49 глава. Решено!

             
              Рисунок Светланы Петровской.
               
      Конец января. Под голубыми небесами (Ах, Пушкин! как же не вспомнить тебя?) сверкают перламутром искры-звёздочки на снежном озёрном покрывале, на ослепительно белых огородных грядках, на пушистых меховых крышах. И каждая веточка в палисадниках в нежнейшем инее и тоже сверкает, радуясь и радуя.
 
    В этот солнечный день Лина Сергеевна стояла у калитки, вглядываясь в  зачарованную деревенскую красоту, вдыхая колючий воздух. Ох, как хотелось ей быть счастливой! Но в глубине сознания таилась грусть. Она ловила себя на этом чувстве даже на свиданиях с Виталием.

   Когда его не было рядом, мысли её возвращались к другому...

      И что самое странное:  слушая разговоры, сплетни и слухи о Михаиле и новой  практикантке, Лина не осуждала его.  Вы спросите,  почему не осуждала, не злилась. Надеетесь услышать ответ, что, дескать, наконец-то победили в её душе высоконравственная педагогическая этика и угрозы директора.

 Не будьте так самонадеянны. Интуитивно она понимала, что с Виталием ей было весело, легко, потому что, как в детстве, игра увлекала, и будущее виделось в розовом свете. А почему бы нет? А вдруг получится? 

  А Миша… Он повзрослел, да.  Так пусть же, думалось Лине, будет счастлив – пусть даже с этой куколкой. Иногда она почти  по-матерински любовалась ими издали. «По-матерински?» - усмехнётесь вы, и будете правы. В сердце её оставалась заноза, невидимая, но болезненная. Справлюсь, надеялась Лина.
 
     Скрип снега. Шаги за спиной. Оглянулась – и застыла. Первое движение – убежать! Схватилась за перекладину ворот, но тут же пристыдила себя, осталась. К ней приближались Вера Андреевна и Михаил.

    Девушка кокетливо прячет подбородок в пушистый воротник. Заиндевевшая чёлка падает на подведённые глаза, лукаво взглядывающие на спутника. Миша, размахивая её  блестящим    портфелем, вразвалочку идёт рядом, поспевая одним шагом за  тремя семенящими шажками городских сапожек, тогда ещё только входивших в моду.
 
   Поравнявшись, он демонстративно-небрежно обхватил рукой плечи спутницы. Мельком взглянул на Лину и что-то негромко сказал в пушистый воротник.
- Ну, вот ещё! – донёсся до Лины капризный девичий голосок. Михаил убрал руку. Они продолжили путь.
 
   Опустив голову. Лина зашла в избу. От радужного настроения не осталось и следа.  КАК Миша взглянул на неё! От этого взгляда ей стало тревожно, и больно, и темно. Мишка, ты так и не научился притворяться! Боже мой! В его глазах не было ни улыбки, ни насмешки, ни радостной лёгкости влюблённого, ни торжества победителя. Была…

  Нет, никакими словами  не смогла бы Лина выразить то, что уловило её сердце в   быстром взгляде. Увидели не глаза, ощутило - сердце!   
 
  Чем же помочь тебе, Мишка? Увы, уже поздно что-либо изменить...  Даже если отменить и своё решение, и  слово, данное Филисову, - разбитое не склеить, невозможное не осуществить…

    Но почему так  горько на душе?

    Весь день всё валилось у неё из рук. А вечером вдруг раздался стук в окошко. Накинув шаль, Лина вышла  на крыльцо. У калитки маячили  три фигуры: Генка, Зоя  и – Михаил чуть в стороне. Увидев Лину, он  подходит ближе.

  Лина Сергеевна строго  упрекает:
- Может, вы не будете буянить?
 
  Миша усмехается:
- А кто буянит? Поговорим?
- Не стоит. Иди-ка лучше домой.
- Прогоняешь?
- Да.
- Отчего же так?
- Наверное, заслужил.
 
      Он усмехается:
- Признаться, да. А может, оба?
 
      Лина молчит.
- Так всё-таки кто же?
- Наверное, Зоя.
 
   Зоя смеётся:
 - Отойду, а то попадёт ненароком.
 
 Лина вот-вот уйдёт, и Михаил поднимается на крыльцо.
- Подожди, Лина Сергеевна, - (на «ты» и по имени-отчеству), – подожди.
 
   Теперь их никто не видит, и он спрашивает резче:
- Замуж ещё не вышла?
- Нет.
- А помнишь тот разговор?
- Помню всё.
- И я сделал вывод…
- Не надо, Миша, - голос девушки дрогнул…
- Неужели ты не поняла: всё, что у меня сейчас, так… почти по  твоему совету… Послушай, ты действительно поверила, что мне нужна Вера Андреевна?
 
