Конец оргии власти глобализма

После оглушительного успеха «Духа терроризма» Бодрийяр развивает свою гипотезу природы терроризма в статье «Гипотезы о терроризме», а также анализирует наиболее интересные гипотезы других современных мыслителей на этот счет (впервые на русском языке 2016г., М., «РИПОЛ классик». Шквал терактов в мире за последние месяцы заставляет вновь задуматься о природе терроризма. На основе анализа нового эссе Бодрийяра и написана эта статья. В тексте упрощены сложные обороты автора эссе, перенасыщенность терминами неизвестными широкому читателю, заменена их русской трактовкой.
                ***

«Мы, сильные мира сего, отныне застрахованные от смерти и сверхзащищенные со всех сторон, занимаем именно позицию раба, тогда как те, кто распоряжается своей смертью, и для кого сохранение жизни не является единственной целью, как для нас, именно они сегодня символически занимают позицию господина.»
               
                Ж. Бодрийяр

           Бодрийяр считает, что новый терроризм, взращенный на глобальной мощи США и Европы, начавший свой кровавый путь 11сентября в Нью-Йорке и ставший тогда экстраординарным событием, которое, как и все последующие террористические акции, показало, что пришел конец мировому могуществу Западной цивилизации. Террористические акты снижают засилье планетарного единовластия и единомыслия монополярного мира. Глобальное могущество уже не может поглотить любое сопротивление, любой антагонизм и даже черпать в них силу.
Эту гипотезу философ называет нулевой. Ей он противопоставляет максимальную гипотезу, согласно которой создается невозможность предлагаемого «обмена» смерь на смерть в центре самого события. Террористы готовы умереть, а другие люди нет. Отсюда символическая сила теракта на Манхэттене и последовавших за ним, которые всех нас поражают.

Согласно нулевой гипотезе террористическое событие является незначительным. Это всего лишь злая перипетия на пути Добра, под которым понимается установившийся монополярный мировой порядок.
Другая гипотеза: это были безумные самоубийцы, психопаты, фанатики извращенной идеи, сами управляемые какой-то темной силой, которая просто эксплуатирует озлобление, бессильную ненависть угнетенных народов, чтобы утолить свою ярость разрушения.

Еще одна гипотеза пытается «облагородить» терроризм. Согласно ей терроризм выражение «всемирного исторического разума» порождающего отчаяние угнетенных. Гипотеза сомнительная, так как порождает представление о бессильной глобальной обездоленности человечества. Признание терроризма чистой формой политического протеста против мирового порядка, по мнению Арундати Рой — индийской писательницы, придерживавшейся левых политических взглядов, активной противницы неолиберальной глобализации -- делается только для того, чтобы осудить его и его последствия в виде невольного укрепления порядка с которым борется терроризм. Рой считает, что противостоящий глобальной системе гегемонизма Запада  терроризм - дьявольский близнец западной системы.

 Эта гипотеза, как считает Бодрийяр, утверждает, что всякое враждебное насилие является, в конечном счете, сообщником существующего порядка, дисквалифицирует намерения активных участников и саму цель их акции. Последняя сводится к «объективным» последствиям (геополитические последствия 11 сентября), и никогда к собственно силе. С другой стороны, кто манипулирует кем? Кто кому играет на руку? Несомненно, что для возрастания своего собственного влияния, террористы пользуются прогрессом Западной системы, и следуют  за ним в параллельной гонке, где, в отличие от классовой борьбы и исторических войн, противники никогда не встречаются лицом к лицу. Но философ идет дальше: «Вместо гипотезы «объективного» соучастия терроризма и мирового порядка, скорее следует выдвинуть точно противоположную — о глубоком внутреннем соучастии глобальной силы и той, которая выступает против нее извне: внутренняя нестабильность и слабость системы в определенном смысле идет навстречу стремительной дестабилизации порождаемой террористическим актом. Без гипотезы об этой тайной коалиции, этой склонности к соучастию, мы ничего не поймем в терроризме и в том, почему его невозможно победить».

Если террористы считают, что могут дестабилизировать мировой порядок своими собственными силами в лобовом столкновении, то это абсурд. Слишком велико неравенство сил. Кроме того в мировом порядке столько беспорядка, что усиливать дальше эту тенденцию бессмысленно. Усиление беспорядка лишь приведет к усилению полицейского контроля и деятельности спецслужб. Но может быть идеалистическая мечта террористов – иметь бессмертного врага? – вопрошает Бодрийяр. Нет врага – некого уничтожать.

