Сашка

                Из раздела "Школьные годы"
 
        Все его звали Сашкой. Фамилии как будто и не было. Удивительно, но и прозвища тоже не было.
        Я познакомился с ним ещё в 46 году, когда мой друг Васька уехал на Сахалин. Как шутили тогда – «смолоду зарабатывать лысину». Почему-то считалось что, прожив на Сахалине несколько лет, человек начинает ускоренно лысеть, независимо от пола и возраста.

        Я оказался один. И не потому, что вокруг не было сверстников, – они были, как были и парни моложе меня, жаждущие моей дружбы. Просто в последние годы войны и первые послевоенные, я общался с пацанами старше меня. Конечно же, это благодаря Ваське я был введён в круг его знакомых и приятелей. Чувствовал себя в этой среде равным, да и они не считали меня малолеткой.
        С отъездом друга связь с его приятелями разорвалась. А с дворовой мелкотой и даже со сверстниками, вернувшимися из эвакуации, мне было неинтересно.

        Вот в это время и попал Сашка в мои приятели. Был он на год или два старше меня, но по многим вопросам мне уступал. Познакомились мы на делах литейных.
        Среди «шакалов» процветали тогда игры на деньги – «пристенок» и «чика».  В «пристенке» использовались большие дореволюционные медные пятаки или медали, похищенные у отцов. Ушко медали спиливалось, получалась круглая шайба, удобная для игры.
        В «чику» требовалась тоже шайба, но побольше и потяжелее – метать приходилось в «кон» – стопку монет, уложенных на землю в  4 – 6  метрах от метателя. Здесь особенно популярны были свинцовые шайбы диаметром 5 – 8 сантиметров и толщиной до полусантиметра.
        Вот на отливке этих шайб мы и познакомились. Свинец добывался из аккумуляторных пластин,  их оббивали от неплавкого напыления и оставшиеся свинцовые решётки плавили. Расплав разливался по формам, вырезанным в земле или в баночки от гуталина.

        Однажды Сашка принёс целый ворох пластин и предложил отлить свинцовые «перчатки» (так тогда шпана называла кастеты) – отмахиваться в драках. Нас в то время очень уж доставали парни из деповских бараков, таскавшие в карманах финки. Были случаи, когда они, исподтишка, в групповых свалках их пускали в ход, поэтому кастеты были не лишними.
        Конструкция простая – сжатое кольцо с бОльшим диаметром по ширине ладони, меньшим – по толщине. В сечении кольцо – прямоугольник. Вырезать в земле форму и отлить изделие труда не представляло, я отлил их Сашке и себе, но заняться массовым производством отказался – мало кому могли попасть в руки эти штуки.

        Два или три года после этого мы не виделись – Сашка куда-то уезжал. Вновь встретились, когда я уже закончил седьмой класс. Сашка заметно вытянулся, был уже на голову выше меня, но оставался всё ещё таким же шалопаем. Жил он в это время с бабушкой, на 2-й Краснофлотской улице. Где была его мать, и почему он снова оказался на попечении бабки, я не знал, да и вообще интересоваться семейными делами считалось неприличным.

        Я в тот год решил не связываться с техникумом, а завершать десятилетку. Поэтому лето у меня было свободное. Вот мы и шлялись с ним по городу, мучаясь от безделья.
        Однажды у вокзала  какой-то колхозный снабженец предложил разгрузить с железнодорожной платформы кирпич. Объём работы не показался большим и мы согласились на оплате в 50 рублей. Самоуверенные и не знающие цену таких работ юнцы.
        Вначале мы весело перебрасывались кирпичами, один бросал с платформы, другой укладывал в штабеля. Потом начали просто передавать из рук в руки.  Работали без рабочих рукавиц, голыми руками. Через какое-то время почувствовали что с руками происходит что-то непонятное.
        Опомнились, когда ладони стали синими и прикосновение к ним вызывало боль. Кирпичом, как наждаком, стесало с ладоней кожу, того и гляди из под тонюсенькой кожицы хлынет кровь. Дальше работать просто боимся, вдруг кожа не выдержит, лопнет?

        В назначенный срок подошёл наш наниматель, а треть платформы ещё не разгружена. Вопросов не задавал, только посмотрел на наши ладони и молча рассчитался. Понял мужик, что промахнулся с работниками. Но деньги отдал полностью. Впрочем, делец пытался разгрузить двуосную платформу за смешную сумму, почему и не постеснялся нанять подростков. За эту сумму взрослые грузчики и разговаривать бы не стали.

        На заработанное мы отобедали в вокзальном буфете (тогда он ещё не был рестораном), взяв на первое борщ  и на второе котлету с рисом. В буфете же заказали по 150 грамм «сучка». Выпили, плотно закусили – вот почти и весь заработок.

        В то лето мы ещё несколько раз встречались. Как правило, встречи не обходились без выпивки. Водка на розлив продавалась в каждом ларьке, а деньги на водку Сашка имел от продажи украденного у бабки сала. Бабка раз в полгода колола хряка, в подполье всегда в двух кадках хранилось сало, а Сашка втихаря его потаскивал. Не могу вспомнить, знал ли я источник его доходов. На мои вопросы о сале Сашка отвечал: «Бабка дала».

        Позже Сашка связался с более шустрыми пацанами, промышлявшими мелкими кражами, но не гнушавшимися порой и грабежа. И однажды попал вместе с ними в крупную неприятность.
        Его новые приятели жили на Краснофлотских улицах, где и он, но были постарше. Некоторые уже успели побывать в колониях. Среди городской шпаны эта группа была известна под кличкой «Засёровская шобла». Краснофлотские улицы, не знаю почему, в народе были переименованы в 1-ю, 2-ю и 3-ю Засёровку ещё во времена их застройки.

        В один из осенних вечеров эта кодла столкнулась с группой слушателей Партшколы, приехавших из района на учёбу. Те шли с вокзала в общагу. Завязали ссору, перешедшую в драку, отняли у мужиков их котомки.
        На беду вблизи оказался милиционер, открывший стрельбу из револьвера. Этим ребят, повидавших войну, было не испугать. Они погнались за стрелявшим, а тот ради спасения бросился в озерко, звавшееся у местных «болотом», где и потерял своё оружие.

        В течении следующих суток всех участников «повязали». Но Сашка успел рассказать о происшествии мне. Продержали его в КПЗ две недели. Спасло от суда  только то, что «подельники» путались в показаниях:  некоторые заявили, что Сашка в драке и нападении на милицию не участвовал. Сам он полностью всё отрицал, ссылаясь, что в тот вечер был со мной на танцах в саду имени 1-го Мая.

        Меня дважды вызывали в Райотдел, но я стоял на ранее оговоренном: Сашка был со мной до конца танцулек и участия в драке принимать не мог.
        Не знаю, насколько я был убедителен, но приятеля отпустили до суда. Всем остальным влепили, уже не помню, по сколько лет; часть из них попала в детскую колонию, совершеннолетние – в тюрьму.

        После этого происшествия наши приятельские отношения стали глохнуть, а вскоре и вообще прекратились. Как это произошло, в памяти не сохранилось – он как-то исчез с моего горизонта, то ли уехал, то ли его «увезли» за другие правонарушения. Ходил лишь слух, что он уехал в Брянский Новозыбков к матери. Хорошо, если это было так.

        Сашка был последним из приятелей моего шебутного послевоенного детства. Детства с его неосознанными подсудными поступками и блатной романтикой. После Сашки друзей с блатным душком у меня больше не было.
        Появились друзья не заражённые этим. Да и сам я стал смотреть на эту «романтику» другими глазами.
                1950 год.