  Это «ты» режет слух, но Лина не делает замечания. Отвечает искренне:
- Я не поверила, - и смотрит в его посерьёзневшие глаза с ожиданием.
- Не верь! – начав, он резко обрывает фразу и заканчивает разговор. - Ну, иди!
 
  Оглядывается на спутников, смеётся неизвестно чему, поправляет шаль Лины и добавляет громко:
- До свидания, Лин Сергевна, спокойной ночи!

   Схватив под руки Генку и Зою, он тащит их прочь. Но Лина окликает Зою:
- Зайди-ка на минутку.

     В комнате усаживает её на стул, садится напротив и строго спрашивает:
- Говори всё, только честно! Где вы его нашли?
- Кого?
- Мишку.

     Зоя мнётся. Но потом под строгим взглядом рассказывает:
- Он шёл со свидания с Верой Андреевной. И говорит: «Сейчас убью двух зайцев. Вызову, говорит… ну,  вас, значит. А Генка говорит: она не выйдет. Они поспорили. А потом мы пошли и… вызвали вас.

   Лина в смятении не знает, что сказать. Перед ней ученица, пусть и не намного моложе её, но услышать такое?!  Что же ты делаешь, Миша?
 
  У неё  нет ни находчивости, ни сил, чтобы найти подходящие к случаю резкие слова, которые могли бы хоть как-то её оправдать.
- Да-а, - вздыхает она, – не ожидала я этого от Михаила. Ладно, иди. Скажи им, если спросят, что я говорила насчёт уроков.

    Зоя ушла. Что было в  душе Лины? По всему, ей надо бы очень рассердиться, но удивительно: не было ни злости, ни обиды. Она сидела, опустив руки, и вспоминала.
 «Не верь», - сказал он и хотел продолжить, что-то добавить, но передумал, не сказал.

       А потом  опять появился Филисов. У него заболела мать, и в училище дали академический отпуск.

  Виталий  часто приезжал к Лине на мотоцикле. Однажды она пошла с ним в клуб. Опоздали на сеанс и зашли в «гримёрку».  Михаил был там. Ух, каким ненавидящим взглядом полоснул он по лицам обоих. Впрочем, тут же справился с собой.

  Он перестал встречаться с Верой, но что это могло изменить? Лина старалась не смотреть на него.

   В зале шёл фильм, а те, кто не хотел смотреть, толпились здесь. Потрескивали дрова в печи. Пацаны играли в шахматы. Девчонки листали журналы. Виталий  подошёл к шахматистам. Лина погрелась у печки, поболтала с учениками. Миша выходил на улицу, потом вернулся.

   Сумасбродная мысль пришла ей в голову... Вот он снова уходит. Шепнув Виталию, чтобы он ждал её здесь, Лина вышла следом за Мишей. 
 
  Он стоял в тесном коридорчике и смотрел, как она приближается к нему. Никогда  ещё не испытывал он такого острого приступа боли и злости. И ещё – того, что очень трудно передать словами, что живёт лишь в самой  глубине сердца и с чем не всегда сумеет совладать холодный разум.

  Эта девушка стала для него одновременно и раем, и адом. Но ей не дано было этого знать. Она видела сейчас только взъерошенного мальчишку, а глубину его чувств не могла измерить. Что ещё она хочет от него?
- Поговорим, Миш?
 
   Он сжал кулаки в карманах и молча шагнул в звёздное морозное мерцание. Было очень холодно, но у него, как всегда, не застёгнута фуфайка и подняты уши у шапки.

   Лина поспешила за ним. Шли молча. Скрипел снег под ногами. Остановились на мосту через речонку. Фантастически сказочный сине-белый мир, освещённый яркой луной, окружал их, но они не замечали его. Лина боялась начать разговор, да и не знала, с чего начать, и вообще не знала, что скажет и зачем пошла за ним. Словно морозом сковало её губы. Почти одновременно они повернулись друг к другу лицом.

    Она  приподнялась,  ласковым движением поправила шарф на открытой мальчишеской шее и оставила руки на его груди.  Стояла словно на раскалённых углях – и не чувствовала их обжигающего жара.

   Понимала, что она у края опасной и этой опасностью притягивающей пропасти. Жалела  Мишку, жалела себя. Мучительно хотелось хоть чем-то утешить того,  кому когда-то дала надежду и предала, выбрав другого.   
 
  Каждой клеточкой чувствовала, что Миша по-прежнему дорог ей, и в то же время знала, что не могла быть с ним.
 
  Он стоял, прямой, словно окаменевший, не вынимая рук из карманов, насупив брови.
- Помнишь, я говорила: будь тебе  больше лет или мне меньше – всё могло быть по-другому?
 
    Он по-прежнему молчит.
- Миш, я скажу сейчас, может быть, не то, что ты ожидаешь от меня. Всё против нас – и годы, и люди.  Но мы можем остаться друзьями.  Судьба даёт каждому три радости – друга, любовь и работу.  И друга – на первом месте! Понимаешь?
 
