48 глава. Новогоднее танго

               
   Мороз! Гудят провода. Сорока прыгает по сугробу и вертит хвостом.
 
   А в избе шипит на железной печурке чаёк в закопчённом чайнике. Сохнет на верёвке снятое с мороза бельё. Пушистая кошка Муська валяется с боку на бок  на полу.

   «К бурану», - бормочет дед Коля, отрываясь от вязания сетей. Он хитро смотрит на Лину из-под стареньких очков, подвязанных  верёвкой, вовлекая  квартирантку в политические «дебаты»:

- Радиво слушала? Наши-то космолёты вернулись ужо. Трое!  Комаров, значит, начальник, Феоктистов – инженер, за технику отвечат, а самый молодой – Егоров, врач.  Сёдни их в Москве встречали.

  Старик  горд: дескать, всех запомнил! Лина Сергеевна хвалит его, а тот уже сменил тон, говорит с осуждением:

- Вот куда наши денежки идут! Зачем нам тот космос нужон, объясни-ка.

  Лина Сергеевна пытается объяснять, да не это важно  старику - ему просто нужен живой собеседник.
 - А Хрущёв-то не знашь где? Ну, натворил ён  делов! Как-то быстро сковырнули его и - молчок!  Куда  ж  делся теперича? Я так думаю: не по болезни, а за перегибы: многие им недовольны. С Китаем разрыв  сурьёзный. Хорошо - с Кубой не поссорился, там Фёдор Красный крепко политику свою гнёт.

  Лина смеётся:
- Фёдор Красный – это кто? Фидель Кастро, что ли?
- Ну да, ну да.  Петро вчерась «Голос Америки» поймал - сожалеют они об отставке Хрущёва. 

      Потом старик уходит по делам, и Лина остаётся одна.
  Окна занавешены узором инея, тончайшие кружева начинают таять от тепла – плачут окошки… И сердце Лины тоже готово излиться слезами. 

    Нет, неправда, что прошлое забывается, исчезает… Возможно, забудутся какие-то детали, но оно само продолжает жить помимо воли, пусть незримо – в нервах и клетках, в чувствах и неосознанных порывах, в строчках стихов:

                И снова в сердце боль живая!
                Я думала: она мертва…
 
     Скоро Новый год… Задумалась Лина. Вопросы... вопросы: как встречу? как в прошлом году? Кажется, с того времени прошло  не двенадцать месяцев, а двенадцать лет!  Мишка был одноглазым смешным пиратом,  в тельняшке, с чёрной повязкой…

   Была Римма, которой можно было поплакаться в жилетку, пожаловаться на несправедливость жизни, встретить  сочувственный взгляд, услышать упрёк, насмешку или ободрение… А главное – понимание!

   Римма  пишет, что скучает по девчонкам и мальчишкам. И вообще – по всем  «деревенским балбесам», которых полюбила  всей душой. Как не хватает её сейчас! 
 
  Ах, какие бальные костюмы сшили девчонки!  Из накрахмаленной марли, а казалось  -  из бархата. Даже директор спел с мальчишками  «О море в Сочи! О пальмы в Гаграх!»  Или наоборот? Не помню точно, потому что за песни не я отвечала.
   
    Михаил стал серьёзнее, и это ему идёт. Стихи  Сильвы Капутикян словно ножом по сердцу:

     Да, я сказала: «Уходи!».
                Но почему ты не остался?
     Сказала я: «Прощай! Не жди!»
                Но как же ты со мной расстался?
     Моим словам наперекор
                Глаза мои застлали слёзы.
   Зачем доверился словам?
                Зачем глазам не доверялся?
   Смеюсь несдержанно и бойко,
                Чтоб ты не видел, как мне горько.
   Смеюсь – и больше ничего.
   Смеюсь, чтоб ты за смехом этим
                Не распознал и не заметил
    Тревоги сердца моего.
        Чтоб слёз моих не мог бы видеть,
        Чтоб невзначай тебе не выдать
                Любовь мою...

