Плут

Она ощущала себя потерянной и беспомощной, потому что не имела ни малейшего представления, каким образом попала в эту хижину. Девушка приоткрыла дверь. Облака висели так низко, что, казалось, их можно потрогать руками.
- Я не могу спасти весь мир, но если я спасу хоть одну-единственную жизнь, это уже не мало, - услышала она мужской голос и сразу же закружились вопросы в её голове.
«Про кого он говорит? Это меня он хочет спасти? От кого»? – подумала она.
- Ты уверен, Плут, что можно спасти кого-то от самого себя? Это абсурд, - голос принадлежал молодой девушке.
Ей показалось, что она уже где-то слышала этот голос. И вдруг ей стало не по себе, потому что этот голос принадлежал ей самой. Тогда кто находится в хижине и пытается выяснить, как оказался здесь, кто смотрит на небо, закрытое облаками?
«Где Я настоящая»? – мелькнула мысль.
- Ты разбудила её сознание своим возмущением, - произнёс мужской голос.
- Ты уверен, что возвращение – это спасение для неё? 
«А может, голос и моё тело каким-то невероятным образом разделились»?
- Ты либо выталкиваешь её отсюда, либо…
Что за альтернативу предлагал её голос, девушка не расслышала, потому что решила бежать из хижины, в которую её заточили. Правда, она даже не знала, кто именно её поместил в столь странное помещение, а вопросы: «куда бежать?», «зачем?» - почему-то не всплыли. Появилась лишь спасительная мысль о побеге.
Ещё какая-то часть её сознания была в растерянности: что за дела у её голоса с Плутом. Насколько она помнила, плут – это хитрый и ловкий обманщик или человек, выражающий лукавство, хитрость. Может, он расставил ловушку её голосу? Но голос и та её часть, что очнулась, вышла из забытья, - это всё она. Она не могла сложить отдельные части в единое целое, отчего возникала путаница. А потом вновь провал, боль и стон, по которому она поняла, что голос слился с телом.
- Она пришла в себя, - произнёс кто-то рядом с ней. – Доктор! Где его носит?
Кто-то вышел из комнаты.
«Нет, скорее, выбежал из комнаты, судя по торопливым шагам. Или всё же палаты? Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? Это больница»?  – вновь мелькнула мысль.
Ей пришлось потратить много времени и сил, правда, сколько именно, она не могла сказать, но усилия увенчались успехом: ей удалось открыть глаза и увидеть гладко-белый потолок, похожий на чистую страницу, на которой ещё не успели ничего написать.
«Куда делись облака, до которых так хотелось дотянуться руками»? – подумала она и увидела, как в солнечном свете танцуют пылинки, словно существа бесконечно далёкого чужого мира.
«Я просто спала», - подумала девушка.
Но если это был сон, то тогда, скорее всего, именно оттуда она вынесла чувство обречённой неизбежности, ощущение тревоги, которые не могла расшифровать, как не могла вспомнить подробности.
Что за откровение посетило её там? Почему ей там казалось, что сон никогда не закончится? А после просыпания рой вопросов только увеличился. Ей даже показалось, что в комнате всё ещё ощущается аромат полевых цветов.
Умом она понимала, что этого не может быть, потому что это во сне она бежала по лугу от преследователя, потом переплывала реку. Уставшая, в мокрой одежде она вышла на берег, но ощущение опасности не проходило. Ветер доносил до неё аромат цветущих полевых цветов с другого берега, а  тело тряслось от холода. Она не могла сказать, кто бежал за ней, да и бежал ли вообще или ей это только казалось. Ведь когда она посмотрела на другой берег, преодолевая страх, то никого не увидела там. Продолжая стучать зубами от холода, она хотела сесть на влажный песок, обхватить себя руками и  провалиться в забытье. Но что-то помешало ей это сделать. От напряжения заломило виски, но воспоминание всё время ускользало от неё.
«Потом», - вздохнула девушка.
Что значит это «потом» она не знала, потому что не могла направить мысль в нужном направлении, чтобы хотя бы едва коснуться спрятанного в глубинах памяти объёма. И всё же, словно капли с крыши после дождя, летели вопросы в пространство: «Что случилось? Что? Что? Что»? А в ответ – тишина.
Недоумение росло. Теперь она оказалась в ином помещении, которое тоже не узнаёт и не понимает, какая сила переместила её сюда. Девушка приподняла голову и огляделась. В комнате никого не было. Мокрое платье кто-то снял с неё. Нет, это во сне было мокрое платье. Почему реальность и сон всё время пытаются слиться? Что за странное взаимопроникновение?
«Кто я? У меня должно было быть имя. Я потеряла память или прячусь от чего-то ужасного и не хочу ничего знать о себе? – подумала она, а потом с интересом посмотрела на свои руки, будто излучавшие свечение, которое ей показалось забавным. – Инна. Я Инна, - вдруг улыбнулась она. – Но что за содержание за этим именем»?
Она встала и, чуть пошатываясь, (от слабости или спросонья?) подошла к окну и вначале услышала пронзительный крик чайки, а потом увидела промчавшуюся над кронами деревьев тень, отчего невольно передёрнула плечами. И вновь истошный вопль чайки всколыхнул тишину двора. Она поправила прядь волос, и вдруг на сознание прорвался кусок сновидения. 
Неестественно большая чайка беззвучно несётся на неё, как белая стрела с чёрно-красным наконечником, выпущенная кем-то. Она невольно попятилась от берега реки, и вдруг увидела возле того места, где стояла ещё мгновение назад, застывшую на уровне её лица чайку, как на фотографии. Этого не могло быть в реальности, потому что чайки не ведут себя подобным образом. Её поразил сверкающий коварством глаз птицы, словно выискивающий жертву, и красный клюв, беззвучно открытый, напоминающий вертикальную улыбку. Птица не парила в воздухе, она именно застыла, словно невидимый волшебник проделал над ней этот фокус.
Девушку охватил ужас, она непроизвольно зажмурилась от страха, а когда открыла глаза, чайка вновь кружилась над водой, а потом просто исчезла. Если это был сон, то весьма реальный, если реальность, то оказалась слишком фантастичной. И то и другое не вписывалось в привычные рамки её мироощущения. Видение растаяло, оставив после себя едва уловимое послевкусие.
За окном был незнакомый пейзаж, наводящий уныние или излучающий накопившуюся людскую тоску и боль. Она будто слышала жалобы деревьев, кустов, травы и цветов. Собака, бегущая по газону, вдруг замерла и повернула голову к окну, из которого Инна глядела на неё. И вдруг девушка ощутила ужас собаки.
«Не хватало ещё влезть в её голову и прочитать собачьи мысли об аппетитной сосиске, что обычно ей тайком выносит повариха. Бред. Беги, чего стоишь, - подумала Инна и увидела, как собака радостно завиляла хвостом и сорвалась с места. - Совпадение, которое может ввести в заблуждение», - подумала она, отвернулась от панорамы за окном и вдруг увидела овальное зеркало на стене.
 Ей показалось странным, что в пасмурный день тень от растущего под окном дуба  проложила ажурно-разлапистую дорожку до стены, где висело это зеркало, вскарабкалась на стену, в тщетной попытке дотянуться до цели, а зеркальный овал вопреки здравому смыслу вдруг стал излучать собственный свет.
- Час от часу не легче. Заглянешь вот в такой овал, чтоб на себя посмотреть, а увидишь какую-нибудь хрень вместо собственного лица и завопишь от страха, - пробормотала она, хотела всё же подойти поближе к нему и вдруг услышала истошный вопль у себя за спиной:
- Доктор!
Женщина обращалась, явно, не к ней, а к тому, кто ещё не вошёл в дверь.
– Она ходит, - констатировала женщина очевидный факт. - И как вы это объясните?
«Почему ей кто-то должен объяснять, как ходят люди»? – подумала Инна.
Молодой человек в белом халате с ужасом смотрел на Инну, а женщина средних лет, требовавшая ответа, вдруг заявила:
- Никак вы не объясните, потому что это чудо. С моей дочерью произошло чудо.
«Так, - подумала Инна, - эта истеричная дама – ещё и моя родная мама».
Женщина подбежала к Инне, обняла её и прошептала:
- С возвращением, милая.
«Она знает про хижину»? – подумала девушка.
- Отойдите от неё, неужели не видите, что она в шоке? Она не узнаёт вас.
В палату вошло ещё три врача и две медсестры с каталкой. Инну вежливо, но весьма настойчиво попросили лечь на каталку.
- Надо сделать снимок позвоночника, томографию… - доктор, которого Инна увидела первым после пробуждения, отдавал распоряжения, не забывая изредка касаться её запястья, смотреть на часы и улыбаться.
- Куда вы её везёте? – в дверях им преградила путь женщина, назвавшаяся матерью Инны.
- На обследование. То, что ваша дочь не просто вышла из комы самостоятельно, а потом в те несколько минут, что вы отсутствовали, не просто встала, а разгуливала по палате, я, находясь в здравом уме, с медицинской точки зрения не могу объяснить. У неё были сломаны все кости, какие только можно было сломать, включая череп... позвоночник был похож на набор позвонков, которые в спешном порядке вытащили и перемешали, а некоторые ещё и раздробили. Я ясно изложил суть?
