Книга Кораблей. Чародеи. Глава 13

Замок Твиллег. Аррайда

— Мы пойдем на войну, Одрин, и там погибнем, — вдохновенно вещал тоненький девичий голосок, — а князь пусть живет в нашем замке благополучно и…
Мадре, держа меня за руку, резко обогнул угол и уставился на Темку, восседающую на пьедестале одной из статуй, украшающих коридор — строго напротив массивной полукруглой двери, окованной крест накрест полосами ноздреватого железа. У двери стояли два могучих конопатых стража — тоже в железе с ног до головы; еще трое, мрачно косясь на девочку, ходили мимо туда и обратно. На коленях у синеволосой медвежонок с довольным сопением мусолил тряпку с хлебом, намоченным в молоке.
— Что ты тут делаешь? — спросил Одрин возмущенно.
— А, князь, — Темка вздернула нос и гордо перекинула растрепанную косу с плеча на плечо. — Мы тут играем. Ну, знаете сказку, где княгиня ушла на войну и мужу все ключи оставила? В двенадцать дверей ему разрешила заходить, а в тринадцатую…
— Надеюсь, для тринадцатой вы выбрали не эту? — указал лилейный; стражи еще сильнее выпрямились, поедая глазами противоположную стену.
— Князь, ну мы разве маленькие? Мы понимаем, что к тете Исе лучше не лезть, когда она заарестованная. И вообще.
Он с сомнением покивал:
— Вы с Любом играете? Кстати, он где?
Артемия ткнула пальцем и тут же звонко заорала:
— Лю-уб!! Сюда иди!
Мальчишка подбежал, потирая спину, честными глазами уставился на князя Мадре. Тот с сомнением поглядел сверху вниз:
— А папа где?
— В оружейной. Он Тальку воспитывает, а мне велел уйти, — тезка кота-прародителя похлопал рыжими ресницами. — Князь, а вас ножнами меча стукали?
— Нет, — отозвался Одрин как-то рассеянно. — Значит, Велиту пока не до меня, ладно. Вот что, Люб, — он взял мальчишку за подбородок, — ты человек надежный?
Рыжий кивнул.
— Ответственный?
Люб кивнул снова.
— Тогда ты позаботишься о госпоже Триллве, пока я буду говорить с твоим отцом.
— Ага.
— А я тоже позабочусь? — встряла Темка, прижимая к себе недовольно сопящего медвежонка. — Ну, позя-а…
Я скисла мгновенно и окончательно, бросив невольный взгляд на правую ладонь. Князь, должно быть, тоже вспомнил, чем завершилась для меня вчера Темкина забота.
— Артемия, — сказал он, усмехаясь краешком рта, — а дедка Сингард тебя искать не станет? Ты же его помощница.
— Не станет, — заверещала синекосая обрадовано, — он в Лесное уехал, на всю ночь, за ранеными смотреть. А у нас раненых нет.
Я зловеще пробормотала:
— Будут.
Одрин сильно сжал мой локоть:
— Артемия, можно — если ты пообещаешь к госпоже Триллве близко не подходить. А Люб за этим проследит.
Рыжий мальчишка серьезно кивнул. Темка надулась, впрочем, дулась она не долго.
— Ну, мы тогда будем играть, что тетя Триллве — пленница в башне, Люб ее тюремщик, а я… я... ее спасу, вот!
— Не раньше, чем я освобожусь, — улыбнулся князь. — Тогда мы ее спасем вместе.
— Ну ла-адно. А откуда мы будем ее спасать?
— Мои покои подойдут?
— А мы там ничего не разобьем? — спросил Люб задумчиво. — Ну, если госпожа Триллве меня потренирует?
И жадно оглядел меч в вишневых ножнах, который я прижимала к груди.
— Что? Нет! — князь резко переменил направление. — Посидите в библиотеке. Там много интересного и поучительного. Например, та книга, которую я читал, когда…
— Какая книга? — оживилась Артемия, а у Ката тут же покраснели уши.
