108 Дней Ее Жизни. День 16. Close your eyes

Закрой глаза.
_______________________________________
Что ты видишь, закрыв глаза? Я вижу призраков прошлого, и мне действительно жаль, если ты тоже.
_______________________________________
День 16

   Утром Мэтт нашел меня на кухне с кружкой холодного зеленого чая в руках. Я сидела с согнутыми поджатыми под себя ногами и растрепанными волосами, спадающими на лицо.
— Давно не спишь?
   Я нервно закивала. Этой ночью я спала всего часа два-три. Второй сон, который, в общем-то, и выбил меня из нормального состояния, был каким-то темным и пугающим. Сложно, конечно, назвать его другим сном, он как бы служил продолжением предыдущего. Зря я снова пошла спать тогда...
   Худощавые тела, блуждавшие где-то в тени леса я заметила не сразу. Однако, звуки их шагов и громкие вздохи слышала прекрасно, так, будто они совсем рядом. Сзади кто-то коснулся моего плеча, и я машинально отпрянула. Но то, что я увидела тогда, вряд ли скоро забуду. Скелет обтянутый тонкой полупрозрачной кожей, на которой множество синих и красных пятен, выпирающие ребра и ярко выраженные скулы, белые губы искусанные (или потрескавшиеся?) до крови губы, глазные яблоки где-то далеко в глазницах, спутанные, превратившиеся в мочалку черные волосы, такие редкие и жалкие. Но пугал не только внешний вид той девушки.
   «Это я».
   Да, среди всего того безобразия я сумела разглядеть свои родные черты. Подумав о том, насколько все так страшно, заметила, что шаги тех худощавых тел почти в пяти дюймах от моего второго безжизненного тела прекратили свое движение. Подняв глаза на лица, я еле сдержала вопль ужаса.
   Там стояла моя мать, сестра и... Мэтт.
   Мать выглядела даже хуже, чем я. Ее одежда была в пятнах крови, вывихнуто левое плечо, разбит лоб и выбито несколько передних зубов. Удар о руль при аварии так и остался на ее лице. А маленькая Алекса просто шла за маминой спиной, держа ее за правую руку. Мою сестренку почти не было видно. Я почувствовала, как по моим щекам потекли слезы. Мне больно. Сложно отвести взгляд от них, но мне пришлось это сделать. Мэтт, такой же худой и бледный труп, как моя копия и мать с сестрой, вдруг коснулся моей щеки и бережно смахнул каплю. Я не смогла бы узнать его, если б не его любимая голубая рубашка с закатанными рукавами, которую я подарила ему на прошлый день Рождения. И еще... Серебряная цепочка на шее. Он никогда не снимал ее.
   Язык онемел во сне.
   «Мэтт...»
   По виску стекала струйка крови, кое-где она уже застывала.
   «Ему выстрелили в голову. Но за что»?!
   Пальцы тоже были окровавлены. Ощущение, будто он пытался остановить кровь или стереть ее, не понимая, что это бессмысленно — он все равно бы умер. Черт подери, кто мог в него стрелять?
   Пока я смотрела на своего любимого мужчину, мое второе тело куда-то пропало, мама и Алекса стали ближе ко мне. Мэтт пошевелил губами, пытаясь прошептать всего три слова.
   «Мы ждем тебя».
   В этот момент я сама стала тем вторым телом. Я ощутила неприятную легкость самой себя, холод, переходящий в жар, волосы стали вылазить, а зубы крошиться.
   Тогда я и проснулась. В отражении в окне вместо меня настоящей все еще была я из сна. Резко вскочив с постели и помчавшись к зеркалу, я чуть не сбила по пути всю мебель и едва не разбудила Мэтта. В комнате включить свет, значит разбудить его, а я не хочу, чтобы он зря волновался. Это лишь сон. Только сон. Всего лишь КОШМАР.
   Мое лицо перекошено от страха, но достаточно живое и не особо худое. Холодная вода в чувство меня привести не смогла, а спать я не собираюсь.
   «Мы ждем тебя».
   Черт, нет, нет! Я просто ненормальная, я чокнутая! Это все не может быть правдой, а Мэтт переживет меня еще не на один десяток лет. Он не может ждать меня вместе с моей семьей! Не может такого быть. К тому же, они давно погибли, а он жив. Это невозможно, только если... если это не будущее и он не умрет до того, как умру я. Бред. Сущий бред.
   Но эта мысль не давала мне покоя ровно до тех пор, пока я не дошла до другой: «А ведь там, в лесу были и другие. Кто они? Они тоже погибли или это лишь плод моей больной фантазии?» Я упала на плитку в ванной и закрыла глаза.
— Мне страшно. Я боюсь.
