Как я искала нефть

Г. Ф. Чаплыгина

Как я искала нефть


Мое становление как специалиста-сейсморазведчика началось на первой производственной практике после третьего курса. Университет послал нас с Ветой Семёновой в сейсмическую партию, работавшую в Пермской области (д. Мокино). Оформили нас рабочими, и работали мы на профиле, выполняя ту же работу, что и подростки-рабочие. Шел 1952 год, и оборудование при сейсмостанции еще не было таким компактным и легким, как сейчас. Сейсмографы представляли собой увесистые цилиндры весом более килограмма, да еще с цепочками, мы навешивали на себя по 2-4 прибора на каждое плечо и разносили по профилю. «Косы», сплетенные из толстых проводов (в каждой косе по 12 проводов), наматывали себе на шею и тоже растаскивали по профилю. Впрочем, такая работа не казалась очень тяжелой, и вечерами мы весело проводили время в компании с другими студентами-практикантами. Так что эта практика познакомила нас с методикой полевых работ очень наглядно, что не маловажно.
Следующая моя производственная практика (преддипломная, 1953 г.) проходила в Красноярском крае (с. Боготол). Здесь я была оформлена вычислителем и, выполняя его обязанности, освоила приемы обработки сейсмограмм. К сожалению, женщина-интерпретатор оказалась не очень опытной и, видимо, поэтому не доверяла мне самостоятельной работы по корреляции преломленных волн (КМПВ). Зато в конце сезона, собирая материал для своей дипломной работы, я хорошо ознакомилась с геологией района, его изученностью и всеми необходимыми материалами для составления нормального отчета по сейсморазведочным работам.
После получения диплома – был Мангышлак (1954–1957гг.). По распределению комиссии нас направили на работу во ВНИГРИ: Вету Семёнову, Галю Дмитриеву, Изю Пасуманского и меня. И все четверо сразу же попали в сейсмические партии на Мангышлак: Галя и Изя – в партию А. Б. Когана, а я и Вета – в партию А. И. Димакова.
Здесь началась работа настоящих интерпретаторов, в чем нам с Ветой очень помог А. И. Димаков. Работы выполнялись методом МОВ и КМПВ. Наша партия сначала работала на полуострове Бузачи и оконтуривала Кызанскую структуру по сети профилей (1954 г.). В следующем 1955 году партия пересекла район хребта Каратау, Беке-Башкудукское поднятие и прошла большой региональный профиль через южный Мангышлак от колодца Беке в районе Центрального Мангышлака до мыса Ракушечного – берег Каспийского моря (пос. Ералиево). В результате этих работ установили наличие большой (до 4500 м) мощности осадочной толщи на Южном Мангышлаке, причем увеличение мощности происходит в основном за счет юрских и в меньшей мере меловых отложений. Стратиграфическая привязка была сделана с помощью КМПВ у хребта Каратау, где выходят на поверхность отложения пермо-триаса, юры и мела. В районе колодца Жетыбай был выявлен антиклинальный перегиб, который в дальнейшем назвали Жетыбайским поднятием. Анализ геологических материалов по Южно-Мангышлакскому прогибу позволил руководству Мангышлакского сектора ВНИГРИ выдвинуть Жетыбайскую структуру как первоочередной объект для разведки на нефть и газ. После детальных сейсморазведочных работ трестом Казнефтегеофизика и структурно-поискового бурения трестом Мангышлакнефтегазразведка в 1959 году начали глубокое бурение, которое и привело в 1961-м к открытию крупного нефтяного месторождения (в отложениях юры и мела).
В 1956–1957 гг. партия проводила детализацию на Кызанской площади и работы на площади Сумса с региональным профилем в сторону Усть-Урта.
Только спустя годы я действительно по достоинству оценила А. И. Димакова (выпускника Московского Нефтяного института) как специалиста. Он был очень хорошим, а может даже талантливым сейсморазведчиком, недаром он впоследствии стал доктором наук и возглавлял весь Западно-Казахстанский сектор ВНИГРИ. Работа под его руководством сформировала и меня как специалиста. Навыки по интерпретации, которые я получила, использовались мною в дальнейшем и позволили быть в числе передовых интерпретаторов.

После нескольких лет работы в других секторах ВНИГРИ: «Картотека нефтяных месторождений» (1958–1959 гг.) и филиал ВНИГРИ в Таджикистане, г. Душанбе (1960–1962 гг.), в 1963 году я перешла на работу в Кировскую экспедицию Западного Геофизического Треста. Экспедиция базировалась в поселке Мурыгино Кировской обл., партии же работали на различных участках Кировской области, Удмуртии и Саратовской области. Работы велись методом МОВ по сети профилей, прослеживалось несколько отражающих горизонтов в нижнем карбоне (до восьми горизонтов), по всем горизонтам строились карты изохрон и структурные карты. Это были 1963 – 1967 годы. В той новой для меня обстановке я чувствовала себя вполне уверенно и не боялась принимать самостоятельные решения, например выделение кроме восьми уже запланированных в проекте отражающих горизонтов еще одного, связанного с живетскими отложениями. На указанных территориях также выделялись и оконтуривались структуры, представляющие интерес в нефтегазаносном отношении. В дальнейшем в восточной части Кировской области и Удмуртии были найдены небольшие месторождения нефти.
Года через три в экспедицию пришла первая новая сейсмостанция с магнитной записью. Опробовать и работать с ней поручили мне. С появлением на станциях магнитных записей начала появляться аппаратура, на которой эти записи преобразовывались с целью улучшения прослеживаемости горизонтов. Так в ЗГТ появился преобразователь ПСЗ, и в 1968 году я возглавила группу, обслуживающую его. Появились первые машинные разрезы.
В 1973–1974 годах в ВЦ ЗГТ появился комплекс программ для обработки сейсмических материалов на ЭВМ, что по сравнению с ПСЗ стало, конечно, шагом вперед. И мне представилась возможность в числе первых работать там и применять эти программы для обработки сейсмических материалов.