    Детишки разъехались, встречают Новый год в своих деревнях...

       Чем я занята? Перечитываю «Герцогиню де Ланже».  Бальзак - великий психолог. Любовь и страсть, по Бальзаку, разные вещи. Он  пишет: «Страсть – это лишь предчувствие любви, тоска страждущей души. Страсть потухает, когда угасает надежда». Если Мишины чувства угасли – значит, это была не любовь...

     Подожди, подожди, Линочка, ты же сама говорила Медведю... Что говорила? Не обращать внимания, не замечать! Вот он и выполняет твой приказ, то есть совет. Но как правдоподобно!!
 
   Ещё до праздников Светлана Ивановна рассказала. Михаил был очень мрачен, и она спросила:
- Почему такой?
- Да так, разозлён на всех.
- И даже на Лину Сергеевну?
     Он  та-ак взглянул!
- Да что, Светлана Ивановна, вы меня совсем за ребёнка считаете?!
 
  Да, действительно, окружающим трудно поверить, что он так изменился! И теперь я не знаю, как к нему относиться.

  Мысли, мысли… Они не дают ни уснуть, ни успокоиться.   

    Каникулы, уроков нет, и Светлана Ивановна пригласила «на молодёжный чай».   Тосты, шутки, песни, аппетитные вкусности... Тяжесть постепенно спадает с души. Дружелюбные лица… Что ещё надо?

    Потом весёлой толпой пошли в клуб. Уже стемнело.  Белые хлопья летали в воздухе, словно бабочки. Красиво!  Под ногами сочно хрустел снег. Вдали  заиграла гармошка. Лина шла последней.

    Кто-то прикоснулся к её локтю. Хотела  испугаться, но, увидев беззаботную улыбку, выдохнула с радостью. Словно огромный камень упал с души.  Виталька Филисов - Филис, Филисёнок, Лисёнок! Вот с кем у неё никогда не было проблем! Хотя и он моложе, но всего на  год. Главное - он не ученик...   

   В голосе Виталия тоже радость:
- Привет, Синичка! В клуб?
- Да. А ты откуда  здесь?
- От верблюда! - отмахнулся шуткой, обнял за плечи:
- Пойдём лучше погуляем?
-  А почему бы нет?

      Потихоньку отстали от всех, ушли к роще. Он заботливо поддержал, когда споткнулась на кочках. Стал спасительной соломинкой, за которую, как утопающий, Лина ухватилась в ту злую минуту, чтобы избавиться от меланхолии, от упрёков самой себе. Виталий  ни о чём не расспрашивал, смешил, рассказывая о себе и бесшабашных друзьях.
 
   Михаил был тяжеловесом – с Лисёнком  легко и просто.
- Как хорошо, что ты приехал!  - вырвалось, и она не лгала. 

    Назло всем любопытным взглядам  Лина теперь садится с Филисовым рядом в клубе, танцует с ним.
 
    Игра закружила её. Правда, в глубине души ещё царапался  котёнок сомнений и тревог, но она не давала ему выбраться на свободу, не выпускала из крепкой клетки.

     К хозяйке приехала погостить дочь Светлана, разбитная, компанейская. Первого января они пошли  в клуб, а там знакомые парни пригласили Свету. Ну, она и Лину уговорила.

   Парни угнали  коня с кошевой - не плестись же два километра пешком, посадили  с шуточками-прибауточками девчат! 

    Изба Виталия утопает в снегу. Жёлтый свет от окон падает яркими пятнами на сине-розовые сугробы и снежный пух на ветвях. Сказочное зрелище!
 
    Виталька залез в погреб за картошкой: он выбрасывал её оттуда по одной – как бомбы швырял. Достал и капусты квашеной. Парни принесли воды с озера. Печь разжигали по очереди. Юрка принёс  из кладовой  половину замёрзшей бараньей туши, с трудом отрезали куски  для «жарёхи».

