очхороший проступок

Бонзо Джан Али ибн Верабук

       Знал я когда то одну гражданку Зайцеву - буфетчецу с вагона-ресторана  москва - отсюда не видно. Где то с год. Средняя така похоже дитя лимита  последних лет молодости в соку. Под бесцветной челкой - голубые с выкатом глаза, под кофтой - рвущие к счястью сдобное тело и мечущяя душа. Нежадная.  Веселая. Плохо кончит.

  Она имела дело с моей патроном, а со мной так только - пересекалась в деталях.
   
    однако при том бортпроводница была немного влюблена в меня без отрыва от производства, хотя прямо не говорила, а музчины этож сразу чювствуют и говорить не надо.
 
     Предпочитала со мной шампанское во время перед возвращением в город-герой с утра до  третьего звонка, и было две любви ясно : неприкрытая страсть к вину и внутренняя - ко мне  а тут я тут как трут и собутыльничаю и нравлюсь одновремённо.
   
    Только мне это было побоку - выпили и чяо, но вот как то в очередной раз пья со мной  красивые игристые вина в вокзальном неподвижном буфете  и поглядывая на меня 2-вухсмысленными глазами Зайцева видать по всему черезчюр засмотрелась замечталась о чем то безнравственном и когда всеж таки решила возвращаться на рэльсы  там остались только шпалы - буфетчица случайно но непоправимо  отстала от  свово родного состава.

   Шо с ней стало я вам доложу – форменное нихочю.

         После как она надо думать увидала вместо огнедышащего железного коня бездушный пустой перрон  - как заскочила обратно с морозу в теплое помещение  и кричит вприсядку крыльями бьёт - пиzдец мне! Паровоз ушол! Ой млья тополья! Базар - вокзал, печки - лавочки, пиzда - кирпич!

    Огляделся я вокруг - а вокруг зима повсюду, а она в одной синей юпко и колышущей с тревоге сорочько МПС а состав давно туту всмысле тютю с товаром-наваром и листкаме дебет-скрежет.

     Я за ней прям запережывал - как бо не тронулась рассудком в голове.

Мечется по вокзалу, руки ломат – говорит чясто, но бессвязно – пропала я пропадом – кончена моя несчястная жысть прям тут под ионическеми колоннаме

       и в глазах блеск такой нездоровый появился

а дело было вечером и темнело уже к февральской ночи

  жалко мне ее стало – думаю - онаж фсёж таке женщина слабого пола значится и  у ей мозг слабый, а то и врямь, пропадет безвести в ветренном мокром снегу на переферие?

а куда ж гуманизм выручка и человек человеку близкий родственник?

  Спас, кароче, я Зайцеву – вынул деньги с казённой кассо на свои и страх и риск и безрассуцтво и на такси газ пикап с дедом однем взял да и помчался скрозь белую пургу чёрные поля насупившиеся опушки и тёмные реки
гнал гнал гнал гнал и таки догнал поезд, опередив его до прибытия на другую следующю станцыо впереди.

  И не ждали - вышли только к путям а поезд тут как там - прибыл туда же воодушевленным  грохотом комсоставом  блестящем ночным фонарем и смолистым запахом радости  - стоянка 15 мин. Мы в вагон он же ресторан

    Она ф слезы - вы - говорит - музчино моей давнишней мечты
- едемте - говорит - прям счяс этим составом - тут у меня место личное – апартамент, а в мацкве у меня - говорит - квартиро полно чяшо в твоем неорганичном распоряжениии.

- Люблю - говорит - токо тебя одного по гроб смерти  и хочю быть тваей всей.
- Едемте - говорит - решайтесь - и опять вино льет во все стороны, апельсины рубит на скользкие куски дрожащей от спасенья рукой и охмуряет  лицо пьяными губаме..

  Ну я вежливо отказалсо - говорю - не могу я ехать с ваме гражданко-девушко - мне ещо стихи надо писать а в поезде завсегда качька.

    Помахал только ей в форточку и пошол обратно в тачку с дедом-завидой

     так  и канула навеки в счастливых соплях после опасного приключение в холодную непостижымую даль в длинном зеленовато-знойном вагоне.
   


Теперичя кажный раз когда на этой станцыо бываю чтоб к морю ехать купацо – фспоминаю этот случяй и безвестную железнодорожницу прилавка тов.Зайцеву и себя какогото другова чем счяс в те далекие романтические года.

Где ты теперь подруга?  Вспоминаешь ли когда былое и думы?