   Не знаю, зачем говорила это. Будто меня спасут слова признания самой себе, ха. Вновь появились образы хрупких изуродованных тел, и я поспешила открыть глаза. Ледяная кафельная стена ванной казалась даже теплее прикосновения Мэтта в моем сне. Сложно не думать об этом и переключившись на другое уснуть снова. Даже не просто сложно — невозможно. Через несколько часов я сидела на стуле в углу кухни, зеленый горький чай совсем остыл, а я, не моргая, уткнулась в одну точку. Тогда и подошел Мэтт. Не хочу говорить ему про сон, но он и сам видит, что со мной происходит. И я, не поднимая на него глаз, в той же позе, рассказала сон. Упустила только одно — его. Лицо Мэтта несколько раз менялось, я замечала это боковым зрением. Глаз я все еще не сводила с электрического чайника, который и был объектом моего внимания. Дослушав до конца, мой любимый через силу улыбнулся и протянул руку, что бы убрать с моего лица волосы. Теплая.
— Собирайся, дорогая. Съездим в одно место.
   Я посмотрела на него. Вспомнила, что он хотел отвезти меня в больницу на обследование.
— В больницу? — я закусила нижнюю губу, чувствуя, как соленая кровь оказалась во рту.
— Нет, — он снова улыбнулся, но все так же напряженно. — Но обещай, что не будешь сильно возражать.
— Постараюсь.
   Мэтт поцеловал меня в висок и отправил в спальню одеваться. Одевшись в джинсы и свободную светлую футболку, я вернулась на кухню. Я стала на пороге, все было в дыму сигарет. Меня не напрягал запах табака, но немного беспокоила одна вещь: Мэтт не курит. Точнее, никогда раньше не курил. Откуда у него сигареты? Задавать вопрос, зачем он это делает, бессмысленно. У меня другой, откуда?
— Извини, я нашел их у тебя на полке.
   Он указал на верхнюю полочку над раковиной.
— Ничего.
   Признаюсь, я и сама буквально недавно курила. Но все же потянулась к пачке за еще одной. Мэтт, молча докуривал сигарету, а потом сделал беззаботное лицо, будто пытаясь сказать: «Эй, ты чего? Все ведь в порядке!"
— Я заведу машину, — он потушил бычок в одном из старых блюдечек от кружек с кофе.
   Докурив, я спустилась к нему и залезла в «Додж».
— Ты только не волнуйся.
   Обычно Мэтт так говорил, когда хотел, что бы я сделала что-то, чего бы не сделала никогда сама. Например, прыгнула с тарзанки.
   Мы ехали около двадцати минут, впереди показались высокие шикарные ворота, они были открыты и мы поехали дальше. Старое, но в хорошем состоянии двухэтажное здание напоминало реабилитационный центр, в котором лежала тётка, после того, как узнала о смерти моей матери и сестры. У неё был ужасный срыв. И, чёрт, я не ошиблась.
  «Психологическо-реабилитационная клиника Сиэтла».
— Мэтт! — я повернулась к нему. — Ты хочешь сдать меня им?!
— Любимая, успокойся. Мы лишь зайдем к одному человеку и поедем домой. Обещаю.
   Мои руки, вцепившиеся в его руку мёртвой хваткой, ослабли, я вновь поникла.
— Что ж... — я опустила голову. Он считает, что мне нужна помощь. Ощущение предательства больно въелось в сердце.
   Большим и указательным пальцами он коснулся моего подбородка и развернул моё лицо к себе.
— Я лишь хочу, что бы тебя перестали мучить кошмары. Возможно, беседы с психологом пойдут тебе на пользу.
   Хорошо. Всего-то обычные разговоры. Мне будут задавать вопросы, а я отвечать. Ничего особенного, ведь так?
   Двадцать две ступеньки, парадный вход и по невероятно длинному коридору направо. Мэтт держал меня за руку. Возле одного из кабинетов мы остановились и он постучал.
— Входите. — Сказал голос за дверью.
— Доброе утро, мистер Ротман. — он усадил меня на диванчик в одной части кабинета, а сам пошёл за угол, в другую, где мистер Ротман читал истории болезней. Они о чем-то разговаривали некоторое время, потом Мэтт вернулся.
— Зайди к нему, Эйприл. — Он умоляюще посмотрел на меня.
— Хорошо...
— Люблю тебя.
— И я тебя...
   Ротман оказался мужчиной средних лет, довольно приятным и ухоженным человеком. Но меня настораживал его белый халат и оценивающий взгляд за очками.
— Итак, Эйприл. Меня зовут Джон Ротман, я психолог, как Вы поняли. Мистер Стрик, похоже, беспокоится о Вашем психологическом равновесии. Сможете ли Вы честно отвечать на мои вопросы?
   Минутная тишина. Я в ступоре. Как я могу честно отвечать на вопросы какого-то незнакомого мне человека? На что вообще надеялся Мэтт??
— Эйприл?
