Диверс

 
«Взгляду и внутренним ощущениям не позволяй прибывать одновременно в одном месте»


(Хагакурэ)

 


  Самолет гудел тихо и ровно как трансформаторная будка…, поглощая свист ветра за бортом и убаюкивая тяжелые ночные облака. Он пробивал облачность идя по приборам, оставляя на кончиках крыльев белесые черточки, похожие на росчерк молочной паутины. Ночное небо было похоже на бесконечную пустоту, поглотившую маленький самолет, как брошенную детскую игрушку на ковровом полу. В окне, подсвеченном приборной доской, отражалось гранитное лицо летчика с серым оттенком, внимательно слушающего переговоры ночного эфира. Его лицо было каменным, как на старинных китайских скульптурах, но полуприкрытые глаза были сплошным обманом, он все видел и наблюдал за показателями многочисленных приборов. Красные, синие и желтые лампочки приборной доски отсвечивались на его лице, делая его еще более загадочным. Глаза пилота имели восточный эпикантус, что добавляло еще и старинной таинственности.
 «Летчик - чужих жизней счетчик и атомных бомб наводчик…!» - подумал Шведов и слегка дернул губой.
Он начал проверку всех микросистем, от которых зависела его жизнь. Пошевелив пальцами ног, он проверил комфортность ботинка с пластинами на щиколотках. Выпрямил ногу и поставил стопу в положение сокуто, затем куби, какато, чусоку. Во всех положениях ощущался комфорт. Новые выгнутые накладки, плотно прилегали к коленям и тоже совсем не ощущались. Такие же легкие и чрезвычайно крепкие вставки были на локтях и вдоль всего позвоночника... Он опять вгляделся в лицо пилота. Оно показалось ему очень знакомым, это был узкоглазый и молчаливый азиат, удивительно похожий на майора Кана, служившего во времена СССР в учебном центре в немецком городе Коттбус. Шведов лежал на уютном лежаке в самолете, смотрел на часы с дребезжащей стрелкой и вдруг отчетливо вспомнил того инструктора корейца.  На Штаковском полигоне маленький и громкоголосый майор Кан, выстроив курсантов перед танками, толкнул речь, разбавляя ее пафосом патриотизма и торжественности:
- Курсанты! – заорал он во все горло перед ротой, добавив в это слово четыре килограмма героизма и собственного неравнодушия. – Во времена Великой Отечественной Войны целые батальоны необстрелянных новичков от ужаса убегали при виде танков. Вы тоже пока новички и сегодня вы будете избавляться от чувства позорного страха перед обыкновенным крепким железом. Задача следующая - на вас будет переть этот танк, вы должны лечь на землю и пропустить его над собой, затем встать на колено и бросить гранату вот сюда, - он показал район моторного отсека. - Все уразумели? Что есть главное в армии? –снова заорал он. - В армии главное - это личный пример командира! Показываю личным примером, чтобы вы запомнили на всю жизнь. Вася, кончай курить…, заводи «оленя», едрена мать…!
 Майор снял фуражку, взял холостую противотанковую гранату и лег на землю. Танк, набирая обороты, прошел как раз над Каном, а затем получил гранатой в моторный отсек, которая сухо хлопнула и пустила дымок. Встав на ноги и отряхнув пыль с галифе, он выкрикнул:
- Добровольцы есть? Кто первый, бесстрашный и опасный диверс? Кто боится, тот живет в страхе, будем менять вашу жизнь на бесстрашную и легендарную… Отвечать, когда я задаю вопрос…, едрена мать!
- Девять…, прием! – неожиданно заговорил наушник, сухо клацнув в ушах.
- Прием, прием…, слышу отлично! - ответил Шведов и прижал правый наушник ближе к уху.
- Я получил приказ дать тебе информацию за двадцать минут до выброски. Осталось двадцать одна минута. Что касается погодных условий и твоего спуска вниз, показатели будут следующие:
… ветер будет почти встречный, не боковой, до 12-15 метров в секунду, ляжешь на встречный поток легко, прямо под моим брюхом, поболтает, конечно…, но в сторону не снесет. На курс выйдешь сам, я спуститься ниже не могу… Судя по показателям, на уровне двести метров будет туман до самой земли и небольшой дождь, почти маросейка. Прогноз подтвердился и нам повезло: Луны нет, пойдешь по ПНВ в полной темноте. Ущелье там ровное на целых двадцать семь километров, ты видел карту и помнишь, что средняя высота деревьев двенадцать метров. Я захожу так, чтобы ты вошел в ущелье через четыре минуты спуска. Прыгнешь с двух километров, дальше сам... Шлем с приборами ориентировки лежит справа от дельтаплана, выпадай только по моей команде, когда я пойду на самой минимальной скорости и выключу двигатели. По многократным расчетам центра у тебя будет точное приземление. Дальше ты знаешь… Проверь часы, сейчас 00.20. Я замолкаю, будь готов и жди команду за 10 секунд до прыжка. Удачи тебе, девять!
 Сухой щелчок снова ударил в уши и тихий гул самолета напомнил гудение старого телевизионного трансформатора. В иллюминаторе было темно. Небольшой матовый свет освещал выход в задний отсек. Шведов встал с лежака, быстро присел и мгновенно выпрямился, колени не хрустели, накладки не давили. Все карманы его комбинезона были закрыты черными зиперами. Ботинки крепко обнимали стопу, как антиквар китайскую вазу.
«Ноги –это самое главное!» - подумал он и шагнул к двери в задний отсек.
Там тоже все освещалось матовым светом, рисуя удивительную тень на полу от небольшого дельтаплана темно-серого цвета. Шведов одел удобный шлем, проверил наличие аккумулятора, аккуратно поставил на глаза широкие очки, связанные с шлемом коротким, толстым проводом и нажал на тумблер. Тихий свист внутри шлема оповестил о включении систем визуального наблюдения в режиме полной темноты, тумана и дождя. Он подошел к иллюминатору и заглянул во тьму. Земля, покрытая лесом и змеевидной рекой, была как на ладони. Изображение было черно-белым с легким желтым свечением, по всему экрану летали серые черточки, напоминая полеты ртутных капиллярных капель. Он дернул головой вправо, затем влево, картинка держалась ровно, как в тренажёрном центре на тренировках. Развернув дельтаплан килевой балкой к выбросу и проверив крепления своего парашюта, Шведов одел перчатки и застегнул на липучки. Он лег на живот и уперся ногами в еще закрытый люк. Часы медленно отсчитывали секунды. Самолет резко перестал гудеть и замедлил скорость, матовая лампочка в углу стала мигать, люк выброса шелохнулся и стал медленно раздвигаться на две половины, впустив в отсек свист холодного ветра.
- Готовность! - прозвучал спокойный голос летчика.
- Готовность! - серьезно ответил человек в комбинезоне и крепко сжал «пайп» дельтаплана.
- Начинаю отсчет! Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два…, удачи!
Шведов оттолкнулся и вместе с дельтапланом вошел в нижний поток воздуха, самолет быстро растворился в темноте ночного неба и тихо ушел в сторону. Немного поболтавшись и, поймав свистящий воздушный поток, Швед рассмотрел вход в ущелье, боковые скалы и поворот реки направо. В очках все также пролетали импульсные штрихи серых черточек, растворяя толстую пелену тумана и помогая дифференцировать дальние и ближние объекты. Высотомер показывал 1520 метров. Ровный ветер уверенно посвистывал в балках дельтаплана, поддерживая его на спуске. Через семь минут в очках показалась знакомая местность, множество раз увиденная и прорисованная на память во время тренажёрных спусков. Все ориентиры сходились, как в собранной головоломке. Посмотрев на высотомер еще раз и отметив восемьсот тридцать метров, Швед отстегнулся от дельтаплана, нажал на держатель семи пружин под центральной титановой балкой и скользнул вниз. Через пять секунд, ушедший в сторону дельтаплан, самостоятельно сложился в форму закрытого зонтика и камнем нырнул вниз в сторону высоких скал. Шведов открыл светло –серое парашютное крыло, полностью сливающееся с туманом и, работая двумя стропами, направил себя на нижний ориентир, увиденный в очках.
 Система поиска излучения живых тел на месте его спуска молчала. А это значило, что в радиусе трехсот метров не было ни души. Тихо шурша по воздуху, Шведов разглядел поляну ориентир и, поджав ноги, аккуратно приземлился сразу же завалив полотно крыла. Оглядев лазерным ПНВ все стороны и дважды перепроверив отсутствие излучения от живых тел, он снял шлем, очки и, сидя на коленях возле парашюта, глубоко вдохнул лесной воздух, подставив лицо холодному мелкому дождю.
«Такой дождь в Англии мои друзья называют –drizzle. Подумал и забыл, нужно двигаться вперед к тайнику, где ждет все необходимое оборудование»
Он достал телефон дальней связи без дисплея и нажал на кнопку 1. В темной кабине у летчика с лицом дедушки Хо Ше Мина, загорелся красный огонек приема.
- А я и не сомневался, что ты в порядке! – удовлетворенно шепнул пилот сам себе и, вздохнув с облегчением, переслал сигнал дальше, на базу, где два ночных человека сидели за столом и анализировали еще не пришедший завтрашний день.
 
  Лес был мокрый, поэтому по канонам всех специальных учебников, он был наполнен тихим пощелкиванием падающих капель. В такое мокрое время птицы предпочитают не летать, а сидеть в дреме на ветках. Кому повезло в лесной жизни, тот сидит в дупле на мягком настиле, сухой и тоже дремлющий. Мокрая птица если взлетает с ветвей в такое время, то не в погоне за пролетающим жуком, а ее кто-то вспугнул, и шум ее крыльев слышан за километр. Маленькие лесные пичуги сонно хранят свои мокрые головы в перьях, согревая головной мозг. Отряд совиных смотрел на темный лес, поворачивая большие уши, как локаторы ДРЛО. Они даже не ухали для общения, потому что мокрый дождь был временем затишья и ожидания, а не охоты. Это были природные основы боевой тишины в лесу, от которой зависит правильный анализ и ориентирование во время туманного заслона. Швед прислушался к воздуху. Вокруг стояла мокрая тишина, в сопровождении едва уловимых падающих капель. Туча, упавшая на землю, наполненная водой, превратившаяся в туман, закрывала видимость с двадцати метров. Собрав парашют, Швед вложил его и заблокированный шлем в выбоину возле дерева, забросав лесным настилом с иголками, а затем камнями. Камни были выложены вверх моховой стороной, потому что иначе не бывает в природе. Создав вполне реалистичное нагромождение камней, он облил его не осязаемой для человека жидкостью из пузырька.