     Танцевали под Юркин баян. Он играл «Цветущий май», полузакрыв глаза. Тягучее, как сладкая патока, танго обволакивало.  Молоточки низких  аккордов медленно и нежно касались самых чутких сердечных струн...   

     Потом Люда пела задорно: «Ну и пусть, моряк, не скоро ты вернёшься в этот город, всё равно встречать я буду голубой корабль твой». И  все подхватывали:

               Знает он, где спят туманы,
               Где кочуют ураганы
               И когда цветут бананы
               На Гавайских островах.

 Любимая Юркина песня:
                Новый год, порядки новые,
                Колючей проволокой наш лагерь обнесён.
                Со всех сторон глядят глаза суровые,
                И смерть голодная повсюду стережёт.

    Дальше рифмуется «вино шипучее» с «любовью жгучею», и особенно  грустная строка запомнилась: «твоя любовь не существует для меня» - Юрка пел её с таким надрывом!

      Филисов говорил Светлане: «Давай кубинские ритмы!»
Наполеоновским жестом складывал руки на груди.
Ах, как азартно они  «показывали класс»!

    Лина завидовала, жалея, что не умеет так танцевать.  В час ночи, как всегда, погас свет, зажгли керосиновую лампу. Хорошо, что нашёлся ещё один баянист. Правда, Санёк играл похуже, но играл, а то бы Юрка не выдержал нагрузки.

   Виталий приглашал Лину. В полутьме его руки всё сильнее притягивают к себе. Но сердце её не падало в пропасть, кровь не стучала в висках - нет, не было  неудержимого магнита! Они целовались. Больше ничего не было. И сердце не желало другого.
 
   Всё окружающее  казалось нереальным: мигающие тёмные блики на потолке, силуэты танцующих на стенах, медлительная мелодия танго…

   Ветер громко стукнул ставнями.
   "Пора! - Лина вздрогнула и, не слушая увещеваний, словно очнулась, засобиралась. - Домой, домой!"
   Виталий проводил её...
   
   Весь январь выдался тёплым, как по заказу. Виталий приезжал на мотоцикле. И снова они в той же рощице.

  Белый ажур  заснеженных веток  роняет серебринки инея, они искрятся в солнечном свете и кажутся голубоватыми пёрышками невидимой птицы, только что вспорхнувшей с ветвей.
- Бывает так, - фантазирует Лина (ох, любит она фантазировать!), - стоило ехать за тысячи километров, чтобы в  занесённой снегами деревушке увидеть Синюю птицу.
- Волшебную?
- Да! Вот она, смотри! Кажется уже в руках  – и нет! уже улетела. Так и ты. Уезжаешь скоро…
 
   Лисёнок уехал. Окончились каникулы. Вернулись в школу ученики.

  Михаил, конечно, всё узнал, но ничем не выдал своих чувств.  Не стал ни мрачным, ни угрюмым, не стал хуже учиться или пропускать уроки.
- Быстро же ты утешился, - удивился Генка.

    Объяснений от друга не дождался. А тут в школу прислали молоденькую практикантку из педучилища, «географичку», почти ровесницу выпускников.  У Веры Андреевны стройная фигурка, миловидное кукольное личико. Она ходит по школе с неописуемым достоинством, высоко подняв увенчанную модным шиньоном голову. 

   Так и промелькнула бы Вера Андреевна на школьном небосклоне как яркий, но недолговечный метеор, если бы не Михаил. Вскоре уже все видели, как он провожает практикантку, «гуляет» с ней. О жарких поцелуях он сам рассказывал друзьям.

   Забеспокоились учителя, бдительно оберегая профессиональный авторитет. Николай Теймуразович язвительно заметил Лине: «Невероятно, но факт: это всё ваше легкомыслие, Лина Сергеевна, вы развратили мне старшеклассников!»
   Лина ушла домой в слезах.
 