— Извините, но это невозможно.
— Объясните? — недоумение отразилось в его голосе.
— Не в моём стиле отвечать каждому встречному на вопросы, тем более, не думаю, что вопросы будут такими банальными, как, к примеру, как дела или вроде того. Так что, нет.
   Он чуть усмехнулся.
— Но ведь я не, как Вы сказали, «каждый встречный». Это моя работа, задавать вопросы и анализировать ответы моих клиентов. Сейчас мой клиент — Вы, Эйприл.
— Нет, я всего лишь девушка, которая согласилась поехать со своим бой-френдом туда, куда он решил. Я и понятия не имела, что окажусь здесь.
— Вы понимаете, почему Вас сюда привезли?
— Не думаю, что некоторое расстройство стоит того, чтобы везти человека к психоаналитику.
— Возможно, Вы правы, но я должен понять, насколько оно лёгкое.
   Этот человек не нравился мне, я почти сразу прониклась к нему антипатией. А ведь правильно говорят, внешне человек может быть безмерно приятен, а на деле он — дерьмо. Так же и наоборот. Но тут, однозначно, первый случай. Он ещё продолжал что-то говорить, а я, молча, встала со стула и пошла к выходу из кабинета. Ротман протестовал, просил, что бы я села обратно, что мы только начали общение и даже не дошли до сути. А я шла к Мэтту. Он знает, что если я не хочу, то бессмысленно меня заставлять. Зачем тогда привёз сюда? Мэтт нервно перелистывал какой-то журнал на диванчике.
— Пойдем. — Я, не останавливаясь и не дожидаясь его, направилась в коридор.
   Мэтт быстро догнал меня. Он сразу понял, что ничего не вышло.
— Дорогая, зачем ты так?
— А зачем ты привёз меня сюда? Разве я должна быть тут? Знаешь, никогда бы не подумала, что окажусь за стенами психлечебницы благодаря тебе.
— Но ведь это только беседа с психологом, не более.
— Это предательство, Мэтт.
   Теперь я уже бежала из этого здания, хотелось поскорее покинуть его. Становится тошно от одной только мысли о том, что меня могут закрыть здесь. Всю дорогу он молчал, но я услышала, как он что-то бубнел себе под нос. Тихо, чтоб я не услышала. До меня донеслось лишь одно слово. Предательство. Я обидела его  этим. Теперь меня съедало чувство вины перед ним. Он же хотел как лучше. Мэтт всегда желал мне только хорошего. Сейчас тоже. А я его обидела. Он остановил машину возле моего дома. И так же молча открыл дверь автомобиля.
— Мэтт, подожди.
   Он закрыл дверь и посмотрел на меня.
— Извини, — я обняла его.
   Мой бой-френд сначала с некоторым нежеланием из-за обиды обнял меня в ответ, но потом смягчился и уже тепло прижимал к себе.
— Ты меня тоже. Думал, тебе это пойдёт на пользу. Я ведь понимаю, что всего ты мне не расскажешь. Чувствую, что чего-то боишься и не говоришь мне.
   Мэтт всегда понимал меня с полуслова, а иногда и вовсе, будто знал чего я хочу и о чем беспокоюсь.
— Мэтт, я... Я боюсь за тебя.
   Он слегка усмехнулся, подумал, что это абсурд, но через пару секунд лицо стало серьёзным.
— Расскажешь мне?
— Тот сон, сегодня ночью, я не все тебе рассказала... Это не первый сон, который так напугал меня. Твой взгляд и руки...
— Я был там?
— Ты не просто приснился мне, ты сказал: «Мы ждём тебя».
— Подожди, мы — это миссис Марми, Алекса и я?
— Да.
— Но они давно погибли, а я, — он ухмыльнулся, — вот он я.
— Мэтт, ты был мёртв.
   Слова слетали с моих губ так тяжело и холодно, что я не узнавала свой голос. Будто говорю вовсе не я, а кто-то другой, лишенный жизни и разума человек.
   Он, было, снова хотел выдавить из себя улыбку, однако быстро передумал и сосредоточено смотрел на меня, держа за руку.
— Тебя будто кто-то застрелил. У тебя по виску текла кровь, из раны, как от пули. — Слёзы вновь начали появляться, уже не могла сдерживать себя. — Не надо никуда ехать, прошу тебя. Останься со мной. Мне страшно, я боюсь. А вдруг так и будет? Что тогда? Я ведь с ума сойду, я...
   Мэтт взял моё лицо в свои ладони и внимательно посмотрел в мои глаза.
— Все будет хорошо, — внушающим спокойствие тоном ответил он.
— Зачем ты так со мной? — слёзы текли сами по себе, я слегка всхлипывала, как маленькая девочка, которая просила купить ей того большого медвежонка с витрины, а родители не покупали.
— Я вернусь. Обещаю тебе, Эйприл.
