5. Вещий сон. Дневник археолога

Тяжелый ежедневный труд, сложно назвать осознанно целеустремленным явлением. Вряд ли в силу своих врожденных природных наклонностей мы стремимся к чрезмерным физическим и умственным нагрузкам. В тяжелом труде нами руководит стимул. Но на какой-то стадии утомления, изнурения, материальные или иные стимулы уходят на второй план. Практически растворяются. Мозг вызывает чувства, собирающие в кулак волю и физическую силу. И результат, вознаграждение, уже не имеют решающего смысла. Человек превращается в сгусток положительной, деятельной энергии. Мозг закрепляет результат, удерживает, оберегает ясную, понятную, четкую картинку от распада.

Во все века, от рабовладения до лагерей ГУЛага, элиты передавали эту сакральную формулу из уст в уста. Люди способны плодотворно работать по 15-17 часов в сутки без выходных и отпусков. Сгусток деятельной энергии нужно лишь систематически подпитывать элементами таблицы Менделеева и оберегать от тлетворного влияния свободолюбцев. Внушающая сила воли, при этом, должна быть убедительной и бесспорной. Намертво связанной чувствами. Труд, внезапно, превращается в страсть.

Рыбак прав, древние были страстными охотниками, собирателями, рыболовами, любовниками. Они всё делали со страстью. Страсть была подвижником древнего человека. Мы, в цивилизованном состоянии, во многом утратили страстное состояние. Теперь мы нарекли его вдохновением, которое посещает нас всё реже.

В бесчисленных археологических экспедициях, я приметил для себя момент, мгновение, секунду, когда люди вокруг начинают следовать моим советам, указаниям, рекомендациям. Манера моей работы, моего внимания, да же мои ошибки и просчеты принимаются людьми за должное, за часть полноценного общего дела. Главное, не упустить кураж. Как серфингист, поймавший гребень волны, я сосредотачивал в такие дни всю волю. Стоило дать слабину и люди тут же рассеивались, как грозовые облака в знойный полдень.
Наша работа кипела уже две недели. Ушли сомнения, усталость, робость и неуверенность первых дней, появилось упорство, физическая сила и убежденность в необходимости наших усилий. Каков бы ни был результат, раскопки дадут исчерпывающий ответ на все вопросы. Очень хотелось верить в плоды. Но всё чаще, невесть откуда являлись в уме слова – мартышкин труд.