   Практикантке сделали соответствующее внушение. Она нагрубила учителям. С Михаилом продолжала встречаться. Девчонки сочувствовали ей, но она ничего не замечала, не сводя с него влюблённых глаз.

    Волновалась за неё, наверное, одна Лина Сергеевна. Неужели Михаил такой жестокий? Вспоминала... Перед самым отъездом Виталий сказал:

- Послушай, Ангелина, - в первый раз он назвал её полным именем. – Мы можем не расставаться, если ты согласишься… стать моей женой.
 
  Ожидала ли Лина? И да, и нет. Улыбаясь, спросила:
- А если я вдруг возьму и соглашусь?
- Соглашайся!
- Так сразу?
- Да!
- И куда ты денешь меня? В общежитие?
- Ну...  можно у моей сестры пожить в Новосибирске.
- И что я буду делать там?
- Как что? Женою будешь.

     Ох, как Лина смеялась, но хитрый Лисёнок стал  целовать её, и  она… согласилась. Они оба смеялись беззаботно, как дети. Лина уговорила подождать до весны. Он не возражал. Ей же виделось всё  в розовом цвете. 

    Нечаянно проговорилась хозяйке, и вскоре об этой новости узнали почти все. Разве в деревне что-нибудь скроешь? Поздравляли, желали счастья, напрашивались на свадьбу. Были, конечно, и сомневающиеся, а уж советчиков – хоть отбавляй!

  Соберутся старухи в избе хозяйки, на Лину Сергеевну поглядывают – начинаются рассказы. С намёками…

- А меня-то в чужу деревню отдали. Дура-дурой была, да убегом убежала. А свекровка суровая попалась, ох, намучилась я, былинка-былинкой стала, ветром качало…

- Не-ет, а я так думаю: еслив глянется – иди. А не глянется – и не   надо. Быват и так: ему ндравится, а его не надо. Шибко убивается тогда человек…

- Айда, не бойся. Перва любовь – перво и  счастье, в народе зря не скажут.  Людей обманешь, а Бога никогда не обманешь.

- Замуж – не напасть,  как бы замужем не пропасть!

- Язви тя, Саньша, сидит тут, советат, а чо советать? Посватай тебя, завтра же убежишь, улетишь…

- Никого не слушай: двум любо – третий не суйся.

- А ежели он так… – ты его уважь, и он тебя уважать будет.

- Да, бывало, Мясоед подходит – поют на свадьбах. Та-акие песенницы у нас были! Так порядочком и стоят, жду-ут, как невесту привезут-та. Поют тогда: «А мы гостя ждали, а мы дожидали!»

- А ишшо на девишник собирались, шили, скатёрки налаживали, налавочники, полотенца… И вот мы поехали её провожать – сроду не забуду. А и далеко подруга ушла взамуж – поплакали малость, повыли, а как же без этого? На свадьбешных конях, на пяти… Один паренёк был с женихом, его брат сродный, што ль. Ермолаем звали. Всё ничего, а смеялись: звать-то шибко тебя ой! не так! И вздумали они меня за этого паренька выдать, увезти, значит. А я шалапутная была – и сбежала с имЯ, уехала! Да родители вернули! А и подруге чо-то у них не пожилось. Двое детей от него уж было. А другой приглянулся – ушла, и детей с собой увезла! Вот так-то, милая, быват.

- А пошто это так напиваются щас-то? Ране любо поглядеть: рюмочку-другу девки да робята  примут – и катаются, гуляют до утра. Щас только одна драка, да матюки слушай!

- А ты не гонись за грамотными, мила моя. Oт грамотных, язви тя, будешь потом мотать на кулак.
 
    Лина, улыбаясь, слушала наставления, веря и не веря, что её решение не изменится...

    Больше всего рад был директор. Беда с этими незамужними: попробуй догляди за их нравственностью! А так спокойнее, надёжнее, и беды не случится, и в РОНО не накажут.

         Продолжение:  http://www.proza.ru/2017/07/08/2003