- А с какой точки зрения вы можете объяснить произошедшее? – не унималась женщина. – Батюшка, который вчера читал над Инной молитву, сказал, что с Божьей помощью моя дочь очнётся, что всё будет хорошо. Значит, он знал, а вы – нет? Тогда зачем вы мне врали, если не знали, что с ней будет?
- Видите ли, - начал доктор, - с такой травмой, что была у вашей дочери, люди просто не живут, обычно пишут, что человек получил травму не совместимую с жизнью. Ваша же дочь не умерла, она впала в кому. Мы даже операцию ей не делали, потому что не были уверены…
- В чём? Выживет ли она?
- Нет, перенесёт ли её она, хотя в операции не было никакого смысла. Собрать человека заново из сломанных запчастей никому не под силу. Исход был предрешён, развязка должна была произойти в течение не дней, часов. Ещё в машине скорой помощи. Вы понимаете?
Вопрос прозвучал, но было ощущение, что тот, кому он предназначался, так и не понял, что это его спрашивают и о чём именно.
- Доктор! – глаза другого врача округлились, - когда она успела снять повязку?
- Наверное, всё в те же несколько минут, - предположил доктор, за которым бегала мать Инны.
«Она же могла вызвать медсестру или врача через кнопку вызова. Видно, тоже была в шоке», - подумала Инна. 
- Отсутствие кровотечения, - пробормотала медсестра.
- Отсутствие черепно-мозговой травмы, - прошептал доктор. - Либо мы сумасшедшие, либо здесь не обошлось без чуда…
Инна устала от обсуждения присутствующими случившегося. Она лежала на каталке, мать стояла в дверном проёме, врачи и медсёстры в замешательстве смотрели на женщину, препятствующую их намерениям покинуть палату вместе с пациенткой, чтоб произвести обследование.
Она вспомнила «стоп-кадр» с чайкой во сне,  хотела закрыть глаза, но ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. В углу, возле окна, стоял незнакомец в белой тунике и улыбался.
«Откуда он там взялся? Может, это тот, кого мой голос назвал во сне Плутом? Это имя или прозвище? Плут – это, по сути, тот, кто может кого-то ловко обмануть, вновь мелькнула мысль. Так  кого же он обманул»? – подумала Инна.
- Твою судьбу, - прошептал незнакомец.
- И это тебе сойдёт с рук? – спросила она.
От её вопроса вздрогнула медсестра и невольно посмотрела на доктора. Инну не интересовала реакция женщины в белом халате, она вопросительно смотрела в угол палаты. А тот, кому предназначался вопрос, пожал плечами.
- Мы все отвечаем за свои деяния, и я в том числе. Только ответственность у нас разная с тобой.
- Они тебя видят? – спросила Инна.
- Нет, конечно. Я ухожу. Вернусь позже. У тебя слишком много вопросов, придётся на некоторые из них ответить, - незнакомец улыбнулся, - я поделился с тобой частью своих способностей и временем. Не трать их вхолостую. Оправдай мои надежды, - он поднял руку и «просочился» сквозь стену. 
- С кем она разговаривает? – спросила медсестра.
- У неё спроси, - посоветовал доктор.
- Плутарх, а сокращённо – Плут? Или это Бог подземного мира, брат Зевса и Посейдона, Плутон – сокращённо Плут? Кто из них Плут? – Инна чуть повысила голос и, приподняв голову, вопросительно посмотрела на людей в белых халатах. – Вы можете мне сказать? Нет? А кто может?
- Она бредит, не иначе. Это надо же придумать такое? Может, она древнегреческой историей интересовалась? Плутарх, если мне не изменяет память, жил в 46-120 нашей эры, греческий биограф и историк, а Плутон – это из древнегреческой мифологии, - проговорил один из врачей.
- Ты думаешь, от твоего объяснения всё встало на свои места? – спросила медсестра. – Всё стало ясно, как Божий день? Если б тебя так долбанули по башке, ты б и не такое наговорил. Возможно, в её словах есть одной ей известная логика.
- Ты случайно после работы психотерапевтом не подрабатываешь? – спросил врач, который хорошо знал древнегреческую историю.
- О каком Плуте ты спрашиваешь? - ласково спросил доктор, наклонившись над самым лицом Инны.
Возможно, это был заведующий отделением. Во всяком случае, он был самым солидным среди них. Три других врача озадаченно смотрели на женщину, застывшую в дверях. Было ощущение, что сейчас они в унисон почешут затылки и пропоют: «Да-а-а». Инна пожала плечами.
- Чего к девочке пристали? – командным голосом спросила мать. – Как любопытство удовлетворить, так вы первые, а как лечить, так вы ничего не можете толком. На обследование и то не можете девочку отвезти…
Доктор хотел возмутиться, что это она не пропускала их, но, увидев, что дорога свободна, кивнул медсёстрам и те стремительно покатили каталку к лифту. Было ощущение, что некто организовал за ними погоню. Врачи едва поспевали за медсёстрами. И все они умудрились влезть в лифт и благополучно выйти из него этажом выше. Мать вздохнула, глядя на поспешное бегство врачей, села на кровать, где ещё совсем недавно лежала её дочь, и закрыла лицо руками.
Какие мысли пронеслись в её голове, что за объёмы появились и почти мгновенно растаяли, она не могла сказать. На неё навалилось вначале ощущение пустоты, а потом освобождения. Женщина облегчённо вздохнула, вытерла слёзы, встала и подошла к окну.
По небу плыли воздушные замки облаков, а за ними – огромные айсберги, которые под порывами ветра пытались превратиться во что-то иное, сбрасывали куски, неподвижно стояли некоторое время и вновь плыли по небу в заоблачное царство.
- Каждый человек следует предназначенным ему путём, - она вспомнила слова батюшки, который, как ей показалось, смотрел прямо ей в душу. – Даже мимолётные встречи не проходят бесследно. Источник мучений – желания…
Она хотела спросить его, о чём он предупреждает её. Про какие желания он говорит, что вообще он имеет в виду, но почему-то промолчала. А уже через мгновение, не могла с уверенностью сказать, произносил ли он вообще что-нибудь, или это её собственные мысли вылезли из каких-то глубин. Когда женщина опомнилась, она была одна в палате с лежащей на больничной койке дочерью.
Ей тогда показалось, что щёки дочери порозовели, что что-то изменилось, словно некая невидимая помощь ворвалась в их пространство. А потом появилась уверенность, что всё образуется, вопреки реальности, ибо она слышала, что никто не верил, что её дочь очнётся, а уж про выздоровление вообще речи не было.
Бедную девочку после аварии привезла скорая помощь в больницу, где её наспех перебинтовали, осмотрели и покачали головой, не озвучивая вердикт. Она вспомнила, что её дочь не хотели класть в палату. Все куда-то торопились, что-то искали, забывая ответить на простые вопросы и мольбу, не бросать девочку в таком состоянии. И если бы ни её настойчивость и деньги дочь так бы и лежала на каталке в приёмном отделении до тех пор, пока не настала очередь до перемещения тела в морг. Она кричала и требовала от врачей срочной операции, угрожала и молила о помощи, а они отворачивались, стараясь не смотреть бедной женщине в глаза. Никто не осмелился сказать ей, что они считают чудом то, что её дочь не умерла сразу или по дороге в больницу, что никакое вмешательство не спасёт её, что надо смириться и принять данность. 
Какой-то молодой человек дал ей лекарство, от которого она успокоилась, другой уговаривал кого-то положить девушку в платную палату до утра и разрешить матери посидеть рядом с ней до завершения ситуации. До неё не доходил смысл сказанного. Какая-то пожилая женщина посоветовала срочно пригласить батюшку. Она ухватилась за эту мысль. Ей не приходило в голову, что женщина вкладывает в его приход совсем иной смысл. Батюшка читал молитвы и в какой-то момент произнёс, что чудеса бывают, надо верить, всё будет по воле Божьей.
- Да-да, я верю. Я буду молиться. Она очнётся.
Она не обратила внимания на то, что батюшка ей ничего не ответил, опустил голову и вновь стал молиться. Её воспоминание обрастало новыми подробностями. Она знала, что любое событие со временем обрастает деталями, привнесёнными рассказчиком. 
Женщина улыбнулась, вспомнив, как её муж совсем иначе рассказывал случившуюся с ними историю, и при этом свято верил, что так и было. Она, правда, пыталась донести собственную версию, но муж резко оборвал её:
- Великий сказочник в тебе пропадает, милая. Ветер не мог нести душистую горечь с медовых лугов, потому что время цветения ещё не наступило. И птицы не носились над самой землёй. И туча была самой обыкновенной, не было в её форме даже намёка на то, что случится авария на дороге, свидетелями которой мы не были. И откуда паника, что с нашей тогда ещё не родившейся дочерью через восемнадцать лет может случиться несчастье?  Извини, дорогая, но это бред, притянутые за уши страхи. И схватки у тебя начались только потому, что время пришло, а не по каким иным причинам.
- Я тогда ощутила, что ветер за мгновение до проливного дождя словно стремился стереть следы странного происшествия.
