм! Поверьте, мне, интервьюер на собеседовании нервничает ещё больше, чем вы. Будьте уверены в себе и профессиональны. Если он попытается исповедовать вас в ваших недостатках, попросту подайте ваш мелкий плюс как самый большой недостаток. В то же время, если вы почувствуете наверняка, что можете сыграть на его слабостях, действуйте без малейших колебаний! Не забывайте, на карте ваша карьера. Если это мужчина, подденьте его! Поскольку вы привлекательная сексуальная женщина, задействуйте его воображение с помощью откровенного костюма. Всякий раз, когда не найдётесь, что бы такое сказать, переведите внимание на свои красивые ноги, незаметно потянув повыше мини-юбку, поправьте вырез, проникновенно взгляните ему прямо в глаза – он станет безоружным и ручным. На войне, как на войне, пускайте в ход весь ваш арсенал! Добейте его своим обожанием и безусловным согласием со всем, что бы он ни говорил, и вы получите желаемую работу!
– Остаётся только найти желаемую карьеру. По правде говоря, место на служебной лестнице - вовсе не моё место в этой жизни. Или проще ориентироваться на деньги как главный показатель успеха? – поскучнела Марина.
– Пожалуй, истинные герои нашего времени – не умники учёные, не голодные гении, а те, кто делают деньги. В общем, простые статисты теряют деньги, а свободные граждане мира делают деньги, – в глазах Леонида заиграло воодушевление, на круглом лице ожила мимика. – Они вырываются на свободу из цепей финансового ничтожества и тирании, и в этом заключается чувство собственного достоинства. Бюрократы и регуляторы только вредят делу. Деньги заставляют мир вертеться. Все, кого я знаю, мечтают сколотить состояние. Им нужен соответствующий доход, чтобы получить возможность реализовать свои мечты. Похоже, почти каждый только и думает о всемогущем баксе. Эта внешне эгоистичная гонка привлекает на рынок более качественные услуги, а в результате все получают более высокий стандарт жизни. Деньги действительно способствуют достижению успеха и счастья. Без денег люди чувствуют себя настолько несчастными, что элемент человеческого достоинства пропадает. Мужчины знают, что большинство женщин не станет тратить на них своё время, если у них нет денег. Большинство друзей знается с вами, только пока вам светит солнце удачи. Деньги на бочку, или заткнись. Деньги покупают счастье. Они дают комфорт, статус, признание, безопасность, свободу, власть, секс, искупление, знание, гордость и многое, многое другое. Сложно быть успешным в обществе без финансового успеха. Скорее всего, ни один разумный человек не станет связываться с вами, если у вас нет денег. Каждый человек имеет цену. Всякий человек – своего рода проститутка. Любая девственница, вероятно, раздвинет ноги за десять миллионов долларов. Такая сумма может превратить лягушку в принца. И это правильно! Почему шикарная женщина должна пропадать с мужчиной, который не может позволить себе развлечь её? Конечно, он может очень хорошим и обаятельным человеком, но все идёт в счёт, особенно деньги. Точно так же любой мужчина станет альфонсом за десять миллионов долларов. Для многих мужчин весь мир вращается вокруг женских прелестей. Без денег нет динамики. Мир становится пустым и холодным. Не подмажешь – не поедешь. Все, что приносит счастье, сводится к деньгам. Всегда, когда я говорю о деньгах, свободе и политике, люди или очень возбуждаются, или бывают шокированы. Неудачливые статисты реагируют так бурно, будто я лишаю их последнего прибежища! Мне редко удаётся что-нибудь им доказать. Деньги – это власть, и власть – это деньги. Чтобы вас выбрали во власть, нужны деньги, и когда вы победите, это принесёт вам ещё больше денег. Деньги правят миром. Делание денег – вот новая мировая религия!
– Лёня, где ты этого набрался? Ты, кто в годы студенчества был романтиком и писал стихи, неужто теперь всерьёз стал прозелитом новой религии!? – насмешливо подняла бровь Софья. – Впрочем, нет ничего нового под солнцем. В древних источниках это называлось поклонением Мамоне. Брось нас морочить, ты достаточно образован, чтобы помнить историю с первым искушением Христа в пустыне, когда он ответил искусителю: «Не хлебом единым…». К счастью, Россия едва опомнилась от коммунистического искушения, и новая религия для неё не так актуальна, как для благополучного западного мира. Посмотришь американское телевидение – это же общество насилия и потребления. Движение России в аналогичном направлении было насильственно заморожено, когда трудящимся пообещали весь мир. Заметь, это – более тонкое искушение. Им не сулили денег – им, наоборот, говорили о возможной отмене денег при коммунизме. Тогда некоторые наивные утописты веровали, что, освободившись от эксплуатации человека человеком, обретя всеобщее равенство, вкупе с минимальной степенью благосостояния, класс трудящихся создаст доселе невиданные материальное и духовные ценности. Что-то не заметно. В постиндустриальную эпоху к пролетариям можно отнести армию наёмных клерков и персонал, занятый в сервисной экономике. Миллионы людей под колёсами глобальной экономики превращаются в продолжения техники или компьютеров; их психика лишается способности воспринимать религию, искусство, любить природу, томиться от жажды любви, тосковать по мировой гармонии. Пролетарии не выносят тишины, потому что тишина обнажает их собственную душевную опустошённость, и наедине с собой они становятся жертвами одуряющей скуки или впадают во всякого рода извращения. Их отдых – опьяняющие субстанции, секс, массовая культура, азартные игры, спорт. Им скучны философия, религия и поэзия, либо, в лучшем случае, доступны в популярных проявлениях. У них только наука вызывает чувство инстинктивного уважения как нечто высшее и целесообразное. Ловушка социального контроля на Западе на данном этапе действует куда жестче, чем здесь. Другой вопрос, имеем ли мы основания говорить о другом, спасительном пути развития, который, якобы, уготован нашей многострадальной стране. Едва ли…
– Ну, ладно, сдаюсь! Ты меня справедливо поддела, но не ожидай, что я способен разделить твой идеализм, – всплеснул руками Леонид. – Западная экономика из постиндустриальной трансформировалась в сервисную и вступила в информационную эру. Российская же экономика, напротив, из-за тупого принятия модели свободного рынка из индустриальной трансформировалась в сырьевую и переходную непонятно к чему. Так что нашему бедному отечеству только и остаётся утешаться мыслью, что искушение благополучием не грозит подавляющему большинству населения, если это способно утешить миллионы россиян, выкинутых за черту бедности! Но мир сжимается все больше. Мы все живём в жёлтой субмарине! Транснациональные компании рекламируют на всех континентах ту же жевательную резинку, гигиенические прокладки, газировку, колготки – словом, всякую копеечную ерунду, лучше не перечислять. Многие финансовые рынки связаны друг с другом и непрерывно торгуют финансовыми инструментами, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Теперь финансовое солнце никогда не угасает. Оно восходит в Лондоне, затем в Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско, Токио, Сингапуре, Сиднее снова и снова. Вы можете купить компанию или товары в любой стране, какая понравится. Мы можем отслеживать все финансовые новости по телевизору в домашнем уюте в любое время дня и ночи. На экранах компьютеров можем видеть расценки со всех континентов в любую секунду, когда угодно. Все у нас на ладони. Мир прошёл длинный путь. От глобализации и Всемирной торговой организации, которая ставит во главу угла интересы свободной торговли и постепенно принимает на себя роль нового мирового правительства, никуда не денешься. Всё это скоро придёт и сюда, вот увидите!
Марину передёрнуло. В голове её эхом, прилетевшим неизвестно откуда, пронеслось: «Пространство и время сожмутся. И, быть может, после того с речами о гуманизме и свободе, обещаниями комфорта и всеобщего благоденствия придёт Антихрист…» Леонид заметил её реакцию:
– Вам холодно?
– Н-н-нет… Просто ваши слова напомнили какой-то пассаж из области предсказаний о конце света.
– Вполне возможно, к тому все и идёт. Только человечество уже несколько тысячелетий ожидает конца света и неизвестно, сколько ещё прождёт. По меньшей мере, нашему отечеству далеко до тупика благополучия, в который зашёл западный мир, – саркастически заметил Леонид. – Здесь иногда так недостаёт комфортной среды обитания, и создавать её придётся о-о-очень долго, если получится вообще. Таким образом, у нас ещё есть немалый запас времени! Нам пора менять психологию выживания на психологию успеха.
– И что несёт в себе психология успеха? – возразила Софья. В космополитическом обезличенном мире человек становится придатком автомобиля, компьютера, кредитной карты, вертится в процентной кабале; иногда кажется, что все его идеи и понятия о жизни поступают в удобной упаковке из супермаркета так же, как весь бытовой обиход. Современный западный мир стал таким либеральным, потому что давно уже мало чем интересуется, кроме качества жизни. Оно поставлено во главу угла и подменило собою старомодные идеалы и устремления духовного порядка. Качество жизни – иллюзия; оно никак не может постоянно улучшаться – ведь физическое тело индивидуума в любом случае с годами ветшает, болеет и умирает.
– Твоё последнее утверждение о неизбежности смерти тоже весьма банально! – парировал Леонид. – Нашим соотечественникам именно качества жизни и не хватает. Ты ведь не станешь отрицать, что важно так устроить свои финансовые дела, чтобы достойно прожить остаток жизни. При этом следует предусмотрительно позаботиться о близких. Просто нужно мудро вложить капитал, чтобы прожить в комфорте, счастливо, и осуществить свои мечты.
– Леонид, ты катастрофически прав. Глупо отрицать здравый смысл. Единственно, жизнь может в результате проскользнуть мимо за заботами о достижении и поддержании определённого жизненного стандарта, и – никто не застрахован от провала – за тщетными потугами мудро вложить капитал. А если вдруг что-то не сложится, можно никогда не найти себя в крысином беге по кругу ради достойного остатка жизни. А если в итоге останешься ни с чем или по старости уже не в силах будешь реализоваться? И, помилуй, как все это скучно! Похоже, такого рода счастье и комфорт нам не светит, и пора собираться домой, иначе мы рискуем погрязнуть в бесплодном споре о смысле жизни.
– На самом-то деле, нам не о чем спорить, потому как оба по-своему правы. Я тебе иногда завидую, но – каждому своё! – больше все-таки привязан к качеству жизни, – напоследок сделал примирительную уступку Леонид, подавая гостьям пальто.
Грани реальности
Филипп оставался для Тумановой загадкой. Он не пользовался телефоном и уверял, что вообще технику терпеть не может, что по своему свободному образу жизни в этом не нуждается. Однако он так ловко ускользал от разговоров о своей жизни, что она готова была заподозрить его чуть ли не в криминале. Однажды он невнятно проронил что-то насчет небольшого наследства. Все эти странности её глубоко настораживали, она порывалась прекратить встречи, и всякий раз останавливалась под действием магии притяжения. Он будто чувствовал такие моменты и напрочь исчезал из поля зрения. Никто из знакомых мужчин не вызывал у нее сколько-нибудь серьезного интереса, поскольку ни в ком и близко не находила той мистической бездны, которая притягивала ее в отношениях с Филиппом. Она тоже не распространялась о своих занятиях и образе жизни. Со временем решила, что при навалившейся на нее неопределенности так даже удобнее. Её очаровывал мир, отделённый мощной стеной от обыденности и бытовых недоразумений.
Незадолго до Нового года Мамонтова заглянула с визитом. Устраиваясь в привычном кресле в комнате у Марины, Софья поинтересовалась:
– Как твой домовой? Дает о себе знать? Ты в прошлый раз про него рассказывала, ну, тот, которого во сне видела?
– Надо полагать, принял за свою – хозяйка проявляет трогательную родственную заботу, никто меня здесь не беспокоит, и я мирно сосуществую со всеми обитателями квартиры, включая соседскую кошку.
– Отрадно слышать. Тебе есть на что жить? Чем занимаешься в преддверии Рождества?
– У меня не жизнь, а рождественская сказка. На днях развлекалась у метро в компании Деда Мороза и Золотого Петушка.
У приятельницы вытянулось лицо:
– Ты подрабатываешь на детских праздниках? И кого же ты изображала? Снегурочку? Или, может, разбойницу с большой дороги?
– Не совсем. Раздавала рекламу. Костюмированные коллеги раздавали листовки от агентства по недвижимости и магазина Second Hand. А я – газеты с рекламой трехкомнатных квартир по цене двухкомнатных от некой строительной фирмы. Офис у застройщиков несколько странный, в здании заводоуправления с пропускной системой. Они занимают несколько комнат в конце глухого коридора, который оканчивается холлом: в холле диван, аквариум с мутной водой, задняя стена отделана красной плиткой под гранит, на ней – искусственные рождественские гирлянды, похожие на погребальные венки, и сотрудники бритоголовые, в кожаных куртках... Не знаю, насколько фирма добросовестна по отношению к покупателям квартир; зато с раздатчиками рекламы расплачиваются без фокусов, до начала акции. Работа, правда, разовая, – без энтузиазма отозвалась Марина. – Стоять у метро оказалось холодновато, я в последний раз вконец одеревенела, так что уже чувствовала себя Буратино, а газеты все никак не кончались. По причине полного отморожения честности я оказалась не в состоянии выстоять до конца газетной пачки. Да уборщики из метро были крайне недовольны нашей мерзлой компанией и рекламными листками, которые народ на бегу тут же и бросал под ноги. Золотой Петушок, опытный в таких мероприятиях, участливо посоветовал снести остаток газет в известный ему мусорный контейнер в ближнем дворе.
– Ты не пробовала найти работу переводчика? Ты ведь очень прилично владеешь английским языком. Вряд ли для этого нужно сидеть целый день в офисе – переводами, наверное, можно заниматься, спокойно сидя за ноутбуком у себя дома.
– Пробовала. Недавно, к примеру, посетила некую фирму под волнующим названием «Уникальный заграничный шанс». Требовались переводчики, но никаких подробностей не прилагалось. Я позвонила и к назначенному часу явилась в офис на Литейном проспекте. Руководительница конторы вовремя не явилась, но позвонила секретарю и сообщила, что вот-вот будет; на диванчике для посетителей её уже ожидали два или три клиента. Я успела пролистать буклеты с чудесными видами солнечной Австралии и выяснить, что фирма предлагала посреднические услуги с оформлением пакета документов для иммиграции в стабильную Австралию по профессиональной программе, а также обещала помощь в первых шагах по территории замечательного зеленого континента. Тем временем подошла моя очередь побеседовать с дамочкой, несколько суетливой молодой особой невыразительного вида, со скошенными глазами. Она начала бодро, официальным тоном: «Мы помогаем клиентам грамотно пройти иммиграционный процесс. Рассмотрение дела проходит без интервью, поэтому положительное решение австралийских властей зависит от правильно оформленных документов. Список востребованных специальностей время от времени слегка меняется, поэтому я специально плачу юристу немалые деньги, чтобы постоянно быть в курсе требований и последних изменений в иммиграционном законодательстве Австралии…» Мне показалось, она ходит вокруг да около, и к иммиграционному процессу примешиваются любопытные тонкости. Действительно, она еще немного поморочила мне голову, потом заговорила будничным тоном: «Мне сейчас нужен человек для заполнения анкет и перевода документов наших клиентов на английский язык перед подачей в посольство Австралии. Могу предложить на пробу перевести пакет документов клиента, с последующей оплатой, конечно. Я дам образцы. Вы подготовите документы на русском языке, вернее, как бы копии с них, с переводом на английский, с текстом нотариального заверения. Само заверение — уже наше дело». Она начала складывать в папку бумаги для меня: «Вот, клиент наш – Ахмед Ибрагимов из Дагестана. Вот копия его свидетельства о рождении, аттестата о восьмилетнем образовании, ксерокопия заграничного паспорта… В Австралии сейчас востребованы шеф-повара, стало быть, сделаем из него шефа. Вот по такому образцу подготовьте документ об окончании профессионального колледжа по специальности повар, затем диплом высшего учебного заведения по специальности технолог, еще подберёте ему соответствующую карьеру шеф-повара для трудовой книжки. Адреса колледжа, института, где он учился, предприятий общепита, где работал, берём из старых справочников, можно из опубликованных резюме людей, ищущих работу по этой специальности, – словом, по приложенному образцу». Я по наивности брякнула: «А как же номера и серии документов, сама трудовая книжка?» Дамочка посмотрела на меня, как на идиотку, прокашлялась и продолжила уже снисходительно: «Номера и серии дипломов и трудовой книжки мы сами потом проставим. В посольство высылаются копии документов, там не особо тщательно проверяют, но, если надо, можем представить и оригиналы. Итак, не перебивайте меня, слушайте дальше. Ну, если он родился в 1966 году, то примерно в возрасте 18 лет у него должен быть двухгодичный перерыв на армию. В качестве мест работы лучше поискать по старому справочнику такие кафе и рестораны, которых уже нет. Вот ещё образцы для описания его навыков и умений, сферы обязанностей, вот для рекомендательного письма от менеджера ресторана, где он работает… Какого ресторана? Ну, это место пока пусть будет свободным – впечатаем по ходу дела… Вот бланк анкеты на иммиграцию, куда нужно внести сведения из биографии нашего шеф-повара; это заполняется по-английски от руки… Ну, если что непонятно, я потом объясню, а теперь спешу, встречаемся на днях!» То есть, грамотное прохождение иммиграционного процесса заключалось в изготовлении пачки подложных документов. Насколько я понимаю, клиентам это обходится в сумму от трех до восьми тысяч долларов, в зависимости от тяжести случая и от того, сколько из них удастся вытянуть.
