Александрия. Глава 3. 5

Новые гости появились в триклинии как нельзя более кстати - как раз незадолго до их прихода слуги, предводимые поваром, торжественно внесли большое серебряное блюдо с главным угощением обеда, и это воодушевляющее событие разом всех примирило и настроило на благодушный, даже в некоторой степени на философский лад, поскольку все знали, что нигде лучше не умеют готовить молодого теленка, чем в доме светлейшего. Радостные овации, предназначенные для прославленного на всю Александрию повара, не смолкая, тут же перешли, к досаде этого последнего, в бурные овации в честь не менее прославленного колесничего.

Валерий, привычный к почестям, нимало не был удивлен столь восторженному приему у богатой публики. Громогласное ликование, шумное рукоплескание - все было как всегда, с той лишь разницей, что теперь он видел лица почитателей, каждого в отдельности, а не как отдаленную от него ареной ипподрома общую беснующуюся зрительскую массу. Прежде, чем занять предложенное ему место за столом, он обошел вокруг застолья (как заранее велел ему Саратий), приветствуя, в свою очередь, каждого сановника, а те, широко улыбаясь, хлопали его по предплечью, сетовали на ложные слухи об его, Галла, гибели во время состязаний, выражали радость, что он жив, спрашивали, когда увидят его вновь на арене.

Около предназначенного для него застольного ложа Валерия ожидали рабы с водой для омовения рук и ног, а на столе перед собой он увидал тарелки со снедью, источающие умопомрачительный аромат вкусной еды. Среди того, что он смог опознать по виду, он отметил для себя телятину, цыплят, аппетитные горячие колбаски на решетке, черные и белые оливки, сливы и гранаты…

- Эй, виночерпий, налей-ка нашим новым гостям хиосского!

Пока звучали эти слова, его чаша уже доверху наполнилась благодатным, темно-багряным напитком.

Тем временем, внимание гостей перенеслось на актера, появления которого давно ожидали в триклини, дабы услышать продолжение увлекательной истории приключений Саратия и его друзей во Фракии. Должным образом поприветствовав аудиторию, затем расположившись поудобнее на лежаке и опершись на локоть левой руки, а правую простерев в направлении к слушателям, Саратий начал свой рассказ:

«Итак, враг приблизился к нам вплотную. Теперь лишь небольшая речушка отделяла наш стан от лагеря неприятеля. Ночью, когда весь лагерь был погружен в неподвижный сон, командир разбудил меня. Тревога не давала сомкнуть ему глаз.

- Саратий, не время предаваться беспечному сну, - молвил благородный Аурелий, - рати врагов совсем близко, и кто знает, не решатся ли они в сумраке ночи на внезапный удар. Думаю, самое время сейчас подобраться к ним поближе и узнать, что они затевают, подслушав их разговоры или взяв в плен кого-то из вражеских солдат. Мы должны выведать их планы.

В ответ я спросил лишь, чтобы мне не идти во вражеский стан одному. Для пользы дела, да и для бодрости духа, в разведку лучше идти вдвоем - ведь у одного и дума слабее, и решимости меньше.

Капрал согласился со мной.

- Хорошо, пусть с тобой идет Аристипп или Фиамид, - сказал он.

- Если ты велишь мне самому избрать товарища, то я бы выбрал Галла - он силен, бесстрашен, одинаково быстр и ногами, и разумом. С ним мы возвратимся даже из горящего огня…

- Не время меня хвалить или ругать, - молвил Галл, который тоже не спал и внимал каждому нашему слову, - это дело командиров решать, кто достоин того или другого. Лучше пойдем, друг мой, не мешкая. Звезды уже ушли далеко, время за третью стражу, ночь не будет нас ждать…

Говоря так, мы быстро вооружились для разведки, взяв свои двулезвенные ножи, легкие копья, щиты, надели шлемы без гребней, и, помолившись богам, отправились в путь.