   Он молчал. Многое отдала бы Лина, чтобы узнать, о чём он думал в тот момент!   

   Спросил хрипло, отделяя каждое слово:   
- Зачем ты выходишь замуж?

     В этом вопросе был весь он, ещё ребёнок, мальчишка. Только мальчишка мог задать такой глупый вопрос. Как на него ответить? Если бы спросил не зачем, а почему, – ещё можно было бы сказать что-нибудь о любви. А тут… Лина растерялась.

   Не дождавшись ответа, он продолжал:
 -  Ты могла бы подождать. Я отслужу в армии…

    Лина убрала руки с его груди, почувствовала себя уверенней:

- Не осуждай меня, Миша, не злись.  Неужели ты ещё не понял, что не судьба нам с тобой быть вместе? Я знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться.  Быть может, я одна в мире знаю, какой ты на самом деле. Но что  могла я  сделать? Вести себя, как Вера Андреевна? Ты первый перестал бы меня уважать. Ведь так же?

-  Так, - в его ответе она увидела поддержку, и это приободрило.
– Ты ещё молод, и я завидую тебе.
- Ба, чо скажете!

     И вновь щемящая  нежность  наполнила её сердце. Откуда она взялась? Что питало это чувство? Она не знала, да и не хотела знать. Только одно знала точно: она не хотела зла этому мальчику - напротив, хотела видеть его счастливым!

- Послушай, Миша! У тебя вся жизнь – впереди. В ней будет всё.
- Тебя не будет, - он прервал неожиданно и невежливо.
- Есть девчонки в тысячу раз лучше меня…

     Казалось, он не слушает её, подчиняясь собственному ходу мыслей. Она замолчала, и молчание затянулось.  Снова его вопрос:
- Ты любишь Филисова?  -

     Лина опешила от откровенного вопроса. Что ответить? Эх, уж если не отвечаешь сразу – это уже ответ!

    И новый вопрос – вернее старый, на который она так и не ответила:
- Зачем ты выходишь замуж?
- Он хороший… Я думаю... я буду счастлива с ним…

        Миша слушает этот почти невнятный лепет, и  у него падает сердце, падает, падает, и он не в силах его удержать… И, хотя он знает, что она не исполнит его просьбу, всё же  говорит  прерывисто, просяще:
- Не выходи…
- Всё решено уже…
- Нет!
 
    О, Миша, ты повышаешь голос. Так громче кричи, громче! Кричи, чтобы слышали все. Любовь надо защищать. Надо бросаться в бой  за неё отчаянно и дерзко, даже тогда, когда всё кажется безнадежным. Разве ты не чувствуешь этого? А если – нет, тогда разве это любовь?

  Но ты ещё так молод, и бремя непонятного чувства давит на плечи, ложится на сердце  непосильным грузом. Как справиться с ним, если все против и ты остался один в этом страшном мире? Один на один с несправедливостью и обидой.

- Нет, - повторяет он упрямо.  Он не кричит, не требует, он – просит тихо, глядя ей в глаза: - Не выходи замуж.
 
     Но он знает ответ. И она отвечает безнадёжно и так же тихо, повторяя сказанное:
- Решено уже! – Встряхивает головой, словно отгоняя предчувствие беды. И говорит...

   У неё срывается голос и перехватывает дыхание, но она говорит, словно боясь его новых  вопросов:

- Я всегда буду помнить  тебя Миша, где бы ни была. Слышишь? И, может быть, мы встретимся с тобой ещё... когда-нибудь. Представь: ты будешь идти, как всегда, своей независимой походкой и с любовью смотреть на девчонку рядом, симпатичную, милую, ласковую. И она для тебя будет дороже всех на свете. Ты будешь оберегать её. Вы будете счастливы, очень счастливы. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Слышишь, Миша? Вы пройдёте мимо – и даже не заметите меня. Счастливые никого вокруг не видят. Но я не обижусь, потому что ты навсегда останешься для меня таким, каким я знала тебя эти годы. И я только с завистью посмотрю вам вслед.

    Голос её дрогнул.
    Миша молчал, опустив голову. Лина тоже смолкла. Он первым прервал молчание:
- Идём, - голос  будничный, почти равнодушный. Это обидело девушку.

   Неужели он не понял её, не поверил, не оценил?

  А верила ли она себе? В тот момент, когда говорила, - да. Но потом, позже появилось всё увеличивающееся чувство вины и раскаяния.  И хотя в тот момент она искренне жалела его и желала добра, на самом деле не знала ничего о его счастье.
 
    Она и о себе-то ничего не знала, а потому и советовать не имела права.

                Продолжение:  http://www.proza.ru/2017/07/10/772