— Не та, о которой вы подумали, — улыбнулся лилейный, приоткрывая скрипнувшую дверь. Библиотека встретила нас запахами пыли, сырой шерсти и штукатурки; полосами света, протянувшимися от мгновенно вспыхнувших ламп, шорохами и скрипами. Люб шарахнулся от длинной тени висящей над камином головы симурана. Гипсовая, старательно раскрашенная, она никого равнодушным не оставляла. А впечатлительного Сябика Лери Мориона, приятеля Сианна, вообще заставила грохнуться в обморок. Бедный оборотень подумал, что над камином прибита голова его сородича.
Два уютных кресла с полосатой обивкой все так же удобно стояли на белой шкуре перед огнем, а к стене у двери притулился убийственный розовый диванчик с деревянным гребешком в виде спящего кота. С дивана свешивался узорный плед, рядом валялись две яркие подушки.
Темка тут же прыгнула в одно из кресел, держа под пузо недовольно верещащего медвежонка, Люб с ногами забрался во второе. Я уложила меч вдоль диванной спинки и тоже села, с наслаждением вытянув раненую ногу. Одрин озабоченно посмотрел на меня:
— По-моему, где-то здесь должно быть болеутоляющее. Сингард приносил, когда ты появилась здесь, помнишь?
Он скрылся в мерцающей тени между шкафами.
Помню. Пыльные запахи, луч по зажмуренным глазам и твой голос. Потому что стоило разжмуриться — и я тут же оказывалась в камере. Снова. Я вздрогнула.
— Триллве, не молчи! — окликнул князь. Быстро возвратился, стиснул мою руку: — Я боюсь тебя оставить больше, чем на минуту. Мне приходит в голову, что ты до сих пор в Сатвере, а наша встреча в Вересковом цвете мне попросту приснилась.
Он опустил мне на колени фолиант — старинный, пыльный. Из тех, на которые неожиданно натыкаешься в самом дальнем углу. Из-под обтянутых бархатом корочек с потемневшими серебряными уголками лезли растрепанные листы, одна из застежек сломалась, серебряный кораблик на обложке потускнел. Но все же было в книге что-то такое, отчего ее хотелось гладить, как зверя, прижимать к себе, вдыхать запахи позолоты и пыли, запах вечности.
— Я обожал в детстве становиться перед ней на колени и рассматривать гравюры. На одной была женщина, очень похожая на тебя.
Я послушно кивнула.
— Сингард любил собирать вокруг себя малышню и читать нам вслух.
Одрин присел рядом и погладил пыльный переплет.
— Ничего не помню из содержания. Только — как сердце замирало, и огонь трещал в очаге. Потом… я стал слишком взрослым. И совсем о ней забыл.
Он улыбнулся.
— А когда… ты вывела меня из Мглы и осталась там, в тюрьме… Странно, в тот раз фолиант будто сам пришел мне в руки. У меня все плыло перед глазами, а он словно позвал меня, — Мадре помолчал. — И там, на одной из страниц я сразу нашел ту самую гравюру. Женщину с твоим лицом. Только одежда странная. И прямоугольная рамка с письменами. Как вокруг зеркала. Я хотел прочитать — и не понял, о чем. Какие-то древние знаки. Да и не успел бы — ты сразу же появилась тогда.
Я впитывала его голос и запахи лилий и библиотеки, пальцы сами собой скользили по тусклому серебру. Пришло видение. Вот я, вынув ноги из стремян, сползаю по блестящему конскому боку и окунаюсь в шумную ярмарочную круговерть. Вокруг площади устремляются вверх башни с шатровыми крышами, шпили пробивают летние облака. В синем небе трепещут серебряные капельки голубей. А на мощеной площади гвалт, и шум, и разноцветье, и мы продираемся сквозь толпу. Кто со мной — не суть неважно. А важно — распахнутые книжные ряды. И фолиант в полинявшем голубом бархате, с серебряным корабликом на обложке. Я раскрываю его, как мир, и вижу на первой гравюре те же башни, и улицы, и паутину солнечных лучей. Серебро странной музыки обнимает меня. Явь? Сон? И выхваченное оттуда: «Книга Кораблей».
— Одрин, — у меня отчего-то сильно дрожали руки. Я чувствовала себя так, будто стою на пороге, и двери уже открыты. А может быть, я ощутила то, что переживал он? — Открой. Я хочу увидеть.
И ничего не увидела. Растрепанные страницы внутри обложки оказались девственно пусты.