Продвигаясь вперед тише, чем бесплотные тени в царстве Орка, добрались мы с моим товарищем до берега реки. Где-то чуть в отдалении послышался плеск. Легкий и тихий. Иной решил бы, что это ночная охотница-сова, пролетая над водою, задела её крылом. Но мы-то сразу поняли, что это враг опередил нас, послав в наш стан лазутчиков, а может и убийц.

Условившись пропустить врага мимо себя, чтобы после вернее изловить, мы мигом припали к дороге и затаились во мгле. Вскоре мы увидели лазутчика - покрытый шкурой волка и вооруженный лишь легким копьем, пригибаясь к земле, словно стремясь слиться с ней, быстро и бесшумно он пробежал совсем близко от нас в направлении лагеря.

Едва мы пустились в погоню, он сразу услышал и остановился, как видно решив, что за ним следуют его товарищи из лагеря Константина, однако, быстро поняв свою ошибку, со всех ног бросился наутек, словно испуганная серна, спасающаяся от псов. Признаюсь, мы едва настигли его.

- Стой, или я остановлю тебя копьем! - крикнул я беглецу, бросив в его сторону оружие, намеренно целясь чуть выше плеча.

Копье, едва ни задев врага, воткнулось в землю под его ногами. Он остановился - зубы его стучали, коленки тряслись, он задыхался от долгого быстрого бега. Настигнув лазутчика, мы схватили его с обеих сторон.

- Не убивайте меня! - воскликнул он со слезами, обезумев от страха, - мой отец богат, он заплатит за меня богатый выкуп…

- Приди в себя, смерть тебе не грозит, - сказал ему Галл, - отвечай, зачем ты переплыл на нашу сторону, чего ты здесь ищешь, что замыслил, зачем тебя отправили сюда? Или же ты по собственному почину перебрался к нам? С какой целью? Говори живо!

- Командир отправил меня сюда, - еле стоя от страха на ногах, отвечал вражеский разведчик, - я должен был высмотреть, какие подразделения и где расположены, где сосредоточены ваши важнейшие силы, куда вернее будет нанести неожиданный удар завтра на заре.

- Разве не собираетесь вы перебраться сюда по мосту, который строите на виду наших легионов?

- Да, но лишь часть наших перейдет там, все главные силы отошли в сторону брода, дальше отсюда по течению, и оттуда мы будем завтра атаковать вас... Я сказал вам правду, теперь, молю вас, отпустите меня! Клянусь, я не расскажу о том, что вы все знаете и доставлю командиру любые сведения, какие вы посчитаете нужным, чтобы я передал! Или же просто свяжите меня и оставьте здесь, а уж там как судьба решит…

- Не надейся на спасение, - только и ответил я на эти глупые мольбы, - разве ты не знаешь, что не в воинском обычае оставлять вражеских лазутчиков в живых?

Он ещё силился что-то сказать, но я уже рассек жилы на его шее, и отрезанная голова лазутчика покатилась во прах. Мы же, захватив с собой его оружие и шкуру волка, оставили мертвого врага и возвратились в лагерь с трофеем и, что самое главное, очень важными сведениями.

Теперь, друзья, я перехожу к трагической части своего рассказа…

Над рекой блеснула заря и принесла людям новый день – для кого-то он станет исполненным позора, кого-то же прославит в веках как героев.

О боги! До чего безгранична низость и подлость человеческая! Едва узнав о хитроумных намерениях Константина, Ликиний, ещё до прихода зари, поспешил покинуть свои легионы. Его собственная жизнь показалась ему важнее и судьбы империи, и собственной чести, и долга перед своими солдатами, готовыми сражаться и умереть за него…

- Неужели это правда? – мрачно проговорил Ганнон, перебивая рассказчика.

- Мой друг Галл здесь, и не даст соврать ни единым словом, - не моргнув глазом, отвечал ему Саратий, указав на приятеля, всецело занятого поглощением предложенных ему сказочных яств и напитков. – Оставшись без главнокомандующего, командиры спешно устроили совещание. Имеет ли смысл сражаться, когда император уже побежден собственной трусостью? Что делать теперь? Объявить о поражении без боя и разойтись по домам?.. Меня не было и не могло быть среди них, но я, так же, как и вы, слушающие мой рассказ сейчас, могу представить, в каком смятении пребывали в тот момент души этих людей.