– Да, в Питере развелось огромное количество разных жуликов. И что из этого в конце концов вышло? – поморщилась Софья.
– Ничего интересного. Бумаги я перевела, поскольку деньги на жизнь нужны, но прохиндейка заплатила меньше обещанной суммы, под предлогом, что это была половина работы, а другая половина уже была представлена в образцах, – пробурчала Марина. – Одно утешение, в процессе мошенничества никто не пострадает; а если австралийские власти примут отрицательное решение по документам гражданина Ибрагимова, то он прекрасно знает, на что идёт. С другой стороны, сомневаюсь, что эта дамочка самостоятельно проворачивает все дела. Она, скорее, только посредник. Интересно, кто за ней стоит?
Софья покачала головой:
– Лучше этого не знать! При нынешней власти жулики действуют все наглее, причем ни за что не несут ответственности. Они часто меняют рядовых исполнителей, которых при случае с удовольствием обманывают. Многие мои знакомые проходили через это, да не по одному разу.
— У меня впечатление, что власти никак не препятствуют процветанию мошеннических схем, словно отводят им определённую социальную роль. Вроде, люди при деле, самозаняты и худо-бедно зарабатывают. Даже и совсем не бедно… Собственно, вся бюрократическая вертикаль – аналогичная схема.
— А что с другими вариантами? Я так понимаю, что это еще не конец твоих изысканий по части трудоустройства в Питере. Что ещё попадалось? Марина хмыкнула, потупилась на переплетенные пальцы рук, поиграла ими и, выдержав паузу, перешла к очередному эпизоду:
– Однако последнее предложение о работе переводчиком на видеоконференциях оказалось самым развеселым.
– В каком смысле? Что за видеоконференции?
– Секс по Интернету, – коротко бросила Марина и с любопытством воззрилась на Мамонтову, забавляясь ее недоумением, – в виртуальном борделе.
– Что за шутки? Это как!? – наморщила лоб Софья.
– Вовсе даже не шутки, – Марина не стала долго дразнить воображение обалдевшей приятельницы. – Самое потрясающее, много народа воспринимает это всерьез. У тебя, наверное, есть некоторое представление, что такое секс по телефону. А здесь – в виде эротического чата с видео в режиме живого времени. Представь, за дверью обычной с виду квартиры сидят на кушетках, разгороженных занавесками, полураздетые барышни, так называемые модели, каждая перед видеокамерой с компьютером и клавиатурой. На экране монитора она видит себя и текст, которым обменивается с посетителями данного специфического сайта. От посетителей требуется регистрация на сайте и данные банковской карты, хотя простой чат, как правило, идет бесплатно. Задача модели – завлечь клиента на так называемую приватную сессию и удерживать его там как можно дольше, виртуальному гостю приватная сессия обходится в несколько долларов в минуту. Как удерживать заплатившего посетителя – волнующими беседами о жизни, ролевыми играми, стриптизом или откровенной порнухой с реквизитом из секс-шопа, словом, телом или фантазией – личное дело барышни; единственно, она не должна нарушать немногие правила сайта и не обманывать клиента явно. Условные правила, надо думать, связаны с зарубежным законодательством. К примеру, запрещены ролевые игры на тему инцеста, обнажение в общедоступном бесплатном чате, виртуальный секс с посетителем моложе восемнадцати лет. Заработок модели зависит от времени, которое набежит в приватных сессиях, по счётчику. Как правило, от половины до трех четвертей денег клиентов забирают себе владельцы сайтов; от оставшейся части, как минимум, половину берут хозяева помещения, то есть студии, с кушетками и компьютерами; остаток получают девушки, так называемые модели. Если она не владеет иностранными языками и не способна сама договариваться с заморскими посетителями, то делится заработком с переводчиком. В таком случае секс-модель стучит по неподключенной клавиатуре, делая вид, что общается, а печатает за нее и режиссирует реакции переводчик за кадром. Как правило, сценарий приватных сессий незатейлив и сводится к мастурбации. Порой переводчику приходится говорить или стонать по телефону. Причем, в чате, когда я болтала с клиентами от лица модели, посетители сайта уверяли, что виртуальный секс дает почти такие же ощущения, как реальный, при ощущении полной безопасности и свободы воображения. Можно анонимно реализовать свои эротические фантазии. Некоторые посетители просто развлекаются пикантным флиртом или норовят побеседовать на занимательные темы с эффектной полураздетой красоткой на экране, заодно явить великодушие, дать ей шанс подзаработать. Попадаются и всякие извращенцы. По крайней мере, для экранной модели это достаточно безопасно в физическом смысле. Ее никто ни к чему не принуждает, и на ее усмотрение остается, что проделывать со своим телом перед видеокамерой, в каких позах демонстрировать себя, в какие игры играть, какой костюм и реквизит использовать, на деле вовлекаться в сексуальные действия или симулировать манипуляции на тему секса. Она вправе заблокировать слишком грубого посетителя. Она может варьировать свои часы работы. С другой стороны, большинство посетителей хотят за свои деньги не только красивые глаза, но и порнокартинку живьём, и владельцы студии не станут предоставлять девушке рабочее место, если от нее мало дохода. Негатив в том, как это может сказаться на психике барышни и на ее личной жизни.
– Какая гадость! И ты этим теперь занимаешься!? – подняла брови и округлила глаза Софья.
– Пока что совершила несколько ознакомительных выходов на место виртуально-сексуальных действий. Ну, да, несколько неожиданный род занятий; но почему вдруг тебя так потрясает пикантность ситуации, если для вас, буддистов, истинная природа всех вещей – пустота?
– Так-то оно так, – пробормотала Софья, – но есть сферы бытия, с которыми соприкасаться… неполезно… Да и не твоё это явно...
– Может, наоборот, полезно – в плане изучения человеческой натуры и расширения собственного эротического кругозора. Разве тебе не были бы любопытны типажи по обе стороны экрана? Среди моделей попадаются как прожженные стервы, так и вполне приличные девицы, которым приходится содержать детей, стариков, платить за своё обучение. График работы – свободный, по договоренности с хозяйкой фирмы. Некоторые девушки вполне довольны тёплой работой «не бей лежачего». Заработок в результате получается небольшой, и сидят в качестве моделей на этих сайтах, в основном, женщины из Восточной Европы, из нашего социально потрясенного и униженного отечества. Нынешний режим сделал из предпринимателей жуликов, а женщин выставил на панель. Я сомневаюсь в легальности данного бизнеса, но подозреваю, что власти тоже в нём заинтересованы. Либо напрямую, либо косвенно. Своеобразный способ ослабления социальной напряженности, временного решения проблемы женской безработицы. Как я понимаю, в Питере изрядное число женщин занято в этой сфере, это столица виртуального секса. Наше основное богатство – нефть и женщины, все на продажу. Во всякой газете с объявлениями о работе можно найти до дюжины заведений такого рода. Представь, в виртуальных борделях есть свои завсегдатаи; иные являются поглазеть и приятельски поболтать с красотками; иные регулярно являются с определенными фантазиями к одной и той же девушке; случаются даже увлечения по обе стороны экрана. Западный обыватель консервативнее, чем мы думаем. Виртуальные флирты и сюжеты развиваются примерно по той же модели, что в реальной жизни, но намного стремительнее. Условности отпадают. В анонимном мире люди снимают привычные маски и отбрасывают комплексы. Можно при желании сочинить себе некий образ, любую личность. Кстати, по правилам не полагается договариваться об общении помимо интернет-сайта и о каких-либо контактах в реальности, но подчас всякое бывает, говорят, даже браки. Однажды после сессии с оживленной болтовней и флиртами я вышла в промозглую серость утреннего города из так называемой студии, и задумалась, какая жизнь настоящая – эта с хмурыми людскими тенями и изнурительными буднями или та, беспечная, с виртуальными страстями? Изредка в дистанционных отношениях происходит загадочное энергетическое взаимодействие, даже более ощутимое, чем при физическом контакте, как будто физическое тело – тоже относительная условность. Получается, секс выходит за пределы тела; тогда это дано нам не только для размножения. Возьмем, к примеру, отказ от секса и аскетическую практику во многих религиях, с целью сублимации сексуальной энергии и использования ее для духовного просветления, а не для воспроизводства.
– Да, но это совсем другое. Правда, и в далеких от аскезы религиях имеются заповеди для удержания сексуальной энергии в более или менее приемлемом для социума русле. А насчёт того, каким образом секс пробуждает духовность, существует несколько теорий.
– Несколько? И в чем их суть? – заинтересовалась Марина.
Софья села прямо, опустив ноги из кресла на пол, словно так было удобнее думать и говорить.
– Согласно романтической теории, любовь преобразует душу и по силе сродни глубокому религиозному переживанию, особенно когда направлена к высшему началу, явленному в любимом существе. В моменты близости душа, воспаряя над всем и над самою собой, испытывает головокружительное присутствие бесконечного блага, отрекается от мелкого «я», умирает для прошлого.
– Ну, это даже и не теория, а известное многим влюбленным состояние, это часто бывает.
– Другая теория, тантрическая, обозначает вселенную как энергетическое единство мужского и женского начал. Как ты понимаешь, это схематичное изложение, в которое никак нельзя втиснуть учение, но только очень приблизительно и условно обозначить идею. Согласно тантрическому учению, мы должны воплотить в себе как мужской, так и женский принцип для обретения состояния просветленного осознания, или полной реализации. Эзотерическая область Тантры содержит секретный путь, который считается самым быстрым и потому самым опасным путем из всех, когда половой акт рассматривается как средство постижения истинной природы Будды. Разумеется, такая практика не годится для начинающих, поскольку они не способны контролировать страсти – иначе неизбежны различные падения. Наши эмоции очень сильны и, пока мы не научились использовать их для достижения глубинных слоев психики, сексуальные контакты, вместо того чтобы способствовать достижению успеха, становятся серьезной помехой духовной жизни. Лишь когда практикующий Тантру обретает контроль над собой, супружеский союз может явиться заключительным шагом к полному просветлению. Контакт с лицом противоположного пола необходим не только мужчине. Будь то мужское или женское существо – в тибетской терминологии дак или дакини – присутствие оного в определенные моменты бывает необходимо для дальнейшей работы с энергиями. Человек должен быть в состоянии использовать свою собственную энергию и силы окружающего мира. Физические йогические практики, включая супружескую практику – это искусные методы владения тонкими каналами, потоками и движениями энергии в теле. Цель этих методов – отпустить обычное желание и дуалистические концепции, чтобы пробудить реализацию собственной абсолютной природы и величайшего благословения. Высокодуховное женское существо, дакини, помогает обрести мудрость, вырваться из уз концептуального мышления и напрямую установить контакт со своими энергиями. К примеру, в специальную супружескую практику для мужчин входит овладение приемами статичного секса, при котором пара пребывает в позиции сексуального союза неподвижно на протяжении часов, лишь слегка двигаясь, когда мужская эрекция ослабевает. Считается, что дакини пробуждает интуицию и дарит практикующему йогину мгновенное озарение. Без раскрытия этой энергии практика будет вялой и слишком интеллектуальной, каналы тонкого тела, которые могут быть открыты методами тантрического секса, останутся не задействованными, и йогин не сможет достичь полной реализации. Дакини является самой энергией, динамическим принципом вселенной. Она становится проводником и супругой, активизируя в человеке его способность к интуитивному пониманию и глубокому осознанию. Обычно переживание оргазма – это отрешение от действительности, почти беспамятство, это исчерпание желания и беспокойства, что происходит благодаря удовлетворению желания. Но, если сохранять полное осознание, можно не теряться в этом блаженстве, а объединить его с осознанием своей истинной природы. Если не разделять переживание на субъект и ощущение, можно использовать эту ситуацию, чтобы обнаружить сокровенную суть вещей. Обычный движущийся ум на миг исчезает, обнажая лежащую в основе пустоту. Объединяя этот миг с осознанием, мы тем самым получаем ощущение пустоты и блаженства, которому уделяет такое внимание учение тантры. К этой практике можно обращаться, когда энергия человека сконцентрируется на более высоком уровне, и он ощущает психические или духовные наслаждения намного глубже удовольствий чувственных.
– Изысканная идея. И это ещё не всё?
– Пожалуй, нельзя оставить без внимания творческую теорию, известную со времен древнейших мистерий. Хотя эта теория не столько относительно того, как секс пробуждает духовность, сколько относительно сексуальной сублимации, которая пробуждает духовность. Если в нескольких словах, то суть в том, что страсти являются энергией для реализации личности, и только человек с сильными страстями способен на интеллектуальное или духовное творчество. Аскеза нужна для генерации творческой энергии. Таким образом, по изначальной сути аскеза является не отрицанием жизни, а упражнением в сублимации творческой энергии, необходимой, чтобы осуществлять творчество. Вне творчества нет личности. Творческий инстинкт в человеке требует аскезы, в нем человек забывает о себе и готов отдать душу ради творчества. Жизнь в духе как высшая, божественная форма творчества получила развитие в раннем христианстве. Впоследствии такой идеализм оказался трудноватым для восприятия простым народом, и современная церковь о нем как будто напрочь забыла. Это всё звучит высокопарно, но, надеюсь, достаточно понятно? - Софья снова развалилась в кресле, словно по команде «вольно».
– Представь себе, заправляет делами в виртуальном заведении барышня из священнического сословия, натура артистичная, по-своему талантливая; я ею восхищаюсь, - подхватила Марина. - Она обучалась в духовной семинарии на регента церковного хора. Столкнулась там с какими-то неприглядными вещами и напрочь разочаровалась в церковной карьере... В итоге сбежала в Питер. Некоторое время мыкалась и бедствовала, чуть ли не на вокзале ночевала, пока не нашла применения своим незаурядным талантам в качестве модели. Как видишь, сделала в этой области своеобразную карьеру, поскольку к бюсту пятого размера прилагается сильная и обаятельная личность. По ходу дела она нашла себе состоятельного покровителя, вдвое старше по возрасту, прошла курс актерского мастерства в высшем учебном заведении, теперь изучает театральный менеджмент. Она уверяет подопечных девушек, что их миссия – не столько продажа виртуального секса, сколько социальная и психотерапевтическая. Прямо-таки благородное служение ближнему. Да, презабавно нас по жизни бросает!