Я вытерла о штаны вспотевшие ладони. Обидно сделалось донельзя: будто вот обещали праздник, а ничего не было. Князь придвинулся ко мне, обнял, все-все понимая; неловко поцеловал в висок. Свободной рукой наполовину перетянул здоровенный фолиант себе на колени.
— Не огорчайся, Триллве. Мне очень плохо было тогда, могло… показаться.
 И тут книга, вдруг бросив упрямиться, раскрылась на середине. Жених вздрогнул и растерянно сказал:
— Так вот же она. То есть — ты...
Я тихо ойкнула, вглядываясь в обведенный тушью цветной рисунок... нет, скорее зеркало в объемной рамке, расписанной цветами, созерцая свое лицо. А за моим нарисованным плечом, словно сквозь тающий под летним солнцем туман, все отчетливей проступало лицо Одрина...
Я вскрикнула. Закружилась голова... как от высоты... боюсь высоты...
— Триллве! — тяжелый том ухнул на пол. Мадре прижал меня к себе, и наши сердца гулко забились рядом. — Что с тобой, девочка?
— Что случилось? — подскочили Темка с рычащим медвежонком и Люб.
— В-высоты боюсь.
— Может, тебе лучше полежать? — лилейный озабоченно потрогал мой лоб.
— Не.
Я потянулась за фолиантом, опять взгромоздила его себе на колени. Открыла наугад там, где загнулись углы страниц. Провела подушечкам пальцев по выпуклым буквам, и они словно запели от тепла. Медленно я вникала в смысл, по-детски шевеля губами.
«Магия крови — самая древняя, самая сильная из известных. Напитав эту землю своей кровью, мы получили ее во владение и защиту по древнему праву, столь же действенному здесь, как и у нас дома, словно заключили с ней священный брачный союз. И земля сама защищает нас теперь, став твердыней нашего вырия».
Оказалось, меня слушают, слушают заворожено, позабыв, как дышать. А цепочка рун тянулась из-под пальцев, говоря с нами голосом давно забытого писца:
«Но нельзя вечно жить в колыбели, отгородясь Лесом от Мира, и планетой от вселенной. И пусть Врата погибли и ключи утеряны, два любящих сердца смогут открыть любые двери и дотянуться до неба, когда упадет Звезда. Научи меня летать»...
Мир вокруг вздрогнул, точно Твиллег, повинуясь приказу, приподнялся над основанием.
Вокруг нас качнулись шкафы, зазвенели стекла, поползли с грохотом книги. Я вскочила, пытаясь удержаться на вздыбленном полу. И мир спиралью завертелся вокруг.
Потом мы узнали, что, в общем-то, все обошлось. Ну, раскололась на кухне дюжина глиняных горшков и тарелок, обварил паром руку поваренок — Темка, помня о долге помощника лекаря, немедля кинулась помогать, сунув Любу медвежонка. А еще разбилась вдребезги огромная ваза в синих тонах на площадке лестницы. Одрин сразу сказал, что всегда терпеть эту вазу ненавидел, а вот княгиня Идринн осталась безутешна. Но все это было после.
А тогда я очнулась на перекошенном розовом диванчике в библиотеке, с хрипом и присвистом дыша. Языки огня скакали перед глазами, тяжеленный распахнутый фолиант валялся на полу. А Одрин все сильнее сжимал меня в объятиях, причиняя боль. Гораздо позже он расскажет мне, что вспомнил и узнал от Сингарда об аллроане, вратах внутри человека, связующих пространства и времена одной лишь силой чувств. И я пойму, отчего не разбилась, сброшенная с башни Миглосе по приказу предателя, и почему моталась из сатверской тюрьмы в Твиллег и обратно…
Артемия высунула из-за диванчика растрепанную синюю голову:
— Все? Кончилось? Это вы чего?
Люб с пыхтением поставил на ножки опрокинутое полосатое кресло. Хотел сказать назидательно, что магия опаснее, чем конским копытом в лоб, и тут в библиотеку вломилась целая толпа стражников под предводительством рыжего Велита. Он взглядом ощупал все вокруг, включая сына, и перевел дыхание.
— Рад видеть вас в добром здравии, Одрин.
— Это Иса? — лилейный наконец разжал руки, давая мне вздохнуть.