Следующим этапом стала Якутия (1977–1979 гг.), я поехала туда по договору. Но цель сейсмических работ там была совершенно другой, так как они проводились в районах развития алмазных трубок.

В 1979 году я вернулась из Якутии и предполагала снова работать в ВЦ нашего Треста. Однако меня ожидало новое назначение: предложили работать в Нарьян-Марской сейсморазведочной экспедиции, материалы которой еще не обрабатывались в ВЦ из-за отсутствия опыта у интерпретаторов. Моя задача заключалась в том, чтобы начать и внедрить цифровую обработку в этой экспедиции. Постепенно все наладилось, и в дальнейшем каждая партия практически самостоятельно проводила обработку.
Партии работали в северной части Тимано-Печорской провинции, на профилях прослеживалось несколько отражающих горизонтов (в перми, карбоне и девоне). Более глубокие горизонты не выделялись из-за сильного фона кратных волн. Каждый год камеральная партия сдавала Архангельскому Геологическому Управлению несколько подготовленных к бурению структур.
 От качества разрезов зависит и точность построения структурных карт, а соответственно и точность положения рекомендуемой поисковой скважины. Поэтому совместно с обработчиками ВЦ мной опробовались новые программы, периодически обогащавшие наш комплекс обработки.
Имея в распоряжении материал почти по всей северной части Тимано-Печорской провинции, было интересно наблюдать за результатами работ, а иногда и подсказывать некоторые новые решения.
Так, я в числе первых заметила, что на некоторых, очень редких, профилях «пробивается» сквозь помехи кратных волн сильный горизонт, по-видимому, соответствующий кровле фундамента. И я сразу дала команду все разрезы получать с максимальной длиной записи (3 сек вместо 1,5 сек). К сожалению, имевшийся комплекс программ не позволял избавляться от кратных волн. Но сам факт наличия такого горизонта, отображающего резкое погружение фундамента в районе Колвинского авлакогена, был очень интересен. В будущем, с развитием программного обеспечения, этот горизонт будет прослеживаться.
По моей подсказке, и вопреки сопротивлению интерпретатора партии, впервые в Хорейверской партии на одном из разрезов выделили рифовое тело (в отложениях девона). При защите отчета по этой площади мне пришлось выступить и призвать всех геофизиков больше уделять внимания характерным особенностям записи в зонах развития рифовых тел, так как к этому времени имелись уже и другие разрезы с подобными аномальными зонами записи. Впоследствии в Хорейверской впадине, совместно с Воркутинскими геофизиками, была выделена целая рифовая зона.
В отчете Л. Писаревой за 1984 год, как всегда обобщавшем итоги работ экспедиции за год, мной были впервые смонтированы длинные региональные машинные разрезы (в уменьшенном в два раза масштабе), которые позволяли очень наглядно (как на картинке) представить геологическое строение района – руководство и геологи экспедиции остались очень довольны.
В такой работе прошли последние шесть лет моей рабочей жизни, пока я не ушла в 55 лет на пенсию.

Я благодарна судьбе за то, что она предоставила мне шанс выбрать именно такую интересную профессию. С удовольствием вспоминаю обстановку и коллег в различных коллективах, где мне приходилось работать. Вы спросите, где же нефть, которую я искала? Она – в структурах, в процессе выявления которых есть и мой вклад.


Рецензии
Когда я ещё ходил в школу, в нашем селе тоже бурили скважины, искали нефть. И по всему нашему побережью Азовского моря тоже ещё долгие годы из земли торчали трубы. Результатов мы не знаем.Говорят, нефть у нас есть,очень много (даже у меня в огороде!!!), но она залегает очень глубоко, добыча нерентабельна.Вроде бы через нас идёт нефтегазоносный слой из Румынии на Кавказ? А меня сейчас очень интересует вопрос подземных вод.Имеется ли о них литература, не очень заумная? У нас пять водоносных горизонтов: эвксинский,Куяльницкий,киммерийский (вода с мышьяком), сарматский и меловой.Почему только куяльницая пресная и то не везде?

Александр Пругло   24.01.2018 14:02     Заявить о нарушении
Здравствуйте Александр! Гидрогеология - особая наука, и я ее не изучала. К тому же нужно иметь ввиду, что каждый район имеет свои особенности. У меня есть подруга -гидрогеолог, но, насколько я знаю, она занималась больше всего Байкалом. Попробую позвонить, о результатах сообщу.

Галина Чаплыгина   24.01.2018 21:35   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.