– Да-да, в жизни попадаются одаренные личности с огромным потенциалом, одинаково способные на так называемый грех и на подвиг самоотвержения. По-видимому, твоя знакомая – как раз такая барышня с сильными страстями. Иногда они мгновенно достигают просветления. Что у христиан, что у буддистов можно найти много поучительных историй про великих грешников и блудниц, которые в какой-то переломный момент становятся святыми.
– Казалось бы, интернет мог открыть невиданные ранее возможности для интеллектуального и духовного развития человечества, ан нет – ничто не ново под луной – народ потащил в виртуальные миры те же древние пороки, страстишки, эмоции. Все постепенно перемещается в виртуальность – общение, обучение, самовыражение, весь спектр человеческих чувств, взаимоотношения, профессиональная деятельность, торговля и финансовые расчеты... Это почти астральное существование. В свете пророчеств о грядущих катастрофах, грозящих гибелью всему живому, представляется вполне актуальным перемещение человечества не на другие планеты, а в метафизические либо виртуальные миры. Если бы не требовалось производить технические гаджеты для выхода в другие миры, людям нет надобности существовать на физическом плане. Вообрази, как это может выглядеть, если человечество перейдёт в некое фантастическое информационное измерение. Не станет физического тела – не будет болезней и смерти, разве что крах компьютерной памяти при некорректном использовании системы. Хотя… для такого случая существует удалённое хранение файлов. Отпадет надобность в монотонном отупляющем труде ради куска хлеба и крова над головой. Да это же библейский рай! Но коль скоро страдания, по учению Будды, происходят от привязанности и невежества, то они, наверное, для подавляющей части человечества все равно остались бы, только в более изощрённой форме. Это ли не ад? А как насчёт творческого начала? Не для того ли всевышний сотворил безумный страдающий мир, чтобы человек стал его со-творцом? А как у вас, буддистов? Высшая цель всего живого – уход в нирвану?
— Помочь всем живым существам уйти из мира страданий. Это идея не только буддистов - когда разум, или материя, узнает всё, то существование отдельных индивидов и материального, или корпускулярного, мира он сочтет ненужным, так что перейдет в лучевое состояние высокого порядка, которое будет всё знать и ничего не желать, то есть в состояние богов. Только я сейчас не стала бы вдаваться в заумь, вернёмся к заботам нашего мира. Чем теперь занимаешься?
– Делаю кое-какие наброски для себя, – смущенно пробормотала Туманова. – Под Рождество я собираюсь с визитом к князю Кованскому; мы с ним предполагаем обсудить один фрагмент из моих замыслов. Довольно спорный, признаться, фрагмент, или фантастический, но образы являются и требуют реализации, так что мне ничего не оставалось, как только вкратце изложить. Может, однажды, когда будут деньги на жизнь, это выльется в литературную вещь; а пока у нас намечаются небольшие литературные чтения. Так вот, у князя будет пара-тройка его учеников. Я, собственно, себя к ним не причисляю, поскольку у нас изначально имелись расхождения насчёт некоторых учений. Однако, наше общение, без сомнения, наложило на меня отпечаток в годы студенчества – благодаря энциклопедическим познаниям Кованского и возможности пастись в его библиотеке. Мы с тобой побывали у нового русского; не хочешь ли познакомиться с представителем исчезающего вида старых русских?
– Охотно. Ты еще несколько лет назад рассказывала о Кованском. Да ему, наверное, уже под сто лет? Рада слышать, он еще жив и есть удобный шанс с ним лично встретиться, – оживилась Софья. – А ничего, если мы вдвоем заявимся, я-то не звана?
– Ну, положим, не под сто, а под девяносто лет — он родился за год до революции. Он утверждает, что увлекся теософией с пятилетнего возраста, когда прочёл оккультно-спиритический роман «В ином мире» Веры Крижановской, она иногда писала под псевдонимом Рочестер. Его родители интересовались трудами Елены Блаватской и изданиями теософического общества. Сын всю жизнь оставался верен их взглядам, хотя в советские времена по понятным причинам не афишировал свои теософские, православные и монархические убеждения. Он недолюбливает и не принимает Кришнамурти из-за публичного разрыва того с теософами. Кришнамурти, как тебе известно, один из моих любимых мужчин, и, надо заметить, пункт расхождений во взглядах с князем.
– Я тоже люблю Кришнамурти, это поистине просветленное существо, но, к сожалению, он не дает никакого пути. В тибетском буддизме есть проверенные практики, это для меня важнее всего.
– А коль скоро Блаватская изучала тибетский буддизм и очень серьезно к нему относилась, тебе в доме князя обеспечен тёплый заинтересованный прием, – заверила Марина.
Русь уходящая
Князь Кованский с супругой, которая была лет на двадцать его моложе, хотя тоже давно на пенсии, занимал две комнаты из шести в заурядной питерской коммуналке в районе Витебского вокзала. Пятиэтажный дом, построенный в позапрошлом веке, как и все дома в округе, оказался изрядно облезлым, парадный подъезд – выстуженным на январском морозе, запущенным и загаженным, хотя под толстым слоем зеленой масляной краски хранил воспоминания о декоративных плафонах и лепнине.
Традиционно в больших петербургских квартирах комнаты шли анфиладой, вдоль длинного коридора от входной двери до черного хода. В пору «уплотнения» жильцов после революции межкомнатные двери анфилады обычно перекрывали, двери всех комнат выходили в тёмный коридор, в квартире ютилось два с лишним десятка человек, Теперь, когда население города убыло, в квартире осталось, включая князя с супругой, всего шесть человек – цирковая акробатка с ребенком, наркоман, воровавший на общей кухне у своих же соседей еду и все, что успевал схватить, и сестрица наркомана, по выражению Кованского, не особенно тяжелого поведения.
Щуплый сутулый человек, с венчиком волос вокруг изрядной лысины и седой бородой, встретил гостей у старинной дубовой двери в прихожей, чуть не вплотную приближая лицо, чтобы рассмотреть вошедших, радушно бормоча под нос с невнятной дикцией что-то вроде: «Очень рад, очень приятно, проходите, пожалуйста!» Держался он с той простотой, что присуща старой интеллигенции, потомственным аристократам да крестьянам на русском Севере. Среди его бывших студентов и знакомых о нем ходили забавные и противоречивые слухи, с одной стороны, как о маге – оккультисте, специалисте по йоге и восточной философии, знатоке полутора десятков современных и мертвых языков, всемирной истории, литературы, обладателе уникальной домашней библиотеки; с другой – как о городском юродивом, разгуливавшем зимой в рубашке с короткими рукавами, чуть ли не сектанте, чудаке, таскавшем куски разбитого асфальта со своей клумбы в мусорные баки, к великому неудовольствию водителей мусорных машин. Он упрямо высаживал под окнами дома цветы, которые тотчас разворовывали и вытаптывали окрестные жители. У него обе комнаты сверху донизу были забиты книгами – на стеллажах, в шкафах и на столах. Могло показаться, что они навалены в беспорядке, но у него была феноменальная память и своя система, так что он почти всегда находил нужные книги на ощупь, если эти книги у полуслепого старика не прихватывали по случаю недобросовестные посетители. Кованский при всякой возможности старался поделиться с молодежью своими энциклопедическими познаниями. Он взял на себя такую миссию, или сценарий; он охотно исполнял роль просветителя, или, как он говорил, культуртрегера, пусть и себе в ущерб.
Его родители уцелели в ходе революционных потрясений, хотя, согласно «Общему гербовнику дворянских родов Всероссийской Империи», издание которого начато по указу Павла I в 1797 году, князья Кованские значились среди древних фамилий, ведущих свой род от Рюрика. Большевики легко могли поставить им в вину уже одно происхождение. По рассказам Алексея Кованского, дело, возможно, в том, что семья его давно не владела никакой собственностью. Получилось так, что дед, композитор, натура творческая и романтичная, женился на лютеранке, гувернантке из Швейцарии, и растерял все имущество в ходе реформы по отмене крепостного права в 1861 году. Непрактичный предок скоропостижно умер в тридцатилетнем возрасте, оставив вдову-иностранку с шестью детьми на руках совершенно без средств. Она, однако, оказалась дамой деятельной и предприимчивой, получила место начальницы сиротского дома в Казани. При этом ей полагалось жалованье из казны и квартира. Самостоятельно подняла детей и дала всем весьма приличное светское образование. Один из них в начале прошлого века окончил естественное отделение Казанского университета и, женившись, уехал в Сибирь, где служил в Переселенческом управлении. В теплое время года они с женой и небольшой группой помощников ездили верхом по тайге, определяли места, удобные для поселений крестьян, переезжающих из европейской части России по столыпинской программе переселения. По пути производили маршрутную съемку, фотографировали, делали заметки, а в холодное время года обрабатывали результаты экспедиций. Поздний единственный ребенок, Алексей, родился в Сибири за год до революции. Отец получил право на ношение княжеского титула совсем незадолго до октябрьского переворота. Князь Кованский-старший после большевистского переворота сначала даже получил повышение по службе, потом несколько месяцев просидел, вернее, простоял на ногах из-за антисанитарных условий в переполненной тюремной камере; в конце концов, его выпустили. После нескольких лет мытарств и безуспешных попыток служить в советских учреждениях князь с семьей вернулся в Казань, жил то преподаванием иностранных языков, то распространением подписных изданий, а больше бедствовал, и Кованский-младший помогал отцу деньгами из зарплаты университетского доцента.
Пока Туманова обменивалась приветствиями с другими гостями и удобнее устраивалась, Алексей Кованский занимал разговорами новую гостью:
– Я вообще-то с детства тяготел к гуманитарной области знаний, но поскольку эти науки были идеологизированы до крайности, и там полагалось всячески превозносить марксизм-ленинизм и лично товарища Сталина, то я поступил в Казанский университет по специальности, к которой трудно привязать политику, разве что в нескольких обязательных строках предисловия к учебнику. После университета я работал при Академии наук, производил разные вычисления. А в аспирантуру попал случайно, благодаря одному комическому происшествию.
Он сделал выжидательную паузу. Гости, конечно, полюбопытствовали и хором стали просить рассказать эту историю.
– Ну, если всем это интересно, извольте – ухмыльнулся он в бороду. Дело было во время войны. Как вы понимаете, в армию я никак не годился по причине слабого здоровья и плохого зрения. Однажды по осени сотрудников Академии наук отправили в колхоз копать картошку. Нас разместили на постой по колхозным избам. Я с несколькими другими товарищами попал в одну татарскую избу. А погода стояла уже довольно холодная, и хозяйка уложила нас спать на теплой печи. Моим соседом оказался еврейский юноша, эвакуированный из блокадного Ленинграда. Он там, бедный, натерпелся всяких ужасов, очень нервный был. Накормили нас мякинным хлебом, ничего другого не было. Но мы, голодные и промерзшие, и тому были рады. А я, бывает, когда переем на ночь, могу закричать во сне. Вот и в этот раз, по своему обыкновению, взвыл посреди ночи, да прямо в ухо своему соседу. Юноша в темноте спросонья ничего не понял, перепугался и тоже дико заорал. Здесь и хозяйский ребенок проснулся, заплакал в голос, и вся изба пришла в движение. Мать ребенка, хозяйка-татарка, тоже разоралась, поднялся шум и гам, и меня как зачинщика беспорядка выставили из избы в холодный коридор. Я сполз по стенке, меня трясло от безмолвного хохота. В этот момент из другой половины вышла женщина по малой нужде. В темноте на меня наткнулась, завизжала и с испугу здесь же осуществила то, ради чего направлялась на двор. Словом, вторая половина дома тоже лишилась сна. Потом все долго ещё не могли успокоиться, поутру встали хмурые, не выспавшиеся, и, во избежание проблем, меня выгнали из колхоза обратно в Казань. А там как раз шел набор в аспирантуру. За неимением других подходящих кандидатур меня и взяли, несмотря на сомнительное, с точки зрения начальства, происхождение. Так я стал впоследствии ученым-математиком, доцентом в университете. Не знаю, благодаря какому чуду сталинские репрессии обошли семью стороной. Я позволял себе довольно-таки рискованные по тем временам вольности – переписывался на международном языке Эсперанто с зарубежными корреспондентами, продолжал ходить в дома, где кого-то арестовали как «врагов народа», и посещал церковь по праздникам. Как я слышал, местные товарищи из органов государственной безопасности даже заказали для своей организации учебник Эсперанто. Я чрезвычайно рад, что, возможно, благодаря мне некоторые сотрудники органов познакомились с благородной идеей доктора Заменгофа, создателя универсального международного языка всего лишь с шестнадцатью грамматическими правилами. Помнится, в послевоенное время я переписывался с орнитологом из Дании, и тот однажды спросил в письме: «Когда к вам прилетает кукушка?» Потом один товарищ из органов долго допрашивал меня, с каким заданием направляется в Казань заграничный агент под кодовым именем «кукушка». А в Пасху я нарочно собирал крашеную яичную скорлупу и потихоньку разбрасывал по улицам, чтобы люди видели – вера жива; или в Троицу шел с обедни, демонстративно размахивая березовыми веточками. И, как ни странно, все сходило с рук. А в лагере для заключённых мне, скорее всего, сразу бы конец – я был хилым, слабым, и доктор еще в детстве сообщил мне, что я скоро ослепну. Это было довольно жестоко. Случалось, я просыпался среди ночи – кругом кромешная тьма, и я думал, что уже ослеп. Доктор, к счастью, ошибся. Мне уже сильно за восемь десятков, а я ещё что-то вижу, даже могу читать с лупой. Так вот, после смерти Сталина я переехал в тогдашний Ленинград. Математика для меня – брак по расчету, причем удачный. Преподавание в вузе всю жизнь неплохо кормило; даже и теперь, на пенсии, сносно. Однако я пока умолкаю – давайте послушаем чтение другой истории, ради чего сегодня собрались.
Легенда о Золотом веке
По мере приближения неярко мерцающей голубой планеты из межзвездной разреженной тьмы Ева погружалась в тоскливое оцепенение. Темные страсти и безотчетные страхи были чужды гармоничному бытию ангелоподобной расы; неведомое доселе чувство, похожее на безысходность, она связывала с тяжелым информационным полем голубой планеты и относила к специфическим местным феноменам.
На небольшой планете во всевозможных средах кишела поразительно разнообразная жизнь с проблесками разума, правда, в грубой органической форме, где одни виды биоорганизмов, в яростном стремлении выжить и размножиться, поедают и вытесняют другие. Часть видов в качестве биологического топлива использует растительные формы жизни, часть – трупы убитых животных. Некоторые виды отличаются такой неразборчивой всеядностью, что даже способны в особых случаях поедать тела своих сородичей – эти функционируют как агрессивные биологические машины, запрограммированные на захват пространства и доминирование. В этом хаосе потрясала слепая и необузданная творческая энергия. Вполне вероятен исход, при котором планета обречена на опустошение: со временем наиболее агрессивный и изощренный вид займет всю поверхность и, лишившись кормовой базы, истребит себя сам. Но куда более неприятная угроза таится в том, что этот вид случайно или осознанно овладеет способом управления плотностью материи, то есть частичной дематериализацией с последующей материализацией, просочится в тонкие измерения, разнесется по другим мирам и запустит там сценарий хаоса и самоистребления. Переход в тонкие измерения дает возможность сколь угодно далеко путешествовать во вселенной, как это давно и успешно использовали существа расы, к которой принадлежала Ева. Задача миссии заключалась в исследовании и определении потенциальной угрозы биологического слоя этой планеты для других вселенских миров. Собственно, жизнь на этой планете началась с агрессивных примитивных бактерий, занесенных из космоса. Обретя благодатную питательную среду в минерализованной теплой воде праокеана, они развились в плотные материальные биологические формы жизни. Миллиарды лет назад простейшие бактерии научились при помощи фотосинтеза поглощать солнечную энергию и двуокись углерода. Они хорошо развивались в условиях, когда в атмосфере Земли был довольно низкий уровень кислорода. С полмиллиарда лет назад в атмосфере несколько повысился уровень кислорода – из одноклеточных организмов начали развиваться многоклеточные. Те, в свою очередь, стали эволюционировать до форм, подобных тем, что существуют в других уголках вселенной и в состоянии приспособиться к здешним условиям, потому как в каждой живой клетке вселенной содержится информация о целом мироздании.