 «Сюда ни одно животное с носом не подойдет долгое время…»
 Осмотрев место приземления, он направился в лес, активировав позывной дальнего тайника, откуда сразу же пошли сигналы наведения. Лес был усыпан шишками разного возраста и размера. В сухую погоду, наступая на такую шишку произойдет щелчок и обязательный хруст, в мокрое время, уже пропитанная влагой шишка, вдавливается в настил из иголок и не произносит не звука. Швед знал этот энциклопедический эффект «мокрой шишки», но старался не наступать, внимательно разглядывая землю через ночные очки с серыми черточками дальнего и ближнего приближения.

- Ты помнишь, как он ходил по Чечне? Многим, кто это знал было непонятно. Соберет рюкзак, двое суток изучает карту и уходит в сольный рейд. И в общем-то спец оборудование с собой не брал, только самое необходимое, удалялся, как на прогулку в парк… Умеющий ходить, следов не оставляет, а он умеет ходить и доказал это в хороводах джунглей Южной Америки целых восемь раз. Лишнего движения никогда не сделал, если ты помнишь…, все только выверенно и наверняка с каким-то адским расчетом. Так что не волнуйся: он мыслящий, думающий, изобретательный! – сказал мужчина за столом и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу. – Представь себе если бы пошел целый квартет из четырех спецов, как делают англичане в САС. У них, как ни странно, было бы меньше шансов выполнить задачу, хотя вопрос спорный, но четыре боевые точки всегда видней, чем одна. Четыре –это целый оркестр, а один –это только дирижёр. Музыку кто заказывает? Девятый пройдет, как бы там не был нашпигован участок этими изуверами- фанатиками, блайсами, минами или заманихами. Он настоящий инициативник, он совершенно уверен, что из любой ситуации есть двадцать шесть путей выхода и на полигонах вдалбливал это утверждение молодежи в голову и именно такое отношение к любой ситуации. Я тебе скажу больше, две недели назад из центра подготовки приезжали три человека. Ну просто совсем левый народ, у нас они всего пять лет, а гонору…, гонору на все двадцать пять. Говоруны, зазнайки и понтари. Им после Южных гор, вообще кто-то нашептал об их исключительности в мире выживания. Ну просто, как у нас говорят- «еще не волосатые личинки!» Но они же об этом не знают, не знают- уже, а не еще. Я прочел их личные дела, чтобы познакомиться лично и рассмотреть их участие в африканской работе на подстраховке малой команды на «Озере Ко.» Ты знаешь, там мешают спокойно работать эти чертовы революционеры и сопляки с автоматами. Сидит девятый у меня за столом, смотрит «очень красный» документ, а в это время заходит один из этих пятилеток и говорит – «Мы, товарищ полковник, настолько уже натасканы, что могли бы втроем взять целый город с населением до 200 000 человек!» Девятый поднял глаза, посмотрел на хвастливое и неотесанное полу мексиканское «Бурито» быстро взял чистый лист бумаги, и что-то там написал, взглянул на часы и поставил время. Затем он обратился к пятилетке и спросил его – «Что же вы Грозный не взяли втроем? Там полегло столько народу…» На что последовал ответ – «Не было приказа сверху!» Девятый тут же протянул ему лист бумаги, на котором было написано - «Не было приказа сверху» - и время написания на одну минуту раньше. Его война любит, он ее родственник по крови, он ее собутыльник и я убеждаюсь в этом много лет. Он видит короткое и длинное время. У него в голове временные промежутки не рвутся, как тесто, они соединяются в логическую цепь ближайших будущих событий. Он режиссер, а не зритель. 
- Я согласен, что в данном случае он самая лучшая кандидатура. Вы понимаете, это же уникальный случай, когда эта продуманная сволочь выбралась из «Лэнгли» и прилетела в Европу, осмотреться на месте, да еще собрался в лес в среду фанатичных партизан. Что-то они там затевают, судя по последним докладам. Мы на такую удачу и не рассчитывали. Если его убрать именно там, то на наше ведомство никто никогда не подумает и никаких снайперских выстрелов. Пусть ломают голову, что, да как? Нужна внутренняя ссора, внутри коллектива, ну вы понимаете. Все остальные последствия вы тоже видите хорошо, нам этого американского посыльного очень нужно списать в утиль. Он носитель закрытой информации, а без него мы выиграем целый сегмент времени. На вашего девятого, ставка очень большая! – ответил второй мужчина с покрасневшими от бессонницы глазами.
- На него маленькой ставки никогда не было,- ответил первый,- он из Макао в Гонконг ушел по воде зацепившись за киль рыбацкой шхуны. Большего идиотизма никто не ожидал, поэтому он и попал в Гонконг вовремя. Его искало пять тысяч полицейских профессионалов, а он сидел в гостинице в центре Гонконга, пил чай, записывал график прохода меченых кораблей и делал все остальное по графику.
В кабинет вошел капитан после разрешения хозяина кабинета и протянул синюю папку. Сигарета упала в пепельницу и продолжала дымить никому не нужным дымком, папка была быстро раскрыта и внимательно прочитана черная строчка на листе белой бумаги.
- Он уже на месте. Все по плану и в рамках установленного графического времени. Кто бы сомневался, только не я! - улыбнулся хозяин кабинета.
 
  Швед продвигался вперед уже сорок третью минуту. Через каждые сто метров он замирал, снимал очки и давал отдохнуть глазам, разглядывая настоящую реальность без черточек и указателей препятствий. Он вслушивался в тишину, которая могла дать полную картину туманного молока. Следуя давней привычке, никогда и нигде не оставлять следов, он выбрал удобное дерево и быстро взобрался на него. На высоте четырех метров, он помочился на ствол. Моча поползла вниз и растворилась в коре. Он помнил, что служебные собаки, идущие по следу, всегда останавливаются перед таким деревом, задирают голову и до ста секунд могут лаять вверх, почуяв тяжелый запах человеческой мочи, таким образом, погоня себя выдает громким возмущением собак. Швед спустился с дерева, отпрыгнул в сторону и двинулся дальше, минуя свободные прогалины и удобные для прохода места. Сигнал подаваемый из тайника усиливался, тихо дребезжа в нагрудном кармане. Подойдя к повороту реки, закрытому деревьями со всех сторон, он присел у дерева на корточки и внимательно стал разглядывать подступы к воде, заросшие камышом. Он сидел, не шевелясь, целых двадцать минут. Сканирование тепла человеческих тел не дало никаких результатов, тишина не нарушалась ни одним звуком. Швед подошел к воде напротив камня, внимательно осмотрел стайку плавающих желтых головастиков, засунул руку в ил и, нащупав толстый шнур, медленно стал тащить на себя. Через минуту из воды появился черный пластиковый мешок с водонепроницаемым чемоданом внутри. Открыв вставку на крышке чемодана, он посмотрел на синие ампулы под толстым стеклом и прочитал – (Andromedotoxin- Arbutin-Kue 7, F-4, KiNiN 9).  Быстро осмотрев внутренности чемодана и, прихватив все необходимое, Швед поставил датчик наведения на тайник в положение «сон». Плотно закрыл уже полупустой чемодан и утопил в том же месте, быстро исчезнув в чаще леса, покрытым густым туманом.
Швед пробирался по лесу в специальном костюме, приспособленном к рассеиванию контура фигуры именно среди такой растительности. Любой человек может различить и выделить от фонового рисунка силуэт с головой, двумя руками и двумя ногами, то есть фигуру человека, как потенциального врага. Костюм был разработан в спец лаборатории с переливами цветовой гаммы так, что в силуэте всегда не хватало или одной руки, или одной ноги, а с отдельных ракурсов, рук не было вовсе, они отсутствовали, сливаясь с боковыми фоновыми рисунками природы. Сама центральная часть фигуры была замаскирована и искривлена, специально нанесенным рисунком и на спине и спереди, имитируя небольшой куст или отдельную часть небольшого деревца. Мимикрию никто никогда не отменял, особенно в лесу, где потерять свой силуэт - это задача легче, чем в поле, а в поле легче, чем в пустыне. Но при использовании, так называемой, фоновой и боковой мимикрии, от которой часто зависит жизнь, необходимо особенное, просчитанное заранее поведение для данной окружающей среды и движения природных составляющих. Вычитывая ориентиры по памяти Швед делал по сто шагов и останавливался, приседая возле ближайшего дерева. Лес молчал, в глазах рябило от летающих черточек в специальных очках, без намека на чужое тепловое излучение. Остановившись в очередной раз, он услышал звуки ссоры нескольких ворон, где-то недалеко. Просканировав пространство впереди и заметив скачущих птиц в желтом спектре, он прошел на звук. На песочном берегу реки лежало одиннадцать трупов. Несколько ворон прыгали по лицам мертвых и рвали им веки и клевали глубокие раны, наслаждаясь вечным пиром последствий человеческой глупости. Швед быстро подошел к телам и лег рядом с мертвым мужчиной, мгновенно замерев. Лежачий живой человек среди одиннадцати лежачих трупов незаметен и нераспознаваем, особенно издалека, особенно, если кто-то бросил взгляд со стороны. Даже если никто не наблюдает, береженный всегда за столом, а не в гробу. Картинка присутствия не должна выделяться среди происходящего и при ясном солнце и во время ночного тумана.