Цмин эйп Лаариваль криво усмехнулся:
— Иса? Нет. Я проверил ее в первую очередь. Леди Ведьма сама в недоумении.
Мой жених дернул головой:
— Хорошо, Цмин. Я иду с вами. Надо разобраться в последствиях.
— И навести порядок в оружейной. На меня свалились ржавые доспехи,— Велит потер предплечье и болезненно сморщился. — А дети вздумали там устроиться.
— Да, давно пора, у Сианна дурные привычки, а здесь все в порядке, как видите. Подождите в коридоре.
Командир коротко кивнул и вышел вместе со стражей. Одрин мрачно уставился на нас:
— До сих пор в Твиллеге не было землетрясений.
— Это не я! — сказали я и дети хором. Он усмехнулся, поднял фолиант и исчез в пространстве между шкафами.
— И чтобы никто не смел ее открывать! Темка, тебя это в особенности касается! Поняла?
— Ну вот, чуть что — сразу я, — надулась Артемия, почесывая за ухом медвежонка. — Вы ее, как «Яшмовую орхидею», сожжете, да?
— Не сожгу, но предупреждаю, — Мадре вновь появился перед нами. — Ты видела, что стало с Аррайдой, когда та ее прочла?
— Как раз не видела. Я за диваном пряталась.
Люб засмеялся.
Я сползла по диванным подушкам и закрыла глаза, чтобы мир вокруг меня наконец перестал вращаться.
— Одрин… Я там видела тебя... на гравюре... рядом со мной...
— Хорошо, девочка, — он сунул мне подушку под голову и укрыл. — Мы поговорим об этом, когда я вернусь. Только не пугай меня так больше, ладно? А то мне показалось, ты опять исчезла… в Сатвер.
— Князь! — капризно перебила Темка. — А можно, мы будем играть, что она вот уколола руку веретеном и теперь спит, все вокруг терновником поросло…
— Ух, Темка, кто бы тебя в язык уколол, — проворчал рыжий Люб. — Пусть себе спит. Не мешай.
Прозвучали легкие шаги князя, затворилась дверь. И тут что-то с пыхтением выбралось из-под дивана, вспрыгнуло и душно навалилось на меня. Я с трудом разлепила веки — это оказался тот самый кот из лазарета, дымчато-серый, огромный. Он разлегся на мне, пялился раскосыми глазищами и громко урчал. И я сама не поняла, как заснула.
Нежный запах лилий ворвался в мой сон. А с ним ритмичный деревянный стук и сердитый оклик Одрина:
— Интересно, и что вы там увидели?
— Наши предки дивно умели украшать потолки, — ответила Сандра Талька дрожащим голосом. — Короедами.
— Короедами? Где?! — взвизгнула Темка. — Никогда короедов не видела!
— Во-он, догрызает завиток.
— У-у, врушка ты, — синекосая обиженно засопела почти что у меня над головой.
— Спасибо, нам очень смешно, — сухо произнес князь.
— А мне нет! — Талька стукнула об пол тростью. — И пусть отец меня хоть каждый день лупит! Менестрели не продаются!
— Что, тоже ножнами? Ух ты! — сочувственно восхитился Люб. — Должно быть, ты его здорово разозлила!
— Гады вы! Мне стоять больно, и хоть бы кто стул предложил!
— Да пожалуйста.
Рыженький подволок кресло, ерзнув ножками по полу. Я приоткрыла глаз. Талька и не думала садиться. Картинно застыла, отставив руку с тростью, должно быть, ожидая, когда Одрин позовет стражу и велит заковать ее в кандалы. Я по-девчоночьи хихикнула в ладонь.
— Ну что ж, — сказал князь миролюбиво, — как видно, придется обращаться за помощью к княгине Идринн и Виолет. Все будет уныло и скучно, и торжество загублено на корню, зато ваша свобода останется при вас.
— Какое торжество? — Темка стремительно переглянулась с рыжим другом. — Мы можем помочь!
Люб солидно кивнул в подтверждение. Сандра Талька фыркнула:
— Вот еще! Вы только все испортите. Впрочем, — она величаво опустилась в кресло, — я могла бы давать вам мелкие поручения: принести, подать… Зеленые драпировки вас устроят, князь, или лучше голубые? Из цветов берем розы и лилии? Госпожа Триллве спасла меня из тюрьмы, и я поступлюсь принципами ради нее.
