Валерик из Юности

Время летит, всё движется, всё меняется.. Кто-то пьёт кофе недалеко от регистрационной стойки аэропорта. Кто-то бреется перед осколком зеркала, споласкивая мойку* под ржавой струйкой рукомойника. Кто-то курит в мансарде на rue de Commerce, разглядывая ослепительную статуэтку Sacre Coeur на сопках Монмартра .. А кто-то уже залёг под чёрный мрамор на Южном и никуда не спешит. Закрывая глаза, я пытаюсь представить их, но в памяти всплывают только манера говорить, наколки, даже залитый в костяшки кулака глицериновый кастет, но лица, их выражения уже не вспомнить.
Ещё одно поколение, ещё один культурный слой..
==
Есть люди которым от природы дан какой-нибудь дар. Один умеет шевелить ушами, а у другого менее зрелищный дар: музыкальный слух, помещённый в эти самые уши. Мой знакомый Валера, обладал даром красноречия. Из него, как из широкогорлого реципиента текла словесная жидкость. Густым потоком и плавно без задержек, как масло из кувшина, тогда как из узкогорлых с косноязычным бульканьем и спазматическими всхлипами. Он был воспитанным, эрудированным, из хорошей ленинградской семьи. Употреблял красивые обороты с давно позабытыми словами эпохи «Серебряного» века. Не нарочито, стараясь показаться крутым, а непринуждённо, даже аристократично. Это он познакомил меня с ранним Маяковским, моё желание узнать больше о поэте было отбито школьной программой, паспортинами и штанинами. Товарищем Пуго-человеком и паровозом. И ещё была у Валерика пагубная страсть, он выпивал. Не вусмерть, как не подобает, а интеллигентно, как приличествует. До такого состояния, когда уже не мог цитировать любимых поэтов или дискутировать об итальянском киносюрреализме. Была-ли в этом какая-то половинчатость, боязнь доводить всё начатое до конца? Не знаю. Возможно его талант алкоголика проявлялся, как у художника в незаконченности, в умении остановиться перед последним мазком, превращающим полотно в истинный шедевр или в дешевый постер?! Но это качество лишний раз подтверждало его непосредственность.
В подпитии он был душой компании и женским любимцем. Шармёр, брызжущий фейерверками холодных, отточенных острот. Очевидно из-за бремени своей разносторонней талантливости образования специального он не имел (насколько я помню был какой-то незаконченный институт) и ему приходилось работать продавцом в секции радиотоваров универмага «Юность» После особенно крупных запоев, выхаживаясь с похмелья, анахоретом запирался в своей крупноблочной башне, в которой сам был и надсмотрщиком, и узником. В окружении трёхлитровых банок с разливным пивом очень много читал и перечитывал. Искал ответы там, где сплошь стояли вопросительные знаки.
Вскоре штрихпунктирная моей карьеры ИТР* некоторое время совпадавшая с амплитудой его запоев, развела нас в стороны. Я потерял его след и сам на некоторое время «оказался в сумрачном лесу», где количество свободного времени обратно пропорционально пространству ограниченному колючкой.
   Прошло немного лет, как пишут в титрах старых фильмов и как-то раз.. в середине 90-х, на Старо-Невском выскочив из машины, я бежал к входной двери позвонить в интерфон. Возвращаясь к машине оставленной на проезжей части, наткнулся на взгляд мужичка, стоявшего на тротуаре и в упор смотревшего на меня. Сумочка оmnia mea mecum porto* через  плечо, капроновая штормовка, всесезонные ботинки, аккуратная выбритость до желтизны и склеротические мешочки выдавали пьющего и нуждающегося интеллектуала. Уставившись в свою очередь на него, почувствовал, как пелена узнавания проявляет давнюю фотокарточку.
--Валера!?
Тот смущенно улыбнулся и строго кивнул
--Вот так встреча!
Я подхватил его под руку и словно продолжил беседу прервавшуюся несколько мгновений назад: Ну как ты? Где?
Недалеко был подвальчик от «Арарата» и, памятуя его слабость, я предложил зайти выпить со свиданьицем.

--Две сотки конины и запить, светлой Алазани по стакану.
Стоя у мраморного подоконника и наблюдая за острым кадыком, ходившим под кожей так, что казалось слышно клацанье затвора загонявшего в голову пьяный заряд. Увлажнившиеся и заполняющиеся пустотой глаза подсказали мне его сегодняшнюю программу и я как-то сразу потерял интерес. Но это был Валерик и, сделав над собой усилие, приготовился слышать грустную историю эпохи зарождающихся рыночных отношений.
--Что делаешь?
--А-а ...- Валера махнул рукой и улыбнулся: А ты я вижу..
Он дёрнул губами, обозначая некую осведомлённость и заговорщицки подмигнул. В его, затягивающихся хмельной тиной глазах не было и тени зависти. Да, это действительно был тот Валера, которого я знал и каждое слово которого ловил когда-то, ища свои ответы в вопросительном частоколе.
--Погоди секунду..
Я выскочил наружу и отдал ключи, нетерпеливо переминавшемуся около машины дольщику. Спускаясь обратно, заметил Валерин взгляд в окно полуподвала, так смотрит потерпевший бедствие, вглядываясь в морской горизонт без надежды увидеть парус. Обжитой мир ставший вдруг чужим и непонятным двигался, обтекая его, толкая и оттесняя в сторону. В те времена каждый пытался быстрее занять свою нишу. И он тоже, пятясь и оглядываясь назад в поисках тыла, хотя-бы стены с трещиной ничего не находил кроме открывшихся беспредельных горизонтов и зияющих возможностей, цепенел в середине воронки, затягивающей в пустоту. Оторвавшись от окна и переведя взгляд на соседа в углу с такой-же сумочкой, обратился и получил надменный кивок столбового дворянина. Подхватил наши недопитые стаканы, переставляя их на соседний столик, уже седлал любимого конька:
--Вы знаете, что Курт Воннегут сказал-бы по этому поводу..
«Ручная работа.. Семнадцатый век.. Принёс в ломбард-все ахнули!» – присказкой пронеслось в голове. Кинув на стойку деньги, я кивнул барменше в сторону окна и та понимающе опустила ресницы.
==
--Ты где шоркаешся? Недовольно вякнул коллега, когда я уселся за руль.
--Валерика встретил. И, не обращая внимания на недовольные клаксоны, сходу вырулил во второй ряд.
--Какого ещё нахер валерика?
--Из юности.

==
ИТР*инженерно-технический работник
оmnia mea mecum porto*-Всё своё ношу с собой