— Поклянись, — я смотрела на него с некоторой надеждой, а вдруг я просто параноик и психопат?
— Клянусь, — он все также, не выпуская моего лица из ладоней, поцеловал. — Я клянусь тебе, любимая.
***
   Мэтт решил меня пока не мучить и взял приготовление ужина на себя. Тем временем я сидела у себя в комнате на подоконнике и вертела в руках дневник. Он уже такой потрепанный и старый. Столько счастливых и грустных моментов он пережил всего за два года, сколько не переживёт ни один простой смертный. Конечно, я не утверждаю, что лучше других, но не каждый видит жизнь как я, не каждый столько всего увидит, почувствует, узнаёт. Пускай тут не очень много записей и все они по размерам не больше четверти страницы (если не брать в счёт мои стихотворные строчки), но в них вся я. Иногда вклеиваю фотографии или какие-то дополнительные листы с записями. В общем, тетрадь полна различных событий, полна мной. До конца осталось около пятнадцати листов. Думаю, мне хватит. На три месяца. Если же нет, вклею ещё листы. Зачем я веду дневник? Совсем скоро я умру, и после меня ничего не останется, тетрадь будет хотя бы напоминать о том, что на Земле когда-то существовала Эйприл Динэ Марми, которая умерла от лейкемии, но до последнего державшаяся сильной и спокойной. Конечно, начав вести этот дневник у меня не было цели оставить что-то подобное после себя, мне просто захотелось писать свои мысли. Потому, что мне проще их написать, чем рассказать о них. Иногда я писала в нем, находясь вместе с Мэттом в нескольких дюймах друг от друга. Я никогда не скрывала от него само существование дневника. Также и не прятала его, не боялась, что он прочтет записи. Бывало, и сама давала прочесть его. Так он мог понять, что реально происходит внутри меня. Некоторые сказали бы, что это глупо, а мы называем это взаимным доверием, которому отдавались целиком и полностью. Какие вообще могут быть отношения без доверия? Рано или поздно одному из партнёров надоест такая напряжённая неопределённость, мысль о том, что другой от него что-то скрывает, возможно, даже изменяет, и уйдёт. Весьма распространенное явление. Я бы не выдержала такого наплыва, поэтому считаю, что доверие — одно из важнейших пунктов в любых отношениях. Возможно, я просто чего-то не понимаю в этом плане. Но, что тут сказать? Я счастлива. Да, из-за таких привязанностей мне совершенно плевать на себя, больше волнуюсь об объекте своего внимания, но я рада, что всё так. Меня уже можно считать самым счастливым человеком на свете. Почему? Не каждому дано познать любовь. Особенно, если она взаимна и также сильна, как твоя. Я лишь поэтому уже могу считаться такой. Люблю и любима.
   Внезапно я вспомнила про Крис. Пришла ли она в норму после всех недавних происшествий с ней? Всего два дня прошло, даже не думала о ней, но меня начало грызть чувство вины. Завтра позвоню ей, хотя бы спрошу как она, как подготовка к экзаменам. В тоже время я знала, Крис поймёт, почему я не звонила ей. Не думаю, что она обижается, хотя мне было бы обидно, если б меня променяли на кого-то другого.
   Мэтт зашёл в комнату и, поцеловав, повёл за руку на кухню. Понятия не имею, откуда он их достал, но вокруг было море свечей. На столе красиво оформленные салаты из фруктов и пицца. Вспомнилось, как когда-то давно он готовил для меня пиццу. Как же она была божественна! Ни в каком ресторане или кафе таких не делают.
— Подумал, что тебе нужно немного расслабиться. — Он улыбнулся и поцеловал меня снова. — Извини, что так все просто, но я не видел смысла много готовить. Ты ешь мало, а я много не съем.
   Мы засмеялись.
— Спасибо, любимый, — я вновь коснулась его губ.
   Ужин заканчивался. Мы, уже без всякого намека на депрессивность, смеясь, задували свечи. Я задула последнюю и Мэтт поднял меня на руки, обхватив мои бедра. Он жадно целовал мои губы. Оказавшись в спальне, мы стали стягивать одежду друг с друга. В окно ярко светила луна, мы под её сиянием отдались любовной игре, полностью позабыв обо всем в мире.
   Стоны, прерывчатое дыхание, лишь иногда проскальзывали наши имена, и «я люблю тебя».
***
   Мы упали, обессилев на кровати. Всё-таки, мой мужчина не только днём великолепен. Я улыбнулась и повернулась к нему.
— Солнышко моё, — прошептал Мэтт.
   Через минут пятнадцать он уснул. А я все никак не могла нагнать на себя сон. Мысли одна за другой приходили в мою голову не давая спать. Странность была в том, что мысли были хорошими. Они заставляли меня улыбаться.
   Но не все.