- Не вижу логики, следы с асфальта смывает дождь, а не ветер. Ну да, машину вынесло на поле, но и с травы ветер не мог ничего стереть. Это элементарный здравый смысл. И мы не были свидетелями самой аварии. Мы видели только разбитую машину, скорую помощь, врачей и милицию. Всё остальное мы услышали от очевидцев и из новостей. А ливень был на следующий день. Я не знаю, почему твоё сознание связало воедино домыслы и реальность,  дорисовало то, чего не было. Хотя… стресс… рождение дочери и страх, что может что-то случиться с ней, сделали выверт…
«Да, я тогда поверила ему. Кто-то сказал, что правда кроется в мелочах. Интересно, что бы он сказал о вчерашнем происшествии на том же самом месте только уже с нашей дочерью? Я ведь тогда высказала невероятное предположение, что я просто увидела будущее. Мне никто не поверил. А потом убеждали, что там погиб один мужчина, что никакой девушки с ним там не было. Тогда что я видела и слышала? Милый Даня, ты вот уже два года, как на небесах. Что же было на самом деле тогда? – спросила она мысленно и покачала головой. – Теперь уже не важно».
Она так устала от напряжения, что не заметила, как задремала. Что за сны ей снились и снились ли вообще, она не могла вспомнить после пробуждения, как не могла предположить, что счастливое, чудесное выздоровление её дочери может вызвать панику у всего персонала больницы.
Измученная переживаниями женщина не ведала, что в это время главврач больницы проводил разъяснительные беседы с медперсоналом, свидетелями инцидента, о репутации их клиники. Он объяснял им, что простое недоразумение стало причиной неправильного восприятия, что пострадавшая не совсем пострадавшая…
Короче, через два часа он и сам не понимал, о чём вообще вещает. Он просто заявил, что девушка абсолютно здорова и попала к ним по недоразумению. Посоветовал не пить на ночном дежурстве врачам приёмного отделения, вынес всем свидетелям происшествия выговоры без занесения, пригрозил лишить премии. И на этом попросил всех успокоиться,  прекратить обсуждение, что ни о какой магии и сверхъестественном следе не может быть и речи в стенах их больницы.  Что выход один, не совсем законный, но самый правильный: «потерять» записи врачей, принявших пациентку ночью и переписать «историю» заново. Обещал ознакомить всех с результатами обследования, которые ему должны принести с минуты на минуту.
Но люди остаются людьми: можно десять раз сказать, что ничего не случилось, но слух о сверхъестественном случае уже передавался из уст в уста по большому секрету. И чем больше страхов нагоняло начальство, тем очевиднее становилось всем, что не всё так просто.   
- Где здесь лежит Необъяснимое Чудо Природы, НЧП нашей больницы? – услышала она голос молодого мужчины.
- И что? Теперь все практиканты повалят на смотрины? – спросил мужчина, судя по голосу, лет сорока.
Инна лежала за шторой всё на той же каталке в кабинете после очередного обследования, которое не давало никаких объяснений тому, что произошло с ней.
- Хочу тебе один анекдот рассказать, - сказал практикант.
- Тогда поторопись, сейчас за ней придут, я уже заканчиваю писать свой вердикт, её увезут из кабинета в палату и при благополучном стечении обстоятельств должны сегодня же выписать. Ну, в крайнем случае, завтра, потому как наша пациентка абсолютно здорова. А может, и здоровее, чем была до автомобильной катастрофы. Итак?
- Ночью жена растолкала мужа: «Встань и закрой окно. На улице холодно», - попросила она, а он отвечает: «Вот баба-дура. Если я закрою окно, разве будет от этого на улице теплее»?
- И что? Я смеяться должен? - спросил врач, продолжая писать.
- Желательно. Не удивил, значит? Тогда на злобу дня.
- Слушай, болтун…
- Только не говори, что я достал тебя, - попросил практикант.
- Фамильярность нынче в моде у молодёжи?
- Но ты же сам хотел размыть возрастную дистанцию…
- Ну, мы и размыли ещё на той неделе. Неужто, запамятовал? Повторения не будет, - предупредил доктор. – Ладно, трави свой анекдот и освобождай от себя пространство кабинета.
- Один пьяница по дороге домой задумался, как бы провести жену, чтобы она не заметила, что он навеселе. И придумал: «Сяду у себя в кабинете, и буду читать. Разве пьяный станет читать книгу?» Сказано-сделано. Через какое-то время жена заглядывает в кабинет и спрашивает, что он делает в углу комнаты? А он спокойно так  отвечает: «Разве не видишь, дорогая? Читаю». А жена как закричит: «Опять нажрался?! Сейчас же закрой чемодан и ужинать иди».
Доктор засмеялся.
- А почему на злобу дня?
- Так ведь всему приёмному отделению было сказано, что надо меньше пить.
- Значит, информация уже просочилась, - пробубнил врач.
- А на НЧП посмотреть-то можно?
- Ты, брат, в больнице, а не в зоопарке. О пациенте думать надо.
- А я одним глазком за шторку загляну…
- И получишь в другой глаз…
- Зачем так грубо? – спросил практикант.
- Могу без грубостей, молча звездануть, чтоб вправить мозги. Гиппократа на вас, сегодняшних неумех, нет. А жаль, - вздохнул доктор. - Всё, за ней идут…
- С чего решил?
- Опыт, дорогой, его не пропьёшь, - проговорил доктор и почти тут же раздался стук в дверь.
- Вот и пообщались. А так хорошо всё начиналось. Ведь мог бы успеть, - вздохнул практикант.
- Возможно. Но кто ж тебе б разрешил?
Инна ощутила растерянность молодого человека и непроизвольно улыбнулась. Память постепенно возвращалась к ней. Всё меньше белых пятен оставалось на полотне прожитых лет. Но от этого не становилось меньше вопросов к тому, кто «вышел» из её палаты сквозь стену.
- Да-да, можете забирать пациентку, вот моё заключение, отнесёте главврачу.  А мой практикант уже уходит, - улыбнулся доктор.
«Смотрины не состоялись», - подумала Инна.
Распахнулась штора, и она увидела спину покидающего кабинет практиканта и улыбающегося Плута в белом халате, которому врач протягивал папку с вынесенным на её счёт вердиктом.
- Плут! Ты как здесь оказался? – закричала она. – Да кто ты такой? Исчезаешь, появляешься…
Врач вопросительно посмотрел на улыбающегося молодого человека.
- Знакомая? – поинтересовался доктор, увидел отрицательный жест головы  человека в белом халате и развёл руками, как бы говоря: «Ну, что с неё возьмёшь, после такой травмы не живут, не то, что нормально соображают».
 И только чуть позже доктор сообразил, что сам только что написал в заключении, что пациентка абсолютно здорова, да и никаких травм на её теле обнаружено не было, даже царапин, ну хотя бы ради прикола. Будто вообще вместо той дамы «нарисовался» здоровый двойник, с чем его здравый смысл не мог согласиться. Инцидент на лицо. Ситуация была щекотливая. Скорая привезла после аварии полуживую девушку с травмами, не совместимыми с жизнью. Это подтвердили три специалиста, а с утра та же самая девушка оказывается не только живой, но и абсолютно здоровой. На его лице отобразилось замешательство.
- Ну? – произнёс врач.
-  Медбрат Пётр, - представился молодой человек и дотронулся до карточки, приколотой на его халате. - Меня послали отвезти пациентку в палату. Вообще-то я студент мединститута. Подрабатываю иногда в этой больнице. Какие-нибудь проблемы? – спросил он.
- Нет, - ответили врач и Инна в один голос и с удивлением посмотрели друг на друга.
- Просто вы, Пётр, очень похожи на одного человека, - добавила Инна.
- Бывает, - произнёс медбрат и улыбнулся.
- И голос, - прошептала она. – Я уже слышала ваш голос.
- Так я же был в приёмном отделении, когда привезли тебя и водителя той злосчастной иномарки.
- Кто он такой?
- Крутой дядька был.
- Почему был?
- Так его… это…
- Родственники забрали, - резко произнёс доктор.
- Ему хорошо?
- Лучше не бывает, милая. Там, где он оказался, врачи не нужны. Да увози ты её ради Бога, пока я не потерял здравый смысл и ощущение реальности, пытаясь ответить на её вопросы, - доктор попытался изобразить улыбку.
- А как я оказалась в его машине? – спросила Инна.
- Да откуда мы знаем? Это только ты можешь ответить на этот вопрос, - врач сделал паузу и добавил: - Со временем. Всё. Приём окончен. Я не психотерапевт, милочка. Так что, до свидания. А лучше, если мы с тобой больше никогда не встретимся. Больница – не театр. Пётр, чего замер?  Забирай её отсюда.
Дверь в кабинет врача закрылась. Инна оказалась в коридоре, но ей показалось, что она ощутила страстное желание хозяина кабинета выглянуть в коридор, чтобы удостовериться, что недавнюю пациентку не забрали пришельцы на борт инопланетного корабля.
«Бред! Может, меня в сумасшедший дом привезли по ошибке? Странные они какие-то здесь все. Мне бы вспомнить и понять, что на самом деле произошло и происходит. Ладно, потом разберусь, - подумала Инна. – Наверное», - добавила она мысленно.