Тела пришельцев заключали в себе отдельные характеристики и свойства материи, но природа их была более тонкой, чем белковые тела здешних организмов. Они хотя и подпадали под некоторое число законов физического мира, связанных с материей и пространством, но в своих почти нематериальных телах не могли взаимодействовать с плотной окружающей средой. Участникам миссии предстояло облечься в трехмерную плоть, подвластную местной природе времени, и Ева относила свои непривычные чувства к предстоящему погружению в несвободу и тяжесть белкового тела. Она отметала, как невероятную фантазию, скорбное предчувствие, что отныне и до скончания веков связана с этой юдолью страданий. Такая вероятность, хоть и ничтожно малая, все же была. Гости рисковали остаться на Земле заложниками законов плотного мира, если предположить, что корабль с его устройствами по использованию пространственной антигравитации и по преобразованию структуры материи каким-либо непредсказуемым образом подвергнется полному уничтожению после перехода пришельцев из тонкого состояния в плоть. В случае гибели корабля им ничего не останется, как только ждать естественного износа и смерти биологического тела, когда они в любом случае очутятся в своём тонком теле. Но и тогда возвращение в свою духовную обитель – путешествие не из простых, через бесконечные блуждания по орбитам вселенских миров с их бесчисленными измерениями.
Ко времени прибытия миссии на планете уже сформировался вид с высокоорганизованным интеллектом, по своему принципиальному строению напоминающий пришельцев, как злая пародия. Только тела этих особей были более грубы, мускулисты, покрыты шерстью, приспособлены к употреблению в пищу многих здешних растений и плодов, а также плоти чуть ли не любых тварей, включая себе подобных. Причем, они могли поедать даже существ, более сильных физически и совершенных биологически, поскольку чаще всего действовали стадом, отличались коварной изобретательностью. Они использовали для убоя живности примитивные орудия из дубья и камней, которыми вооружали свои хваткие верхние конечности, тогда как задние конечности использовали для передвижения. Однако, в силу изначального происхождения, эволюция их духа недалеко продвинулась от уровня агрессивных микроорганизмов и неизмеримо отстала от физического чуда расцвета богатейших форм жизни.
Подобное к подобному – в более тонком околопланетном измерении царили гении местностей, духи многообразных природных сред, проказливые души развоплотившихся животных и всякая коварная малосознательная нечисть. Они распоряжались и играли материальным миром в меру собственного развития. Чем плотнее материя, тем более она зависима и взаимосвязана с природными процессами в ближайшем окружении и во вселенной, тем более подчинена физическим законам и ограничениям. Самое отвратительное, жутко буйствовали стихийные демонические сущности, в ходе природных бедствий несущие страдания и погибель всему живому – не то, что по преднамеренной злобе, а из безучастного любопытства к агонизирующей одушевлённой плоти, которая попадалась им во власть.
Миссия из восьми космических странников с Евой во главе расположилась лагерем в большой благодатной долине в междуречье. В веселой цветущей и плодоносящей зелени пробирались, прыгали и летали всякие забавные создания. Никакая агрессивная живность планеты не могла нанести вреда пришельцам, поскольку подпадала под воздействие психического поля более высокой расы. Пришельцам в пищу вполне годились плоды и семена растений из тех, что произрастали поблизости. Хотя грубая оболочка оказалась довольно уязвимой и взыскательной к физическим параметрам окружающей среды – температуре, составу газов в атмосфере, влаге, свету и набору питательных веществ, земное тело показалось Еве занятной биомашиной, позволяющей непосредственно манипулировать плотной материей, вести исследования и возиться с любопытной живностью, радующейся жизни вокруг. Феноменальным оказалось, что биомашина обладает не только собственным разумом, способностью к саморегуляции в случае некритических повреждений, но и сверхчувствительностью – как к страданию от неблагоприятных внешних условий, так и к получаемым через органы чувств ощущениям, которые кажутся приятными, хотя могут быть совсем неполезными самой биомашине. Главные радости существ этого мира заключались в удовлетворении биологических потребностей, направленных на питание и безопасное произведение потомства. Но их существование не сводилось только к тому, чтобы стремиться к удовольствию и избегать страдания. Другой феномен заключался в том, что ради получения удовольствия или под воздействием бессознательной страсти наиболее развитые животные могли сознательно пойти на деструктивные действия даже по отношению к себе, вопреки инстинкту самосохранения, не говоря об агрессии, направленной во внешний мир.
Миссия склонялась к логическому заключению, что развитие физической жизни на Земле и, соответственно, сферы взаимосвязанных с нею тонких миров пошло в нежелательном направлении. Существующий биологический слой, похоже, следовало истребить, иначе через какие-нибудь десятки тысяч земных лет планета станет опасно прогрессирующим источником деструктивного сознания.
При всем разнообразии жизни на Земле, из всех высокоорганизованных животных именно тому виду, который более всего смахивал на пришельцев, в наивысшей степени оказалась присуща парадоксальная черта некоторых местных организмов – гипертрофированная тяга к удовольствию и доминированию, способная нейтрализовать стремление тела к самосохранению и извратить модели поведения. Они, не колеблясь, причиняли страдания и без особой надобности уничтожали других существ, повинуясь своим стихийным наклонностям. Этот вид был уязвимым в условиях окружающей среды и далеко не самым сильным на планете, но выделялся умением использовать и даже создавать простейшие орудия. Их мироощущение практически замыкалось в рамках телесных органов чувств – из ограниченной мрачной глубины плоти они в очень слабой степени умели передавать информацию друг другу напрямую, непосредственно через обмен образами и мыслеформами, как контактировали между собой пришельцы. Хотя, если бы и умели, явно не смогли бы вместить информацию духовной расы в круг собственных инстинктивных понятий биологического выживания-страдания-удовольствия. Они общались между собой больше при помощи жестов, мимики и звуков, передающих примитивные эмоции.
Вместе со страстью к подражанию и невероятным любопытством у этих созданий, однако, обнаружились способности к абстрактному мышлению, то есть, к усвоению системы коммуникации через звуковые обозначения предметов и основных понятий. Нескольких молодых особей удалось обучить звуковой коммуникации; самого смышлёного пришельцы назвали Адам. Адам в ходе опытов выучился организовывать звуки в простейшие слова и создавать из них смысловые блоки.
Итак, вначале было слово. Когда на планете прозвучала членораздельная речь, мир соскочил с оси. Земля, как прочие космические тела – живое существо, обладающее душой. Планетарный Демиург сам по себе не ведает добра и зла; его развитие соответствует уровню духовной жизни на планете. Ева и ее спутники, по-видимому, недооценили силы Демиурга, питающегося волей и энергией страстей земных обитателей. Вполне возможно, он попытался погубить миссию из инстинкта самосохранения. Странно, что пришельцы не смогли использовать свою способность к предвидению – должно быть, она притупилась с непривычки к плотной белковой оболочке. Что-то пошло не так. По непредвиденному совпадению именно в ту пору разразилась, глобальная катастрофа – сместились полюса, изменилось вращение Земли, планету потрясли глобальные тектонические сдвиги. Словно в дела миссии вмешался демон планеты, или Демиург, чтобы получить шанс уцелеть, несмотря на внеземное вмешательство. Корабль пришельцев бесследно сгинул в разверзнувшихся недрах – буквально провалился сквозь землю.
После катастрофы Ева объявила спутникам:
– Миссия провалилась в прямом смысле. Вы вольны сделать теперь свой выбор. Я решаюсь на самопожертвование – остаться здесь в женском теле и дать начало новой расе, хотя последствия такого шага предсказать не берусь. У Земли не только огромный деструктивный, но и творческий потенциал. Генетический код человекообразных бестий изменится благодаря моим потомкам. Возможно, новое человечество, неся в себе семя земных существ, приспособленных к выживанию во враждебном окружении, и духовной расы, со временем породит облагороженные поколения. Планета станет садом с одухотворенной и преобразованной природой. Женщины останутся продолжательницами рода и хранительницами измененного кода, даже если постепенно приобретут многие негативные качества местных тварей. Но и мужские особи неизбежно унаследуют новые качества, благодаря которым, с их творческим потенциалом и интеллектом, возможно, сумеют преобразить планету. Я останусь со своими потомками до скончания времен, снова и снова перевоплощаясь в смертных телах.
Семеро спутников Евы, однако, сделали свой выбор в пользу пребывания в тонких телах, пусть и в пределах ближних миров – они предчувствовали, что едва ли смогут когда-либо вернуться в родное измерение. Поздновато проснулось предвидение! Через сотни тысяч лет их назовут верховными ангелами. Они опасались другого варианта развития событий:
– Пусть так, катастрофа расколола сушу планеты на части, климат и природа радикально изменились, поэтому основная масса человекообразных все равно вымрет. Несколько сообществ уцелело в разных местах с относительно благоприятными условиями, но, судя по всему, это – тупиковые ветви, которым едва ли суждено развиться выше здешних животных. Допустим, новый вид человека с измененным кодом резко выделится из животного мира. Однако существует вероятность, что женское потомство больше уподобится местным тварям, а мужские особи унаследуют высокоразвитый интеллект. При этом последние останутся куда сильнее физически и грубее психически. Агрессивные, стремящиеся к доминированию, мужские особи со временем научатся властвовать над женщинами и оставят им зависимые и подчиненные роли, как слабейшим. В результате мы получим вид существ с изощренной психикой и животной ненасытностью. Никому не дано предвидеть, в каком направлении пойдёт их развитие. Прогноз неутешительный...
– Даже если так, в их среде неизбежно будут время от времени появляться просветленные существа, способные менять направление развития целых сообществ. Дух определяет материальную форму. Может, и они переродятся. Именно поэтому я совершаю своё жертвоприношение. Подождем, что случится через сотню-другую тысяч лет, и если ничего не выйдет, то... найдем способ реализовать изначальный план. Результат творчества действительно никому не дано предвидеть, поскольку творчество означает создание не бывшего в мире – дадим этой планете шанс. В конце концов, если они при изощренном интеллекте не изживут свою агрессию и деструктивное начало, то сами, без посторонней помощи, уничтожат свою среду обитания и все живое на Земле, включая себя.
Что было потом? Во всех человеческих племенах остались легенды о первых поколениях, произошедших от Евы, как об ангелах, или богах и богинях, вступавших со смертными в плотские связи, от которых рождались полубоги и герои. Предания о блаженном Золотом веке, когда все живые существа жили в полном согласии и люди и говорили на одном языке, бытовали у греков, американских индейцев, африканских, австралийских племен… Это была эпоха матриархата, и в мире царила женственность. Женщины положили начало искусствам, почитанию духовного мира и целительству. Их цивилизация была проникнута поэтическим восхищением перед мирозданием и обожествлением природы, она шла по пути познания парапсихологических явлений и гармоничного существования в окружающей среде. Считается, женщины и поныне больше склонны к самопожертвованию во имя любви, в большей степени чутки в обычной жизни к манифестациям тонких миров и к душевным состояниям людей; а мужчины в целом лучше ориентируются в естествознании, технике.
Во всяком мужском сообществе, в любом кругу – тюрьме, армии, монастыре, светской гостиной – непременно выстраивается иерархическая схема. По мере освоения материального мира иерархия и сила перевесили чашу весов. Воцарился железный век. В агрессивном мужском мире возникли войны и политика как извращённые инстинкты воспроизводства и питания. Отправление религиозных культов почти повсеместно перешло в руки мужчин. Они поставили себе на службу авторитет религии, а в оправдание миф о происхождении женщины из ребра Адама стали трактовать, как обоснование подчиненного положения женщины. Инквизиторы на всякий случай ревностно сжигали на кострах всех, кого могли заподозрить в обладании оккультными способностями, а заодно тех, чьим имуществом могли завладеть. Инквизиторы как стражи идеологии в том или ином обличье присутствовали на всем протяжении истории мужской цивилизации. Едва ли они сами от этого выиграли – подчиненное положение женщин привело к выведению рабской породы лживых, завистливых, коварных существ, по слабости своей видящих смысл существования в самоутверждении и манипулировании ближними. Эти лукавые существа, в свою очередь, произвели подлую породу мужчин с негативными умственными мутациями.
Таким образом, развитие мужской цивилизации пошло по пути социального насилия, агрессивного вмешательства в природу, по разрушительной технократической модели, поставив мир на грань тройной катастрофы – гуманитарной, экологической и военной. Просветленные существа, которые время от времени объявлялись в разных народах, предупреждали: все человечество должно духовно преобразиться – либо погибнуть в последней войне. Глобальная феминизация – отчаянная попытка вмешательства Демиурга в функционирование человеческого сообщества ради сохранения тела планеты. Человеческая цивилизация обречена на самоуничтожение, если в мире вновь не воцарится Женственность как возврат к относительному равновесию мироздания...
Тайны Марии Магдалины
Туманова закончила читать и как попало засунула листы в сумку.
– Однажды такая картина явилась мне, как видение, и я попыталась изложить это в общих чертах на бумаге. Получилось похоже на легенду о Золотом веке или на литературную идею. Что вы, князь, об этом думаете? – обратилась она к Кованскому.
Он сидел, опустив глаза и склонив голову набок, и казался задремавшим, но тотчас оживился:
– Да-да, вы ведь знаете мое отношение к прекрасной половине человечества как к существам более совершенным. Даже по Библии, в шестой день Бог создал земных зверей, скот, пресмыкающихся, мужчину и женщину, и заповедал всем творениям плодиться и размножаться. В седьмой день Всевышний почил от дел и благословил этот день. После всего этого в тексте идет рассказ о создании человека из праха, как Бог насадил рай в Эдеме на востоке и поместил там человека, как, усыпив его, создал ему помощницу из ребра. Но ведь раньше уже шла речь о создании мужчины и женщины! Там что же, была другая? Вам известны древнееврейские апокрифы о первой женщине по имени Лилит, варианте не особенно удачном, с темной животной натурой. Получается, если Адам сотворен из праха, то Ева уже создана из рафинированной живой материи. Очень удачный оборот событий: заснул, очнулся – на груди другая женщина, новое прекрасное существо! - хитро улыбнулся он в бороду, потом выпрямился в кресле, сел удобнее. - А Елена Блаватская в «Тайной доктрине» пишет по поводу происхождения человека, что существовала одна раса, состоящая из чисто физических тварей, другая же была чисто духовная. Древние предания говорят, что соединение этих двух рас произвело на свет новую расу Адамитов. Эта новая раса разделила натуры обоих родителей и, таким образом, оказалась приспособлена к существованию в обоих мирах – материальном и духовном. При этом рассудок человека соединен с его физической половиной, чтобы он мог сохранять своё верховенство над низшими животными и подчинять природу своим надобностям. Рассудок, как известно, просто делает выводы из конкретных предпосылок и зависит от информации, которую получает посредством чувств; он напрямую не связан с духом. А совесть соединена с духовной половиной человека и служит чётким ориентиром в сфере чувств; совесть мгновенно ощущает, что правильно и что неправильно, и это ощущение может исходить только от духа, который всеведущ. Дух абсолютно чист и мудр в силу своей божественной природы. Не лишено логики утверждение древних теургов, что человек, в достаточной степени победивший материю, способен достигнуть просветления – ощутить непосредственный свет духа, дающий интуитивное осознание истины, несмотря на ограниченность рассудка.
