Остафьево, Русский Парнас-1

                Остафьевские истории     ©


                Остафьево – пролог, с Николаем Басковым    

       Усадьба Остафьево расположена в тридцати километрах южнее Москвы; с Курского вокзала, доехав до станции Щербинка, а затем автобусом – до остановки «Школа», сразу же за высоким  забором увидишь главное здание старинного особняка постройки конца 18-го – начала 19-го веков, имевшего нескольких хозяев в разное время, но  самыми известными владельцами были князья Вяземские, четыре поколения которых здесь и проживали, в основном – в летнее время года.
Князь Пётр Андреевич Вяземский, писатель и поэт, один из самых близких друзей А.С. Пушкина, вместе со своей супругой, княгиней Верой Фёдоровной Вяземской, устраивали здесь частые литературные встречи: сюда наезжали Д. Давыдов, К. Батюшков, В. Жуковский, А. Грибоедов, Е. Боратынский, А. Мицкевич, А. Тургенев, В. Кюхельбекер, трижды - А. С. Пушкин, а Н. Карамзин писал здесь свою «Историю», которая и сохранилась для потомков по той причине, что французы до имения не добрались, а  вот богатейшая библиотека Карамзина сгорела в его московском доме во время пожара 1812-го года.

       Моя срочная служба в армии в течение 1957-1960 годов проходила в авиагарнизоне с одноимённым названием, поскольку к усадьбе и аэродрому дальней авиации примыкало село Остафьево, в четырёх километрах от Щербинки. К тому времени старинный особняк облюбовал Совет Министров, превративший его в дом отдыха для высокопоставленных чиновников различных министерств, а для подкормки «сливок советского общества» был создан совхоз, сразу же за аэродромом, который занимался животноводством широкого профиля, овощеводством, имел теплицы, два больших фруктовых сада – к столу отдыхающих всё подавалось свеженьким и в неограниченном количестве в любое время года...

       Воинская часть моя шефствовала над совхозом, наезжая туда время от времени с концертами художественной  самодеятельности, а в страдную пору помогала в уборке урожая. Однажды меня вместе с моим сослуживцем нарядили в помощь комбайнёру при жатве пшеницы с поля, расположенного сразу же за глубоким оврагом, разделяющим аэродром и земли совхоза; в овраге протекала речушка-ручей ЛЮбуча, которая питала ниже расположенный пруд около самой усадьбы. К комбайну был прицеплен сборник соломы, которую мы и отбрасывали вилами по мере накопления её в бункере, стоя при этом по бокам его; сброшенную солому подбирал на лёгком колёсном тракторе «Беларусь», с прицепом–граблями, совхозный рабочий возраста, близкого к пенсионному. Комбайн заканчивал один из своих кругов, машина  развернулась на 180 градусов, и тут мы не обнаружили на поле трактора, а из оврага поднимался столбик дыма; как потом оказалось, дедок не заметил  кромки оврага, заросшего кустарником, и нырнул туда вместе с техникой, завалив её на  крутом склоне набок; эти же кусты и спасли тракториста – за них прочно зацепились грабли прицепа. Дедок наш лежал, придавленный кабиной с разбитыми стёклами, по лицу обильно текла кровь, признаков жизни – никаких...

       Я читал до этого случая, что человек в экстремальных ситуациях может выявить в себе такие резервы физических возможностей, которые в обычных условиях ему уже не повторить: как мы с товарищем смогли приподнять изуродованную машину и вызволить бедолагу, до сих пор не пойму...
Прибежавший чуть позже комбайнёр заглушил двигатель трактора, который, как это ни странно, продолжал работать даже в горизонтальном положении. Тракторист пришёл в себя, застонал, и уже втроём мы вытащили его наверх, погрузили в люльку мотоцикла его напарника, и тот рванул с ним  в совхозную больничку.
Потом нам сказали, что припозднись мы с высвобождением раненого минут на пять, его бы уже не удалось вернуть к жизни...

       Дедок выздоровел, а всё наше отделение, в котором и мы значились с товарищем, было приглашено спустя некоторое время на ужин в этот закрытый для простых смертных дом отдыха, где я и узнал разницу между едой в солдатской столовой и в этом Эдеме...
А после ужина были организованы танцы в овальном зале под аккомпанемент рояля чёрного дерева, доставленного сюда после войны из апартаментов самого Германа Геринга; вполне возможно, что здесь в своё время сиживал и беседовал с хозяином сам Александр Сергеевич;  музицировал сверхсрочник * нашей части,  который имел среднее музыкальное образование, и готовился к поступлению в консерваторию. Приглашали нас, двадцатилетних солдат, солидные министерские дамы возраста, мало нам соответствующего, но для нас в этот миг важен был сам «процесс», подогретый нашими собственными изображениями в огромном овальном трюмо с амурами и наядами по всей кромке  (зеркало тоже, видимо, было из числа военных трофеев)...

       После демобилизации я на целых десять лет осел, женившись на местной красавице из рабочей многодетной семьи, в селе Остафьево, сняв комнату в частном доме напротив того самого овального крыла дома отдыха, - разделяло моё жилище с ним лишь водное пространство пруда, шириной метров в сто...
Уже проживая во Владимирской области, мы с женой по телевизору приготовились как-то смотреть любимую свою передачу «Романтика романса», и тут нам показывают тот самый овальный зал, в котором проводился в это время конкурс певцов очередной «Романсиады», и под аккомпанемент того самого чёрного рояля запел совершенно незнакомый молодой певец с удивительно красивым и сильным голосом, за которого мы стали отчаянно болеть, но жюри с красавицей-ведущей присудили только третье место 16-летнему студенту московской консерватории, – так  начиналось восхождение на вершину музыкального искусства Николая Баскова...

P.S.
       Давно уже бывший дом отдыха прекратил своё существование, и особняк передан министерству культуры под намечающийся литературный музей «Русский Парнас» (такое имя носила липовая аллея в имении с пушкинских времен); намечалось его открытие после реставрации всего комплекса в 2007-ом году, но, как заметил ещё Крылов, «а воз и ныне там» – как всегда, чиновники ссылаются на недостаток средств...

 * Институт прапорщиков в Советской Армии будет введён позднее

10 июля 2017 года