Мадре почтительно поднес руку Тальки к губам:
— Благодарю, я нимало в вас не сомневался, княжна. Все вопросы лучше обсуждать с Идринн и Виолет, как знатоками церемониала. Я слишком занят.
Я вцепилась в подушку. Как же, занят, на глазах у меня ручки рыжей целует!
Кот слетел с постели и с мявом сиганул под диван: и как пролез, туша такая?
— Триллве, — протянул беловолосый огорченно. — Мы тебя разбудили.
— Ничего страшного, — отозвалась я мрачно. — Вы продолжайте, считайте, что меня здесь нет.
— Да мы уже закончили, — рыжая просияла всеми своими веснушками. — Все устроим в лучшем виде. И не надо на меня так пяли… смотреть, я уже ухожу.
Стук трости, шаги, сердитый рев взятого под пузо медвежонка и звонкая трескотня детишек стихли за дверью библиотеки. Я молча смотрела в колени. Диван прогнулся — Одрин присел рядом. Обнял меня и тихо заговорил:
— Триллве. Я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда... Для меня не существует на свете ни одной женщины, кроме тебя. Когда тебя нет рядом, я ищу твое лицо в небе. И нахожу. И это небо становится для меня желаннее всех красавиц Дальнолесья вместе взятых, только потому, что оно напомнило о тебе... не грусти. Пожалуйста, — и поцеловал мои пальцы.
Меня словно кипятком ошпарило. Я сидела и не знала, что сказать. Мне было стыдно.
— Я не сержусь, — улыбнулся он. — Слишком много загадок навалилось, да?
— Ага. Просто голова кругом.
Он взял мое лицо за подбородок и поцеловал в губы.
— Может, не будем пока о них?
Но какой-то червячок точил меня и подзуживал, может, тот самый короед с завитка, выдуманный Талькой.
— Ты... когда в нее… в книгу заглядывал... такое было? Ну, землетрясение?
Князь зажмурился, припоминая:
— Нет, не было. Я ее уронил, чтобы тебя поймать. Так, — он погладил меня по голове, — давай-ка посмотрим ее еще раз, осторожно. Ничего не читая вслух.
Одрин ушел за шкафы и вернулся с фолиантом в руках. Положил его на диван. Книга лежала смирно. Я втянула ее запах — кожи, серебра, тлена… вдруг поразившись, насколько же она древняя. Портрет Одрина там все-таки мог быть, а мой — ну никак…
Я сердито потерла лоб:
— Ну! Что я такого ляпнула, чтобы… Постой! В «Плясунье Сарк» ты говорил с призраком. А потом — спрашивал меня о какой-то башне... о какой?
— Я не хочу об этом говорить, Триллве, — сердито сказал князь. — Прошлое — оно уже ушло, и давай не будем его ворошить. А землетрясение… Ну, мало ли, может, подземные воды проточили пустоты под замком, или... все-таки Иса развлеклась. Думаю, книга тут ни при чем.
— Ага, Иса! — фыркнула я, сердясь, что Одрин обо мне что-то знает и не собирается рассказывать. — Скорей уж я это все устроила! — я вспомнила испорченный ковер в его кабинете, залитый кровью подоконник, сломанный плющ и накрепко связанного Торуса в сатверской тюрьме. Землетрясение рядом с этим выглядело даже как-то несерьезно.
Мадре, должно быть, вспомнил то же самое, и громко, искренне рассмеялся.
— Я нисколько не сомневаюсь в тебе, девочка.
Он осторожно раскрыл книгу, удобно устроившись на полу перед диваном. Я перестала дуться и сползла следом.
— Ого! — брови князя приподнялись удивленными домиками. — Ты права... теперь нас там действительно двое...
Я вцепилась в него и зажмурилась.
— Что такое, Триллве? Открой глаза.
Я сердито потрясла головой.
— Нет! Не хочу! Она меня тянет, и я будто падаю! Туда, в гравюру, — я наугад ткнула пальцем. — Я высоты боюсь, смертельно. Если придется драться где-то на мосту или гребне стены... я не смогу... И вообще… Я смогла что-то в ней увидеть, только когда мы были вместе, — вне логики завершила я.