Молодой человек из гостей, представленный как Саша, студент не то философского, не то богословского факультета университета, худощавый, со светлыми глазами навыкате и тощей клинообразной бородкой, высказался с некоторым вызовом, обращаясь не столько к Тумановой, сколько в пространство:
– Я не совсем понял, что это было – рецепт спасения цивилизации, версия происхождения человечества или вариация на тему гностических теорий?
Марина немного подумала и отвечала простодушно:
– Я склонна видеть в этом идею для литературной разработки. Честно говоря, я только поверхностно знакома с гностическими теориями – буду признательна, если поясните, в чем связь. Это просто набросок, может, идея для литературной разработки.
Саша с готовностью оседлал своего конька, это была тема его работы:
– Как утверждали гностики, Христос после воскресения будто бы открыл много разных тайн Марии Магдалине. От нее эзотерическое знание дошло до последующих поколений через ряд посвященных. Посвященные – это элита, достойная хранить тайный гносис. В гностицизме эклектически соединились греческая философия стоиков, учение Платона, влияние Востока и христианские идеи. Суть учения гностицизма – спасение человека через гносис, то есть, познание. Гностики считали, что из незримого рождается видимое, а из благого Бога в качестве продолжения - злой Бог, или Демиург. История мира представлялась им страшной драмой, эпилогом которой стало пленение материей души. Для освобождения души из этого плена сквозь сферы спускается Искупитель, который принимает материальную форму и уводит к Богу светлые души, жаждущие спасения и сливающиеся с ним в единое целое. Гностицизм основывался на дуализме бытия. В отличие от манихейства с его скрытым двоебожием, то есть, учением о вполне самостоятельных добром и злом первоначалах, гностики признавали существование верховного, трансцендентного Бога, и низшего, Демиурга, управляющего нашим миром. Один Бог, явленный всему творению во Христе, представляет собой благое по своей сущности верховное начало, истинный источник всего, о котором до прихода Христа никто не знал. Другой, ветхозаветный Яхве, – что-то вроде платоновского Демиурга, организующего и распоряжающегося всем творением под тайным руководством верховного Бога. Этот низший Бог – мелочный, злой и, в сущности, антропоморфный – в этическом отношении нейтрален. Однако в его распоряжении находится материальный мир, который, в основном, характеризуется низменностью, темнотой, беспорядком и злом. Такое представление о миропорядке было прямым вызовом христианству, утверждавшему, что Бог – един и что он являл себя в истории древнего Израиля. В гностической космологии различалось три мира – это высшие сферы, подвластные верховному Богу, потом царство ветхозаветного Яхве и, наконец, Земля, находящаяся под юрисдикцией дьявола, «князя мира сего». Такая структура позволяет объяснить происхождение зла. В прозвучавшей «Легенде о Золотом веке» также фигурирует Демиург, развитие которого соответствует общему уровню развития духовной жизни на планете Земля, чуть ли не на уровне примитивных бактерий. Это первый пассаж на тему гностицизма. Второй пассаж заключается в том, что в учениях гностиков, под влиянием мистерий эллинистического мира и древнейших культов, присутствует мотив женщины как носительницы знания и мудрости. В одном из гностических апокрифов повествуется о духовной сущности, об истинной Еве, вошедшей в древо познания; она просвещает Адама через Еву земную, опять-таки женщину. Из сострадания она даровала Адаму душу и познание истинного Бога. В историческом христианстве гностическая идея Софии Премудрости Божией не получила ни дальнейшего развития, ни тем более, богословской разработки и догматизации. В христианстве восточного типа образ Софии Премудрости Божией все-таки удержался, хотя и остался никак не связанным с православной богословской доктриной, даже как-то глухо ей противореча. Слабые попытки увязать одно с другим приводили к своеобразным трактовкам, вроде понимания Софии как условно-символического выражения Логоса, Христа.
– Как вы, вероятно, знаете, последняя идея встречается у Тертуллиана, одного из первоучителей церкви, который создавал свои творения прежде I Вселенского собора. В его понимании Христос – это сын Божий; он же божественный разум, Логос, а также божественная Премудрость, София. Вероятно, его идея основывается на изображении Премудрости как женского аспекта творения в Ветхом Завете в Книге притчей Соломоновых. У меня здесь на полке должна находиться Библия; если не трудно, достаньте мне ее, пожалуйста! – обратился Кованский к Саше. Сам он книги не видел, а помнил на ощупь, где что лежит.
У него было в обычае начинать рассказ о малоизвестных фактах и теориях с присказки «как вы, вероятно, знаете…». Это был слишком щедрый аванс. Слушатели обычно не знали, но не торопились это объявить и ждали продолжения. А для Кованского был повод просветить молодежь, следуя своей миссии. Он уткнулся носом, на который были нацеплены мощные очки, в страницы, отыскивая в книге знакомое место:
– Вот, подождите, сейчас… вот это место: «Господь Премудростью основал землю; небеса утвердил разумом; Его Премудростию разверзлись бездны, и облака кропят росою». Из этого текста следует, Премудрость существовала еще до сотворения мира и лежит в его основе. Или вот еще послушайте, где Премудрость взывает к сынам человеческим, вот, в этом прекрасном поэтическом фрагменте, она называет себя художницей творения: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони: от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь пред лицем Его во все время…». Полагаю, присутствующим будет интересно заново прочесть с этой точки зрения Книгу Притчей. Несомненно, исторический царь Соломон был мистом и посвященным, даже если предположить, что авторство данной книги ему приписано.
Кованский отложил Библию в сторону и добавил:
- Не следует упускать из вида, что отцы церкви – исключительно, заметьте, мужчины – принимали отдельные догматы, исходя из соображений, скорее, душеполезности, нежели богооткровенности. Так, в первые века христианства, вернее, на II Вселенском соборе в Константинополе в 381 году, они объявили ересью учение о переселении душ, мотивировали решение тем, что, в расчете на другие жизни, люди будут меньше бояться смерти и больше грешить. Тогда как, будучи напуганы, что живут единожды и что за гробом их ожидает неминуемый Страшный суд и геенна огненная, станут меньше безобразничать. На том соборе они приняли и концепцию триединства Бога.
– А мне в пассаже про инопланетян слышится пафосная феминистская эзотерика. Идеи Софии Премудрости Божией и Вечной Женственности, популярные у русских поэтов-символистов в начале прошлого века, куда привлекательнее западного феминизма, придуманного эмансипированными дамочками с комплексом ущербности, – подал голос другой гость Кованского, Олег, плотный темноволосый мужчина лет тридцати. Олег, по примеру Кованского, был вегетарианцем и последователем системы закаливания с обливанием холодной водой, изобретенной донским старцем. Правда, Кованский оставил эксперименты с закаливанием после того, как старец провозгласил себя победителем природы, учителем народа и собрался жить вечно, но, по выражению Кованского, «покинул физический план» в возрасте 85 лет.
– А вот с этим позвольте не согласиться, – живо обернулась к нему Марина. – С таким же успехом вы можете обвинить в феминизме древнерусского монаха-летописца, который, сидя в келье, переписывал «Повесть временных лет». В «Повести…» есть занятный рассказ о законах неких гилий. У них женщины, как невозмутимо и даже с долей уважения повествует монах, пашут и строят дома, совершают прочие мужские дела, но и любви предаются, сколько хотят, не сдерживаемые своими мужьями и не стыдясь; среди них есть храбрые женщины, искушенные в охоте на зверей. Эти жены «властвуют над мужьями и повелевают ими». Потом летописец сообщает о вольных нравах в Британии, где «несколько мужей с одною женою спят, и многие жены с одним мужем связь имеют, и это как закон отцов совершают, никем не осуждаемые и не сдерживаемые». Естественно, не оставлены без внимания амазонки. В полном соответствии с древнегреческой версией летописец рассказывает, что амазонки не имеют мужей, а по весне разбегаются по окрестностям и вступают в союз с мужчинами. Зачав, воинственные женщины покидают те места; а когда приходит время родить ребенка, от новорожденных мальчиков избавляются, а девочек вскармливают и воспитывают со всевозможным прилежанием. В другом списке этой же летописи приведен еще один любопытный рассказ на тему женских прав. Переписчик повествует о египетской земле – там женщины в древности сходились, с кем хотели. Когда женщина рожала ребенка, она объявляла мужчине, который ей люб, что это его дитя, а тот устраивал праздник, и брал себе ребенка. Один из фараонов, якобы, впоследствии пресек такие вольности. Что это – эхо незапамятного верховенства женщин или утопическая мечта келейного затворника о мирном сосуществовании полов, о более осмысленном устройстве общества?
– А вы, случаем, не знакомы со сказками Германа Вирта? Совсем нет? Я, правда, не склонен воспринимать его как серьезного ученого, – важно продолжал Олег. – Вирт изучал филологию, германистику, историю и теорию музыки. Он исследовал доисторические идеограммы и системы письменности разных культур и пришел к выводу, что письменность распространилась по свету благодаря влиянию и миграциям нордической проторасы, культурным центром и колыбелью которой был Атлантис, расположенный в Арктике. Он утверждал, что на Севере некогда находился континент Арктогея, который населяли сверхлюди-гиперборейцы. Более двух миллионов лет тому назад от них произошла атланто-нордическая раса – те самые легендарные племена, о которых повествуют саги Древней Ирландии. Тогда территория нынешней Арктики еще не была покрыта льдами; там было довольно тепло, много растительности и пресная вода. Золотой век гипербореев в их охотничьем раю завершился по причине очередной космической катастрофы. Некоторые ученые утверждают, что Земля столкнулась с каким-то небесным телом, обладающим большей массой, либо большей относительной скоростью. Катаклизм произошел вследствие захвата земным притяжением Луны, до того свободно блуждавшей в пространстве. Стометровая стена воды трижды обошла земной шар. Землетрясения всколыхнули недра планеты, и реки лавы излились на все живое. Дым лесных пожарищ погрузил планету во мрак на сотни лет. Поселения людей на равнинах были затоплены, о чем у многих народов сохранилась легенда-воспоминание о Великом потопе. Но главное следствие катаклизма – смещение земной оси и передвижение полюсов в районы, где они находятся сейчас. Я вспомнил Германа Вирта в той связи, что, по его утверждениям, атланто-нордическое общество было сугубо матриархальным. Оно почитало Белую Даму и дев-пророчиц. Для мужественных атланто-нордов женщина являлась источником и носительницей непостижимой сакральности, высших спасительных истин, духовным авторитетом и подательницей жизни, воплощением Матери-земли. Потом, якобы, в ходе космической и культурно-символической деградации произошел перекос в жизни и мировоззрении человечества. Матриархальное понимание бытия стало уступать место «патриархально-властно-политическому» мышлению и так называемому «отцовскому праву». Это отцовское право пришло с Востока и с Юга и стало причиной фундаментальной космической трагедии. Так, Вирт утверждал, что у истоков человечества стоят две проторасы – нордическая, духовная раса с Севера, и раса Юга. Южная раса существовала во власти низменных инстинктов и происходила с другого доисторического континента, Гондваны. Расовое смешение с бессловесными и примитивными звероподобными существами, населявшими Гондвану, стало Причиной деструктивных процессов в обществе нордической расы, гиперборейцев. Трагедия Севера – это, по сути, трагедия матриархата, который примерно за два тысячелетия до нашей эры, с окончанием величественной культуры мегалитов, уступил место более рациональному, прагматичному и деловому строю отцов – жрецов и политических вождей. Именно из отцовского права в духовную жизнь Европы пришла поверхностно-материалистическая интонация, звучащая в любых рассуждениях об эволюции, прогрессе и совершенстве технических ресурсов. Вирт в этой связи выдвинул несколько достаточно четких идей, касающихся переустройства германского бытия и мышления. Первая заключалась в том, чтобы мужественно противостоять наглым тенденциям «бескультурной, технико-материалистической цивилизации», которая посредством алкоголя, никотина, постоянно потребляемого мяса и тлетворной буржуазной роскоши вытравливает из душ последние остатки древнего Бого-Миро-Переживания. Вторая принципиальная задача состояла в том, чтобы переосмыслить роль женщины, загнанной в угол технократического универсума как его слуга и безропотная жертва. Романтические идеи Вирта относительно нордических наций заинтересовали фашистских лидеров. Ему предложили возглавить исследовательское отделение «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков» – нацистской оккультной организации «Аненербе» в Третьем рейхе. Правда, в скором времени нацистам изначальный матриархат показался недостаточно героическим, а монотеизм – излишне левантийским. Однако нацисты использовали идею о двух проторасах для обоснования так называемой «расовой гигиены». В 1937 году Гиммлер отправил Вирта в отставку и включил «Аненербе» в состав СС. Эта служба развернула эксперименты в концлагерях. По загадочному совпадению, которое иначе, как мистикой, не объяснить, и в СССР именно в это время начались массовые репрессии, лагеря пополнились множеством заключенных. То уже другая печально известная история.
– Причем, все эти откровения созревали в голове Германа Вирта в начале прошлого века, почти параллельно с русскими символистами, с их грёзами о Прекрасной Даме и Вечной женственности, не так ли? Все-таки дело не столько в феминизме, сколько в идеях, витающих в воздухе, – предположила Марина.
- Вполне возможно, здесь наблюдается известный феномен - одни и те же мыслеформы, существующие на астральном плане, или, если угодно, в информационном поле, могут по-своему воплощаться у представителей разных культур. Этим, возможно, объясняется, почему не знакомые друг с другом ученые в разных концах света делают параллельные открытия, - заметил Кованский.
– Думаю, сейчас не обязательно излагать все теории Германа Вирта. В ученых кругах он, главным образом, стяжал сомнительную славу фальсификатора и фантазера. Сам он назвал свои идеи полярным христианством, – отозвался Олег.
– Софья, вы говорили, что следуете буддистской традиции. Ведь и в тибетском буддизме, в тантрической традиции, насколько мне известно, женское начало также является носителем мудрости, тогда как мужское начало является носителем активной любви и сострадания? – повернулся к другой гостье хозяин дома.
– Пожалуй, да, можно говорить об особом культе женщины-дакини в тантре. Она считается носительницей священной запредельной мудрости. Среди знаменитых тибетских учителей были женщины, причем они нередко играли ведущую роль в сообществах йогов, а некоторые оставили описания различных тантрических практик. Считается, в тантрические учения влились переосмысленные элементы древнейших культов плодородия с почитанием женского начала. Так, кстати, в христианстве явственно звучит эхо языческих культов с умирающими и воскресающим солнечным божеством.
– Что никоим образом не принижает роль христианства, а является вселенским предвидением прихода в мир Спасителя. Во всех народах, даже языческих, время от времени появлялись пророки, которые предчувствовали рождение Христа и передавали свои прозрения в доступной их пониманию форме, – ввернул Саша.