Так в чем же завуалированное послание террористов? В известной сказке о Ходже Насреддине он ежедневно переводил через границу своего осла, нагруженного вьюками с соломой. Каждый раз пограничники обыскивали вьюки, но оказывалось, что в них ничего нет. И Насреддин продолжал пересекать границу со своим ослом. Много лет спустя, на вопрос что за контрабандой он занимался, Ходжа отвечал: «Я перегонял ослов». По аналогии, опуская все очевидные движущие силы террористического акта — религию, мученичество, месть или стратегию — можно спросить, что же на самом деле является объектом контрабанды? Все очень просто утверждает Бодрийяр: «То, что представляется нам, как самоубийство, является невозможным обменом смертью, вызовом системе, брошенным при помощи символического дара смерти, которая становится абсолютным оружием».

Бодрийяр формулирует суверенную гипотезу.  Она состоит в том, что терроризм, в конечном счете, не имеет ни смысла, ни цели и не определяется своими «реальными» политическими и историческими последствиями. Но, как ни парадоксально, именно потому, что он не имеет смысла, он становится событием в мире все более перенасыщенном смыслом и эффективностью. (Выделено мной. М. А.)
«Суверенная гипотеза это такая гипотеза, которая мыслит терроризм вне его показательного насилия, вне ислама и Америки — мыслит его как возникновение радикального антагонизма в самом сердце процесса глобализации, как возникновение силы, непокорной этой интегральной, технической и ментальной реализации мира, этой неумолимой эволюции в направлении окончательного мирового порядка». Схватка не на жизнь, а насмерть с военной силой системы, ее репрессивными структурами. Сила вызова глобальной системе. Сила непокорной единичности, индивидуальности, ожесточающаяся по мере расширения гегемонии системы — вплоть до такого переломного события как 11 сентября, которое переносит антагонизм в символическое измерение.

Бодрийяр аксиоматично декларирует. «Терроризм ничего не изобретает и ничего не открывает. Он просто доводит все до крайности, до пароксизма. Он обостряет определенный порядок вещей, определенную логику насилия и неуверенности». (Выделено мной. М.А.)

Терроризм порождает неуверенность каждого в своей безопасности. Это достигается благодаря спекулятивному расширению всех видов обмена – случайного, импровизационного, виртуальных форм, которые навязываются повсюду. Терроризм ирреален и ирреалистичен, выходя за рамки допустимого? –спрашивает философ. И сам отвечает, что наши системы информации и коммуникации уже давно существуют вне принципа реальности.  Террор, по выражению философа в гомеопатических дозах присутствует везде, в государственных институтах принуждения и насилия, на ментальном уровне политической риторики, на физическом уровне. «Терроризм просто кристаллизирует все компоненты суспензии. Он доводит до конца эту оргию власти, либерализации, потоков и расчетов, олицетворением чего были Башни-близнецы, являясь при этом резкой деконструкцией этой крайней формы эффективности и гегемонии. Поэтому, стоя на Ground Zero (Это участок в Нижнем Манхэттене, на котором до 11 сентября 2001 года располагался комплекс зданий Всемирного торгового центра. Само название участка связано с событиями 11 сентября и происходит от английского термина, обозначающего эпицентр), среди развалин глобального всемогущества, мы можем лишь в отчаянии обнаружить свое собственное отражение».

