Пари
(Дорогим родителям посвящается)
Когда-то, очень давно, в моём детстве, родители, за неимением дачи, снимали крошечный деревянный неотапливаемый ничем, кроме старенькой русской печки, домик в одном подмосковном посёлке, с удобствами и краном холодной воды на улице.
Именно в нём, в этом доме, прошли самые, самые, самые счастливые годы моей жизни и, возвращаясь туда спустя время, я испытывала такое невыносимо щемящее чувство, что делать это перестала. Особенно, после того, как, приехав однажды, обнаружила высоченный забор, охрану и услышала реплику последней: "Девушка, весь посёлок снесли и выстроили заново элитными домами".
Я развернулась и уехала навсегда, оставив там своё сердце, своё детство, свою первую собаку, своих первых поклонников, своих родителей молодыми, здоровыми и прекрасными и всех нас какими-то просто невероятно счастливыми.
Но память штука хитрая и тонкая, ничего из неё не вычеркнешь, как и не вспомнишь того, чего вспомнить не можешь.
В первый же год на малюсеньком клочочке земли мама вскопала огород. Папа никогда в этих загородных развлечениях не участвовал. Он сразу честно сказал, что он - пас, и "если ты хочешь, занимайся этим сама".
Огород был вспахан и чем только не засеян. И зелень всякая разная, и картошка, и огурцы, и кабачки, и, конечно же, клубника. Ах да, ещё горошек. Куда же без горошка?
Ещё в углу огорода мама посадила черёмуху - её самое любимое дерево. Иногда она подходила, срывала краешек листочка, мяла в руках, протягивала ладошку и спрашивала: "Чувствуешь, как пахнет?". Потом подносила к своему тонкому, просто-таки точёному, носу и млела.
Весной черёмуха сказочно цвела, затем давала чёрные душистые вяжущие ягоды, к осени - медленно желтела, картинно нависая над забором золотистым импрессионистическим пятном.
На картошку, клубнику, зелень и горошек папа сразу махнул рукой, мол, эти сорняки и сами вырастут. Что же касается кабачков и огурцов, он сначала вообще не поверил, что мама решилась их сажать, а когда понял, что она не шутит, выдал дословно следующее. Что, мол, за каждый выращенный нами (мы помогали маме с прополкой и поливом) огурец он даёт три рубля, за каждый кабачок - пять. И вот не надо сейчас смеяться и вспоминать Жванецкого в исполнении Карцева.
Вы вообще помните, что такое в советские времена (уточню, это был 1988 год) три и пять рублей? Зарплата опытного врача в хорошем месте была сто двадцать, и то, если повезёт.
Мама ойкнула, мы сглотнули.
До сей поры участвовавшие в помощи по огороду неохотно, а если совсем по-честному, то из-под палки, мы с сестрой, просто из чувства азарта и желания выиграть пари, принялись вовсю помогать маме.
Через месяц или полтора (уже не помню, сколько огурцам с кабачками надо времени, чтобы вырасти и созреть) ранним утром мама, напевая тихонько что-то себе под нос, несла ведёрко огурцов в дом, дабы сделать малосольные по её собственному, уникальному рецепту. Ничего вкуснее в жизни я не ела.
Папа приехал с работы, как всегда, поздно и с радостью навалился на варёную, пышущую ароматным паром, картошку с теми самыми огурцами. Чуть ли не облизываясь, он спросил, когда мы успели сгонять на станцию и купить такие чудесные огурцы?
Ответ не заставил себя ждать. Повисла пауза. После чего папа твёрдо заявил, что это бессовестный обман и никогда в жизни он нам не поверит, даже если мы все вместе будем убеждать его до третьего пришествия.
Третьего пришествия ждать не пришлось. Мы дружно взяли папу за руки и повели в огород.
Несмотря на сумерки, в приподнятых листьях зеленели наши малюсенькие друзья, поблёскивая вечерней росой и улыбаясь своими жёлтыми цветочками.
Тягостное молчание продлилось недолго. Папа, как человек умный и крайне прагматичный, быстро почуял, что пахнет жареным, и поинтересовался, как чувствуют себя кабачки? - Кабачки чувствовали себя отлично, разве что только не разговаривали.
Папа одновременно и ойкнул, и сглотнул.
Мама с победоносным видом стояла на крылечке, занавешенная только что постиранным в тазике бельём. Ей хватило ума и женской деликатности не озвучивать всех вытекающих.
Зато их не хватило нам. Мы тут же напомнили папе придуманные им самим правила, а также, что сроки посадки «второй волны» кабачков и огурцов ещё не вышли.
Хоть к тому времени он уже был профессором и имел приличную по тем временам зарплату, львиная её доля уходила на оплату огурцов и кабачков. Каждое появление родителя на даче сопровождалось нашим радостным улюлюканьем и немедленным требованием выдать маме соответствующую сумму. Лето было тёплое. Воды и сил мы с сестрой не жалели.
Слава Богу, у нас в семье был общий бюджет и деньги, перетекавшие под нашим строгим надзором из одного родительского кармана в другой, по-прежнему имели одно единственное предназначение: защищать и радовать нас, детей.
Больше папа ни в какие пари с мамой не ввязывался. Мы лопали огурцы прямо с огорода и до поздней осени наслаждались кабачковыми оладьями, которые мама готовила не хуже малосольных огурцов.
***
Той дачи давно нет ни в нашей жизни, ни вообще, физически. Черёмуху в первый же год спилили новые съёмщики. Мы приезжали и через забор долго-долго смотрели на одинокий пенёк. Огород погребён под роскошным французским газоном.
Прошло много лет и с тех пор, как нет мамы. Но если с чем-то, точнее с кем-то, и ассоциируется тот домик и тот светлый период нашей жизни, то именно с ней. Она была главным инициатором, вдохновителем и воплотителем всего того счастья. С ранней весны до глубокой осени она возила нас с сестрой туда, залихватски управляя старенькими жигулями и распевая по дороге столь любимые ею походные песни.
Пари папа так и не выиграл. Но по-прежнему это единственный человек на свете, кто в свои семьдесят семь способен приготовить малосольные огурцы и кабачковые оладьи по неповторимым маминым рецептам, и безоговорочно делает это каждое божье лето.
05.07.2017
Свидетельство о публикации №217070900026