***

Копчик завидовал: везет тебе, мир посмотришь, на родину съездишь.
Ключицы хихикали: да уж, не тебе ехать, заднюк!
- А ты не зазнавайся, подумаешь, ребрышко, как будто именно тобою и чудотворил! - одернула дистальная фаланга.
- Вот именно, кроме ребра и не было у него ничего другого, - похабно застучал кобчик.
- Как же ты без нас справишься-то, с кем в стучкИ играть будем? - запричитали неизбранные ребра.
- Да не больно-то и хотелось к скифам, с этими, ну как, ихними жадными глазами, - надменно фыркнула нижняя челюсть.
-Да вообще, может, оно самозванное, кто тогда ему ребра считал, Чудотворцу? - поддержала подружку малая берцовая.

Ребро нервничало. И хотелось мир посмотреть, скучно в провинции. И страшно, разное про страну говорили: и что медведи по улицам ходят, и метель женихов погребает, что у них страшная бомба есть и корабль, на весь мир коптящий, и царь лютый грозится, и опричники усатые, и старухи голодные, и церкви золотые, и мумия усохшая, и палачи в рядок мрамором обутые дремлют.
Утешали Ребро, как могли: и ларчик хрустальный соорудили, бронированный, охрану обещали приставить.
- И ненадолго опять таки, порадуешь народ и домой. Господь терпел и нам велел.
Упирали, что народ богоносный и чуда взыскует.
Тут ребро в панику: а как не справлюсь? Не явлю чуда, или явлю, но порченое. Я старая кость, немощная.
- И не старайся, им чуда от себя самих, от чувств своих достаточно. Посмотрят на тебя, и легкости обрящут.
- Не бзди, вон спящая красавица в хрустальном гробу дождалась, принц поцеловал иии.. – ободряли лопатки.
- Что "ииии"? Жабой обернулась? - заржал копчик.
- Ну с богом, полетели, вы тут не ссорьтесь без меня, не озоруйте, икры привезу, лапти и березовый веник, - всплакнуло ребро.

Первые пару дней даже интересно было, познавательно: гундели, золотом слепили, но потом наступили будни, весь ларчик заслюнявили, закашляли и запричитали.
Сначала одни старухи, ветеранши иконолобзания, а потом и молодушки подтянулись с тоской в глазах.
Мужики-то ваши где? Уже при чудах и жарптицах ликуют на печи или скуксились-поникли, трезвости не видя? Что я вам, ленин что ли, ишь привыкли прикладываться.
А в какой-то день вдруг зашептались вокруг, засуетились, хлоркой ларчик протерли. Сам навестил. Подошел тихонько, не цокал - ботинки мягкие, костюмчик пошит в обтяжку, хвост не чувствуется. И рогов не видно. Не видно рогов! Таким чудом намазаны, что вроде как нимб даже кажется.
Вот где чудо-то! Рога нимбом обернулись, охватило меня праведное возмущение, хотелось чудотворствием правду явить - нимб раздвоить и рога его миру представить. Старалось-напрягалось. Не могу, не могу, не получается! Эх, если б еще нас подвезли на подмогу, хоть лопатку, хоть берцовых подружек пару прихватить. Уж мы бы ему показали, как рога прятать! Цыть, указали бы, и вышел бы настоящий, нагой рогатый, чернодушный, черномыслий, окаянный, отец могила.

Домой хочу, устамши я. Уйди, гундяев, не трожь мой ларчик.
Забыл ты меня, Николай, ну сотвори чудо, забери меня отсюда