«Там можно почувствовать глубокое сострадание американского народа по отношению к самому себе — в развевающихся звездно-полосатых флагах, мемориальных плитах, культе жертв и погибших пожарных и полицейских. «Сострадание как национальная страсть народа, который хочет быть один на один с Богом, и предпочел бы считать себя пораженным Богом, чем какой-то злой силой. “God bless America (строка из патриотической американской песни - Боже, благослови Америку) превратилось в «Наконец-то Бог поразил [blesser] нас». Сначала потрясение, но, в конечном счете, вечная признательность и благодарность за то божественное внимание, которое сделало их жертвами».  Логика национального самосознания – если мы Добро, то поразить нас может только Зло. Мы получили наказание за избыток Добродетели и Могущества. Это наказание за то, что в Доброте и Могуществе мы зашли слишком далеко. Бодрийяр расценивает это объяснение, как «идеальное алиби, это психогигиена жертвы, которая позволяет ей смыть с себя всю вину и пользоваться своим несчастьем словно, так сказать, кредитной картой». Американцам словно не хватало такой национальной психической травмы. В страшных фантазиях, в голливудских фильмах-катастрофах существовала некая страшная сила готовая поработить нашу могучую, добрую Америку. И вот внезапно эта сила материализуется благодаря терроризму! И Зло захватывает коллективное бессознательное американцев и с жестокостью осуществляет то, что было лишь страшным вымыслом, кошмаром фантазии. Америка не могла себе представить Другого, такого же сильного, как она, но Злого. Америка считала, что есть только она со своими моральными ценностями и технической мощью. И поскольку иного она не видит, то всматривается только в себя с безумной болью и состраданием.   Бодрийяр подчеркивает, что Америка здесь аллегория  «или универсальная фигура всякой власти, которая не может вынести даже призрака вражды. Как другой, если он не идиот, психопат или фанатик может хотеть отличаться, отличаться бесповоротно, даже без малейшего желания присоединиться к нашему универсальному евангелию? Такого высокомерие Империи — как в аллегории Борхеса Зеркальные существа (символические персонажи китайской мифологии, обнаруживаемые в глубине зеркал. Притча о них входит в «Книгу вымышленных существ» (1954) Хорхе Луиса Борхеса) побежденные народы были изгнаны по ту сторону зеркал, где, лишенные своего облика, они осуждены на то, чтобы отражать образ своих победителей». (Но однажды рабы начинают все меньше и меньше напоминать своих победителей, вновь обретают свои собственные черты, в конце концов, они разбивают зеркала и нападают на Империю).

Лишая себя жизни в терактах террористы доводят в то же время до самоубийства другого — можно сказать, что террористические акты буквально «самоубивают» Запад. Ставка в символической игре «смерть на смерть».
Когда говорят, что ислам является Злом, подразумевают, что он действует плохо, потому. Что воспринимает себя униженной жертвой и поощряет свое радикальное крыло вместо того, чтобы «радостно вступить в Новый Мировой Порядок». Ислам отчаянно стремится отстоять свой фундаментализм.

А какими глазами смотрит на Ислам и терроризм Запад? «Мы так же не в состоянии хотя бы на минуту представить себе – говорит Бодрийяр -  что эти «фанатики» могут заниматься своим делом полностью добровольно и «свободно», не будучи ослепленными, обезумевшими или манипулируемыми. Поскольку это мы обладаем монополией решать, где Добро, а где Зло — под чем подразумевается, что «свободный и ответственный» выбор может быть сделан лишь в соответствии с нашим моральным законом. Это означает, что всякое сопротивление, всякое нарушение наших ценностей может быть сделано лишь в ослепленном сознании (но как происходит это ослепление?). То, что человек «свободный и просвещенный» обязательно выберет Добро — это наше всеобщее предубеждение, к тому же парадоксальное, поскольку человек, поставленный перед такого рода «рациональным» выбором, по сути, уже не свободен в своем решении (психоанализ также специализировался на интерпретации подобных «сопротивлений»).

На этот счет немецкий ученый и публицист Георг Кристоф Лихтенберг писал о парадоксе заключающемся в том, что «истинное применение свободы заключается в злоупотреблении ею и в чрезмерном ее использовании. Включая ответственность за свою собственную смерть и смерть других». Следовательно абсурдом выглядит определение «трусы» применительно к террористам: трусы, потому что выбрали самоубийство, трусы, потому что сделали жертвами невинных людей (в то же время мы не обвиняем их в том, что из своего действия они извлекают выгоду в виде пропуска в рай).

     Бодрийяр считает, что мы не можем представить себе теракт совершенный на условиях совершенной самостоятельности и «свободы воли», так как мы сделали из них универсальные гуманистические фетиши ценности человеческой жизни и свободы, в то время, как есть люди для которых существуют ценности значительно выше этих: судьба, причина, гордость, слава и самопожертвование. И мы не можем понять, что эти люди совершают теракты исходя из своей системы ценностей, в которой существование не является высшей ценностью.

Бодрийяр подчеркивает, что «вопрос о свободе — собственной или чужой — уже не помещается в рамках морального сознания, и высшая свобода должна давать нам возможность распоряжаться ее вплоть до злоупотребления ею или принесения ее в жертву. Омар Хайям: «Важней свободного сковать цепями ласки, Чем даже тысячу рабов освободить».

Произошел полный диалектический поворот в отношениях господина и раба. Когда-то господином был тот, кто боялся смерти и сам мог причинить ее другому. А рабом был тот, кто «лишенный смерти и судьбы, был обречен на выживание и на работу». А сегодня «господа» (сильные мира сего), которые, казалось бы всесторонне защищены и застрахованы от смерти, оказываются в положении рабов, чьей жизнью и смертью распоряжаются иные, а террористы («рабы») становятся распорядителями своей и нашей смерти, так как для них сохранение жизни не является высшей ценностью. Они становятся символическими господами.