 Швед начал осмотр даже не спугнув воронье, которое могло подать сигнал анализирующему мозгу. Несчастные были убиты ударом по голове чем-то массивным и тяжелым, это было видно по характеру открытых ран в черепах. На песке следы тяжелых ботинок разделялись на пять видов по размерам, индивидуальным изъянам каблука, рисункам подошвы и погружению в грунт. Восемь мужчин и три женщины лежали в одну линию, и перед каждым телом было два округлых вдавленных следа. Перед смертью жертвы стояли на коленях и смотрели в сторону реки. Судя по состоянию луж крови и особым признакам на телах, трагедия произошла около четырех часов назад.
 «Их вывели подальше от населенного пункта и убили здесь, даже не похоронив. Несмотря на мелкий дождь и туман, отход людей в военных ботинках с толстыми подошвами просматривался именно в ту сторону, которая была на изученной карте. Это большая помощь в ориентировании на местности и предостережение о существовании контактной группы врага где-то не далеко». Размышлял Швед, разглядывая мозоли на крестьянских руках мертвого мужчины и крупные следы медведя рядом. Он рассматривал рваные медвежьи укусы на лицах и ягодицах несчастных, окровавленную шнуровку ботинок на ногах мужчин, следы снятых недавно обручальных колец, небритость мертвых мужчин, искаженные лица предсмертными гримасами, остатки песка на брюках в области колен, сжатые кулаки, чистые от татуировок запястья, залитые кровью воротники рубах возле затылка и еще множество информативных узлов, касающихся дальнейших выводов. Швед лежал на песке среди одиннадцати мертвых тел и собирал информацию по крупицам в этом месте земли, в этом месте вселенной, молча созерцая следы чьих-то преступлений. Через 12 минут он закончил и снова одел очки. Осмотревшись, и не заметив чужого излучения на обозримых участках, он встал и быстро растворился в тумане. На берегу реки на песке продолжали лежать одиннадцать тел бывших людей, которые, совсем недавно дышали воздухом этих лесов и строили планы на будущее.
   С каждым часом вероятность продления жизни тумана уменьшалась, а с ним уменьшалось его преимущество быть незамеченным. До рассеивания туманного марева оставалось полчаса и видимость пространства вокруг заметно увеличилась. Он шел по следу разных ботинок, оставаясь позади карательной зондер группы. Швед давно усвоил, что война на религиозной почве имеет самые подлые методы и изуверские последствия: такую войну не ведут выпускники академий и военных училищ с промытыми мозгами и устоявшимся поведением, такую войну ведет жестокий сброд с блуждающим мотыльковым фанатизмом в головах, что всегда облегчает дыхание самой войны для профессионалов с боевым опытом. Сброд всегда не дисциплинирован, разрознен и без коллективного мышления выполнения задач. В среде равных профессионалов, таких гражданских солдат называют «бутерброды» и употребляют в пищу. Он шел по следу ботинок выделив несколько вариантов стоп и несколько характерных знаков. Швед читал по следам беспечность нескольких человек из группы, которые оставляли после себя, так называемые, шумные каблучные борозды, даже не стараясь их контролировать. Кто-то шел сосредоточившись и ступал одинаково, кто-то был далек от механики происходящего и часто скользил по настилу лишние пять сантиметров. Четыре окурка наплевательски валялись прямо на маршруте их прохода. Марка сигарет была немецкой - «CLUB». Прикусы фильтра разные, сигареты были докурены до конца с характерными привычками экономии самих сигарет. Влага медленно растворила бумагу, но рыжий фильтр еще держал информацию и следы характерных закусов. Беспечность была налицо.
 «Множество утопленных в настил шишек, треснувшие тонкие ветки, четкий рисунок шести пар разных подошв, из которых особенно выделялись две. Привал был здесь, четыре дерева имеют явные следы мочи, пятое стоит отдельно, здесь были две струи по бокам, цвет мха поменял цвет при попадании человеческой жидкости, наполненной солями. Идиоты… Мох всегда рассказывает многое о моче зверей и человека. Как говорили старые следопыты 9-го уровня- «Спроси у мха, и он расскажет все без денег!» Итак, шесть человек, двое в психологической связке, правят малую нужду вместе на один ствол, это дружба не один год, начало струи по мху говорит о росте обоих – один выше метр восемьдесят, другой метр семьдесят. Они лидеры…, они командуют, старше по возрасту, не курят и имеют лучшее оружие. Это блуждающая зондер команда по выявлению и уничтожению инакомыслящих в ближайших деревнях. У них может быть радиосвязь с базой. Мне обязательно нужна их связь, прямо мне в руки и в уши!»
Внезапно Швед замер…, услышав едва уловимый треск костра где-то впереди и быстро лег на землю, поставив очки на глаза. Тихий писк раздался внутри и картинка, рассекаемая серыми черточками, быстро установилась в глазах. Впереди горело желтое пламя костра, излучая тепло. Четыре человека с размытыми желтыми лицами валялись вокруг костра без движения, на часах около пяти утра. Они спали. Самая длинная фигура лежала с другой стороны костра, укутавшись в плащ палатку и сложив желтые руки на груди. Где-то в стороне раздался грудной простуженный кашель.
 «Какой вирусный молодец…, кашель в лесу –это предатель номер один…» -пронеслось у Шведа в голове.
Он повернул лицо в очках и заметил в сорока метрах от себя фигуру, лениво собирающую ветки для костра. Движения человека в кепке и в капюшоне были сонными и замедленными. Швед снял очки, аккуратно положил их под камень и достал нож, похожий на длинное шило с тонким лезвием совершенно черного цвета и черной рукояткой. Подкравшись к утреннему собирателю влажного хвороста, он быстро вонзил лезвие в промежуток между позвонками, чуть ниже шеи, парализовав все мышцы, перекрыв любые сигналы из головного мозга. Человек дернулся механически.
- Раз! - шепнул Швед на ухо карателю. Затем человек дернулся второй раз. - Два! Ты уже догнал тех, кого убил на берегу…
 Он взвалил на себя тело и быстро исчез в чаще леса. Пробежав сто метров, он нашел выбоину возле дерева, бросил туда «груз» и обыскал карманы. Ничего интересного не найдя, он вытащил из позвоночника нож, одел на себя куртку убитого карателя, его кепку и натянул капюшон. Назад возвращался медленно, собирая на ходу толстые ветки, стараясь повторять движения хозяина капюшона. Он работал замену объекта, которая была совсем не заметна. Швед медленно подошел к чужому костру и лениво выложил мокрый хворост рядом с огнем. Он присел на корточки и внимательно стал рассматривать спящих. Затем, шмыгнув носом, он вытащил нож с черным лезвием из левого рукава и подошел к ближайшему спящему телу. Не вглядываясь в лицо, быстро вонзил ему нож в сердце и перешел к другому лежащему телу, выполняя механическую работу. Когда остался последний спящий, Швед подошел к костру и, присев на корточки, подул на огонь, разглядывая маленькие искры, разлетающиеся по сторонам.
 Он думал о святой работе восстановления справедливости. Швед имел право на приговор и осознавал, что был орудием в руках самых высших сил. Возле последнего карателя лежал тяжелый молоток с длинной ручкой. Тот самый, который проломил одиннадцать черепов. Ручка была в бурых пятнах от крови. Швед взял молоток и быстро размахнувшись, вонзил его в лоб спящему. Возле костра лежала пачка немецких сигарет «CLUB». Он взял ее в руки, понюхал и бросил в огонь.
- Курить, вредно… Вы уже бросили, навсегда. Антиникотиновая агитация прошла успешно! – пробурчал он себе под нос, взглядом выискивая рацию среди мертвых тел.
Найдя саперную лопату, он засыпал костер до полного исчезновения дыма и огня. Вскрыв все крышки ствольных коробок на автоматах, он вытащил возвратно-боевые пружины и закопал их в грунт, засыпав примятым настилом из иголок. Закрыв автоматные крышки, он положил шесть АК рядом с телами. Дождь усиливался, громко стуча по капюшону. Швед снял чужую куртку и кепку и бросил их в место закопанного костра. Судя по ранее виденным следам на песке, разорванной коре на соснах и рваным ранам трупов на берегу реки, блуждающий «Михельсон» уже давно учуял запах свежей крови и скоро явиться на новый пир. Не найдя рацию и быстро сделав необходимые выводы, Шведов оглянулся еще раз, оглядев место... Надев очки с обнаружением теплового излучения, он быстро скрылся в кустах. Новое утро только начиналось…
Дождь закончился и только капли влаги, оставляя ветки, листья и иголки, падали вниз, чтобы раствориться в земле на радость червям. Где-то высоко световые кванты уже распоряжались пространством и меняли темные очертания на освещенные силуэты. Смена очертаний рисует каждому земному утру совершенно новые картины. Паутина висела над головой у Шведа, пронизанная маленькими шариками воды. Паучья сетка была без добычи, провисая геометрическими волнами под тяжестью прозрачных капель. Ближайший муравейник выпустил первых муравьев –охранников для сбора информации в округе. Мелкая шелуха посыпалась сверху на иголочный настил. Это белка начинала свой день без кофе и без сигарет. Швед лежал в густом кустарнике на самом краю скалы, разглядывая в специальный «Глаз Циклопа» весь лагерь, так называемых, партизан. Солнца еще не было, поэтому обнаружить себя дальним отсветом от линзы, он не боялся.
 «Каждой линзе, свое время суток!»- шутил он всегда.
 Четыре костра догорали в разных углах лагеря, поближе к сонным дозорным. Двое из них спали, прислонившись к соснам, двое других разговаривали на открытом участке, выкуривая уже по третьей сигарете. Дисциплина охраны объекта отсутствовала полностью. Узкая протоптанная дорожка выходила из леса и растворялась у первого деревянного дома. Два барака просыпались медленно, доказывая первые правильные выводы. Несколько парней лениво вышли на улицу и подойдя к дальним соснам и, широко зевая, стали опорожнять свои мочевые пузыри. Несколько человек пошли к реке и, оголив торсы, стали умываться и брызгать водой, что-то громко выкрикивая. Жизнь в лесу поставила свой отпечаток на поведении всех. Это было глупое поведение без боевого охранения и дальних дозоров, громкий хаос и полная кладбищенская беспечность.