В любом деле, затее, всякой идее, перед тем как преступить к исполнению задуманного плана, на все вопросы должны быть поставлены исчерпывающие ответы. Только при таком подходе гарантирована ясность процесса, его предсказуемость. С каждым днем утомительного монотонного труда под палящим солнцем я уяснял пробелы в теории моей работы. И я чувствовал, как результат моего поиска, возможный приближающийся провал, тесно связан с ошибкой самого начала пути. 
Я возвращался в свою комнату уже затемно. Раскладывал на столе очередные находки. Черепки глиняной посуды, кости животных, остатки деревянных изделий. Земля кругом нас набита этими ничего не значащими артефактами органической истории, истории жизнедеятельности народа. Великолепной царской гробницы, о которой мечтали на кафедре, тут не было. Я выключал свет и погружался в тяжелый очищающий сон.
Отрицательный результат, впрочем, то же результат работы экспедиции. Я поблагодарю людей за тяжелый труд на благо общества и отечества, составлю подробный отчет, два три дня он будет предметом обсуждения на кафедре, бухгалтерия начислит сверхурочные, ректор выпишет премию, а через неделю об экспедиции забудут. Мало того, я с легкостью, без напряжения фантазии, могу расписать и следующие пять лет моей унылой, монотонной городской жизни. Где-то в предсказуемом течении сложившегося уклада и притаилась ошибка моих расчетов в поиске гробницы. Наверное, всё началось в самый первый день моего рождения, когда мне выписали метрику. С тех пор я словно с клеймом на лбу. Все мои действия, поступки, сам образ мыслей должны соответствовать определенным и безусловным правилам общества и государства, к которому я был приписан по факту рождения.
В ту ночь я испытал странное чувство во сне. Мне привиделась степь, залитая ярким лунным светом. На огромном поле чернели тени деревьев, под которыми я спешил укрыться. Луна казалась чужой и далёкой, я чувствовал себя незащищенным, уязвимым и совершенно одиноким. Так я и бродил степью, пока не проснулся с рассветом. Голова была тяжелой, тело разбитым. В вестибюле я нечаянно столкнулся с комендантом общежития.
- Как вы себя чувствуете? – недоуменно спросила она, смерив меня взглядом.
- Как после боксерского ринга, - признался я.
- Вы ушли около полуночи, а вернулись под утро. Вы совсем не отдыхаете.
Это было открытием. Никогда прежде не замечал за собой лунатизма. Я открыл было рот, но промолчал. Мало ли что подумают и начнут болтать обо мне люди. Тем не менее, я прошлялся всю ночь неизвестно где и как. Я глянул на свои сапоги. Ещё никогда они не были в таком плачевном состоянии.
Днём, когда экскаватор вновь уперся ковшом в дно раскопа, я обратил внимание на сырой грунт. Где-то рядом уже были грунтовые воды. Это был конец, курган пуст. Ничего не сказав людям, я попросил экскаваторщика больше не копать и отогнать технику на площадку ПТУ.
- У нас достаточно материала на бортах, - сказал я помощнику, молодому студенту с перепачканным худым лицом. – Будем бить траншеи по сторонам.
Я всегда удивлялся этому деревенскому парнишке. Его врожденная работоспособность, неприхотливость в труде и покладистость характера впечатляли. Сколько раз я ловил себя на мысли, что не поспеваю за ним. Он работал за двоих, таких как я.  Я что-то подсказывал ему, где-то поправлял, а он благодарил меня не сознавая, что моё внимание к нему было проявлением моей глубокой благодарности за его тяжелый бескорыстный труд.
Вечером явился настоятель. Он заглянул на дно раскопа и как мне показалось, отметил для себя лужу. Умный, наблюдательный человек, он умел делать нужные для него выводы.
-  Наши послушники вам больше не понадобятся в помощь, я полагаю, - с улыбкой заметил он. – Через два дня они вернутся к своим непосредственным занятиям. Не следует поощрять в людях праздность
Я не нашелся, что ответить настоятелю, а ему и не нужен был мой ответ. Он всего лишь избавлялся от меня с чувством нескрываемого удовольствия. Возможно, на его месте я злорадствовал бы так же. Разница между нами лишь в том, что я никогда ни при каких обстоятельствах не окажусь на его месте.
С тяжелым настроением я вернулся к себе и не раздеваясь свалился на кровать.  Перед глазами прыгали черные тени, на сердце было тревожно. В конце концов, не я был зачинателем раскопок, меня всего лишь попросили закончить дело. Вот тут и таилась основная ошибка моего мировосприятия  которая и привела к моему поражению. Я был всего лишь винтиком в большой, непонятной мне игре.  Исполнительный, неподкупный, целеустремленный, все эти качества в сочетании с свободолюбием сыграли со мной злую шутку.  Начальство использовало меня как надежный, самостоятельно функционирующий инструмент.
Чего ждали от кургана прежние власти, останется тайной. Может быть, через много лет правда и всплывет. Не зря настоятель так опасался, что я способен, что-то подбросить, подсунуть моим копателям археологам.  Но тот, кто меня сюда направил, знал совершенно, что на подлог я не способен. Им необходим был мой провал. Им нужен был именно пустой, ничего не значащий курган. И я, со всей своей независимостью, свободолюбием, добыл необходимый, нужный им результат.
Вся картинка с ясностью нарисовалась в уме. Но какой-то внутренний голос, задавленный, униженный моим современным цивилизованным состоянием, пытался достучаться до моего рассудка.
Курган не был традиционным могильником. Он был местом ритуалов, жертвоприношения. Это было ясно из за обилия обгоревших животных костей и остатками кострищ. К тому же, он периодически насыпался. Какой-то ритуал очищения, обновления. Были периоды органической истории, которые следовали один за другим. Это как весеннее, после зимнее очищение природы талыми водами. Возможно, он символизировал приход нового поколения. Молодого, сильного. Но хранившего что-то неизменное при этом. Поколения, поклонявшегося именно этому месту, этому кургану, а ни какому-нибудь другому. Не доставало ещё одного звена. Важного элемента всей цепочки взаимосвязей.  Я ощутил бессилие перед тупиком.

Когда-то в детстве, мне снился один и тот же сон. Я разбегался по плоской крыше своей пятиэтажки и прыгал вниз, усердно взмахивая руками. Я махал ними до боли в суставах, до онемения в мышцах, но неизменно грохался о землю и в ужасе просыпался. Теперь мне снился курган. Я разбегался и расправив руки бросался с его вершины. Так же неистово я махал руками и с горечью и ужасом следил, как несусь навстречу земле. Но внезапно я ощутил, как кто-то сверху схватил меня за полы рубашки. Кто-то большой поддерживал меня и мы полетели над равниной и ветер засвистел в моих ушах. Мы неслись над деревьями, над камышом, спускались к воде и неслись над Днепром, а я ощущал теплый влажный воздух над его поверхностью. Мы взлетели ввысь и полетели над монастырем. Мы кружили над ним, я видел зияющий пустой раскоп, узкую тропинку от кургана к берегу озера. Она терялась где-то в камышах. Мы начали спускаться, так же кругами, как взлетали. Кто-то огромный, помогавший мне лететь, отпустил меня. Я махал руками, но неизменно падал. Я почувствовал, как камыши больно хлещут меня по лицу и как больно камни сдирают кожу на моих коленях. Странно. Я рухнул в озеро, но воды подо мной не было. Я стоял на каменном островке, а вокруг плескалась беспокойная озерная рябь.