- Без посторонней помощи не обойтись, - улыбнулся Пётр.
- Ты о чём? – спросила Инна.
- Всё о том же. Моё пребывание здесь – не случайность, - вздохнул медбрат.
- Кто бы сомневался, - пробормотала Инна и вдруг пристально посмотрела на молодого человека. – Значит, я не ошиблась. Ты – Плут.
- Собственной персоной, но не по собственной воле.
- Почему у птицы глаз был блестящий, как стекло? – вдруг спросила она, вспомнив застывшую чайку.
- Я там не был, - улыбнулся Петр-Плут, нажимая кнопку грузового лифта.
- Но ответ знаешь.
- Возможно. Ты не о том беспокоишься и спрашиваешь не о том. Хотя, - он сделал паузу, - слова похожи на птиц, они улетают…
- Не морочь мне голову, - произнесла она. – Меня выпишут не сегодня-завтра. И где мне тогда тебя искать, чтоб понять, что произошло, философ?
- Не надо нервничать. Всё гораздо проще. Я снимаю квартиру в твоём подъезде, этажом выше, - лифт остановился.
- Давно? – спросила Инна.
- Со вчерашнего дня.  Вернее, вечера. Обстоятельства заставили. Мы приехали.
Дверь палаты распахнулась.
- А ты говоришь, сумасшедший дом.  Где ты ещё видела такой сервис? Не успели доехать, как дверь открывается, и нас встречает с распростёртыми объятиями... Кто? Не иначе, как твоя мама.
- Я голос моей девочки услышала, только вот слов не разобрала, - мама Инны вытерла покрасневшие от бессонной ночи и переживаний глаза. – Слёзы сами льются: то от горя, то от радости. А этот шут что здесь делает?
- Это медбрат, - сказала Инна.
- Он такой же медбрат, как я балерина. Медбратья сквозь стены не ходят. Ну? –  она взяла его за рукав халата. – Хотя я не удивлюсь, если останусь с халатом в руках, а ты вновь исчезнешь. И кто ты у нас будешь на самом деле? Только не прикидывайся, что ничего не понимаешь и не говори, что иллюзионист, это что-то покруче будет.
- Ты его видела? – спросила Инна.
- Конечно. Ты же с ним разговаривала. Думаю, что больше его никто не видел. Итак, молодой человек…
- Я к вам завтра приду в гости вечером. На чай. Вашу дочь завтра утром выпишут. Вот тогда и поговорим.
- Обещаешь? Хотя о чём я спрашиваю? Такие, как ты, никаких гарантий не дают. Мне кажется, что я почти сложила один и один, только вот ответ оказывается запредельным. Либо я плохой математик. Тогда на дороге восемнадцать лет назад я же тебя видела…
- Стоп! – строго произнёс он. – К вам направляется главврач в окружении троих врачей. Приготовьтесь выслушать бред, который главврач сегодня так часто повторял, что почти сам поверил в него. Интересная версия. Всё было не так, как вам показалось. Во всём виноват стресс. Так, иди сюда, - он переложил Инну в кровать, - а мне надо уходить. До встречи, - Пётр-Плут ловко выкатил каталку в коридор, закрыл дверь, а через минуту она распахнулась, и врачи с улыбками на лицах вошли в палату.
  Инна видела напряжение на их лицах. Главврач подошёл к Инне, улыбнулся и сказал:
- Ну, что, милочка, домой завтра. Напугала всех…
Он перевёл взгляд на её мать, спросил, есть ли какие-нибудь претензии к их клинике, услышал краткое: «нет», улыбнулся, успокоившись, и тут же стал объяснять феномен её дочери, когда в результате стресса люди воспринимает действительность и события искажённо. Он ходил по палате и вещал, вставляя в речь как можно больше латинских и профессиональных слов, чтоб придать значимость речи.
Инна закрыла глаза и перестала слушать, мать кивала головой и хотела только одного, чтобы эта делегация оставила их в покое. Инна представила, что главврач вспомнил о том, что надо срочно позвонить другу из министерства. Она откуда-то знала, что он обещал ему перезвонить и забыл в связи с событиями в клинике. Главврач замолчал на полуслове, извинился и почти выбежал из палаты. Его свита последовала его примеру.
- Все свободны! – прокричал он, а Инна рассмеялась:   
- Хорошо, когда обязанности совпадают с возможностями…
- Обязанности – вещь конкретная, осязаемая, их надо просто честно выполнять. Возможности же – это, своего рода, химеры, вполне допустимые, которые могут либо осуществиться, либо нет. Я так понимаю, что он убежал по твоей милости? Что ты сделала? – спросила мать.
- Ничего особенного. Напомнила ему об обещании перезвонить другу из министерства.
- И какие ещё способности открылись у тебя в результате аварии? – спросила мать.
- Не знаю, - честно ответила Инна. – Плут сказал, что это он поделился со мной частью своих способностей и временем…
- Зачем?
- Наверное, затем, чтоб я смогла жить. Надо его об этом спросить. Мне ещё предстоит многое вспомнить, а я, похоже, не очень этого хочу. 
- Жизнь – это нечто огромное, её нельзя вместить в рамки, от неё нельзя отмахнуться, - сказала мать. – У каждого из нас есть собственная история, цепь событий, которая волочится за нами хвостом.
Она замолчала, не собираясь расшифровывать сказанное, а дочь не стала спрашивать, закрыла глаза, давая понять, что хочет отдохнуть.
«Неужели мы рождаемся для страданий, мучений, тревог, для безутешных блужданий с закрытыми глазами»? – подумала Инна.
- Ты никогда не задумывалась, почему конец жизни иногда считают порой размышлений? – спросила мать. - Может, потому, что накопленный опыт позволяет видеть, мимо чего прошёл или пробежал, чего недооценил, не понял раньше, когда в произносимых фразах появляется вдохновенная простота, которая была не доступна в молодости?
Ни один мускул не дрогнул на лице Инны. Она делала вид, что погрузилась в сон, бродит уже по лабиринтам сновидения и, естественно, не в состоянии принимать участие в беседе, в которую зачем-то мать втягивала её. И всё же матери удалось заставить дочь думать в этом направлении:
«Кто считает? – мысленно возмутилась Инна. - Ты думаешь, что большинство людей задумываются о прожитых днях? Пытаются анализировать, искать причины, хотят увидеть собственные заблуждения? Бред. Таких единицы».
Она всё же уснула. Респектабельный мужчина остановил иномарку возле остановки и жестом пригласил её сесть в машину, словно вычислил каким-то образом, что она опаздывает. Она сделала вид, что не замечает его. И вдруг всего на мгновение увидела его искажённое злобой лицо. Он что-то пробормотал и сорвался с места. В переполненный автобус ей всё же удалось влезть. За её спиной стоял какой-то здоровяк. Он склонился почти к самому уху Инны и прошептал:
- Он этого так не оставит.
Инна не стала спрашивать: «кто», потому что знала, о ком говорит этот верзила. Более того, она откуда-то знала, что он не случайно оказался рядом с ней в автобусе.
 «Омерзительный тип», - подумала она и попыталась пройти к выходу.   
И вдруг всё перемешалось в её голове, стали вылезать отдельные картинки, без всякой последовательности и логики.
«Что случилось с моим сном»? – спросила она кого-то.
- Ты не хочешь вспоминать то, что произошло потом.
- А что произошло? – спросила она.
- Не видишь? Присмотрись повнимательнее, - посоветовал всё тот же голос.
- Плёнка засвечена, – вздохнула девушка и открыла глаза.
Она находилась всё в той же палате, рядом сидела мать и беззвучно шевелила губами.
- Я не слышу, что ты говоришь, - сказала Инна.
- Я молюсь, - произнесла мать.
- Я видела сон, - сообщила Инна.
- Не можешь вспомнить, что произошло на самом деле? – поинтересовалась мать.
- А ты откуда знаешь?
- Я не знаю, просто предположила. То, что случается, всегда можно как-то объяснить, не обязательно точно или правильно. Потребность эта вполне естественная, ибо то, что невозможно объяснить, вселяет страх. А когда не помнишь случившегося с тобой, возникает желание заполнить пустоту хоть чем-то, пусть даже вымыслом. Но тебе нужна правда. Я думаю, что Плут её знает. Он каким-то образом вмешался в естественный ход событий. Он вырвал тебя из лап смерти. Я рада этому обстоятельству, как никто другой и благодарность моя безмерна, но мне не даёт покоя вопрос: «Зачем он это сделал»? Что ему нужно взамен? – спросила мать и подошла к окну, за которым тающий зыбкий свет привносил элемент ирреальности в старый двор больницы. – Мне с трудом верится в его бескорыстность. Хотя я могу заблуждаться. И потом, зачем лаять самому, когда есть собака? – вдруг выпалила она.
- Что ты этим хочешь сказать? – спросила Инна.
Мать пожала плечами. А Инна вдруг ощутила, что двойственность затеяла какую-то странную игру, когда желания сталкиваются и замирают от удивления, а противоречивость расправляет плечи. Это было то состояние неуравновешенности, когда одновременно хочется плакать и смеяться, убежать и остаться, замереть и что-то делать, оглохнуть, чтобы никого не слышать, и обратиться в слух, чтобы улавливать каждое произнесённое слово.