 «Настоящие бутерброды. Именно на таких дураков могут навесить гиблое дело, чтобы они умерли за свежую религиозную идею…»
 В центральной хижине открылась дверь и на улицу вышел крепкий лысый мужчина. Осмотревшись вокруг, он потянулся и пошел в деревянному туалету недалеко от дома. Туалет был для командиров, а не для всех остальных. В покосившемся доме из трубы на крыше пошел дым, затем над вторым и над третьим. Двое парней занесли в дом несколько ведер с речной водой. Через несколько минут с разных концов лагеря к дому номер два подбежали четыре собаки. Виляя хвостами, они получили остатки ужина и схватив по кости, разбежались по сторонам. Мелочей в поведении людей, животных и уклада чужой жизни для Шведа не существовало, он замечал, оценивал, запоминал и анализировал, сразу извлекая будущую пользу. Он лежал на скале четвертый час, изучая чужие повадки и запоминая людей. Перед появлением солнечных лучей из-за горы напротив, он закрыл крышкой «Глаз Циклопа», зафиксировал расстояние до первого дома по внутренней шкале прибора, зачехлил и положил его под куст, присыпав травой. Швед вытащил маленькое круглое зеркало и, перевернув его темной стороной вверх, положил рядом с оптикой. Осмотрев открытый участок пространства, он осторожно выполз из кустов.
 Лагерь был в низине возле реки, где слева было мало растительности на подходе к лагерю, а справа возле деревянного туалета все было закрыто кустами. Внизу возле реки были большие завалы камней и поломанные сосны, валяющиеся в беспорядке, там был настоящий бурелом. Это место сразу понравилось Шведу и ради маскировки он прошел по реке на два километра выше и перейдя ее, растворился в еще нехоженом участке леса. Медленно продвигаясь к обратной стороне туалета, он останавливался и слушал лес. Ничего необычного, ничего тревожного, никаких сигналов, можно было считать, что к этому участку народ в лагере был безразличен, потому что все внимание занимал сам туалет для главарей отряда, а не то что находиться и происходит за ним. Это была привычка и стандартизация места их обитания. Такие бреши невнимания к подступам в окружающей среде, есть во всех лагерях, ночевках, привалах, засадах. В головах у обыкновенных парней была уравновешенная мысль о том, что туалет для командиров более цивилизованный, чем для них, хотя, с другой стороны, весь лес был туалетом. Отсутствие самого вопроса о вероятности подступа к лагерю именно через деревянную будку туалета, было большим плюсом в работе Шведа, его он и выбрал, как основной вариант. Теория рисовала практику, практика подтверждала теорию, личный опыт подтверждал и то и другое...
Осмотревшись на месте, Швед вытащил небольшой пузырек и побрызгал вокруг. Это был многократно испытанный химический состав «альфаузы», который ненавидят все собаки в мире. Учуяв этот стойкий запах, не различимый для человеческого носа, они быстро убегают, а в большинстве случаев, могут сбежать и никогда не вернуться.
 Задняя часть туалетной будки была сбита обыкновенно: не было четких пазов, не было толстых и наглухо зашитых стен. Работал не мастер, а дилетант на скорую руку. В промежутки между балками просачивался солнечный свет, бьющий в центр туалета, в лицо сидящему или в спину стоящему. Позади будки рос кустарник, густой и развесистый. Швед стал на корточки, осмотрелся, и, прильнув к земле, медленно пополз вперед, разгребая себе дорожку ножом и срезая нижние ветки. Добравшись до задней стенки туалета, он убедился, что будка пуста и начал медленно ковырять ножом пространство между двумя досками. Расширив пространство и сделав небольшую продолговатую дырку, он собрал все опилки в небольшой матерчатый пакет. Этот тихий пакет он всегда возил с собой, скроенный именно из обыкновенной ткани, а не пластика или целлофана. Такой пакет соблюдает тишину и никогда не хрустит в работе. Собрав опилки, Швед вырыл ямку поближе к стене и уложил в нее две осколочные гранаты, небольшой футляр с черной фукией и с иглами, заряженными андромедотоксином. Прикрыв ямку землей и срезанными ветками кустарника, он пополз к выходу из кустов. Высунув голову в тридцати метрах от себя, он увидел собаку с белым ухом, одну из тех, что получила кость у дома. Она медленно пятилась, поджав хвост и прижав уши к голове. Ее нос шевелился, вынюхивая воздух с разных сторон, она быстро поворачивала голову и заметно нервничала, наконец, быстро развернувшись и скуля, убежала в лес в противоположную сторону от лагеря.
- Работает, как обычно..., спасибо нашим химикам…! – шепнул Швед и продолжал смотреть в сторону побега собаки.
 Сосны шатались от ветра в малой амплитуде, произнося сосновый тихий шепот в верхнем ярусе иголок. Позади Шведа характерно скрипнула дверь туалета. Кто-то вошел в собственный мир сброса телесной информации. Швед лежал, не шевелясь и не оглядываясь назад. Он замер, закрыв глаза и включив уши. В туалете шипела рация на приеме. Она включилась, поймав на своей частоте чье-то короткое сообщение, что-то прошло в эфир быстрое и незначительное.
- Я га добио…, сада идитэ! (я тебя понял, сейчас иду) - прозвучал ответ из туалета на хорватском языке. Дверь будки снова скрипнула и закрылась, оставив информацию для Шведа и пустое пространство внутри себя.
   Дорога из лагеря и обратно была протоптана не один год. Как часто используют любую лесную тропу, видно по начальной растительности вдоль нее и в центре. Швед внимательно рассматривал высоту травы по бокам, затем мокрые следы примятостей и расположение мелких камней. Когда туман рассеялся полностью он ушел по тропе от лагеря на восемь километров и выйдя к скале, увидел внизу сожженную до тла деревню на берегу реки. Дороги в деревне были ухожены, а к северной части деревни примыкала пустая асфальтированная трасса. У крайнего дома возле реки лежали обгоревшие трупы, возле которых прыгало воронье. Деревня была сожжена несколько дней назад. Три машины, стоявшие у домов, были изрешечены пулями, как сито и тоже сожжены. Возвращаясь в лес вдоль единственной тропы, он спрятал две осколочные гранаты и моток пятиметровой нити, пометив место. Нить для засадной растяжки у Шведова была не простой. Он их делал сам под время года, под местность будущей работы, под прогноз погоды, под сорт земли. Зная заранее, куда его выбросят, он сделал нить для растяжек сам. Его произведение никогда не было однородного цвета, она никогда не блестела от проникающих сквозь листву солнечных лучей или света фонарика, и в ней сочетались краски неоднородности почвы на малых участках. Такая нить была у всех прямо перед носом, но разглядеть ее было очень сложно. Секрет материала и покраски такой крепкой нити, Шведов рассказывал только тем, кто уезжал на долгий срок куда-то далеко, участником очередного секретного проекта. Именно на его растяжках курсанты военных институтов набирались опыта на закрытом полигоне.

- Я тебе скажу, что твой шофер мне совсем не нравиться! – прозвучал спокойный голос на заднем сидении Джипа.
 Язык был английский с калифорнийским акцентом и добавлением прокатной «Р». Человеку несведущему и не посвященному, словом, не имеющему опыта восприятия таких звуков, было совсем не до перевода или понимания услышанного.
- Обоснуй свои страхи! – коротко сказал толстый мужчина, сидящий рядом и перебирающий черные четки из шунгита.
- Это не страхи, это наблюдения и анализ… Глаза бегают, как у долбанного аутиста, часто смотрит в зеркало на меня, постоянно прислушивается, дергает мизинцем по рулю, делая вид, что в голове у него любимая мелодия… В аэропорту рассматривал меня более тщательно, чем это обычно бывает, я ужасаюсь мысли, что эта тварь может понимать по-калифорнийски. Но слово: «шофер» которое я произношу на черном сленге, он не понимает - это точно. И потом, он сглатывал часто, когда ты с ним разговаривал.
- Хорошо, Денни, если это не твоя личная паранойя, то поехали анализировать: глаза бегают у половины плутов на всей земле, допустим, что он непродуманный сельский плут. Был бы городской, то вел бы себя иначе, ты же знаешь, что разделение сельских жителей на городских, определяют четыре обоснованные и заметные характеристики поведения, как для первых, так и для вторых. Но глаза бегают и у другой половины человечества по миллиарду поводов в день. Это для меня не подозрительно. Дергает мизинцем по рулю, это ерунда, мы не можем проверить сейчас, если у него любимая мелодия в башке и как она звучит? У него, возможно, невроз и это лучше, чем некроз, не принимаю я и это. Он тебя рассматривал тщательно, потому что ты новое лицо в его жизни, так рассматривают красивых баб и новых мужиков в любом коллективе. Это закон стада. В офисе это стадо или в лесу ничего ведь не поменялось: инстинкты, рефлексы, любопытство, как у обезьян, не осознающих себя. Вот поэтому я обожаю ходить в стриптиз клубы, чтобы посмотреть на тех, кто смотрит на голых и танцующих баб, инстинкты и пороки на лицо, там я изучал бихевиаристику на практике. Этот именно такой: он не мудреный, он сельский и туповатый. Калифорнийский он не понимает ни йоты, потому что никогда там не был и с английским у него проблема с детства. А сглатывал часто, потому что он хочет водки или банального пива. Это что за показатель: страх пива или любопытство новой водки?
- Нет это ложь, подконтрольная ложь! – ответил американец и посмотрел на толстого.
- У вас в «Лэнгли» все такие подозрительные? –хмыкнул толстяк и вытер пот со лба платком.
- У меня такая работа. Я прилетел к тебе не лекции читать по бихейву, а дело делать. И если мне хоть одна блуждающая тварь из твоего отряда помешает, я вынужден буду…
- Мирко, останови машину! – громко и решительно скомандовал толстяк.
 Джип остановился, шофер и толстый вышли из машины.