Одрин обнял меня и сильно прижал к себе:
— Не бойся. Не надо бояться. Я всегда буду рядом и… не отпущу тебя… вниз. А насчет «вместе», — я почувствовала, что жених улыбается, — когда два любящих сердца рядом — это великая сила. У нас есть одна старинная песня, ее девушки поют во время свадьбы. Там говорится, что два любящих сердца смогут открыть любые двери и дотянуться до неба...
— Когда упадет Звезда, — я сильно провела руками по взлохмаченным волосам ото лба к затылку. — Те же самые слова… здесь… записаны.
Мы ошеломленно уставились друг на друга.
— Триллве, я никогда не думал… — он вгляделся в виньетки и письмена. Строчки, как ручьи, побежали под пальцами. — Я читаю и понимаю, но язык мне не знаком.
— А… разве мы не на нем говорим?
— Нет. И рунами мы пользуемся другими. А эти я… Мгла! Триллве! Твое письмо!
— Письмо? — я передернулась, вспомнив, чем оно было написано. Сразу резко заболела нога. — Ну, да... но... как же ты тогда его прочитал?
— Его прочитал Сингард, — князь улыбнулся, вспомнив слишком уж заносчивый вид старого лекаря. — И сдается мне, что смог он понять гораздо меньше, чем там действительно было написано.
— Но... Как это может быть?!
«Научи меня летать» — и сразу после этого весь замок срывается вверх. И Книга с гравюрой, на которой женщина с моим лицом, только в странной облегающей одежде и сапогах на толстой подошве. И письмена, непонятные здешним, но я, пришелец неизвестно откуда, их разбираю запросто… Остается только поверить, что я действительно триллве — та самая звезда из легенды, что падает с неба, чтобы остаться жить среди элвилин.
— Успокойся, девочка. Я думаю, что Сингард может что-то знать, — Одрин прижал холодные губы к моему лбу. — Ведь читал он эту книгу нам в детстве, и все было понятно… Только, пожалуйста, давай, отложим этот разговор до утра. У меня на сегодняшнюю ночь совсем другие планы, и я не хочу, чтобы их омрачали мучительные раздумья о чужих рунах, гравюрах и предсказаниях.
— Тогда чем ее можно омрачать?
— Я собираюсь этой ночью выдать тебя замуж.
— Замуж? Меня? И ты думаешь, я позволю... кому-нибудь...
Я уже была на полу — поэтому, к счастью, упасть не могла. Посмотрела на его счастливую улыбку и уткнулась лбом князю в колени. Посидела так, поглупевшая от счастья, какое-то время, потом вздохнула:
— А я совсем не знаю, как у вас свадьбы проходят... и у давних тоже...
Мадре улыбнулся, с нежностью перебирая рукой мои волосы:
— В Дальнолесье… в самой чаще... растет ясень. Его там посадили давным-давно. Он просто огромный и, говорят, даже старше Твиллега. И уж точно старше меня, хотя прожил я немало. У его корней живут кроты и барсуки, а в кроне — птицы и белки. И олени приходят на водопой к ручью, вытекающему из-под корней. Те, кто решился на супружество, приходят в полночь и обнимают ствол руками, прося благословить их любовь. Говорят, когда ствол обнимают те, кто действительно предназначен друг для друга, с неба на верхушку ясеня опускается серебряный луч. И тогда дерево осыпает пару серебряными листьями.
Одрин вздохнул и снова улыбнулся, с легким налетом горечи.
— Это всего лишь красивая легенда, даже дедка Сингард — а он намного старше меня и любого в Твиллеге — ни разу не слышал о таком. Ну, или молчит… Потом жених и невеста познают друг друга под священной сенью, кровью скрепляют союз. А наутро в замке собираются гости и празднуют... пока не надоест. Ну, или сколько их вытерпят, — жених лукаво улыбнулся.
— А ты... ты не помнишь, как отмечают свадьбы там, где ты родилась?
— Не помню, но это и неважно... пусть будет твой обряд... под звездами... Ночью, сегодня, — я зажмурилась и повела плечами, словно их коснулся ночной заревский ветер. — Я хочу быть с тобой.
Князь молча встал и подал мне руку:
— Все будет, как ты хочешь.