– Несомненно, – нетерпеливо кивнула головой Софья, перебив собеседника. – Вопрос в том, не провалилась ли его миссия? Судя по большому количеству письменных свидетельств самых разных авторов, Иисус Христос существовал как реальная историческая личность. Известны четыре канонических Евангелия, упоминание историка Иосифа Флавия о Христе, еще больше апокрифических повестей о жизни и проповеди Иисуса, а сколько могло утратиться за многие столетия! А главный мировоззренческий вопрос, из-за которого уже две тысячи лет ломают мечи и льют кровь, до сих пор остался открытым: кем был этот Иисус из Назарета? Самим Всевышним, который из любви к сотворенным «по образу и подобию» человекам воплотился в уязвимой плоти своих несчастных подобий, испытал на личном опыте вытекающие из бренного бытия скорби и гонения, вплоть до крестной муки, чтобы спасти страдающую тварь? Или же он был просто иудейским проповедником с блажью, эдаким чудаковатым бродягой-идеалистом? Но ведь тварь как страдала до Христа, так и страдает по сию пору. А в чем тогда смысл распятия? В обетовании загробного спасения? В проповеди безнадежной любви? И другой вопрос – эсхатологические надежды ранних христиан. А как же насчет тысячелетнего царства добра и справедливости, о котором грезили ещё поздние иудейские пророки? Наши великие морализаторы Толстой и Достоевский полагали, что при условии последовательного и неукоснительного исполнения людьми евангельских заповедей Царство Божье может быть осуществлено на земле. Христос, как будто, поначалу сам был идеалистом. Он в одном из первых публичных выступлений, известном как Нагорная проповедь, призывал к глубочайшему смирению и всепрощению. Только ведь потом сам не обещал ничего хорошего – «не мир пришел я принести вам, но меч», «под конец света оскудеет любовь между людьми», «восстанет брат на брата…», что в действительности во всей полноте и наблюдается у христиан. Приходится признать, его миссия не была доведена до конца. Будда, во избежание всяких таких недоразумений, не стал прямо отвечать на вопрос одного из учеников о Боге. Посоветовал сначала обрести просветленное сознание, а потом уж разбираться с темой о Боге. Мы постигаем окружающий мир, создавая в своём ограниченном уме его образы с помощью внешних чувств. Чем свободнее мы от образов, тем ближе к постижению истинной природы Будды, которую нельзя постичь с помощью внешних чувств и образов. В буддизме просветленные существа, бодхисатвы, иногда добровольно перевоплощаются в юдоли скорбей, из сострадания и для помощи, пока вся тварь не будет избавлена от страданий в сансарическом беличьем колесе перевоплощений. Бодхисатство сродни христианской святости. При всем том буддийская этика куда в большей степени, чем христианская, базируется на принципе целесообразности: есть четыре благородные истины, а также кармические законы накопления благих и дурных деяний; к тому же, в буддизме существуют вполне конкретные практики и техники, ведущие к просветлению, опробованные многими поколениями.
– Ну, хорошо, представим себе маловероятный вариант, что человеческая натура каким-то образом изменится к лучшему, – сбивчиво заговорила Марина. – Как бы мы представили себе совершенное человеческое общество в соответствии с буддийской этикой? Как некую гармонию целесообразности, добра и справедливости. С другой стороны, этика, основанная на идее целесообразности – относительна; при этом можно говорить об относительно благополучном обществе. Но любовь не ведает целесообразности. Христианская этика базируется не на целесообразности, а на принципе абсолютной этики, независимой от законов мира сего, этики внутри нас, что, наряду со звездным небом над головой, так поражало старика Канта. А ведь Иисус со своим учением не заблуждался относительно создания совершенного общества. Он говорит человеку: если хочешь жить в Боге, ты можешь думать и действовать только по любви. Непростое это дело. Жить по любви – отличная идея, пока сидишь дома, запершись на ключ. Чуть высунешься на улицу да столкнешься с ближним – хочется прибить сволочь. Самая высокая идея христианства – воплощение Бога в человеческом теле и испытание «на собственной шкуре» скорбей и мук, выпадающих на долю человека. Он узнал, каково быть человеком; хотел, чтобы мы узнали, каково быть богами, или хотя бы детьми Божьими. Мы ощущаем Бога в себе как идеальное, этическое начало, тогда как стихийные вселенские силы никак не ассоциируются с этикой; то есть, наше внутреннее ощущение Бога отличается от Бога, которого мы представляем, размышляя о мире. Трагический разлад между этикой и миром, известный нам по собственному горькому опыту, отражен и в Евангелиях. Христианство так и не разрешило это противоречие за два тысячелетия. Арнольд Швейцер считал, что суть христианства заключается в искании этического живого Бога, который не может быть найден путем исключительно философского постижения мира, но открывает себя в человеке.
– Христиане ещё ждут второго пришествия Христа, смею вам напомнить, – вставил Саша. – И потом, трагический разлад – разве не следствие нашей греховности?
– Вы не замечали, что в этой жизни чаще на людей обрушиваются скорби не по причине греховности, а вследствие праведности? – пренебрежительно взглянула на него Туманова. – Вспомните, в ветхозаветной Книге Иова всемилостивый Бог не то, что сам подстроил все беды праведника, но, согласно сюжету, на спор отдал Иова во власть Сатаны на достаточно продолжительное время, только душу брать не велел. В ходе испытания Иова в одночасье погибли десять его сыновей и десять дочерей, он лишился имущества, заболел так, что черепком соскребал с себя гной, много претерпела ни в чем не повинная жена, так что возвела хулу на Бога. Благочестивые друзья, которые пришли его утешать, уверяли, что ужасные несчастья обрушились на него вследствие прегрешений, в которых бедняга упорно отказывался сознаваться. Вместо поддержки друзья утверждали, что всеблагой Бог неизменно справедлив, вознаграждает за добро и карает за неправедность. Они оказались неправы – на самом деле всё обстояло совсем наоборот. Многострадальный Иов подвергся жутким испытаниям именно потому, что не было других таких праведников. В конце концов невинный страдалец дерзко возопил к Всевышнему о несправедливости, о незаслуженности своих страданий, призвал того на суд. В опровержение друзей Иова, которые говорят, что человек не может судиться с Богом, Бог сам является к Иову на суд и, собственно, подтверждает его правоту перед друзьями. Бог в последней главе обращается к одному из «участливых» учителей: «Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили обо Мне не так верно, как раб Мой Иов». Иов во время суда признает, что Бог всемогущ; что же до благости... то, как человек не может постичь путей Бога, так и Бог оставляет человека одного на жизненных путях. История, как помните, заканчивается тем, что у Иова снова народилось десять сыновей и десять дочерей, он нажил имущества больше прежнего и насытился долготою дней. Но забыл ли он пережитые страдания? Неужели такие несчастья выпали на долю Иова за то, что он был слишком праведен? Вернее, слишком привязан к своей праведности?
Саша почувствовал себя несколько уязвленным, и, не находя подходящего ответа, начал снисходительным тоном:
— Это давно известный миру пример незаслуженного страдания. Ученые говорят, сюжет перекочевал в Библию еще от древних шумеров. Вы ожидаете ответа на свой вопрос?
Марина хмыкнула и покачала головой:
- На него вряд ли есть ответ. Предполагаю, есть много пространных толкований, а суть одна – неисповедимы пути Господни. У меня есть другой крамольный вопрос, насчет второго пришествия Спасителя, – не состоится ли оно в женском теле, принимая во внимание, что было сказано ранее насчет женского начала?
– Ортодоксальные попы наверняка назовут такой вопрос ересью! – засмеялась Софья. – Не знаю, как насчет Мессии, а нынешний Далай-лама не исключает, что в следующем перевоплощении вернется в наш мир в женском теле. Но тогда, как он говорит, это должна быть очень красивая женщина!
Спиритический недофеномен
В компании повисла продолжительная пауза, словно всем захотелось подумать над разговором, а дальше, вроде, и обсуждать излишне. Туманова первая прервала молчание, живо обратилась к Кованскому:
– Послушайте, княже, я боюсь запутаться в рассуждениях и впасть в пустословие, вернее уже путаюсь. Как вы смотрите на то, чтобы заняться чем-нибудь попроще? Помните, вы рассказывали о ваших давних занятиях спиритизмом? Я хотела сама понаблюдать, как это происходит. Вы говорили, это можно запросто устроить при случае. А ведь у нас грядут Святки – самая что ни на есть подходящая пора для гаданий. А что, если сегодня попробовать?
– Да, о спиритизме я знал, можно сказать, с первых лет теперешней жизни, от мамы с папой, – с довольным видом отозвался он, войдя в излюбленную роль культуртрегера. – Родители признавали существование этого явления, но никогда им не занимались, считая вредным и даже греховным делом. В библиотеке отца хранилась книга «Как вызывать явления потустороннего мира», изданная в Петербурге в 1911 году под псевдонимом Немо, с несложными доступными инструкциями по некоторым видам спиритизма. Я занялся этими опытами, когда учился в школе в десятом классе. Мне действительно случалось быть свидетелем таинственных явлений, которые никак невозможно объяснить сознательным обманом или бессознательными движениями участников во время сеанса. Оставалось только допустить, что во время бесед при помощи алфавита с блюдечком или, скажем, занятий так называемым автоматическим письмом участвует еще кто-то или что-то. Но, правда, из опытов я уяснил, что, если спиритические сущности и способны внятно общаться, то, как правило, они не сообщают ничего нового, конкретного. Их всякие жуткие пророчества или высокопарные заявления обычно несерьезны, предсказания часто неверны, даже можно допустить, в пределах математической погрешности – словом, скорее можно встретить непристойности и нарочитые нелепости, чем интересные содержательные сообщения. Они могут по-своему шутить. Помню, в юности общался с сущностью, которая представилась как Мокошь, и однажды во время сеанса я спросил: «Мне завтра ждать встречи с известной молодой особой?» - «Жди», - был ответ. «Так я ее встречу?» - «Нет». А когда мама стала жаловаться на странные стуки, звуки, и ругаться, что мелкие вещи пропадают, потом находятся в самых неожиданных местах, что я загрязнил квартиру, что моя Мокошка шалит, я прекратил, так сказать, чернокнижные занятия. Ведь, если вызывают усопших людей, то ведь, как правило, является лишь их астральная скорлупа или, под именем известного человека, весьма сомнительные потусторонние персонажи. Крайне редко могут появиться сущности высокого уровня, но и сами участники сеанса далеко не всегда способны на диалог, достойный гостя из высшего «того света». Поэтому меня всегда больше интересовали физические явления, возникающие при подобного рода опытах. Я бы не советовал без оснований заниматься спиритическими сеансами, поскольку они расстраивают нервную систему и привлекают к жилищу мелкую нечисть, но полагаю, желание удостовериться в существовании данного феномена вполне оправдано.
– Вот-вот, у меня именно такое желание – посмотреть, что из этого выйдет! – с живостью подхватила Марина.
Софье случалось бывать участницей спиритических опытов, однако она тоже была не прочь посмотреть, что получится на этот раз. Саша с Олегом сослались на планы позже вечером и засобирались откланяться.
Софья и Марина расписали на большом листе алфавит по кругу, уселись с князем за столик типа журнального, зажгли свечу, поместили в центре перевернутое вверх дном блюдце с нарисованной стрелкой, положили на него руки… Через непродолжительное время блюдце стало напряженно вибрировать, как будто под ним некто энергично возился, довольно сильно толкал изнутри. Никто из них ни сознательными, ни бессознательными усилиями не был способен заставить блюдце двигаться подобным образом, они едва касались выпуклого бока кончиками пальцев. Загадочный феномен, несомненно, проявился, но то ли некто был бессловесным, то ли ему не понравился видавший виды столик, накрытый старой кухонной клеенкой – за полчаса спиритических усилий компания так и не добилась от посудины более осмысленных движений, чем энергичное дерганье и толчки.
– Похоже, кто-то до кого-то не дозвонился. Конечно, куда занятнее, когда блюдце совершает вращательные движения и указывает на буквы, да еще составляет осмысленный текст. Вероятно, в этом отношении ваши ожидания не вполне оправдались, но, по меньшей мере, вы убедились при свидетелях, что явление, которое мы сейчас наблюдали, можно смело отнести к необъяснимым с точки зрения традиционной науки. Вы стали очевидцами спиритического феномена, пусть и не слишком разговорчивого, но весьма активного, – хихикнул Кованский. – У меня есть более интересное предложение. По случаю праздников можно развлечься тортиком с чаем и наливкой. Если угодно, позже попробуем повторить опыт.
Гостьи согласились с предложением хозяина в первой части, но решили отказаться от повторения спиритического сеанса. Быстро расставили чайные принадлежности, нарезали торт и откупорили вишневую наливку.
– Я слышала, на спиритических сеансах вызывали и души живых людей; только те потом жаловались, что у них болела голова, – полувопросительно заметила Софья.
– Собственно, спиритическое общение с какой-нибудь астральной сущностью не особенно отличается от общения в Интернете с каким-нибудь виртуальным персонажем, с той лишь разницей, что во втором случае персонаж пока еще не развоплотился, и вступает в контакт не через медиума, а посредством технологий, которые в прежние времена казались бы колдовством и мистикой, – заключила Туманова. – Как вы думаете, князь?
– В этом я, пожалуй, соглашусь с вами; и то, что нам представляется мистикой, со временем может быть обнаружено приборами. Ведь большинство сущностей, которые являются на спиритических сеансах, не располагают какой-то особенной информацией сверх того, что может быть известно обычному человеку. Разве что, наши неуклюжие средства передвижения не идут ни в какое сравнение с астральными способами перемещения, поэтому существа тонкого плана могут предсказывать некоторые вещи. Они могут более или менее правдиво сообщать об отдаленных событиях, вроде предстоящей встречи, потому что видят, как известное лицо направляется к вам. Или что, например, где-то происходят вещи, которые непосредственно касаются вас и определенно повлияют на вашу жизнь. Так же ясновидящие, благополучно пребывающие в этом мире, способны считывать информацию с астрального плана, где запечатлены события прошлого и в более бледном виде – будущего, и даже с большим успехом, чем развоплощённые сущности. У последних ведь часто уже нет души, покинувшей физический план, а только астральная скорлупа старой личности. Душа, может, уже давно перевоплотилась в другом теле. И следует иметь в виду, что ясновидение – явление неоднозначное. Если у какого-нибудь православного монаха обнаруживался дар ясновидения, то его долго испытывали, от Духа ли Свята или лукавого. В святоотеческой литературе приводятся случаи, когда лукавый вводил какого-нибудь подвижника в искушение достоверными предвидениями, а потом внушал мысли к погибели, физической или духовной. Вы, я знаю, знакомы и с теософской, и со святоотеческой традицией, так что на эту тему я особо распространяться не стану. Встречи с ангельскими или демоническими сущностями на сеансах случаются, пожалуй, столь же редко, если не реже, чем в нашей повседневной жизни. Примерно, как в представленной нашему вниманию «Легенде о Золотом веке», существа из других измерений могут частично или даже полностью материализоваться, и разноплановые измерения в большей, чем принято думать, степени сообщаются между собой. С древнейших времен в оккультной и духовной литературе есть множество тому разнообразных свидетельств. Церковная служба – не что иное, как общение с тонкими мирами, куда более высокими, чем астральный план. Поэтому церковь считает спиритизм занятием предосудительным. Я также допускаю, что можно вступить в медиумический контакт с человеком, пребывающим на физическом плане в состоянии сна или забытья, хотя сам никогда не пробовал и никому не советовал бы. И потом, под именем этого человека может явиться кто угодно. Как раз в этом случае куда надежнее воспользоваться интернетом, а то просто по телефону позвонить.
– Коль скоро речь зашла о парапсихологии, я прочту заветные помыслы присутствующих, – важно изрекла Марина. Софья и Кованский с любопытством воззрились на нее.
– В юности мы все живем мечтами о встрече с близким по духу существом и о великой любви. С годами все мы постепенно утрачиваем гибкость тела и иллюзии, обзаводимся сединами и морщинами – а в глубине души, хоть никому не признаемся, не расстаемся с наивным романтизмом, с теми же ребячьими мечтами о счастливой любовной встрече!..
– Это несомненный пример чтения мыслей, - разулыбался старый князь. – Кто-то скажет, мечта наивная и смешная, хотя на самом деле это, может, заложено в нашей духовной природе. Мы сегодня упоминали, что в Библии есть слова, «мужчину и женщину сотворил их» до истории о сотворении Адама. Мы говорили об апокрифе про Лилит, а у теософов есть другая версия: в первом варианте, до Адама, человек был сотворен «по образу и подобию Божию» андрогинным, то есть сочетающим в себе мужское и женское начала. Андрогин пребывал в вечном блаженстве, отчего не имел стимула к развитию, и потому был разделен на две половинки, которые от века ищут друг друга.
