История об одиночестве

Когда мне было пять, я заперлась в каморке. Помню лишь пыль и тихое шуршание воздуха из половиц. В темноте все казалось настоящим, кроме меня самой и маленького плюшевого медведя, у которого глаза горели приятным голубоватым свечением. Мы сидели предельно тихо и слушали, как скребется мотылек, пробираясь между щелок к солнцу.

Сегодня мне семнадцать, и я не верю в волшебство. В памяти тот момент отпечатался страхом в сердце. Взволнованные голоса родителей, тихий плач мамы, и перешептывание кладовых чудовище. Они смеялись с нас, смеялись с того, что меня нашли и продолжали светиться за маленькой щелочкой. Я не раз подходила убедиться в чуде, но каморка не открывалась… Не знаю, останавливались ли в это время стрелки на часах, но я отчетливо слышала смех лишь в этот момент. За дверкой гуляло волшебство, которое навсегда отвернулось от меня, стоило маленькой девочке повзрослеть. Однажды, весенним утром, я перестала их слышать и каморка с легкостью открылась, вот только кроме старой швабры и мягкого плюшевого медведя там больше ничего не было.

***

Обои давно выцвели, но менять их вряд ли кто-то будет. Не допив свой чай, выхожу из комнаты, быстро одеваюсь и иду на улицу, чтобы проветриться. Вся пропахла одиночеством той квартиры и нисколько не жалею, что осталась там после смерти родителей. Ведь воспоминания помогают не сойти с ума, хотя, кто знает, может именно это станет началом конца.

Брожу по окрестностям, временами пугая голубей. В ушах музыка, но она мне уже настолько надоела, что приятнее слушать, как плачет ребенок в соседней квартире. Тяжело вздыхаю, и иду туда, где я, наверное, еще не одинока.

Маленькая художественная студия, с парочкой выживших из ума людей и молодым парнем, которому я никогда не признаюсь. У него до безумия противный цвет глаз и такие большие нежные, имеющие неприятный бледный оттенок руки. Я бы хотела быть картиной, может тогда он бы меня обнял.



Присаживаюсь на стульчик рядом и слежу за его плавными движениями… никогда не признаюсь.

— У тебя краска на щеке, — и больше ни слова, будто и не приходила.

Достаю краски и начинаю рисовать. Не то что бы я умела, просто это помогает отвлечься, и так проходит час за часом. Пока за окном не начинает темнеть, а студия пустеть. Обрывками слышаться тихие шаги и чьи-то голоса, мы снова одни.

Как всегда не хочу уходить, дома меня ждет одиночество, а здесь любимый человек.

— Я собираюсь остаться, если ты хочешь… — мне не нужно повторять дважды. Иногда мне кажется, он знает, что я одинока, возможно, меня выдает мое лицо, жалкое выражение на нем и печальные взгляды.

Когда я дорисовываю, он все еще работает, вот это я в нем и ценю. Всегда усердный и никогда не бросает работу на пол пути. Он торопиться жить, и как бы это не было печально, но у него правда больше нет времени. Остаюсь здесь, ложусь на диван, хотя могла пойти в соседнюю комнату на кровать, но хочу заснуть, смотря на его спину и чувствуя присутствие рядом.

Мне снится прикосновение и шепот, но, когда я просыпаюсь, единственное что меня встречает - холодный воздух в помещении, второй накинутый плед и его спина. Даже не ложился. Подхожу и накидываю на плечи кофту, это был его плед…

— Мне пора…

Жалею, что сейчас уже утро и надо идти в школу, жалею, что не могу остаться с ним подольше.

Он ничего не говорит, а я и не прошу. Аккуратно выхожу из студии, оставляя на столе горячий чай и надеясь, что он поспит хотя бы немного.

***

В школе я самоуничтожаюсь. Для меня это не то место, где можно встретить друзей, просто потому что у меня их нет. Я слишком одинока, чтобы делиться своим одиночеством с другими. Да и не хочу, зачем мне привязываться. Это всегда приносило боль.

Покорно отсиживаю все шесть уроков, игнорируя каждого подошедшего. А после выхожу из школы, с облегчением выдыхая. Иногда меня потрясывает от мысли, что завтра все это повториться, но я вовремя успокаиваюсь, напоминая себе, что у меня все еще есть студия и он.

Захожу домой и отчаянно оглядываюсь. Никто меня больше не встречает…

Сзади раздается топот ног и я вижу его… В руках он держит картину, которую отказывался показывать кому-либо. Несмело приглашаю на чай и я ,наконец, замечаю, что почему-то на кухне очень светлые занавески.

Мы говорим, долго, но медленно, словно боимся спугнуть тишину, а потом он показывает мне рисунок. И я плачу, потому что там улыбается девушка, похожая на меня… Еще когда родители были живы. Я обнимаю его, выражая этими объятьями все свои чувства, на странность светлые и до безумия искренние.

Я знаю, что буду страдать, нам не быть счастливыми долгое время, нам не встретить вместе старость, и не потому что такова жизнь и все люди расстаются, а потому что я влюбляюсь в одиночество, ведь он неизлечимо болен.