Хандра

Утром я, ещё не открывая глаз, чувствую её присутствие в доме. Обычно она появляется вместе с затяжным дождём или после бессонной ночи, но это совершенно не обязательно. Приоткрываю потихоньку один глаз: сидит! Ноги поджала под себя, как я сама люблю сидеть, шарф на шее, личико несчастное, под носом красно. На меня не смотрит, позирует.
— Ну, привет, Хандра! Надолго?
— Навсегда, ты же знаешь.
— Это мы ещё посмотрим. В прошлый раз ты тоже так говорила.
— В прошлый раз ты применила запрещённый приём — умотала в Питер к друзьям. А меня бросила одну.
— Не бросила, ты сама отстала по пути на поезд. У тебя же вечно багаж неподъёмный: одни бесплодные сожаления чего стоят. Выкинула бы ты их, а?

Говорю, а сама оглядываюсь, чем бы таким отвлечь незванную гостью?
— Альбомы посмотреть хочешь?
— Конечно хочу. Где ты молодая и худенькая. Сейчас-то вон в кого превратилась. Того ли ты ждала?
— Мда, ты снова свою пластинку завела…  Хорошо, альбомы не будем. Давай кофейку горячего, а? У меня и пирожные найдутся. Хочешь?
— С кремом? Хочу. И тортик прикупи сегодня. Ещё шоколадку большую. Я надолго. А коньяк с прошлого раза остался?
— Нет, я его в унитаз вылила. Тебе ж нельзя, ты тут же сопли разводить начинаешь, а потом посылать моим друзьям всякую ерунду. Вот кто написал Славе: "Обними меня, мне одиноко"? А я потом красней за тебя, отдувайся. Представь, что было бы, прочти твои опусы Славкина жена?
— А ничего не было бы. Все мужики козлы. Пусть она лучше следит за твоим Славочкой и за тем, с кем он переписывается по ночам.
— Ну что ты городишь, чучело? Откуда нам с тобой знать, с кем и о чём разговаривает взрослый мужчина? Это всё твоя болезненные фантазии. Не смей больше писать с моего телефона никому, ясно тебе?
— Мою страничку опять заблокировали, ты об этом знаешь, — начинает поднывать Хандра, давя на жалость, — Дай хоть в группу "Всё будет плохо" загляну, почитаю, что у них там.
— Знаю, за что тебя блокируют, — ты такую белиберду людям рассылаешь, просто уму непостижимо. Ну, что это за стихи у тебя:
Мне плохо, плохо, плохо мне,
Луна петлёй висит в окне.
Сейчас повешусь, утоплюсь,
Чтоб сбросить жизни тяжкий груз.
Мало того, что метафоры никудышные, так ещё на конкурс имени Агнии Барто эту графомятину послала. Не стыдно?
— А что такого? Дети должны знать с пелёнок, что их ждёт в этой жизни. Я им правду открыть хотела!
— Тоже мне открывательница, — ворчу я, накрашивая левый глаз, — ты как, стрелки рисовать будешь?
— А на кой? — уныло отзывается она, — Всё равно будем реветь с тобой, всё размажем.

А под глазами у неё следы от плохо смытой косметики, сверху напудрено не в тон, губы обгрызены, как и ногти, на ногах носки дырявые и разные к тому же. Вздыхаю, вытираю мордашку давней подруги влажной салфеткой, открываю новую упаковку весёленьких носочков, протягиваю ей.
— Ты хороооошаяяя, — затягивает она, — а никто не цееенит… 
Вот уже и носом хлюпать начала, ну что ты с ней поделаешь! Придется пустить в бой тяжёлую артиллерию. Включаю громкую ритмичную музыку, пританцовываю на месте, вытаскивая из шкафа велосипедки и футболку. Ах да, бельё сегодня нужно красивое.  Пусть эта дурында ворчит, что никто не увидит. Сейчас бы на велосипеде прокатиться, — мигом отстала бы. Да вот дождь не в тему. И на шопинг не отвлечься, — денег нет. Что бы предпринять? А то и вправду к вечеру будем сидеть за бутылочкой, звонить друзьям и шмыгать в трубку. Она умеет меня довести до такого состояния, профессионалка, сколько лет со мной работает… 

Пожалуй, сделаю комплекс на пресс, а то давно не занималась: то болела, то недосуг было.
Хандра слезает с кресла и садится рядом со мной на ковёр, скрестив по-турецки ноги. Внимательно смотрит, как я пыхчу, выполняя упражнения.
— Никогда никто от качания пресса не похудел. Вон у тебя сколько жира, сплошные складки. Да и возраст…
— Что возраст?! — не выдерживаю я.
— Некоторые в твои годы бабушками становятся, — задумчиво замечает эта ехидна, на всякий случай отодвигаясь от меня подальше. В её тени ковёр кажется пыльным, а вся комната как будто захламлённой. Прибраться бы, Хандра этого не любит, только сегодня нет настроения на подобные подвиги. Вот ведь, зараза такая, знает, когда приходить.

Долго пьём кофе на маленькой кухне, по телевизору одна ерунда, смотреть нечего, а слушать жалобы гостьи мне надоело хуже горькой редьки. Она ведь все мои слабые места изучила, это я сама ей в уста когда-то вложила все эти "никому не нужна", "неудачница", "слишком поздно что-то менять"…
Хандра каждый раз наливает кофе в новую чашку — чтобы посуда в раковине скопилась. Любит она такие мелкие раздражители. Ну, хорошо, раз мы с ней остались вдвоём, а на улице непогода, напишу сказку. О любви. И о том, какая я счастливая. Недаром все психологи твердят про терапию творчеством. Открываю старенький ноутбук, пытаюсь сосредоточиться на позитиве… Не тут-то было! Два грустных стихотворения за час. А сказка неожиданно обрела новое звучание, сильное, но совсем не жизнерадостное. Ну и пусть! Зато не зря сидела. Подруга читает через моё плечо, ей очень нравится:
— Ты непризнанный гений, — ласково шепчет она, — Тебя никогда не будут печатать. Я тебя очень люблю!

Закидываю сказочку на Прозу.ру, мою посуду, чищу картошку, пока Хандра выбирает треки под своё настроение. А к вечеру мы идём за коньяком и шоколадными конфетами — на последние деньги, разумеется. Друзья пишут мне, какие замечательные стихи и какая хорошая новая сказка получилась, а мы с Хандрой сидим обнявшись на ковре и горланим на два бездарных голоса: "Ой, мороз, мороз…"
Хорошая она всё-таки девка, душевная, хоть и поныть любит. А Славик козёл.