- А может, он просто чудак. Ты же знаешь, что чудакам позволено чудить, и им прощается всё, - предположила Инна.
- Мы можем предполагать всё, что угодно, но так и не узнать, что там на самом деле, - вздохнула мать. – Я очень устала, хочу спать, но боюсь провалиться в сон, чтоб не потерять контроль…
- Нет, ты просто боишься, что я исчезну.
- Да, - призналась мать.
- Я думаю, что самое ужасное осталось позади. Я вспомню всё, обязательно, я просто уверена в этом. Вот увидишь. Но не сейчас. И ты должна поспать. Мы одни в этой палате, а кровати две…
- Я оплатила наше пребывание в этой палате. Просто купила койко-дни, поэтому меня никто и не выгоняет. Абсурд. Но за последние часы его было так много, что он стал нормой. Дикость, - прошептала она и распахнула окно. - Май обычно радовал нас теплом, а в этом году он входит как-то крадучись, словно боится чего-то.
И вдруг изысканное звучание флейты ворвалось в открытое окно, звучание, не поддающееся описанию, меняющее что-то в пространстве.
«Это дар, когда человек способен выпустить мелодию на волю, а потом наблюдать, как она набирает мощь, превращается в мягкое ласковое облако и летит», - подумала Инна и увидела лавандовый свет, проникающий в темноту палаты сквозь окно.
  Он заставил тени мягко вытягиваться в причудливые образы на стене, а потом так же неожиданно померк. Откуда этот свет появился и куда исчез, она не знала. Но то, что это светила не луна, Инна была уверена.
- Я позавчера шла по улице и вдруг осознала, что на углу, возле нашего дома больше не растёт старый дуб, и фонарь не светит сквозь его крону на высокую чёрную чугунную ограду, на траву, - тихо произнесла мать Инны. - Мне стало не по себе. Я ощутила внутри себя некую потерю.  Моя душа плакала, но дуб здесь был ни при чём. Она не его оплакивала. А то, что должно было только случиться. Ещё не случилось, но знание о предстоящих событиях уже проявилось рядом со мной, не расшифрованное, не видимое, не озвученное, но оно уже было. Я даже не могу объяснить, как я смогла это ощутить. А потом я оказалась в тумане, это было физическое явление. Это не образ, хотя всё так переплетено, одно вытекает из другого, каюсь, мне, конечно, свойственна приглаженная красноречивость, и параллели ищу там, где никому в голову не придёт искать. Всё верно. Но тогда я впала в некоторый ступор. Я стояла посреди дороги, которая начиналась где-то там, в тумане, в туман же и уходила... – она замолчала, а потом спросила: - Если бы я знала, что произойдёт, я могла бы что-то изменить? Почему уже после того, как всё случилось, у меня перед глазами высветилась картина давно минувших лет? Господи, ты же сегодня родилась второй раз в свой же день рождения…
- Ну, да, мне сегодня восемнадцать. Самый прикольный день рождения. Завтра придёт Плут, и мы устроим чаепитие в мою честь. Ладно? А теперь ты должна поспать, - сказала Инна.
- У меня к нему много вопросов.
- У меня – тоже. Но это завтра. А сегодня – сегодня мы с тобой вдвоём.
- А ещё – музыкант под окнами, который играет для кого-то конкретно и одновременно для всех, кто не спит в это время. Хотя музыку можно услышать во всём: и в дожде, и в ветре, и в шелесте листвы, и в завывании метели, и в шуме прибоя, и в грохоте грома. Твой отец любил флейту, прекрасно играл, но музыкантом так и не стал. Думаю, что он жалел об этом. Но почему-то не захотел расстраивать мать, потому что она мечтала, чтобы сын посвятил свою жизнь физике, радовалась его успехам, как своим собственным. Это он для неё и ради неё защитил докторскую диссертацию. Я сейчас стала видеть и понимать многие его поступки не так, как раньше. Это был человек контрастов, который боялся страданий, бежал от них, а они всё равно догоняли его, рвали изнутри, а когда он смиренно принимал неизбежность, исчезали. И тогда он начинал видеть терзания других людей, наблюдал отстранённо за процессом, ничего не испытывая при этом. «Мудрое горе не ищет мести у самой жизни», утверждал кто-то. Может, это так, а может, и нет. А вот то, что время утекает, как вода из пробитого ведра, это точно, - мать Инны села на соседнюю кровать и закрыла лицо руками.
Она достаточно долго просидела в таком положении. Инна молча наблюдала за ней. Музыка за окном стихла, и, словно по мановению некого волшебника, мать пришла в себя.
- Извини, - произнесла она. – Это всё музыка. Когда мы встретились с твоим отцом, он пригласил меня в небольшой ресторанчик, знаешь, у немцев бывают такие, уютные, домашние какие-то. Семейный ресторанчик. Всего несколько столиков, на каждом – очаровательный светильник. Была там и стойка бара, а чуть в стороне – старинный рояль, - она словно снова перенеслась в то время. – А потом откуда-то появился человек с флейтой. Он посмотрел на нас и заиграл ту самую мелодию, которая только что звучала у нас под окнами. Это был удивительно талантливый музыкант. Нас обслуживала хозяйка ресторанчика. Её муж готовил для нас, старший сын стоял за стойкой бара, а его жена принимала заказ у пожилой семейной пары: у них был какой-то юбилей. А играл на флейте – младший сын хозяйки. Об этом она с гордостью сказала нам. Я хотела спросить, а кто же играет на рояле, но она опередила меня, сообщив, что её дочь окончила консерваторию с отличием, что иногда, когда у неё нет гастролей, она приезжает к ним в гости и тогда по вечерам здесь звучит классическая музыка. Моцарт, Бетховен, Вагнер, Чайковский. Дочь любит импровизировать. Всё зависит от того, кто слушает её, она словно считывает их настроение, глубинные переживания и вплетает в канву мелодии. Люди плачут порой, но это слёзы очищения. Она пригласила нас зайти к ним через неделю, когда дочь приедет в очередной раз. Я была увлечена музыкой, рассказом хозяйки и почти не смотрела на твоего отца, а когда повернулась к нему, то увидела его побледневшее лицо и сжатые в кулаки руки. Я коснулась его руки, а он вздрогнул, будто очнулся от некого гипнотического воздействия. Оказалось, что с этой мелодией у него была связана собственная история, о которой он не хотел рассказывать. А я не настаивала. Странно, но и позже, когда мы уже жили вместе, когда появилась ты, он замирал и словно глох, когда я спрашивала, почему музыка того флейтиста заставила его так переживать. И только после его смерти я узнала, что его родной отец был флейтистом, а воспитывал его приёмный отец. И когда его родной отец расстался с его матерью, он оставил записи своих концертов, где была и эта мелодия. Может, поэтому его мать не хотела, чтобы сын стал музыкантом, а может, потому, что её бывший муж просто исчез из их жизни, развёлся, уехал за границу. И забыл и про неё, и про сына. Она вышла второй раз замуж за его друга. Сын только через много лет узнал, что его отец погиб года через три после ухода из семьи, что нотариус отца долгое время не связывался с наследником не потому, что у того стала другая фамилия, а по волеизъявлению завещателя. Его отец желал, чтобы только в двадцать один год сыну сообщили о наследстве и подробностях его смерти. Он написал завещание после трагедии, находясь в больнице, и не соглашался, чтобы его оперировали до того, как будут соблюдены все нотариальные формальности. После операции он прожил около недели, так и не приходя в сознание. Нотариус передал и неотправленные письма сыну, своего рода исповедь. Твой отец ездил в Швейцарию. Дом отца он продал, деньги, вырученные от продажи, перевёл на счёт матери. А вот флейту, некоторые вещи он забрал себе. Счёт в банке, который ему оставил отец, он позже переоформил на тебя. Ты с сегодняшнего дня, вернее, уже со вчерашнего дня стала богатой невестой. Эти деньги ты можешь потратить на образование, можешь купить себе квартиру или дачу. Все документы я передам тебе и флейту деда - тоже.
- Зачем мне другая квартира, когда меня устраивает наша. И какой смысл покупать дачу, когда я всегда могу поехать к бабушке и деду в деревню, и они будут счастливы. И я уже учусь на госбюджетном отделении филологического факультета. Мы, конечно, можем отправиться с тобой куда-нибудь в путешествие. Но, может, существует иной вариант, как правильно истратить эти деньги или куда-то вложить? У бабушки с дедом в деревне есть клуб, где бы способные дети могли учиться музыке? Я помню наши вечерние посиделки на бревнах возле реки с соседскими ребятами, их пение под гитару при свете луны, когда зависаешь во времени, теряешь все привычные ориентиры. Извини, я вклинилась в твои воспоминания, - сказала Инна. – Я слушаю тебя.   
Мать Инны улыбнулась, и после небольшой паузы сообщила:
- Бабушка второй раз стала вдовой ещё до твоего рождения. У нас с ней почему-то не сложились отношения (это мягко сказано), а после смерти твоего отца она купила небольшой домик где-то у моря и перебралась туда.
Инна приняла, что в их доме о матери отца, старались не говорить, но, наверное, пришло время исповеди.