- На руки мне полей, а то после этого кекса в кафе в Крапивнице у меня ладони слиплись.
- Добрэ… – ответил шофер и, повернувшись спиной к толстяку, получил девятимиллиметровую пулю в затылок.
Сев за руль вместо мертвого Мирко, лежащего в траве с остекленевшими глазами, толстяк сказал:
- Как у вас там в Калифорнии говорят? «Хочешь вырастить подсолнух, внимательно занимайся прополкой огорода!» Это же логично? Я теперь спокоен, и ты спокоен. Спокойствие для всех стоит дорого или это подарок свыше. Я надеюсь, что меня ты не будешь подозревать, когда я буду сглатывать слюну после проглоченных кусков мяса с кетчупом?
- Ты не путай глотание еды и напряженную работу видимой части трахеи в разговоре. Мне эти признаки семь раз жизнь спасали, но за принятые меры после моих подозрений - тебе спасибо. Я доложу об этом наверх, ты же понимаешь, что отчетность никто не отменял.
- Понимаю…, я все понимаю! - ответил толстяк и прикурил сигарету «CLUB». Жалею только об одном, я не смог услышать его любимую мелодию из прострелянной головы. Хотя я не прислушивался, может оттуда пара нот и вылилась с кровью. Музыка - это такая тонкая субстанция, которая запускает положительные механизмы даже у убийц и негодяев.
Толстый нажал на клавишу и машине полились первые ноты «July morning» в исполнении давно умершего волосатого Байрона.
- Люблю я «Uriah Heep» и всегда жалею, что Мистер Диккенс даже не мог предположить, что его произведение, так повлияет на музыкальный мир 70-х годов. Все-таки неисповедимы дела твои, Господи!
- Сколько нам еще ехать, Клод?
- Уже скоро будем на месте. Извини…, туалет во дворе, придется тебе бегать на улицу, у нас тут не американская придорожная забегаловка с гостиницей, у нас целый партизанский отряд.
- Ха…, да…,только идиот будет бегать в туалет на улицу, но не я. Слишком у меня большой опыт, чтобы шляться в лес по малой и большой нужде. И пожалуйста не называй деревенский сброд нищих духом, партизанским отрядом, мне смешно. Им абсолютно плевать в какую церковь ходить, фанатиков там единицы, которые подыхают в первом же бою. А если они и ходят в церковь, то никогда не задумываются над вопросом собственных деяний и покараны будут дважды, ибо фарисеи они… В церкви думают одно, на улице другое: лжецы, приспособленцы, негодяи, ворье и насильники по большому счету. Я знаю, что такое Вера в чистом виде, я ее видел только один раз в жизни, повстречав нищего пилигрима в Греции. У него не было джипа и банковских счетов, но Духа в нем было больше, чем во всей Индии за последние 500 лет. Пока я с ним разговаривал два часа пролетело, как одна секунда. Я давал ему деньги за открытие новых страниц моего мышления, но он только посмеялся надо мной. Пилигрим был счастлив по- настоящему, а не мимолетно, как все мы… Он был человеком Духовным и светился изнутри. Я запомнил его глаза - это были глаза непознанного уникального мира. По всем самым праведным канонам только такие люди имеют право жить на этой земле, а не твои гребанные партизаны, прячущие золотые обручальные кольца в тряпочке, снятые с убитых женщин. У тебя сброд, а не отряд, я там не был, но у меня слишком большой опыт, чтобы поверить в обратное. Твоих людей нужно прокачать, ни день, ни два, не месяц. Этим кто-то занимался? Разве ты знаешь сколько раз в день десять человек из твоего отряда хотят проломить тебе череп, или воткнуть в твое единственное горло специальный нож? Ты приблизительно знаешь, как любой из твоих отщепенцев мыслит и в какую сторону? Ты разговаривал персонально с каждым при закрытых дверях? Нет! Вот тебе и доказательство, что это сброд, а не высокий уровень коллективного разума в борьбе за идею процветания одних и быстрой смерти других. Ничего не поменялось, ровным счетом ничего. Создание партизанских отрядов –это создание коллективного разума, мгновенно исполняющего приказ, не противоречащий их моральным устоям. Я изучал опыт русских партизанских отрядов во время второй мировой войны, очень любопытная технология была, очень полезная и впечатляющая, мотивация на самом высоком уровне. Их вешали, а они орали пожелания вечного процветания своей Родине, они доставали пистолет и отстреливались, даже не глядя на оторванные ноги, подрывали себя гранатами в окружении имея глаза полные ненависти к врагу. Это были герои высшего человеческого уровня, а не твой многократно проклятый сброд с гнилыми зубами. Твои партизаны хотят сытно жрать, сладко спать, много и качественно грабить, ходить в теплый туалет и трахать женщин покрасивей, а набор такой мотивации, всегда ведет только к позорной смерти и больше никуда. Уж поверь мне. 
- Ты прав, там девяносто процентов подонков и мародеров, которым совершенно наплевать на завтрашний день своей страны. А как же ты в туалет будешь ходить?
- Тебя интересует вопрос, как я буду ходить в туалет? Ха, как мило… Я тебя научу, мой расслабленный Клод, я тебя многому научу. Любой партизан, это прежде всего освобожденный от мирной жизни бандит, у тебя там осиное гнездо необразованной нечисти, которым резать беременных женщин для жути, это, как сожрать банку черничного повидла со свежей булкой. Ты что, Клод, не понимаешь, что я умею намного больше, чем вы все вместе взятые? Люди с поломанной психикой всегда являются мишенью для других людей, настоящих псов войны с четко объяснимой удачей и везением, которые чистят ваши леса от вас и спасают деревни от фанатичных идиотов. Повторяю, я прилетел сюда не для лекций. Куда и как мне ходить в туалет, это мой личный бизнес и больше ничей. И еще, если я замечу у тебя в отряде хоть одного настоящего придурка, убери его навсегда и как можно быстрей с моих глаз или я это сделаю сам. Кстати, акцию устрашения, никто не отменял и её нужно проводить хотя бы раз в неделю. Это дисциплинарная акция и кто-то из твоих сегодня умрет…, обещаю тебе. У меня определенная задача, мы выполним работу, и ты улетишь вместе со мной, а они пусть бегают по лесам и проламывают молотками головы обыкновенным крестьянам, грабят и сквернословят до тех самых пор, пока Святой Лорд не рассердиться и не успокоит их мерзкие души различными способами. У любых убийц есть свой срок, они все…, повторяю, все без исключения, умирают с отсутствием ответа на единственный вопрос – На кой черт, Всевышний прислал их на этот свет? Они не видят в своей прожитой жизни никакого смысла, но уже поздно. Их тупому озарению, как говорят упрямые русские – «Копейка цена!» В нашем случае они обыкновенные рабочие муравьи, они просто мясо и инструмент в нашей операции. Слушай меня, Клод, и по теме лесной жизни не давай мне никогда никаких советов, я был в Колумбийских джунглях и в Африке пять раз и вернулся живым, у меня на теле семь змеиных, двенадцать паучьих укусов и еще черти какие яды, смешанные с моей кровью. Твой сосновый европейский лесок, по сравнению с трижды проклятой сельвой и мокрыми ужасными джунглями Аль-Параехо, это просто детская игровая площадка с воскресной кирхой на поляне… Так что внимательно понимай меня и ситуацию. В туалет возле леса ходи сам, если хочешь сдохнуть лет на сорок раньше?
- Понял…, конечно, я понял, что ты параноик, но это издержки нашей профессии. Ты был таким же параноиком и в Иракской операции, помнишь? Так бывает часто, когда человек из кабинета попадает в коматозные условия. Через двадцать – двадцать пять минут будем уже в лагере. Курить хочешь? Хорошие сигареты, между прочим…
- Хочу тебе напомнить, что в Ираке из восьми человек живым вернулся я один. Я помню всех парней, с которыми пришлось там работать, они были людьми, не анализирующими ситуацию и собственные поступки, поэтому и отправились очень далеко, добывать уголь для темного Базилевса. Тот, кто не думает о смерти каждый день, готовый смертник.  А насчет «фумарэ» как говорят итальянцы, я бросил курить давно. Курить- это очень невыгодно для любого здравомыслящего человека. Если в голове хаос, неуправляемые инстинкты и отсутствие само анализа, перед тобой всегда курящий человек.
- Ты намекаешь, что я…
- Брось курить навсегда и я не буду намекать или утверждать. Ты слаб только потому, что ты куришь. Курить –это слабость! Сильные люди никогда не курят, они понимают, что это невыгодно для их существования. Курить- это позволять маленькому куску бумаги и горстке сухого листа, управлять всем твоим естеством, это большой показатель для меня, очень большой. Я хотел спросить, а ты выставил дальние посты на подходах к лагерю?
- А как же! – быстро соврал Клод и улыбнулся.
 Он не заметил, как американский гость, во время ответа смотрел в его лицо через зеркало заднего вида. Американец многое понял и быстро сделал правильные выводы только потому, что много учился, много читал, много практиковал, и все время анализировал.