Теракты, часто кажущиеся бессмысленными, это жестокий вызов брошенный торжествующей логике глобализации. Атаки на безразличие, логику симуляции Западной цивилизации совершаются во имя высших ценностей, высшей реальности, которая на Западе серьезно не воспринимается или воспринимается, как иллюзия. Однако высшие ценности, проповедуемые террористами, берут свое начало в глубине веков. В этом их упрекает и французский писатель Филипп Мюрей: «Мы ликвидировали все наши ценности, в этом же смысл всей нашей истории, а вы нам опять привносите ваши призрачные ценности, вашу призрачную идентичность, вашу «слаженность», которую вы противопоставляете разлагающемуся миру».

Террористы принимают знаковые «симуляции» глобализма (башни, рыночную экономику, западную массовую культуру) за реальности с которыми нужно бороться. Однако нет никакого смысла бороться с симулякрами, чтобы возвратиться к истине. Нет никакого смысла бороться с виртуальностью, чтобы возвратиться к реальности, утверждает Бодрийяр.
По словам Каролины Генрих, профессора философии (Германия), террористы сами находятся в полной симуляции: террористический акт просчитывался с помощью моделирования. Это замечательный пример создания моделей по отношению к реальности (для выработки антитеррористических стратегий даже обращались к голливудским режиссерам в качестве консультантов). Кроме того, их акция во всех отношениях моделируется согласно технологическому устройству системы. Как в таком случае, играя в ту же самую игру, что и она (система глобализма), можно стремиться к ниспровержению конечных целей системы?

В определенной степени это возражение, нивелируется тем, что оно ограничивается религиозной и фундаменталистской полемикой террористов, согласно которой они на самом деле намереваются противостоять глобальной системе во имя высшей религиозной истины.

Террористы атакуют западную реальность чисто символически, действием, которое в сам момент его совершения не имеет ни истинного смысла, ни референции в ином мире. Смысл символичности демонстрируется ими в том, что они хотят разрушить западную систему ее собственными технологиями и оружием (самолеты, автомобили, компьютеры, мобильные телефоны, стрелковое оружие, взрывчатка и пр.). Однако их главное оружие использование бюрократической бессмыслицы, неповоротливости, либерального благодушия, абсолютизации прав человека, примата сохранения жизни и безразличия лежащих в основах глобалистского общества. Их стратегия реверсии и стремления возвратить власть к себе — не во имя морального или религиозного противостояния, или какого-то там «столкновения цивилизаций», а в силу чистого и простого неприятия мирового всемогущества глобализма.

Совсем не обязательно быть исламистом, или абсолютизировать высшую религиозную истину, чтобы счесть сложившийся мировой порядок неприемлемым. Исламисты или нет, многие из нас разделяют это фундаментальное неприятие западной системы, а в самом сердце этого могущества налицо многие признаки беспорядка, надлома и хрупкости. «Это и есть «истина» террористического акта, другой не существует, и уж тем более не является ею фундаментализм, с которым этот акт отождествляется, чтобы легче его было дискредитировать», подчеркивает Бодрийяр. (Выделено мною. М.А.)
 Терроризм возрождает то, что в системе западных отличий и обобщенного обмена не подлежит обмену. Различие ценностей террористов и безразличие Запада отлично между собой обмениваются. Событием является то, что не имеет эквивалента. И террористический акт не имеет эквивалента в виде какой-то трансцендентной истины.
Каролина Генрих противопоставляет террористическому акту граффити, как единственный символический акт в полном смысле этого слова — потому что граффити ничего не означает и использует пустые знаки, которые доводит до абсурда.  Граффити как раз и является террористическим актом (и также в этом случае все началось с Нью-Йорка), не из–за вписанной в него претензии идентичности — «Меня зовут Так-то, я есть, я живу в Нью-Йорке» — но из–за его невписываемости в стены и архитектуру города (вытатуированные граффитистами составы метрополитена погружались в сердце Нью-Йорка точно так же, как Боинги террористов вонзались в Башни-близнецы).