 Азалия вздохнула, вспомнив вечное недовольство свекрови, претензии, насмешки над невоспитанностью невестки, над незнанием правил этикета, над плебейскими манерами девочки, родители которой так и не сумели пробиться «в люди», как считала она, всю жизнь пахали, выращивали домашнюю живность, чтобы их единственная дочь смогла учиться в городе.  Она потребовала от сына, чтобы они не приглашали на свадьбу родителей и родственников его будущей жены, а поехали на второй день к ним в деревню и «повеселились» там в её привычном кругу, чтобы не краснеть за их поведение. Она считала, что люди разного круга не должны быть в одной компании.
Даниил пытался скрасить как-то решение матери, с которым он согласился. Он утверждал, что так будет лучше, что родителям Азалии не придётся тратиться на поездку. Он нанял организатора, который доставил всё необходимое, чтобы праздник в деревне оказался на уровне. Хотя её родители упростили задачу. Потому что почти все соседи приняли участие в этом процессе. И всё великолепие первого дня померкло перед душевностью, истинным весельем, заботой и любовью людей, которые собрались за праздничным столом на второй день. И нанятые артисты, которые голосили весь вечер на их свадьбе в первый день, забылись, когда запели родные и близкие Азалии. Их пение ещё долго вспоминал Даниил. И тогда он впервые усомнился в правоте теорий матери. Ему страстно захотелось, чтобы она была рядом с ним в этот день. Но, увы, у его матери на всё было своё мнение.
- Мне вчера позвонила сестра твоей бабушки Инессы, - вновь проговорила мать Инны, - она жила вместе с ней и сообщила, что Инесса Арнольдовна завещала своё имущество ей. Я была в растерянности, потому что буквально за десять минут до её звонка мне сообщили об аварии на дороге, и в какую больницу тебя везёт скорая помощь. Я только хотела послать её, куда подальше, с её наследством, потому что мне до него не было никакого дела, я бы и гроша ломанного от твоей бабушки не взяла, не из-за гордыни, а из принципа. Она сама отказалась от нас. Пока был жив твой отец, она иногда интересовалась нами, а после его смерти заявила, что мы ей чужие люди, что она освобождает нас от себя и себя от нас. Короче, если бы существовала юридическая процедура развода между бабушкой и внучкой, между свекровью и невесткой, она бы оформила его, не задумываясь. Но я не успела ничего сказать, как её сестра София Арнольдовна сказала, чтобы мы на похороны Инессы Арнольдовны не приезжали, она не хотела нас беспокоить. «Скорее видеть, хотя покойнице уже всё равно», - мелькнула у меня мысль, но её волю я нарушать не собиралась. Я не сразу осознала величину трагического положения. Свекровь ушла из жизни, в каком состоянии дочь после аварии, я не знала. Я поймала такси, почти ничего не соображая, назвала адрес больницы и  подумала, что сейчас сойду с ума. А потом. Нет. Это что-то запредельное. Как и все дальнейшие события. Я услышала «нашу» мелодию, когда мчалась на такси к тебе в больницу. Но радио у таксиста не работало, никого, кроме меня и водителя, в такси не было. А потом я боковым зрением в зеркале увидела на заднем сидении твоего отца. Он играл на флейте, мои глаза округлились, а он показал на пальцах наш условный знак, что всё будет хорошо. Но едва я переступила порог больницы, как забыла о том видении. Я оказалась внутри безумства, - она посмотрела на дочь, увидела, что та спит, и прошептала: - Я никогда не думала раньше, что воспоминания могут ранить ничуть не меньше, чем события, которые проживались когда-то. И они останутся со мной, не облечённые в слова…
  Она легла на кровать, не раздеваясь, и почти мгновенно уснула. И снился ей удивительно яркий сон. Она оказалась в осеннем лесу. Сколько она шла по дороге, трудно было сказать. Как и то, куда она направлялась. На огромной поляне она увидела бревенчатый дом с забитыми наглухо окнами. Крыша дома наклонилась, как сдвинутая набекрень шапка лихого пьяницы. Крыльцо с недавно отремонтированными ступенями и новая дверь казались не из этой сказки. Небо выглядело, как лоскутки голубизны на сером фоне облаков. Время вдруг слилось в серую холодную бесконечность, и вот уже даже в запахе прелой листвы под ногами стала ощущаться тревога. Она пыталась понять, с какой  стороны ждать неприятности. Загремел гром и почти сразу же полился с неба дождевой поток. Было ощущение, что некто набрал воды в гигантское ведро, а потом выбил дно и вылил всю воду на растерянную женщину. Дверь неожиданно распахнулась, на пороге появилась хозяйка дома и пригласила промокшую путницу войти. Это приглашение почему-то испугало, а не обрадовало её. Но она понимала, что не сможет дойти до цели, если не согреется, не высушит одежду и не подкрепится. Она растерянно посмотрела на тряпичную суму, висевшую на плече, потом на хозяйку дома и вдруг побежала прочь с  поляны, за пределами которой почему-то не было дождя. Она увидела Плута там, где светило солнце, и подумала, что надо добежать до этого человека, он знает, как выбраться отсюда. Она закричала и проснулась от собственного крика.
Инна сидела на кровати и смотрела на мать.
«Надо закрыть окно», - подумала женщина и произнесла:
- Сон. Напугала тебя криком? Мне приснился Плут, к которому я бежала, как к спасителю, - она встала, чтобы закрыть окно, но остановилась на полпути:
- В палате стало прохладно. Ты не возражаешь, если я…
- Конечно, - кивнула дочь, натягивая одеяло до самого подбородка. - И выброси из головы бредовые мысли. Инесса Арнольдовна не столь благородна, чтоб уступить своё место под солнцем внучке, а самой поспешить в мир иной. События происходят согласно некому Высшему плану. Надо жить своей жизнью.
«А кто это определять будет? – подумала мать, но промолчала. – Мать твоего отца волновало, почему у деревенской девочки такое экзотическое имя. Она успокоилась только тогда, когда твой отец объяснил ей, что моя мать выращивает цветы и декоративные кустарники на продажу и азалии в том числе. Азалия – это название цветущего кустарника. Она после этой информации посмотрела на меня с высоты птичьего полёта и отвернулась. А моя мать закончила в своё время институт, она неплохой биолог, написала диссертацию, а защищаться не стала, в отличие от Инессы Арнольдовны, которая купалась в отсветах славы мужей, их приглашали на светские приёмы, она вращалась среди высокопоставленных особ и думала, что это и есть счастье. Мои родители переехали в деревню до моего рождения, потому что отцу был необходим свежий воздух и парное молоко, как сказал врач. У него после травмы пошатнулось здоровье. Он был архитектором. А в деревне строил дома соседям, коровник для совхоза и никогда не кричал, что по его проектам построено несколько зданий в нашем городе. Я об этом сама случайно узнала. Они как-то очень органично влились в среду деревенских жителей. У них было своё подсобное хозяйство: огород, корова, козы, поросёнок, куры и гуси. Мама какое-то время вообще дояркой работала, а потом стала ещё и выращивать цветы на продажу, потому что хотела дать мне приличное образование. Но всего этого мать твоего отца не знала, мы были для неё людьми второго сорта, деревенским быдлом. А я вообще, по её словам, хищница, которая хотела заполучить прописку и жильё в городе. Но у меня уже была прописка в однокомнатной квартире моих родителей, они не стали её продавать, когда переехали в дом моей бабушки в деревне. Это позже, когда  у нас родилась дочь, мы обменяли две наши однокомнатные квартиры на трёхкомнатную. Инесса Арнольдовна не могла понять, почему её сын выбрал меня и к тому же настоял на своём выборе, не стал слушать её доводы против подобного брака. А я была рада, что мы независимы от неё, что будем жить отдельно и что она из-за своих амбиций после свадьбы не приезжала к нам в гости, а у себя желала видеть только сына. Мы с тобой так и остались для неё чужеродным элементом».
Инна услышала мысли матери, но тоже промолчала.
- Если существуют точки пересечений в судьбах людей, то это пересечение обязательно произойдёт благодаря чему-то или вопреки всему, - мать Инны улыбнулась. – Я так думаю. Хотя всё так запутано, - произнесла она, зачем-то выглянула в окно, словно ожидала увидеть там вместо весеннего утра нечто иное, непривычное, но всё оказалось таким же, как и накануне.
- Нам надо собираться домой, документы на выписку заведующий отделением уже подписал. Их скоро принесёт лечащий врач. Меня, оказывается, положили на обследование по твоей просьбе. Были жалобы на головные боли. Всё дело в переутомлении, мне прописан щадящий режим, прогулки и витамины. Кстати, как они договорятся с полицией, чтобы моё имя не фигурировало в ДТП? Или они просто не запишут меня в разряд пострадавших и свидетелей – тоже? Спящая пассажирка. Кстати, отдых мне не повредит, да и здоровый сон - тоже. Мне разобраться во многом надо. А впереди – экзамены. Впрочем, я не боюсь предстоящей сессии.   
А вечером, как и обещал, Плут пришёл в гости. Они пили чай с тортом, что принёс он и ощущали некое напряжение в пространстве.
- Ты, действительно, хочешь знать, что произошло? – спросил Плут у Инны.