– В этой версии с половинками чего-то явно не хватает, по моему разумению! В духе не может быть половинчатости. Если говорить об апокрифах и легендах, тогда кто эти две половинки –Адам до его прозрения и тёмная Лилит? И если Адам найдет свою изначальную половину, Лилит, много ли у них шансов на вечное счастье? Причем, есть версия, что она не желала ни в какую, ни в чем уступать Адаму, и со временем вообще стала символом неразвитого животного начала, союзницей Тьмы. А потом появилась Ева, и это она наделила его познанием и мудростью. Так которая из женщин является истинной половиной? Что-то я запуталась, да все равно – за встречу! – предложила тост Марина.
– Да, действительно, вы меня озадачили, – признал Кованский. - Гностический трактат «О происхождении мира» рассказывает, что после дня покоя премудрость София послала Зою, свою дочь, которую также называли Евой, или «матерью живых», как наставницу, чтобы она оживила Адама, и те, кого он родит, стали сосудами света. Зоя – это по-гречески «жизнь». Когда Ева увидела своё подобие, в котором не было души, брошенным, она прониклась состраданием к нему и сказала: «Адам, оживи, встань на земле!» Адам встал и тотчас открыл глаза. Это в трактате такой текст. Здесь опять же просматриваются параллели с вашей «Легендой о Золотом веке»!
Туманова продолжала:
– Боюсь, вера в единственную и неповторимую родственную душу, бродящую где-то по свету – одна из величайших иллюзий человечества. Мы все стремимся обрести внутреннюю цельность. Чтобы влюбиться, мы должны питать хотя бы временную иллюзию, что обретаем цельность в другом человеке, в котором нам видится, с одной стороны, нечто потрясающе сходное с нами, а с другой стороны – нечто особенное, чего самим недостает. Тогда мы «западаем» на человека; иначе говоря, наблюдаются признаки влюбленности. В действительности эта цельность изначально присутствует в нас самих в латентном состоянии; однако для ее раскрытия необходима любовь. Настоящая любовь сродни смерти. Сильный в ней преодолевает своё эго, преображается, очищается и умудряется; слабый остается сокрушенным и опустошенным. Даже счастливая любовь – не просто союз двух родственных душ, но неизбежное противостояние двух личностей. В любом случае, один из двоих любит больше, другой – меньше, или только позволяет себя любить. Тот, кто любит больше, ранимее и беззащитнее. Заметьте, в литературном произведении повесть о несчастной любви куда пронзительнее, чем любовная история со счастливым концом. Так называемая «счастливая любовь» – тема, увы, неблагодарная. Безответная любовь свирепа, зато это – кратчайший путь к Богу.
– Да, счастливая любовь дает острое чувство счастья, ощущения парения, но безответная любовь куда глубже по ощущениям и воздействию на личность. Через прожитые годы мне кажется, завершись моя первая школьная любовь, так сказать, счастливо, замужеством или типа того, моя жизнь сложилась бы куда зауряднее. Боюсь, это была бы драма нереализованности. Может, так и жила бы, как все, совершенно обыденно, – обратила взгляд в прошлое Софья.
Старый князь сидел, склонив набок лицо с подслеповатым прищуром и улыбкой Джоконды. Марина спохватилась, что долгое общение могло его порядком утомить, и не следует затягивать визит. А может, он вспоминал свои многочисленные влюбленности. О его личной жизни слагали легенды – что, дескать, каждая новая жена все моложе. На самом деле он питал нежную симпатию к «прекрасной половине», но считал, что в невзрачном хилом теле, доставшемся ему в этой жизни, обречен на неуспех у женщин, и может интересовать их разве что своей необычайной эрудицией. Этим он, собственно, и потряс много лет назад свою последнюю супругу, девушку из простой семьи. Поначалу ему льстило, что она смотрела на него широко распахнутыми глазами и пыталась читать книги по теософии. Он мечтал взрастить в ее лице единомышленницу и родную половинку. К его тайной досаде, она так и осталась наивной простушкой и неряхой, да еще и растолстела с годами. Однако она переносила все его капризы безропотно, так что с годами он свыкся с ее неумелой помощью по хозяйству. Она без особого приглашения не вмешивалась в его общение с гостями, неизменно оставалась преданным другом, когда он тайно и безответно влюблялся в очередное прелестное создание. Он возлагал большие надежды на то, что, продвигаясь по пути духовно-нравственного совершенствования, в следующей жизни воплотится в более привлекательном, статном теле и будет удачливее в любви.
Антикварные страдания
После Крещенья, утомившись питерской зимой, Мамонтова снова засобиралась в Индию до лета. На прощание она пришла навестить подругу:
– Ты ещё как-то связана с виртуальным заведением?
– Не сказать, что очень удачно вписываюсь. Я, вроде, нашла более благопристойное, в общепринятом понимании, занятие. Толстый глянцевый ежемесячный журнал «Отечественный антиквариат» объявил в интернете несколько вакансий – переводчика, корректора и журналиста. Я ходила в редакцию на собеседование, мне предложили переводить статьи по искусству для англоязычного раздела.
– Звучит неплохо. Тебе подходит эта сфера, снова «на круги своя». Коллекционирование и антиквариат – такое увлекательное и познавательное дело! Я уверена, это у тебя вполне получится, – удовлетворенно кивнула Софья.
– Как будто приличный журнал, – в голосе Марины не прозвучало энтузиазма. - Лишь бы они не оказались из тех, чьи объявления о работе висят постоянно, потому что там не любят платить, или люди не задерживаются надолго из-за плохих условий.
Туманова поступила на работу в «Отечественный антиквариат». Заместитель редактора, извивающаяся тонкая дама в декадентском стиле, с длинными пальцами в серебряных перстнях и широко посаженными очами, тут же снабдила ее статьями для перевода, показала компьютер в крохотном помещении и представила полудюжине сотрудников, сидевших перед старыми громоздкими мониторами по периметру комнатушки лицом к стене, почти плечом к плечу. «Тесновато, однако, и старых мониторов на квадратный метр многовато; ладно, хоть за спиной сидит вполне симпатичные ребята», – отметила про себя Марина. Постепенно, в течение нескольких дней, ей сообщили о дополнительных условиях работы. Переводчик непременно должен работать все офисные часы в редакционной конуре, и в период так называемого испытательного срока два месяца получает частичную оплату работы. Журнал изначально предлагал скромное жалованье, а в урезанном виде во время «испытания» - откровенно нищенское. Она почувствовала неладное, растерялась и затосковала. Она знала, что недобросовестные работодатели охотно пользовались недавними поправками в трудовом законодательстве – нанимали работников на испытательный срок за частичную оплату, при этом на безропотных новичков взваливали непосильный объем работы, якобы, в целях испытания. Обреченные жертвы, не считаясь со временем и усилиями, старались проявить себя с наилучшей стороны. По окончании испытательного срока с ними бесцеремонно расставались под надуманным предлогом и набирали свежих доверчивых соискателей. Вдобавок, в контракте с редакцией вообще значился символический оклад, в три раза меньше официального прожиточного минимума; а основную часть суммы обещали выдавать в конверте. Осознав, что по недоразумению впуталась в сомнительную историю, она в обеденный перерыв, когда коллеги вышли перекусить, со вздохом пошарила в пустом кармане, повесила сумку на плечо и тихо скользнула к выходу. На обледенелом крыльце редакции стояла с сигаретой менеджер по персоналу, эффектная увядающая женщина с прической в стиле «вамп». Внимательно взглянув на Туманову, она почему-то принялась уверять, что не нужно опасаться обмана со стороны администрации и что месяц – не такой уж большой срок. Испытательный срок составлял два месяца, но ценному работнику может быть уменьшен до месяца, по усмотрению администрации. Женщина казалась участливой, искренней и как будто верила в то, что говорила. Тумановой самой хотелось верить; она поколебалась и вернулась-таки в офис.
Во второй месяц работы в «Отечественном антиквариате» ей действительно объявили, будто сократили испытательный срок, однако вообще ничего не заплатили – у журнала вдруг случились временные денежные затруднения, в этой связи придется чуть-чуть подождать. Это означало, что придётся занять немного денег у своей квартирной хозяйки, чтобы, по крайней мере, можно было на метро доехать до редакции.
После нескончаемой питерской зимы настала короткая пыльная весна, когда деревья обнажены, травы нет, подсыхающие дороги изъязвлены колдобинами и выбоинами от перенесенного ненастья, а прошлогодний мусор из-под снега обнаруживает всякие неприятные подробности повседневного существования. За зиму город полинял. Снова обнажились обветшалые углы, залепленные было к юбилею города. Лица людей на фоне выщербленных стен казались серыми и скучными, как прошлогодний картофель, извлеченный на свет из погребов.
В редакции постоянно невнятно обещали скорую выплату денег, но вот пошел третий месяц, а Марина все перебивалась по знакомым мелкими займами на самое необходимое. В журнале ей намекали на её несдержанность и конфликтность, хотя с глазу на глаз коллеги неохотно признавались, что задержка жалованья на два-три месяца – вовсе не временная проблема, а обыкновение, при этом смиренно пожимали плечами, мол, ничего не поделаешь, кому сейчас легко. Одних содержали близкие, и они привыкли считать, что лучше хоть такая работа, чем вообще никакой; а кому нужно было выживать самостоятельно, те просто не задерживались в журнале. Менеджер по персоналу наедине по-доброму увещевала Марину, мол, возмущением делу не поможешь, нехорошо иметь такой тяжёлый характер, следует быть гибче, и в жизни бывают куда более серьезные драмы, чем несвоевременная выплата жалованья. Так, рассказывала несчастная женщина, у неё самой жилище накануне сильно пострадало в результате пожара у соседей этажом ниже, а двадцатипятилетний сын болен раком крови. Туманова была не из тех, кого утешали чужие беды. В то же время, принимая во внимание перенесенные лишения, просто уйти из редакции было поздно; все-таки ей задолжали какие-то деньги. Жить стало совсем не на что. Перед сдачей очередного номера в печать ей пришлось саботировать работу, так что своевременный выход журнала оказался под угрозой, и руководство вдруг чудесным образом нашло деньги и выплатило Тумановой с несколькими коллегами долг по зарплате за позапрошлый месяц. Редакция отыгралась после выхода журнала, когда расставание стало очевидным. Тумановой изрядно недоплатили при окончательном расчете, под предлогом, что переводы статей закончены вплотную к дате сдачи номера. Впрочем, она ожидала даже худшего оборота событий, и в ответ на откровенную фальшь искренне рассмеялась: «Я не сомневалась, что вы обманете, только была не уверена, на какую сумму!» Заместитель редактора развела широко посаженные глаза еще больше в стороны, переложила бумаги с одного края стола на другой и по-доброму покивала головой, как бы говоря: «Ну, вот и славненько, что мы так хорошо друг друга поняли! А все-таки мы, как хозяева положения, обставили тебя, а не ты нас!» Туманова даже не испытала особой досады, только огромную усталость и уныние от слишком частого «дежавю». Ведь сразу было понятно, во что ввязалась!
Распрощавшись с редакцией «Отечественного антиквариата», она свалилась в депрессии в своём съемном углу, прожитая жизнь начинала представляться чередой недоразумений и потерь... День за днем проходил в апатичном бездействии; она только немного читала, о чем-то размышляла в ночи и спала до обеда. Посреди одной из таких ночей, в час между волком и собакой, она раздумывала в полудреме: «Как странно у меня сложился этот год в Питере. Домовой что ль на меня в обиде?» – «Полагаешь, мне самому сладко живется? Я пособлял по мере возможности. Как ты думаешь, благодаря кому жильцы квартиры были расположены лояльно по отношению к тебе, хотя не ладили между собой? Разве это моя вина, что среди нынешних людей жульничество и враньё стало нормой жизни, а то просто способом существования?» Это не был голос, прозвучавший в комнате или в голове; это был словно мысленный волновой сигнал. Марине сквозь смеженные ресницы показалось, что над деревянной спинкой кровати в ногах возвышается белесое пятно, словно на спинке сидит, нахохлясь, мохнатое полупрозрачное существо. Иннокентий! Она тотчас устыдилась, что могла плохо подумать о домовом. Волны катились дальше: «Я, почитай, век живу в этом доме, и всего-то благополучно существовал лишь несколько лет поначалу. Мои лучшие годы совпали с последними годами старой империи. А с тех пор – с мимолётными просветами – тоска. И надежды, кажется, никакой до конца истории. Демон мафиозного государства исподволь зомбирует и высасывает души людей, и не замечает в упоении, что скоро уничтожит организм, в котором паразитирует. Ты-то скоро съедешь отсюда, окажешься далеко, далеко. Тебе лучше, чем мне, ты можешь путешествовать, а я привязан к хозяйству, мне самостоятельно не так просто перебраться в другое пристанище! Мне нравилось слушать ваши разговоры с Софьей! Вы удивительным образом напоминали мне об одном выдающемся приятеле, который ушёл от нас в высокие сферы, он там находится в другой форме. А я… Я скоро останусь здесь совсем один среди кикимор. Надеюсь, Софья заглянет к тебе на прощанье?» – «Стало быть, к добру домовой явился, – успокоилась она. – Вот только к чему это было насчет прощания и отъезда?»
Прыжок в пустоту
Питерское лето перевалило за половину, и Марина осознала, что из-за своей несчастной работы много недель не встречалась с Филиппом. Ей нестерпимо захотелось с ним повидаться. А он почему-то все не появлялся. На этот раз она решила сама зайти к нему. Верхняя площадка, два лестничных марша к чердачной двери. Домом, что ли ошиблась? Быть не может! Как это вышло? Дверь с висячим ржавым замком окутывала древняя паутина с пылью, которую явно не тревожили несколько месяцев, если не больше. Она в замешательстве, желая убедиться, что это не сон, подергала замок. Проушина вылезла из трухлявого дерева вместе с ржавыми гвоздями. За дверью оказался явно необитаемый чердак с гнилыми балками, без пола, со старыми дымоходами, с заплесневелыми перекрытиями и несколькими щелями в кровле, сквозь которые просвечивало небо. Может, все-таки промахнулась подъездом? Она выбралась на улицу, прочесала весь квартал и убедилась, что другого похожего парадного нет, и ошибки никак не могло быть. Что такое? Галлюцинация? Душевное расстройство? Наваждение? Петербургский морок? Если ему вздумалось скрыться, каким образом можно было привести чердак в художественно нежилой вид? Она еще раз поднялась в лифте на верхний этаж, вышла на лестничную клетку. Из-за квартирной двери с накинутой цепочкой высунулась старуха, как воскресшая процентщица из романа Достоевского, и заскрипела:
– И что вы тут шаритесь по чердакам? Лазят всякие, не то бомжи, не то наркоманы или ворюги, – вцепилась в Марину взглядом, – а с виду приличные вроде. Идите отсюда, а то милицию вызову, там разберутся...
– Заткнись, карга, – миролюбиво приказала Марина, чтобы угомонить старушку. – Там, наверху, никогда не было жилой мансарды?
– После войны жили, так с тех пор времени пятьдесят лет прошло! Неча мне тут заливать, уходите по-хорошему, не то щас пойду звонить в милицию!
«Неужели так сходят с ума?» – размышляла Марина несколько дней, пока к ней не заглянула Софья. По приезде из Индии Софья с месяц отсиживалась в уединенной медитации, затем приводила в порядок дела с недвижимостью, так что нескоро нашла время для звонков и визитов. В один из летних вечеров сидели у Тумановой в каморке, говорили об Индии. Марина на всякий случай не стала рассказывать приятельнице о своей романтической истории, словно и не бывшей наяву. Только присматривалась, так ли подруга её воспринимает, как обычно, так ли непринуждённо держится. Та по-прежнему принимала в ней деятельное участие.
– Скажи, тебе не бывает иногда одиноко? Зная тебя достаточно, думаю, тебя навряд ли посещает такое чувство. Тебе не давит на психику неопределенность и отсутствие стабильного дохода? Ты встречаешься со знакомыми? Выходишь в последнее время куда-нибудь развлекаться?