 
  Восемьдесят три человека собрались на открытом месте возле второго дома. Это была шумная толпа громко разговаривающих и одетых по- разному вооруженных людей. Они неумело выстроились в кривую шеренгу, проявляя полное отсутствие дисциплины, навыков строевой подготовки и организованности. Многие курили в строю, несколько человек сидели на корточках, облокотившись на автоматы, кто –то закончил рассказывать скабрёзный анекдот и раздался громкий хохот. Никто из стоявших перед домом даже не подозревал, что внутри окна напротив, в трех шагах от оконной рамы, в размытых очертаниях своей фигуры на них смотрел прибывший из-за океана человек с умными холодными глазами. Он их видел и изучал, а они не видели ничего кроме своих инстинктов. Этот прибывший отличался от многих тем, что быстро мыслил в разные стороны и знал цену не только словам, но и взглядам, шмыганью носом, бесконтрольным движениям руками, ужимкам, дерганьям головой, сплевыванию и еще тысячам знакам человеческого поведения. Он искал лидера в этом разнокалиберном сброде, он искал негласного лидера, который обязательно есть. Выделив несколько человек, он все-таки продолжал сомневаться, что один из них имеет беспрекословную власть над всеми, власть - основанную на страхе. Всматриваясь в лица стоящих перед окном, он сводил задачу, поставленную начальством, с исполнением этой задачи разрозненным стадом людей с автоматами. Разглядывая народ снаружи, он размышлял, и никак не мог вывести формулу удачного выполнения работы. Ничего не сходилось. Все, что ему дали прочитать об этом сброде в горном лесу Европы, было правдой только наполовину. Самое главное, автор отчета не написал, скрыл, утаил, недоучел, недосмотрел, не додумал. Для Даниела Вико, это был уже увиденный и констатируемый факт. Вытащив из кобуры под мышкой свою Берету, он приоткрыл патронник и убедился, что патрон там и ждет удара в блестящую задницу. Недолго думая, он снял пистолет с предохранителя и засунул его за пояс в районе пупка так, чтобы рукоять была видна всем. Он потрогал эбонитовую ручку треугольного стилета в рукаве пиджака и улыбнулся своим мыслям, которые не знал никто.
- Старина, а сколько собак живут в лагере с вами? – спросил американский гость, приставив мощный бинокль к глазам и медленно рассматривая скалы, напротив. – Ты же должен понимать, там, где люди, там запахи для собак, и они обязательно должны быть.
- К нам прибились три собаки из сожженных деревень, а может четыре! – последовал безразличный ответ.
- Ты что, не знаешь точное количество собак возле вашей базы? Я их не вижу, где они?
- А черт их знает, где-то бегают…
- У тебя сколько людей, Клод? – снова спросил гость.
- Ровно 84…, без пяти или шести человек, которые ушли неделю назад в дальние деревни за жратвой. Где-то эти уроды задержались, видать грабанули кого-то по-крупному и пьянствуют, сукины дети.
- Нет у тебя боевого охранения, ты мне соврал, старый ты енот! И у меня складывается такое чувство, что ты не контролируешь ситуацию. Я насчитал снаружи только семьдесят восемь.
- А я знаю кого нет, нет Жарко. Это уголовная сволочь прибилась к нам восемь месяцев назад. Ну, в общем, он здесь лидер и держит всех в кулаке. Жарко придет обязательно, это он специально тянет время, почерк у него такой, заглавными буквами старается писать свое существование здесь. Скажу тебе яснее, если бы не он со своими дружками, половина бы уже разбежались по стране.
- Жарко? Какое интересное имя. Я никогда такого не слышал. Живешь вот так в Америке, а где-то в Европе ходит уголовник Жарко. Ни ты о нем ничего не знаешь, ни он о тебе. А судьба возьмет и устроит встречу, встречу непростую, а судьбоносную: «…на то она и судьба!», как писал Марк Твен. Пошли, уже пора слово сказать в чужие уши и менять кругозор стада.
- Пошли! - ответил Клод с настоящим именем Кладо и желтыми глазами с черной зловещей точкой внутри.
Выйдя из дома, Даниел отметил, что толпа сразу поутихла и стала рассматривать его и Кладо. Начался обыкновенный процесс познания нового персонажа.
- Кладо, а где мой брат Мирко, он же с тобой уехал…? - кто-то крикнул из толпы.
- Мирко у зазнобы своей остался, я дал ему два дня погулять, – быстро ответил толстяк, - а ну, становитесь все в шеренгу, так с вами будет легче разговаривать.
- Не ори, не в армии, мы люди свободные… Ты еще равняйсь –смирно нам скажи! - выкрикнул кто-то из толпы и наступила полная тишина. - Жратву привез?
- Кто сказал? – грозно выкрикнул Кладо и стал рассматривать толпу.
- Это сказал мой брат! –послышалось со стороны.
 Все обернулись налево и увидели, как к толпе медленно приближался бородатый мужик с автоматом Калашникова в левой руке и черной сигаретой в правой. Ты чего тут раскомандовался, толстый? Люди в лесу любят свободу, а не твои армейские замашки. Ты к людям обращаешься, а не к рекрутам-молокососам. Чего всех собрал? Дело какое намечается? Кого будем грабить? Отвечай, не томи, меня яичница ждет с луком, ну…, я жду!
- Вы, Жарко? – спокойно спросил прибывший американец.
- Ну, я, а ты кто такой? Что-то я твоей рожи раньше здесь не видел!  – агрессивно ответил уголовник.
- Отвечаю простым текстом для понимания простым людям, умеющим мыслить и быстро делать правильные выводы. Я инструктор из США, привез вам всем новую работу, где вы сможете заработать на безбедную старость, если будете слушать мои приказы.
- Да пошел ты на хрен, урод! Нам тут еще ЦРУ не хватало, скажите…, братаны?
Толпа стала выкрикивать слова поддержки.
- Мы и без тебя таких дел тут наворотим, что об этом будут писать все ваши сраные американские газеты и тарахтеть брехливое телевидение.
- Жарко, я вас понял…, а скажите, будьте любезны, как вы отнесетесь к такому предложению?
 Даниэел полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда какой-то сложенный документ с печатью. Подойдите пожалуйста и ознакомьтесь, это очень выгодное предложение для вашей группы. Никто не сможет взять столько золота и денег, кроме вашего отряда, это же очевидно. Именно у вас хватит сил вынести все золото и мешки с валютой. Кстати, здесь половина в английских фунтах, что увеличивает прибыль на всех. Я думаю, что ваши братья очень захотят осуществить этот план по захвату чистых золотых слитков.
- Каких слитков? – с азартом переспросил Жарко и подошел к американцу вплотную, внимательно разглядывая не только текст английского языка, но и большую красную печать с орлом и длинной красивой росписью.
Это были последние слова в его жизни. Ни он, ни еще пять миллиардов человек, никогда не задумывались над вопросом – какими будут их последние слова в этой жизни? Так выпало, так совпало, так нарисовалось, что его последние слова были – «… каких слитков …» после чего острый треугольный стилет вонзился ему прямо в глаз, пробив яблоко, глазные мышцы, тонкую перегородку и мягко вошел в мозг. Пока уже мертвый Жарко, сохраняя остатки равновесия, медленно падал на землю и дергал ногой в агонии, Даниел аккуратно сложил лист бумаги и отправил его в карман пиджака, затем он поднял его автомат с земли и очень громко в упор всадил тринадцать пуль в грудь уже мертвому Жарко. Автомат подергался в руках американского гостя и замолчал, удаляя вонючий синий дымок из ствола. Эхо длинной автоматной очереди просеяло ближайший лес и исчезло в районе скал, где уже второй час лежал Швед, наблюдающий за происходящим в «Глаз Циклопа», забинтованный в платок с прорезями.
«Это Мастер, - думал Швед, увеличивая в объективе лицо трупа с рукояткой в глазу, -это настоящий Мастер со своим почерком. Тренированная и хладнокровная сволочь!»
Швед достал круглое зеркальце с двумя припаянными булавками с обратной стороны и воткнул его в ствол куста над головой. Качнув куст, он убедился, что солнечный свет, еще четыре часа будет отражаться от зеркала в сторону реки при небольшом дуновении ветра. Даниел бросил автомат на землю и быстро выдернул стилет из глаза Жарко. Присев на корточки, он, тщательно вытирая лезвие о бороду трупа, смотрел холодными глазами внимательно на толпу.
- Господа, я попрошу вас встать в шеренгу, чтобы мне было удобней вам объяснить задачу по захвату золота и огромных денег! – как только он это произнес, толпа зашевелилась и кое-как стала в шеренгу.
 На лицах был страх и озабоченность, привычное восприятие мира быстро заменилось на увиденное и услышанное. Луна заменила Солнце и наоборот. Дезинфекция понятий была завершена, дезинфекция без видимой химии из баллона с черепом, дезинфекция будущих мыслей и поведения. Закончив свою речь и внимательно разглядывая реакцию толпы на определенные словесные блоки, Даниел развернулся и, позвав жестом улыбающегося Клода, удалился в дом.
- Значит так: весь этот сброд не стоит и двух моих солдат из учебного центра. This is real coop!  Работать с ними это самоубийство. Это мой окончательный вывод, хотя акция устрашения у всех на глазах прошла довольно успешно, твою мать…!
- Но о какой работе идет речь, Денни? Вытащить слитки с золотом и мешки с деньгами? Разве для этого нужны специально обученные солдаты? – возражал Клод, глотнув виски из откупоренной бутылки. – А разве мы с тобой не сможем провернуть это дельце вдвоем?
- Клод, у меня такое впечатление, что жизнь в этом лесу расквасила твой мозг полностью и превратила его в мэшмэллоу (зефир). Где тот самый Клод, с которым я четверо суток в кувейтской пустыне ожидал наш вертолет эвакуации, с которым мы пятнадцать лет назад бесшумно снимали часовых в Афганистане, возле базы Арубар? Где он? Повторяю для умственно отсталых: никакого золота нет и мешков с деньгами тоже, это обычная мотивация заинтересованности стада, первый курс военного института в Аламейн. Включи мозги и логику и прекрати жрать виски. Алкоголь- это наркотик, превращающий любого человека в скот и неадекватную шевелящуюся единицу на земле, которой хочется умереть побыстрей и обязательно трагическим образом. Это приказ!
 Американский гость взял бутылку «Грус» и вылил ее на стопку грязных тарелок на столе, где копошились мухи, в поисках остатков яичного белка.