- Да. Я кое-что уже вспомнила. Накануне аварии я ночевала у Артёма, моего сокурсника. Когда я проснулась, его дома не было, зато на столе лежало письмо в конверте. В строке «кому» он вписал крупными буквами: «Инне». Я читала его письмо, в котором он сообщал, что бросает меня ради другой девушки. Достаточно ровное, прилизанное внешне послание, каким он был и сам, когда мы оказывались в какой-нибудь компании. Но я ощущала смысл подтекста, который так и норовил вылезти, показать мне язык, снова убраться, а потом, кривляясь, слиться с текстом в самом конце и больно ударить. Я оказалась права. Он назвал меня (может, конечно, по привычке) Пушистиком и вежливо попросил покинуть его квартиру и оставить ключи возле зеркала. Я застыла возле стола, аккуратно вернула послание в конверт и сверху крупно, чуть наискосок написала: «Прочитано», снова положила на прежнее место его письмо и стала собираться в институт. Я тогда подумала, что судьба подшутила надо мной, не иначе. Когда я подумала, что всё в моей жизни станет иначе с появлением Артёма, он исчез из моей жизни, а я оказалась в исходной точке. Вспомнила его любимую шутку, что новая девушка – категория временная, а бывшая – постоянная.
Тупая, необъяснимая тревога, тоска и безысходность всплыли откуда-то из подсознания. Она вспомнила, как стояла на остановке и думала о превратностях судьбы. Хмурая сумятица непогоды только усиливала её состояние. Унылые бледные тучи скрывали солнце. Она вспомнила, как какая-то женщина посмотрела на неё и вздохнула: «Жизнь измеряется не количеством прожитых дней, а их качеством». Она не поняла, почему она сообщила ей это. Но после её слов серые лужи показались ей почему-то осколками волшебного голубого зеркала, оброненного нечаянно кем-то с небес.
- Существует гипнотическая сила слов: от одних мы приходим в ярость, а от других успокаиваемся, - проговорил Плут, потому что не озвученное Инной не было для него тайной. - Порой слова живут собственной жизнью, они ослепляют, гипнотизируют, терроризируют, уводят от реальности, которую обозначают, заставляют думать, что они и есть реальность. Но мир, который мы видим – это не то Царство, которое видят дети.  Мы даже не понимаем, что сами делаем мир фрагментарным, разбитым на тысячи частей тем, что так и не научились говорить. Стоит ли напоминать очевидный факт, что каждая волна в океане зависима от него, и не может существовать отдельно? В хаосе звуков не слышна песня Вселенной, но когда слова и мысли затихают, она становится реальной, целостной и единой – и тогда слова становятся тем, чем и должны быть: партитурой, а не музыкой, меню, а не едой, указателем на дороге, а не окончанием пути.
Инна вздохнула. Вступать в полемику ей, почему-то не хотелось.
- Что произошло после того, как ты вышла из автобуса? Что было до этого, ты уже вспомнила, не стоит повторять. Погрузись в прошлое, ты это можешь.
- Дорога к институту шла через парк. Мне стало страшно, потому что тот верзила из автобуса шёл за мной следом. Я побежала, а потом… потом я очутилась в той самой иномарке, в которую мне предлагал сесть её хозяин на остановке. Он кивнул своему охраннику и тот вышел из машины. Я попыталась выскочить за ним следом, но поняла, что дверь блокирована. А потом он мчался с бешеной скоростью в свой загородный дом, где его ждали друзья. А я была его сюрпризом для них, игрушкой, которую он решил им подарить. Это был несдержанный, вспыльчивый, упрямый, неимоверно грубый тип. Он обещал, если я буду паинькой, щедро заплатить и после вечеринки отвезти домой при условии, что я буду держать язык за зубами. В противном случае я поселюсь у него навечно для подобных вечеринок. Мне стало страшно. Разгневанная и возмущённая, я торжественно-скорбно произнесла, что он поплатится за это. Он ответил мне смехом. Я не знала, что делать. Я пыталась успокоиться, чтобы найти выход, а он должен был быть. Я вспомнила слова деда, который любил повторять: «Спокойствие приходит тогда, когда ты начинаешь принимать неизбежное». Но как его принять, я не знала. Я осознала, что сидящего рядом «короля» невозможно разжалобить, уговорить. Ни мой крик, ни мои слёзы не испугают его. И тогда я стиснула зубы и замолчала, моля Бога, чтобы он подсказал мне выход из сложившейся ситуации. Я не знаю, услышал ли Он мои молитвы, но то, что мы не доехали до дома, где сидящего рядом со мной в машине жалкого подобия человека ждали «голодные звери», это я теперь понимаю. Скажи мне, - обратилась она к Плуту, - Бог есть?
- На вопрос, существует ли Бог, не стану отвечать, потому что на этот вопрос нельзя дать ответ. Атеист ошибается, когда отрицает то, что нельзя выразить словами, и теист делает ошибку, утверждая то, что нельзя выразить словами. И вопрос не в вере. Как увидеть маленькой частичке Целое и описать то, что нельзя выразить словами? «Бог не умирает в тот день, когда мы перестаём верить в Него; это мы умираем тогда, когда нашу жизнь перестаёт озарять возобновляющееся с каждым днём таинственное ощущение чуда, источник которого непостижим». Это выдержка из дневника Секретаря Объединённых Наций генерала Дага Хаммарскджолда.  И это не Он виноват в наших страданиях.
- Конечно, всё не случайно. Судьба. Люди получают то, что заслужили, - сказала Инна, и вдруг заморгала глазами: - Значит…
- Что было дальше? – перебил её Плут, поймал тревогу в глазах матери и добавил: - Если ты не в состоянии пережить всё это снова, мы отложим восстановление событий, но, думаю, лучше это сделать в моём присутствии, - девушка кивнула. - Тогда вернись опять в его машину…
- Да. Тот тип стал задавать мне вопросы. Они выстраивались в некую линию. Но поскольку хозяин иномарки, задававший их, не ждал ответов, они превращались (автоматически) в разряд риторических. И эта метаморфоза, похоже, устраивала его. С одной стороны было поле, с другой – лес, там дорога делала крутой поворот. И вдруг я увидела огромную машину, мчавшуюся прямо на нас, я с каким-то ликованием стукнула его по ноге, отчего он сильнее вдавил педаль газа, и навалилась на руль, пытаясь изменить направление движения. Он отпихнул меня, но было уже поздно. Очнулась я… и первая мысль: «Это я сошла с ума, или это действительно происходит»… Я слышала общение…
- Об этом не надо, - сказал Плут. - Я вмешался в твою судьбу. И за это вам не придётся расплачиваться, - ответил он на невысказанный вопрос матери. - Но, если честно, я не должен был это делать. Но я обещал когда-то ещё не родившейся душе, что помогу исправить ситуацию, чего бы это мне ни стоило…
- Разрешите узнать, с какой стати такая щедрость? – спросила мать, глядя в усталые умные глаза Плута, пронзительные и насмешливые одновременно.
- Это не щедрость, - он отвернулся.
А Инна вдруг услышала продолжение непроизнесённой фразы: «Это долг, который я вернул. Закрой глаза, - мысленно попросил он. – Ты увидишь, что произошло когда-то, каким образом мы были связаны с тобой в одной из жизней».
- Мне лучше прилечь, - сказала она. – Вы не будете возражать?
- Нет, милая, - сказала мать. – Я ощущаю твою усталость.
- Но я не прощаюсь, - улыбка на бледном лице дочери ещё раз напомнила матери о недавних событиях.
Хлопнула дверь в комнату Инны. Плут увидел слёзы на глазах Азалии и слегка коснулся её руки. 
- Со временем по-другому видятся и воспринимаются события прошлого. Иногда они складываются в ясно прочерченные линии, иногда видны только штрихи, а иногда эти самые линии включают пробелы, будто говоря, что их ещё предстоит заполнить. Но почему, как правило, события выстраиваются в определённом порядке только после свершения? Иногда приходится ждать годы, чтобы заполнились пробелы. И даже тогда, когда, кажется, что можно поставить точку, рука невольно дописывает ещё две, указывая не только на неопределённость, но, скорее, на то, что продолжение может следовать, вопреки здравому смыслу, вопреки физическим законам, о которых многие предпочитают не вспоминать, когда чудо раскрывает свои объятия, - Плут говорил это для себя.
- Тебя страшит неизвестность? – вдруг спросила Азалия. – Но ты же не потерял способность к прозорливости и другим запредельным вещам.
- Но теперь я лишь Искатель, а не тот, кто создаёт условия для поиска, не тот, кто творит. Я лишь… - он не договорил.