В лагере прозвучал сигнал всеобщего сбора.

Прежде всего нам объявили, что император Ликиний оставил нас и главнокомандующим на совете командиров избран Гней Сервий Корбулон – легат нашего легиона. Корбулон обратился к рядам ратоборцев с воспламеняющей сердца речью, напомнив зачем мы пришли сюда, к Адрианополю, и за что нам предстоит драться. «Пусть император бежал, но боги да не оставят нас! – говорил он. - Разве простят нам бессмертные, если мы признаем без боя победу врага, прославляющего чужого Бога? Страшна будет месть богов тем, кто предаст их на поругание…»

Здесь Саратий вынужден был остановить рассказ, так как за столом послышались громкие возгласы и хлопки. Со спокойным достоинством приняв эти знаки одобрения слушателей, он продолжил:

«Едва успели мы помолиться бессмертным богам, когда коварный враг атаковал нас. Словно накатывающие морские волны, гряда за грядой, подгоняемые ветром, легионы Константина, перебравшиеся вброд через реку, надвигались на нас нескончаемыми шеренгами клиньев. Но мы были готовы. Мы ожидали их в молчании, внимая приказам своих командиров. И так же в молчании мы ринулись в бой. Враги же устремились на нас с диким воплем. Со страшным грохотом сшиблись щиты о щиты, зазвенело и заскрежетало железо, смешались победные крики и смертные стоны воинов, губящих и гибнущих, кровью заструилась земля…

Признаться, мною овладела ярость. Сжав меч, я рубил ненавистного врага. Разил в шлем, прорубая насквозь чело, вдребезги разрубал латы, поражая в грудь, не испытывая ни жалости, ни страха.

Мои товарищи дрались так же отчаянно, но неумолимый Танатос уже вовсю кружил над полем боя, овевая его своими черными крыльями. Я видел, как лишив щита Аристиппа и повергнув его на землю, враг разрубил его на части; как покрыла тьма очи Фиамида, сраженного вражеским дротиком. Как пораженный камнем в голень, раздробившим ему жилы и кости, упал Гидасп, и подскочивший к нему вражеский солдат в одно мгновение вспорол ему нутро; вся внутренность вылилась на землю. Свет померк в моих глазах от горя при виде несчастий, постигших моих земляков.

- Вперед, воины Марса и Юпитера! Враги не из железа, а их груди не из камня, им не устоять против наших мечей! – кричал сквозь грохот боя, стремясь приободрить нас, доблестный и бесстрашный наш кентурион Титулей Лонгин – он дрался в самой гуще боя, богу подобный…»

Валерий молча внимал рассказу. Перед его мысленным взором проносились картины реально пережитого, странным образом перемешанные теперь с рассказом Саратия. Глядя на рассказчика, Валерий видел не его - он видел перед собой то своего отца, то Аурелия, то кого-то из земляков - смотря кого в данный момент представлял актер...

…Тем временем, Саратий поведал, как, самоотверженно рискуя собственной жизнью, он спас своего боевого товарища Галла от неминуемой гибели, и вдвоем, бок о бок, они принялись крушить врагов вокруг.

«Но сил становилось все меньше, а враг все наступал. Изнемогая от тяжелых ран, кентурион велел нам отступать, сам же, вздохнув в последний раз, остался навсегда в той земле. Так же как наши земляки – неустрашимые александрийцы. Ликиний же, бывший император, был, как рассказывают, схвачен позже победителем и казнен самой суровой и позорной казнью. Так свершилась месть бессмертных богов.»

Слушатели не сразу заметили, что рассказчик умолк и его повествование закончено, а некоторое время словно пребывали ещё под гипнотической властью его мастерства, глубоко задумавшись об услышанном.

- Что ж, быть побежденным сильнейшим - часть славы, - заметил Планк. – Выпьем вкруговую, друзья, в память о павших в бою наших братьях-александрийцах, и о всех доблестных воинах, принявших смерть, но не запятнавших себя трусостью и предательством.