Иногда утверждают, в силу ирреальной экстраординарности происходящего, что атака 11 сентября была следствием внутреннего террористического заговора (ЦРУ, ультраправые фундаменталисты, и т.д.). А что если все это ложь? Если все было сфальсифицировано? В нас всегда сосуществуют одновременно ожидание радикального события и ожидание полного надувательства считает Бодрийяр. Уже и не счесть количество кровавых провокаций, покушений, «несчастных случаев», срежиссированных всевозможными группировками и спецслужбами – пишет философ. Поскольку правду об 11 сентября мы никогда не узнаем, то остается атуальным предположение, что всемогущая глобалистская система сама является вдохновительницей всего терроризма. Как ни странно нам это легче признать. Чем то, что какие-то темные джихадисты нанесли нам поражение. В авиакатастрофах мы охотнее ищем техническую неисправность, ошибки пилотирования, чем террористический акт. Даже если бы это было результатом внутреннего политического заговора какой-то клики экстремистов или военных, это все равно было бы ясным знаком смутной склонности общества к соучастию в его собственной гибели — проиллюстрированной распрями на высшем уровне между ЦРУ и ФБР, которые, взаимно нейтрализуя свою информацию, дали террористам беспрецедентный шанс на успех.

11 сентября со всей силой подняло вопрос оправдания террористов, свалив все на внутренний заговор и, тем самым лишить террористов ответственности или признать реальность. Но исламисты никогда не были способны на перфоманс. Теория внутреннего заговора здесь один из способов отрицания реальности. Отрицание реальности само по себе террористично. Бодрийяр считает, что нужно спасать прежде всего, так это принцип реальности. Негационизм — враг общества номер один. Однако на самом деле, мы уже живем в полной мере негационистском обществе. Больше ни одно событие не является «реальным». Теракты, судебные процессы, война, коррупция, опросы общественного мнения: больше нет ничего, что не было бы сфальсифицировано или неразрешимо. Власть, госорганы, институции — первые жертвы этого грехопадения принципов истины и реальности. Повсюду бушует недоверие. Теория заговора — это лишь небольшой бурлескный эпизод в этой ситуации ментальной дестабилизации. Отсюда жгучая необходимость борьбы с этим ползучим негационизмом и спасения реальности любой ценой. Философ утверждает, что «негационизм (отрицание реальности) — враг общества номер один. Однако на самом деле, мы уже живем в полной мере негационистском обществе. Больше ни одно событие не является «реальным». Теракты, судебные процессы, война, коррупция, опросы общественного мнения: больше нет ничего, что не было бы сфальсифицировано или неразрешимо. Власть, госорганы, институции — первые жертвы этого грехопадения принципов истины и реальности. Повсюду бушует недоверие. Теория заговора — это лишь небольшой бурлескный эпизод в этой ситуации ментальной дестабилизации. Отсюда жгучая необходимость борьбы с этим ползучим негационизмом и спасения любой ценой лежащей под капельницей реальности». (Выделено мной. М.А.)

Если терроризму и физической нестабильности можно противопоставить весь аппарат репрессии, то от ментальной нестабильности нас ничто не защитит.
Впрочем, все стратегии общественной безопасности – считает Бодрийяр -  являются лишь продолжением террора. И настоящей победой терроризма, по его мнению, является погружение всего Запада в манию безопасности, то есть в завуалированную форму постоянного террора.

Автор считает, что «призрак терроризма вынуждает Запад терроризировать самого себя: планетарная полицейская сеть и являющаяся эквивалентом напряженности всеобщей холодной войны — четвертая мировая — проникает в наши тела и нравы».
Руководители ведущих западных стран во время своих предвыборных компаний, на саммитах, в популистских интервью часто в самых категорических утверждениях заявляют, что «поставят точку» в борьбе с терроризмом, при этом оставаясь за оградами, в окружении все более многочисленной охраны, тысяч полицейских, бронемашин, вертолетов, то есть всех этих символов новой холодной войны, войны вооруженной безопасности и непрерывного  страха перед невидимым врагом.
Ни политически, ни экономически уничтожение башен, взрывы автомобилей или ни о чем не подозревающих граждан, не наносит поражение глобальной системе. Тут действует нечто иное – электрошок агрессии, дерзость ее успеха, и, как следствие, утрата доверия, крах имиджа атакуемой страны, ее руководства. Потому что система может функционировать только тогда, когда порождает собственный идеальный образ, может отражаться в себе как башни отражались в своем чувстве гордости и величия, ощущать свой эквивалент в виде идеального доверия и уважения мира. Именно это делало систему неуязвимой — и именно эта эквивалентность была разрушена. Именно в этом смысле, столь же неуловимом, как терроризм, система все же была поражена в самое сердце.

                М. Архангородский
                Июль 2017г.