- Ты теперь смертный, но всё равно не совсем человек, - произнесла мать Инны. – Я знаю, ты здесь на время, и ты вернёшься когда-нибудь туда, откуда пришёл. Но ты уже никогда не будешь прежним. Я думаю, что опыт земной жизни в нашем времени обогатит тебя. И ты, - она посмотрела ему в глаза, - не сможешь забыть то, что ты испытываешь к моей дочери, если я не ошибаюсь, Плут. В твоём времени ты был почитаем, а теперь настало время Служения. Но думаю, что для Плутарха – это полезный опыт. И не смотри на меня так. Я читала твои труды. Не все, конечно, только то, что дошло до нас. «Сравнительные жизнеописания» на меня произвели сильное впечатление. Из них я узнала о величественном Перикле, о развратном Антонии, об умном и властном Цезаре, свободолюбивом Бруте. Не ты ли писал: «… глядя в историю, словно в зеркало, я стараюсь изменить к лучшему собственную жизнь и устроить её по примеру тех, о чьих доблестях рассказываю». «Мы пишем не историю, а жизнеописания, - подчёркивал ты, - и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель и порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов». Заметь, я не спрашиваю, как ты шагаешь сквозь время, что ищешь и когда уйдёшь. Меня волнует моя дочь. Я боюсь, что она привяжется к тебе, что твоё исчезновение принесёт ей боль.
- Я не шагаю сквозь время, меня выбросили из Запределья по определённым причинам, которые я не хочу повторять. То, что касается твоей дочери, - он вздохнул, - она ощущает дистанцию. К тому же при всей моей любви к твоей дочери, это любовь отца к дочери, хотя внешне я молод. У неё судьба, в которой нет места для меня. Я как фантом.  Я есть, вроде, здесь, и одновременно меня нет. Я даже объяснить толком не могу.
- И как долго ты ещё пробудешь здесь? – спросила Азалия.
- Не я решаю. Это мне дано в назидание. Есть определённые вещи, которые нельзя нарушать. А чего ты боишься?
- Не знаю.  Ты вернёшься в Запределье? – спросила она.
- Рад бы. Да кто ж теперь меня пустит туда сейчас? Я теперь пленник времени. Буду здесь стареть, дряхлеть, страдать и мучаться от несовершенства окружающих меня людей и собственного в придачу. Это теперь мой удел.
- Можно подумать, что ты никогда не жил на земле, сразу в Запределье оказался. Неужели ты думаешь, что ничего, кроме горя, эта жизнь не может человеку принести? А как же любовь?
- Любовь? О чём ты говоришь? Кто здесь умеет любить?
- А Там, - она кивнула на стену, - Там умеют? – спросила она. – Говорят, что тот, кто хочет творить добро, должен стучаться во все двери. Для того же, кто любит, двери всегда открыты. У вас запираются двери? Там жизнь похожа на сказку?
Плут промолчал.
- Ещё до замужества ты хотела иметь необычные способности, ты обрела некоторые из них со временем. Сделало ли тебя это счастливой? – спросил Плут.
- Не морочь мне голову. Ты ещё тогда, когда я тебя впервые увидела, уже знал, что будет. Ты знал, что тебя будет ждать изгнание. Ты всё просчитал. Кроме одного…
- Да. Ты оказалась сильнее, чем я думал. И ты увидела то, что не должна была видеть. Но это было вначале. А теперь…
- Теперь тебе придётся сделать ещё один шаг и признаться, что ты давно знал, что вернёшь её, ты ждал и готовился к этому. Я видела тебя и позже. Ты ошивался возле нас на детской площадке, ты наблюдал за нами все эти восемнадцать лет. И ты знаешь, что я знаю. Я вчера видела тебя во сне. Я убегала с поляны, где стояла избушка-мираж, ловушка для простаков, чтоб забрать мои силы. А ты проявился, чтоб я видела, куда бежать. Ты был в Свете. Не на границе, внутри. Да кто ты такой на самом деле?
- Плут. Глупо было бы отрицать это. Я хочу рассказать тебе одну притчу. Однажды сороконожка пришла к мудрой старой сове и пожаловалась, что у неё болят все её сорок ног. Сова задумалась, а потом посоветовала сороконожке стать белкой, потому что, имея четыре ноги, можно избавиться от девяноста процентов боли. Сороконожка одобрила идею совы, но спросила, как ей стать белкой. На что сова ответила, что это не её проблема, ибо она даёт только советы.  Так вот я не хочу стать совой и раздавать советы, которые невозможно воплотить в жизнь. У меня сейчас внутри трепещет человеческое сердце, но во мне продолжает жить бессмертная душа. Мне раньше не хватало терпимости – того качества, которое появляется достаточно поздно, когда уже от неё никакой пользы, потому что всё непоправимое, как правило, уже свершилось. А сейчас я похож на человека, который испугался своих следов, оставленных на влажном песке, поэтому стал бегать, и не сразу увидел, что количество следов только увеличилось. А всё, что было нужно сделать – лишь остановиться. И ещё, Азалия, не я пишу судьбы смертных… Скажи мне, почему ты решила, что я ради твоей дочери, как ты говоришь, «ошивался» возле вас? Она когда-то была моей ученицей. А кем была мне ты? Ты знаешь?
Он увидел растерянность в её глазах и рассмеялся.
- Всего один вопрос, и уже картина видится иначе. А где истина? Сомнение посеяно. А значит, ты уже не можешь быть уверена ни в чём. Ты не знаешь причины моего появления возле вас. И ради кого я появился, тоже не ведаешь. А почему ты зачитывалась тем, что я когда-то написал? Ты же не историк, ты переводчиком в издательстве работала. Может, это твоё подсознание виновато? А сон? Почему ты бежала ко мне искать защиты? И почему я получил такое странное наказание: жить рядом с вами?
- Плут, ты поселил во мне тревогу. Зачем?
- Я всего лишь показал, сколь зыбкими могут быть наши утверждения. А может, я и дочь твою вернул к жизни ради тебя. И не смотри, что у меня тело молодого мужчины. Мне гораздо больше лет, чем ты думаешь…
- Ты запутываешь меня весьма искусно, но в одном ты прав: всё слишком зыбко. Время и пространство. Оно играет с нами в собственные игры. А может, они взаимозаменяемы? И именно тогда происходят всевозможные выверты? У меня голова уже плохо соображает. Я, явно, устала. Извини.
- Уже.
- Что?
- Уже извинил.
- Быть клоуном – это твоё хобби? Тебе надо было в цирке работать, а не в больнице.
- Это был не мой выбор. Напоминаю. У меня небольшой опыт работы медбратом, но должен заметить, что в вашей больнице постоянно комическое и трагическое идут, взявшись за руку.
Инна вернулась, села за стол и вдруг спросила:
- Я не помешала вам?
- Нет, милая, наше общение на грани перехода в обоюдные претензии.
- Нет-нет, я давно не находился в столь доброжелательной атмосфере. Это только слова колючие, как стебли у роз, а сами розы восхитительны. 
Инна улыбнулась.
- То, что я увидела, многое объясняет. А почему в этой жизни ты не можешь быть моим учителем? – спросила она Плута.
- Потому что я тебе не нужен. Да и время другое. Я мог бы показать тебе путь, но идти по нему ты всё равно сможешь только сама. Я мог бы указать, где находится колодец, но и напиться из него ты сможешь только сама. И если ты знаешь дорогу, так наберись смелости и иди по ней! И если видишь колодец прямо перед тобой, что может тебе помешать утолить жажду? А самое главное, что твой истинный учитель всегда с тобой, - он коснулся её груди. Если ты будешь наблюдать, как реагируешь на всё: на пролетающих птиц, на шум деревьев, на детскую улыбку, на выглянувшее солнце после дождя, на непогоду, на недовольство прохожего, на оскорбления в твой адрес, - тогда всё станет твоим учителем. Уже поздно. Засиделся я у вас. Пора и честь знать. Мне завтра вновь с утра предстоит осваивать Служение в больнице, где мы наделали столько шума. Мне предстоит постепенно у всех свидетелей вычеркнуть воспоминания о «чуде».
- И среди них – я? – спросила мать Инны.
- Ты же понимаешь…
- Плут, но ты же знаешь, что я всё равно буду сопротивляться, найду лазейку и спрячусь.
- Знаю. Но должен же я хоть попытаться?
- Зачем? – спросила Азалия.
- Чтоб сказать, что у меня ничего не получилось, - засмеялся он. – Если спросят. Хотя… я всегда найду, что сказать, я же Плут. А вот как тебе самой с таким грузом?
- Это мой груз, - сказала она.
- Понял, - улыбнулся Плут. – Но всё равно ваши воспоминания не будут полными. И они в одной точке никогда не совпадут. Одна из вас не знает, где блуждала дочь, когда была на грани. А у другой будет вычеркнут эпизод самой аварии и травм. Она так и не узнает, что увидела мать и что пережила, сидя возле умирающей дочери. А желание рассказывать это друг другу у вас исчезнет. Это я обещаю. Хотя должен сказать, что у вас семья железных дам. Я до сих пор в ступоре, когда вспоминаю, как твоя дочь самостоятельно выбралась из Запределья. Даже чайка вынуждена была отступить. Ну, и характер. Ты, - он посмотрел на Инну, - не должна забывать, для чего тебя вернули…
- Ты вернул, - поправила его девушка. - Я помню, как ты сказал, что не можешь спасти весь мир, но если ты спасёшь хотя бы одну-единственную жизнь, это уже не мало…
- Не слова важны…
- Знаю. Плут может обойтись без них…
- Может, - подтвердил он, вышел в коридор и рассмеялся: - Да через дверь уйду. Через дверь.
 

Июнь 2017 года