-Тебя, Клод, нужно убирать отсюда, здесь тебе не место, но сделать это можно или по приказу нашего начальства, или по моему приказу с высокой мотивацией причины, сделанной на месте… Далее, слушай меня внимательно. Я уже кое-что здесь осмотрел. Самое слабое место в твоем лагерном расположении, это туалет. Перечислять все за и все против, я не буду, потому что утону в деталях. Я выберу трех более-менее думающих бойцов и пойду с ними осмотрюсь в лесу. За это время найди мне хоть одну собаку, которая жила здесь в лагере. При сборе большого количества людей у любой прикормленной собаки, появляется только одно желание: быть рядом, потому что могут накормить. Пока я исполнял акцию устрашения, я не видел ни одной собаки вокруг. Они исчезли, а ты не обратил на это никакого внимания. Для тебя это мелочи, а для меня показатель целой цепочки посторонней профессиональной деятельности. Ты знаешь сколько умирает людей в год из-за того, что они ничего не анализируют в своей жизни? Минимум – десять миллионов абсолютных дебилов, погибают просто так…, по причине отсутствия правильных процессов головного мозга. А те, кто скептически относятся к анализу себя и окружающей среды, дохнут быстро и в огромных количествах, как комары на берегу Замбези. Есть очень много людей – таких же безмозглых, как комары и живущих только инстинктами: жрать, спать, размножаться, ходить в туалет. Причина одна: кто-то сверху или снизу, уверяет каждую бездарность в том, что он и есть властелин Вселенной. Такой позорной и необоснованной уверенности нет даже у трудовых муравьев и умных пчел. За подобный гонор, глупость, не умение быстро учиться на своих ошибках, высокомерие и не анализ себя, приговор один – жестокая и быстрая смерть, то есть, стирание с лица жизни.
 Далее, я осмотрелся в бинокль, вон тот выступ на скале, за рекой, напротив лагеря, там, при определенных колебаниях ветра, заметно блестит линза, зеркало или стекло. Скажи мне, Клод, как на расстоянии двести метров могут блестеть: сосна или камень, трава или куст, задница белки или золотой зуб медведя? Там может блестеть только два вида линз, либо снайперский прицел, либо бинокль дальнего увеличения. Для нашей с тобой безопасности, немедленно пошли туда пять идиотов, во главе с братом покойного Мирко. Если кто-то и вернется оттуда, то их будет уже не пять, а у меня появиться следующее звено в анализе ситуации.
- Ты хочешь сказать, что за нами кто-то здесь наблюдает…, - с удивлением на лице, хотел закончить фразу Клод.
- Я хочу сказать только то, что ты уже не тот, кого я знал раньше. Ты нетренированный, толстый исполнитель, желающий посидеть с пивом у теплого барбекю, свесив ноги в прохладный бассейн и поглядывая на чьи-то упругие сиськи, а не выполнять сложные задачи. Клод, тебе нечего здесь больше делать. Это не отряд, это сборище навозных червей с автоматами. Да…, еще, отвечай мне, в какую сторону ушли те люди и не вернулись, которых ты упоминал в машине?
- Они ушли на север вдоль реки, проверить дальнюю деревню, Кашовня-Вилко.
- Пошли в эту самую Кашовню еще пять дураков. Задача следующая: обнаружить тех, кто ушел или их трупы, вернуться и доложить. И побыстрей, гребанное сонное царство дегенератов и уродов…, fuck you all!
- Ок, Денни! Сейчас всех отправлю, но скажи мне, что же у нас за задание такое? Ты же не просто так приехал? - с любопытством спросил толстый Клод, вытирая пот грязным платком.
- Об этом после поговорим. Сначала мне нужно осмотреться и ответить самому себе на несколько сложных вопросов. Включись в работу, Клод, если хочешь увидеть родной Сан Диего снова! – ответил Даниел, продолжая разглядывать скалу в бинокль. - Включайся в работу или умри, твою мать!

  Брат Мирко и еще три человека медленно поднимались по крутому склону наверх. У каждого в голове проносились приятные мысли о теплом доме. Они шли по лесу наслаждаясь солнечными лучами, свежим запахом хвои и чистым воздухом леса. Четыре жизни с автоматами за спиной, не задавая себе никаких вопросов продвигались к утесу. Один их них щелкал семечки и быстро выплевывал их на лесную тропинку. Брат Мирко думал о двадцати обручальных кольцах, которые он закопал под засохшей мертвой сосной. Он был очень недоволен, что золотые зубы, вырванные у мертвого цыганского деда, забрал его напарник и тоже где-то спрятал. Он ловил себя на умозаключениях, что «после войны» он сможет немного разбогатеть и достроить третью комнату в доме, купить корову и даже не одну, но нужно больше грабить, как можно больше… Приезд американца и его обещания захвата золота, приободрили всех и внесли свежий глоток в ощущения будущего. Они рисовали себе различные картины разбогатевшей жизни, бьющей изобильным фонтаном откуда-то сверху. В их воображениях жизнь становилась яркой, успешной и досягаемой. Широкие горизонты раскрывались быстро, как смазанные амбарные ворота, картинки из отработанных, модных, зомбирующих журналов, проносились в головах со скоростью японских железных поездов. Девушки с порочными улыбками и глазами несмышленых детей в едва заметных купальниках телесного цвета, у бассейнов с водой цвета небес, машины ярких цветов с никелированными трубами, звуки наглого черного рэпа, ворсинки безупречных итальянских пиджаков, золотые отблески аурума на волосатой груди и запястьях, итальянская обувь ручной работы с розовыми вставками и чешуйками желтых питонов, мебель, свечи, бутылки, огни окон гостиницы «Негреско» лукавое лицо Франклина и королевы Англии на толстых, претолстых пачках свежей бумаги, мечты, грёзы, надежда, вера в светлое и безукоризненное будущее… Они были воодушевлены речью американского чужака. В их маленьких сельских калейдоскопных умах все сходилось: и приезд чистого американца, решительно убившего их вожака, и его серьезное лицо, и вслух произнесенная задача с магическим словом –золото. Каждый из шедших по лесу к скале уже был уверен и в прекрасном будущем своего тела и своих эмоций, и в завтрашнем, уже не размытом дне. Нужно будет убить всех, кто постарается помешать их золотому счастью. Нужно будет убить всех…
  Четыре сухих щелчка с вылетом пуль, похожих на кончик пипетки, услышала только беличья семья высоко на соснах. Тела упали на иголочный настил почти одновременно. Швед выждал еще пять минут, ожидая вторую группу из-за поворота скалы. Затем он взял по очереди каждого себе на спину и перетащил в глубь леса на сто метров. Уложив трупы на землю, он рассмотрел их лица, обыскал карманы в поисках ППУ, но ничего не обнаружив, по старой укоренившейся привычке, вытащил все пружины из автоматов. Вернувшись, он проверил место падения тел, нашел выпавшую зажигалку, горсть семечек, двенадцать капель крови на игольчатом полу и замусоленные деревянные четки. Внимательно осмотрев место, он быстро исчез за скалой.
- Я же говорил, что у тебя паранойя! – громко заметил Клод, вытирая пот со лба.
 Он недовольно наблюдал за американским гостем, который присев на корточки, внимательно рассматривал небольшую свежую дырку внутри туалетной кабины.
- Ну что ты там смотришь…, ну, в общем, какой- то бобер прогрыз дырочку, ну крыса, ну белка…
- Ты еще скажи, что ее пробил дятел…, контуженный ты идиот! Сразу видно, что ни одно дело ты не расследовал, ни одно место преступления не осматривал, тебе бы только гамбургеры жрать! - зло ответил Даниел и продолжил рассматривать края дырки в дереве. - Там, где кто-то что-то сделал, обязательно останутся остаточные признаки. Это первый курс криминалистики, который я сдал на отлично. Бобер ее прогрыз в твоем больном воображении, бобру здесь делать нечего, плотины из человеческих фекалий и желтой урины они не делают отродясь, крысы по туалетам дыры не грызут, нет смысла, нет запаха жратвы, а значит - нет мотивации, а белки, вообще над твоим заключением смеются до подергиваний в хвостах.
- Ну, разъясни мне, почему тебе сдался этот туалет? – зло крикнул Клод, доставая сигарету из пачки.
- Расположение твоего туалета для опытных людей со стороны самое глупое…, какое только можно придумать и, одновременно, очень удачное. Через такую дыру можно уколоть шприцем сидящего на корточках, через такую дыру можно выстрелить в спину, через такую дыру можно…, а, впрочем…, - Дэнни вышел из туалетной кабины и, обойдя туалет со стороны соснового бурелома, стал разглядывать кусты у задней стены. Он присел на корточки и внимательно стал разглядывать траву и листья кустарника.
- Старина, ты должен согласиться, что у тебя овердоз сверх паранойи, кому рассказать, не поверят. Идем отсюда к чертям собачим, я еще туалеты не рассматривал под микроскопом.
- Где твои дворовые собаки? Ответь мне на этот вопрос! – с улыбкой ответил Дэнни и потрогал четыре сломанных листа на ветке кустарника. - Куда подевались твои чертовы собаки? – уже для себя, автоматически сказал американец и пополз в глубину кустарника.
Подползая к дыре в доске, он внимательно рассмотрел землю под ней. Нигде не было ни одной отколотой щепки, восемь веток были срезаны острым предметом и валялись сложенные в кучку, в стороне.
- Кладо, они не вернулись, тут ходьбы на скалу минут десять, уже прошло два часа, они не вернулись, Кладо, они пропали! – закричал кто-то со стороны.
- Твои вояки не пропали, – громко заявил Дэнни, вылезая из кустов, - они уже мертвы. Дай мне бинокль, мой толстый друг, черт бы вас всех тут побрал!
Американец бросил сильное увеличение на скалу и заметил быстрый отблеск из кустарника.
- А это, я уже сделаю сам! - сказал он вслух и бросился вдоль реки, перепрыгивая по большим валунам.
Быстро забравшись на скалу, он вытащил черную Берету и стал за широкой сосной. Разглядывая листву, пробиваемую солнечными лучами, Денни медленно подошел к краю большого валуна, где на ветке было закреплено обыкновенное круглое зеркало.
- А вот и еще одно доказательство чужого присутствия. Вот тебе и паранойя! Хитрая сволочь, обученная! - шептал Даниел Вико себе под нос, держа Берету и оглядываясь по сторонам.