Марина нахмурилась и отвела взгляд в угол:
– Все больше отсиживаюсь в своей норе. После ухода с последней работы у меня не осталось ни особого желания, ни денег для развлечений. Ты права в том, что мне никогда не бывает одиноко. Разумеется, сам факт существования близких по духу людей греет сердце, помогает в минуты слабости и скорбных раздумий о собственной несостоятельности. Да ведь в этом мире всякий человек неизбывно одинок. Он может думать, что у него есть любящие родители; но они стареют и уходят. Дети вырастают и отдаляются; они живут своей жизнью и ценностями другого поколения. Любовные страсти перегорают; любимые могут изменить или, того прискорбнее, умереть. В силу эфемерности бытия, разрыв, разлука или смерть – неизбежный конец всех человеческих отношений. Но в духе не может быть одиночества – это царственное уединение, когда только и возможно быть собой. Уединение – праздник духа. Если как следует поразмыслить и отсеять все субъективное и второстепенное, что на самом деле человеку нужно для счастья? Всего два элемента – иллюзия безопасности и самореализация. Я говорю, иллюзия, потому что, как ни старайся уберечь себя от реальных или мнимых угроз, мир полон бед и катаклизмов. Я о пище и крыше над головой, той базовой безопасности, которая избавляет от беспокойства о завтрашнем дне. Самореализация – в каком-либо деле, искусстве, науке, религии – это уже сугубо личное дело; вернее, высший долг. Всякий человек рождается в мир со своей неповторимой сущностью, и обязан реализовать ее, чтобы привнести во вселенскую картину бытия недостающий штрих. Люди навешивают на себя и ближних уйму выдуманных долгов и обязательств, тогда как есть один главнейший долг – перед собой, своим высшим Я. Есть ещё, чем без крайней необходимости не следует пренебрегать – забота о старых да малых. Все остальное – условно и относительно.
– Ну, да, это, пожалуй, самое достойное, чем можно заняться в этом мире, не считая практики дхармы, – Софья взглянула искоса испытующе. – Но, если всякий человек неизбывно одинок, и земным отношениям неизбежно наступает конец, что ты скажешь о любви?
Туманова взглянула на нее растерянно, хмыкнула, и быстро перевела разговор в абстрактную область:
– Любовь – прежде всего духовная потребность. При этом физическое влечение – лишь отражение высшей потребности души на уровень тела. Секс не является необходимостью, такой, как воздух и пища, – пока, насколько мне известно, никто не умер от воздержания. Эту энергию можно прекрасно сублимировать в творческой или духовной жизни. Разве что, когда потребность в любви никак не реализуется, хотя бы в замещающем виде, человек может тронуться умом, впасть в физические или душевные расстройства, вплоть до самых диких, вроде бессмысленного убийства случайных встречных и поперечных. Вместе с тем, что мы можем знать о духовной жизни, если никогда не испытали человеческой любви? Любовь мужчины и женщины – только частная манифестация любви, хотя мощнейшая. Любовь, как и Бога, никто никогда не видел, но для любящего ее действие бесспорно, вне зависимости от того, верят тому окружающие или нет. У апостола Иоанна все заключено в одной фразе: «Бог есть любовь; пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем». По недоразумению многие люди называют любовью ту ограниченную эгоистическую привязанность, какую они только и способны испытывать. Решив, что они любят, они начинают требовать ответного чувства, ревновать, беситься; с большим или меньшим успехом пытаются манипулировать объектом своей истеричной страсти. Любовь в духе ничего не требует взамен, не интригует и не ревнует. Ничего нового – эти свойства совершенной любви перечислены в Новом Завете. Любовь – дар свыше. Я, как ты понимаешь, не принимаю во внимание дежурные влюбленности, которые посещают нас время от времени…
– Любопытно, с чего бы такие речи? Разочарование в очередной влюбленности? Или даже более тяжелый случай? Ты помалкиваешь с таким загадочным видом, что можно подумать невесть что! – подозрительно посмотрела на нее Софья, но, заметив, что Туманова замкнулась, деликатно перевела разговор на другую тему, начатую по телефону, – И что у тебя за очередная плутовская история?
– Ничего особенного. Некоторое время назад меня пригласили на собеседование в фирму, якобы специализирующуюся на переводах, и предложили сыграть очередную роль. То есть, сдать языковой экзамен за одну даму, которая в поисках лучшей жизни мечтала вырваться с постылой родины в Канаду по программе профессиональной иммиграции. Как ты догадываешься, мне не составило труда благополучно сдать экзамен. Деньги в размере трёх-четырёх месячных окладов в этом несчастном журнале словно с неба свалились. После раздачи мелких долгов у меня в даже что-то осталось.
– Ты внешне похожа на эту женщину?
– По правде говоря, не особенно. Пришлось переклеивать фото в её паспорте.
– Как так, вы переклеивали фотографию!? Это же уголовное дело!
– Ну, разумеется, не мы сами переклеивали. Это как-то делали через милицию, оформляли в паспортном столе; паспорт настоящий, только с другой фотографией. Даме, к сожалению, пришлось понести дополнительные расходы в связи с этой процедурой. А после сдачи экзамена паспорт приходит в негодность в результате досадной бытовой случайности, и дама получает взамен испорченного документа новый, с ее собственной фотографией.
Софья как будто даже опечалилась:
– Неужели все до такой степени продаётся и покупается? Как же все прогнило!..
– Собственно, в данном случае не произошло ничего страшного, никто не пострадал – просто даме недосуг перед выездом совершенствовать английский язык. Надеюсь, у нее все сложится благополучно, и она быстро восполнит пробелы в лингвистическом образовании в аутентичной языковой среде.
– Чем думаешь заняться? Останешься в Питере на другую зиму?
– Незачем как будто. Ничто здесь не держит. Ничего стоящего не сделала… Вернусь в провинцию у моря. Там при умеренной жизни смогу растянуть эти деньги на время, пока найду работу.
– Ну, раз тебе надоели питерские похождения, думаю, это правильно. По сравнению с Индией здесь такая тяжелая аура, народ такой озлобленный и подавленный, что долго находиться невыносимо.
Здесь и сейчас
Под конец лета, вскоре после Преображения, или яблочного Спаса по-простонародному, Туманова, пробегая мимо Таврического сада, вдруг встретила Филиппа. С утра стояла безмятежная августовская погода, а во второй половине дня на солнце набежали тучи. Поднялся ветер, порывами раскачал деревья, и первые жёлтые листья прибились к асфальту под частыми крупными каплями дождя. Под деревьями ещё было сухо, а по обочинам Таврической улицы бежали ручьи с радужной маслянистой плёнкой. У нее не оказалось с собой зонта, и легкое платье начало липнуть к плечам и коленям. Она почувствовала на себе пристальный взгляд; поскользнувшись на мокрых листьях, едва не упала и тотчас с размаху ступила в лужу. Босоножки превратились в купальные тапочки. Филипп словно материализовался из очередного дождевого шквала и вовремя подхватил ее под руку.
– Вы… вернулись? – выдохнула она. Дыхание перехватило, волосы намокли, по лицу катились дождевые капли. Тотчас попыталась напустить на себя равнодушный вид, однако безуспешно. Ее задело за живое неожиданное, без руки и слова, исчезновение Филиппа, но разговор о чувствах казался совсем не к месту, и она не считала нужным опускаться до заурядных упреков; в то же время ее мучила неразрешимая загадка.
– Я слишком привязан к этим местам. Вы даже не представляете, как. Но сейчас не вполне подходящая погода для прогулок в таком легком наряде. Вы уже промокли и дрожите. Пойдемте под крышу?
Она недоуменно глянула: «Интересно, и куда же он собирается меня вести? Посмотрим, как сам объяснится». Он повел в направлении дома, где находилась мансарда. Все верно, тот дом. Они, как прежде, поднялись на лифте в верхний этаж. Из-за двери на цепочке высунулась было старуха, но, увидев Филиппа, тотчас со страхом и бессильной злобой на перекошенной физиономии испарилась и громыхнула чем-то вроде засова. И старуха та же самая...
– Кикимора здешняя, бросается на людей, на досуге строчит доносы по старой пролетарской памяти.
– Что стало с вашим пристанищем? Я хотела вас видеть, заходила с месяц назад – увидела полувековое запустение. Ни следа человеческого присутствия. Мистика какая-то!
– Мистика, если угодно, – с кроткой готовностью согласился он, – возможно, мне следовало всё рассказать вам раньше.
Он повернул ключ в чердачной двери, той самой, только без следа ржавого навесного замка и вовсе не трухлявой и заросшей паутиной, как Марина увидела в прошлый раз. За дверью обнаружился прежний темный коридорчик, вроде тамбура между мирами, за ним – обжитая мансарда с тлеющими углями в камине. Вообще на улице было не холодно, но сыро и чуть зябко к вечеру, так что живой огонь и стук дождя по крыше создавали атмосферу покоя и уюта.
– Пока ваша одежда сохнет, советую воспользоваться этим одеянием, оно совершенно новое, – проворно вынырнул Филипп из другого угла с пушистым махровым халатом в руках и снова исчез. – Вот ваше кресло и подушка для ног. Можно я повешу ваше платье? Ноги мокрые? Позвольте, я вытру согретым полотенцем… Располагайтесь с комфортом, я пока сварю кофе.
Марина закуталась в сухой халат, завалилась в кресло и развернула босые ступни к огню. Потянулась к своей сумочке – сигареты остались сухими. Филипп расторопно подал пепельницу, следом принес поднос с фляжкой коньяка, апельсины, горячий кофейник и блюдо крошечных бутербродов с красной икрой.
– Вы ведь курите довольно редко, едва ли страдаете табачной зависимостью. Почему бы вам вовсе не бросить?
– Мне нравится легкий запах табака. Я пока позволяю себе такую причуду. Однако ценю заботу, которую вы неизменно проявляете, несмотря на длительное отсутствие.
Марина не смотрела на него. В чердачном окне небо в тучах постепенно темнело. Дождь как будто прекратился, оставив после себя сырость и холодный ветер. Филипп зажег две свечи на камине и бросил на подернутые пеплом красные угли несколько тонких поленьев. Сухая осина сразу вспыхнула. Он сдвинул в сторону низкий столик и уселся на ковер лицом к огню. Отблески огня освещали осунувшееся лицо, невыразимо печальное, показавшееся ей теперь почти красивым. «Да, – подумалось ей, – обаяние личности имеет мало общего с красотой. Хотя ему не откажешь в особом шарме – это тембр и модуляция голоса, что и как он говорит, это куртуазность, это опрятность и небрежный изыск».
– Вы не оставите меня сегодня? Вы не уйдете? – сказал он не то вопросительно, не то утвердительно. – Я должен вам все рассказать. Раньше не мог, и нельзя было. И теперь нельзя, но другого шанса не будет. Мое время истекает.
– Объясните же, наконец, что все это значит, – кивнула она в знак согласия, обвела вопросительным взглядом помещение и застыла в напряженном внимании.
– Я это все материализовал для вас. Иными словами, доставил из другого измерения. Мы с вами существуем в разных сферах и не можем долго быть вместе.
– Я чувствовала, что-то здесь нечисто, – опустив голову, сдавленно отозвалась она.
– Каким образом?
– Не знаю. Не так вот, как вы сейчас сказали, а сердцем. Мы ведь никогда друг друга особо не расспрашивали. Подразумевалось, что каждый скажет сам, что считает нужным и важным. До сегодняшнего вечера я не стремилась непременно выяснять, какой вы природы. Ваша поразительная проницательность меня иногда пугала.
– Древние римляне называли нас genius loci, природный дух каждого места или вещи. Они непременно делали возлияния вином и молоком, подносили цветы и плоды гениям дома, или ларам, и гению места. На Руси до сих пор выставляют блюдце с молоком для простых выходцев из домового сословия, особенно в деревнях. У греков это был даймон, или демон. Один немецкий исследователь древних религий называл нашего брата «богом данного мгновения», который дает знать о себе внезапно и так же неожиданно исчезает, способен наслать беду или вещий сон, или мысль, вдохновение; может направить на путь – благой или не очень... Этот немец говорил, что демон связан с представлениями об истории и судьбе. Якобы, сюжеты событий, их тип и характер направляются демоном. Это чрезвычайно лестно, но не совсем так; мы все-таки не бесы, мы не из сонма восставших против творца, а из сумеречных существ. Мы из древних охранителей. Не бывает места без своего гения, а город состоит из великого множества мест. При определенных условиях, скажем, при соприкосновении с возвышенными натурами из рода людей, мы можем перемещаться на другие планы бытия. А ещё иные из нас могут даже перерождаться в ангелов природных местностей, источников, рощ...
– Вы бессмертны?
– Нет. Планета не остается неизменной. Мы, как правило, погибаем, когда в силу социальных или природных катаклизмов лишаемся сферы своего обитания. К примеру, в результате опустошительных войн или землетрясений. Хотя мы тоже можем переселяться, если перемещаются люди из своих мест. Любовь для нас – огненное крещение; мы сгораем и возрождаемся в других мирах. Я рад, что меня скоро ожидает такая участь. Большинство из нас от века никого не любило, и – ничего, существовали благополучными обывателями в своём незамысловатом околочеловеческом мирке. Я скоро совсем исчезну из вашего мира; лишь изредка, быть может, промелькну в ваших снах, и вам будут напоминать обо мне осенние листья или угли в камине. У меня в этом мире осталось совсем немного времени – до завтрашнего полудня. Вы покинете меня чуть раньше, уйдёте не оглядываясь. Никогда не оглядываясь. Вы ведь... – он выдержал значительную паузу, – не любите меня? Не хотелось бы, чтобы воспоминание было для вас сопряжено с болью или печалью.
– Переживу, – сдавленно бросила она и надолго уставилась в огонь, чтобы осознать сказанное и сохранить самообладание.
Ей казалось, что она проваливается в пустоту. Кисти рук сжались на подлокотниках кресла. Выдавила из себя, наконец, спокойным чужим голосом:
– И у вас нет выбора?
– Нет. У существ нашей природы – нет. В этом отношении рождение в человеческом теле предпочтительнее – у вас чуть больше выбора. Хотя людей одолевают страсти и желания, из-за неосуществимости которых жизнь исполнена страданий и скорбей; и само осуществление распаляет томление духа того пуще.
– Крайне сомнительное преимущество. Насколько велика разница в свободе выбора?
– Примерно, как между ребенком и взрослым человеком. Ребенок куда больше зависит от внешних обстоятельств; тогда как взрослый волен выбирать место обитания, род занятий, образ жизни, социальные связи, духовные ориентиры. Однако далеко не все человеческие существа реализуют это великое преимущество, и оно с годами постепенно утрачивается за ненадобностью. Так большинство людей проживает мимолетную жизнь машинально, со многими горестями и сиюминутными радостями, без всякой свободы выбора. Я верю, вы воспользуетесь своим шансом, даже и не единственным, и найдете, что ищете.
– А если?.. – встрепенулась она.
– Нет, – решительно оборвал он на полуслове. – Вам пока надлежит оставаться здесь. В вашей истории будут неожиданные повороты, не всегда приятные, как серьёзная болезнь, но также многие возможности; не следует ими пренебрегать.
Потом ещё что-то говорилось, и граница между миром снов и реальностью исчезла. Время изменило обычное течение, и вечность вместилась в одну ночь, временно словно открылось всеведение, а потом осталось в памяти подспудным знанием. Придёт время – и вспомнится именно то, что нужно. В миг испытания? В минуты страсти? В смертный час? Возможно, в одно из тех мгновений, когда являются пророческие видения и, как воспоминание, приходит знание тайн.
2006-2008
;
Демон государственности
© Copyright: Ирина Филева, 2017
Свидетельство о публикации №217070700888
Свидетельство о публикации №217070700888
Рецензии
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.