Он бросил взгляд на лагерь, который был как на ладони и в голове у него возникли еще вопросы, на которые не было ответов. Люди сидели на бревнах и ели из открытых консервных банок, какой-то хромой мужик занес ведра с водой во второй дом, собак нигде не было, Кладо курил, разговаривая с тремя партизанами и эмоционально размахивал руками, пятеро лежали на траве у воды и закрыв лица кепками и бейсболками занимались дневным сном, боевого охранения не было.
«Все готовы к смерти, стадо ручных идиотов!» – пронеслось в голове у Дэнни.
- Кладо, Кладо! Американец убил Любомыра, за что, сука проклятая, за что? Кладо! – орал кто-то с улицы и мужское общество с автоматами стало собираться возле дома.
- Что случилось? – спокойно спросил Кладо и закурил сигарету. – Что опять у вас стряслось?
- Лубо лежит у барака с проколотым глазом. Его убил американец, так же, как и Жарко, иди посмотри! – с ненавистью и возмущением орал человек автоматом.
Возле барака лежал человек с пробитым глазом, залитым черной запекшейся кровью. Глаз был левый, пальцы его рук застыли в открытом положении, ладони были открыты. Так бывает, когда человек перед смертью испытывает агонию в суставах рук. У Кладо в голове возникли вопросы, на которые не было ответов, а были только очень неприятные подозрения.
- Не ори, я вижу, как он убит…, а ты лично видел, что американец его заколол? – спросил Кладо и выпустил сигаретный дым.
- Его зарезал американец, сука, где эта сволочь, я его прикончу! - орал косоглазый.
- Еще раз спрашиваю, ты лично видел, что именно американец его убил? - повторил вопрос толстяк.
- Нет не видел, это и так ясно! - зло огрызнулся косоглазый.
- Ни хрена не ясно,на кой черт американцу убивать этого идио…, покойника? Смысл в чем? Я даже имени его не знаю. Инструктор ушел к скале, его в лагере нет! – ответил Кладо.
- Он убит в глаз, мы все видели, что так убивает твой чертов американский агент. Это не наша работа… За что он его? Где эта сука?
- Я его не убивал, – раздался спокойный голос американца из-за спин толпы, – смысла нет его валить. Кто-то здесь собрался провести расследование? Кто-то хотел со мной разобраться? Выходите сюда. Мне и Кладо понятно одно, его убили моим почерком, чтобы свалить вину на меня. Вопрос –зачем? Проанализируем факты. Этот несчастный мертв- это факт. Его кто-то убил и это не я - это тоже факт. Я был на скале в лесу, а не здесь, я только что вернулся, Кладо видел. Его убил тот, кто захотел меня подставить. Кто это? Это ваши или кто-то чужой?
У Дэнни вдруг возникла неприятная мысль, что он погрузился в круговорот событий чужой навязанной игры, вместо подготовки выполнения задания. Он тратил время на чужой сценарий.
- Кладо, наши вернулись из леса! - заорал суровый голос со стороны и собравшийся народ обернулся.
Пять человек с тревожными испуганными лицами показались на краю леса и быстро приближались к лагерю. Впереди всех шел опрятный мужчина в чистой рубахе с израильским автоматом в руке. Он подошел к собравшимся и глядя на Кладо сказал:
- Значит так: мы прошли вдоль реки по их маршруту, затем свернули в лес и наткнулись на стоянку. Все мертвые, зарезал их кто-то спящими, прямо в сердце, а Драган получил кувалдой по голове и лежит там с проломленным черепом. Дальше мы не ходили, не имело смысла, вот их рюкзаки, набитые чужим добром и еще кое-чем. Хоронить не стали, времени нет.
- Вы забрали оттуда их оружие? – спокойно спросил американский гость.
- Да, вот их автоматы! – ответил опрятный мужчина.
 Денни снял крышку первого же автомата и не обнаружив внутри возвратно-спусковой пружины, загадочно улыбнулся.
- Что смешного Денни? – спросил Кладо и сплюнул в песок.
- Это совсем не смешно, дорогой Клод, – тихо сказал гость и взяв под руку толстяка отвел его в сторону, - это значит, что в окрестностях твоего лагеря орудует группа обученных профессионалов, и твоим людям осталось жить до утра в лучшем случае, но меня волнует не это. Нам с тобой нужно выполнить задачу, поставленную наверху, не смотря на любые повороты судьбы. Я, когда летел сюда, не мог предположить, что у вас тут такая тревожная обстановка со специальными условиями. Поэтому слушай меня внимательно и исполни все по пунктам, что я тебе скажу если хочешь вернуться в родную Калифорнию. Я не спал больше суток, мне нужно три часа для восстановления сил и начнем готовить операцию. Итак, для твоей ориентировки, мы должны сделать следующее…

  Проинструктировав Клода и внимательно посматривая на скалу, где он оставил две небольшие противопехотные мины сенсорного действия, Денни Вико думал о полной непредсказуемости ближайших двадцати часов. Он понимал намного больше, чем смеющиеся люди вокруг, но до сих пор не мог ответить на самый главный вопрос.
«Зачем группе убийц с абсолютными навыками обученных профессионалов, нужна какая-то банда в Хорватском лесу?»
На этот основной вопрос, выделенный среди всех остальных вопросов, ответа у него не было. Это был убивающий вопрос номер один. Денни отправился в дом поглядывая, как Клод размахивает руками и распределяет людей в боевое охранение по всем указанным точкам. Зайдя в дом, он подошел к единственной кровати, стоявшей в глухом углу без окон и лег, глубоко вздохнув... Пустое ведро стояло рядом с кроватью, намекая на исполнение его просьбы и полный отказ выходить из хижины в лес по нуждам организма. Денни улыбнулся, вспоминая былые времена с Клодом на операциях в дальних странах и быстрое взаимопонимание по любому вопросу. Тяжелая Берета давила на живот за поясом, он вытащил пистолет и положил у правого бедра. Два окна просматривались сразу, под каждым уже стоял человек с оружием. Тот, что стоял слева, много курил и покашливал.
«Скоро умрет! - мелькнула мыль у Денни, - у него рак легких, этот кашель не простой, он специфический, это уже колокола смерти, несущейся на окровавленных железных колесах. В его кашле есть положительный момент, пока он кашляет, я знаю, что он стоит на посту!»
Американец выбрал этот дом не случайно, а по многим причинам его самого безопасного расположения. Хижина тремя окнами и единственным входом была расположена на открытом пространстве у реки. Позади был второй покосившийся дом с признаками лесника, а затем бараки, до лесной тропы и до первых деревьев было восемьдесят метров, а до туалета приблизительно тоже. Кровать в комнате была одна и принадлежала Клоду, остальные спали в военных спальниках и на старых матрацах. Денни никак не мог найти эквивалент странному запаху в доме, в его нос навивался какой-то сельский запах сырости вперемежку с травами, йодом и чищенным луком. Он не спал уже 29-й час, сменив два самолета, один поезд, два автобуса и машину, проделав большой путь почти в 14 000 километров. Сбросив ботинки на пол, он закрыл глаза и расслабил позвоночник. Что-то темно-сладкое медленно заползало внутрь, окутывая темно-сиреневой мутью мозг. Веки тяжелели и Денни расслабил руку на холодной стали пистолета. Под окном покашливал постовой, сплевывая в траву, где-то кричала лесная птица, у бараков громко смеялись люди, разговаривая на смешном для Денни языке. Он удобно повернул голову, глубоко вдохнул воздух и быстро заснул.
 «Вокруг было много красного песка. Денни обернулся назад и не увидел даже линию горизонта. Песочные барханы сливались с бледно- бордовым закатом невидимой настольной лампы гигантских размеров. Присев на корточки, он зачерпнул песок ладонью и сжал кулак, оттуда потекла кровь, капая на землю, она переливалась двенадцатью оттенками красного. Липкие кровавые песчинки, выпадали из зажатого кулака и превращаясь в капли, уходили в песок бесследно.
- Этот цвет песка, цвет всей твоей жизни! – кто-то произнес слева.
Денни быстро обернулся и увидел длинное коричневое пальто, развивающееся на горячем пустынном ветру. Пальто висело в воздухе без ног, рук и головы.
– Не нужно глупых вопросов, ты же знаешь, кто я? Ты привык трогать белый песок пляжей Акапулько, а теперь настало время потрогать твой собственный песок, это песчинки твоего личного времени. Оно закончилось, Денни, оно закончилось навсегда.
- Как же так…, этого не может быть! – разочарованно произнес Денни и почувствовал едва ощутимый укол в спину.
Смерть взяла его за руку и медленно увлекла за собой в глубину песочного мира. Как только голова Денни исчезла, песок восстановил свой природный цвет и взявшийся неоткуда горячий ветер, пробежался по барханам смертельной улыбко»
 Швед лежал под кроватью, медленно вынимая длинную иглу из матраца. Шприц был пуст, выбросив под давлением скоростную комбинацию четырех смертельных токсинов. Человек лежащий на кровати был уже мертв, но Шведов не торопился. Он никуда не торопился, растворяясь в ситуации, слушая воздух, обрабатывая посторонний кашель под окном, дальний хохот людей и звуки шумной реки. Быстро подкравшись к окну, он посмотрел на болезненное лицо часового. Оглядев тело на кровати, он сделал три фотографии разного приближения и, сняв кольцо с толстой рифленой гранаты, уложил ее под ту руку американца, которая придерживала красивый новый пистолет. Надев на голову капюшон, зажав в правой руке ГШ -18 с глушителем и опустив его стволом в ведро, хромая и подергивая ручкой старого ведра, он направился к выходу. Медленно пройдя к реке, он сел на корточки, искоса поглядывая на группу людей у костра. Лагерь жил своей беспечностью и глупостью, люди проживали свои жизни, не задавая себе критические вопросы и не стараясь понять, что они делают здесь и сейчас, дойдя до этого дня из своего невинного далекого детства…

  Через четыре часа, Шведов сидел в комфортабельном автобусе до Будапешта, где его ждал уютный номер в гостинице «Green» заказанный кем-то из далекого Амстердама. Он откинул голову на спинку сидения и трогая трехдневную щетину, удовлетворенно улыбался.