Христарадник

Находясь в одной связке с человеком, нам приходится порой мириться с вещами, которые нам лишь кажутся принципиальными. Особенно если связку эту никак невозможно порушить. Дело в том, что принципы — вещь такая, каменная, гранитная, то есть нерушимая. Поэтому большинство из них мнимые.

Но ведь вопрос в том, что важнее — принципы или личные отношения. Кто важнее тебе, ты или твой друг? Ты или твоя любовь? Ты или твой родственник? Тут же дело только в том, что какими разными люди не были бы, во многих ситуациях приходится отвечать вдвоём и за двоих. И как здесь ужиться принципам?

Однажды мы шли с моим другом по городскому центру. Я уже и не вспомню куда мы шли. Но помню, что шли чуть ли не в туманном состоянии, на автопилоте добираясь до места назначения.

Для нас это нормально. Особенно, когда встаёт какой-то вопрос, побуждающий на очень глубокий, информативный и острый диалог. В такие моменты мы и весь мир не видим вокруг себя. Только глаза смотрят по сторонам в целях обезопасить тело от излишних столкновений с иными объектами. Но голова всеми мыслями уже в другом мире. В мире споров и дискуссий. В мире того вопроса, который маниакально хочется решить, чего бы тебе это не стоило, именно в этот конкретно момент, несмотря на то, что это тебе совершенно ничего не даёт.

Если перед тобой в такой ситуации предстанет что-то земное, материальное и вполне живое, с тобой случатся метаморфозы, очень похожие на резкое пробуждение от страшного сна, в котором ты, например, видел собственное падение с высоты. Словно тебя выбрасывает наружу. В этом случае ты не успеваешь не только отразить, что происходит, и принять какое-то решение, но и даже не успеваешь просто элементарно отдышаться.

В тот солнечный и жаркий день середины июня перед нами предстал старик с седой окладистой бородой и длинными седыми волосами, аккуратно примятыми серой протёртой шляпой. Одет он был в точно такой же серый потёртый плащ, а в руке держал одноразовый стаканчик для мелочи. Он был попрошайкой.

В любой другой ситуации, я не подал бы и виду. Моё отношение к любому, кто счёл нужным вместо поиска работы, отправиться вымаливать мелочь у прохожих, был человеком хоть и исключительной храбрости, потому что я лично на подобное никогда и ни за что не отважился бы, возможно, из-за достаточного на то воспитания, но вместе с тем оставался для меня презрительным слабаком, ведь у меня не было ни малейших сомнений, что каждый первый из них, за редким исключением, наигранно выставляет себя в качестве жертвы этого мира. Так не бывает. Все мы в той или иной мере жертвы. Но кто из нас опускает руки? Кто из нас демонстративно выставляет себя жертвой публично? Кто из нас готов ныть по каждому случаю совершаемой над нами несправедливости? Только те, кому не хватает либо ума, либо сил, либо воспитания. А скорей всего вместе взятых.

Я всегда не просто сторонился таких людей. Избегал их. Подобно представителю кастового общества, которому настоятельно рекомендуется не вступать даже в зрительный контакт с неприкасаемыми. Для меня непререкаемыми современного общества были попрошайки.

Каждый раз, когда передо мной появлялся подобный экземпляр квазижертвенного существа, я не просто не замечал его существования, а искусно делал вид, что его не существует, проходя мимо таким образом, словно пролетал сквозь него.

На сей раз я сделал бы точно также, если меня не остановил бы мой друг. Остановил он меня ненамеренно. Просто остановившись сам. А кем бы я выглядел, идя дальше, не обращая внимания ещё и на реакцию своего друга? Значит, говорил и говорил и тут бац... и иду молча дальше? Это же сумасшествие какое-то. Это было бы ненормально с моей стороны. Хотя, признаюсь, выглядело бы забавно и, возможно, поучительно для моего друга.

Чтобы вы знали, я не скряга. Мне не жалко денег, когда меня о чём-то меня просят близкие люди. Да хотя бы даже прохожие, когда им действительно по случайности не хватает денег, допустим, на дорогу. Всякие бывают ситуации. Поэтому я уже давно научился легко по внешнему виду, эмоциям на лице и формируемой речи хоть и вскользь, но точно определять настолько истинны мотивы человека.

Я никогда и ни за что не пройду мимо действительно нуждающегося. Я не настолько аморальный, каким могу показаться. Скорее наоборот. Я куда моральнее любого, кто готов слепо раздавать мелочь каждому бродяге.

У меня был принцип. Я не подаю мелочь людям. В принципе. То есть если ближний мне нуждается в деньгах, я ему даю. Но не мелочь. Это удел мелких людей. Маленькие деньги маленькие люди дают другим маленьким людям. Нет. Я в этом участвовать не намерен.

Но мой друг был совершенно иным. Страждущим. Вот только непонятно за что? Я не видел в нём какое-либо сожаление за свои поступки. Всё совершаемое им и его телом он считал чем-то естественным и непостыдным априори. В чём же тогда смысл? Ведь большинство маленьких людей поддаются не жалости попрошаек, а давлению духовного назидателя, сидящего у них где-то глубоко в голове. Мой друг не из таких. Но каждый раз встречая актёра грамотно отыгрывающего роль отверженного, он внемлял его речам, если он молчал, за просто так послушно подавал что-то. Причём прекрасно зная мою позицию по этому поводу.

Я готов был бы его простить, если бы он кидал мелочь, например, уличным музыкантам, к которым у меня бесконечное уважение, потому что их отвага куда выше той, которая нашлась у обычных попрошаек, но вместе с этим они не безобразно наигрывают жертвенность, а добросовестно выполняют поставленную перед собой работу, причём исключительно художественно-творческого характера. Это артисты, который подчас значительно самоотверженнее гигантов эстрады и поп-культуры.

Когда мы остановились (с моей стороны безвольно) я сначала и не понял, что произошло. Да и в принципе в подобной ситуации нередко люблю бросить какую-нибудь язвительную фразу в отношении пускай даже обездоленного, но только в случае, если это будет уместно. Но обратив внимание на протягивающуюся вперёд руку, которая сжимала горсть мелочи, во мне что-то сомкнулось. Желание выделиться тут же перебилось каким-то неописуемым разочарованием.

Я лишь закатил глаза и посмотрел на своего друга как на какого-то никчёмного и нелепого идиота, на что он даже не обратил внимание. Или счёл необходимым дать понять, что игнорирует эту мою позицию. Как минимум выглядело именно так. В таком случае, близкий мне человек не из жалости подавал нищеброду какие-то гроши, а из какой-то пафосной публичной демонстрации.

Знаете, есть такие люди, которые любят эмоционально испытывать знакомых. Порой они лишь кажутся желчными, потому что нарочно выводят из себя других. Но на самом деле это не больше, чем безобидная шутка в особой манере. Что ж, если это так, то будет ему низкий поклон за столь циничное и безобразное отношение к несчастному и убогому ради шутки над другом. Такая позиция по своей жестокости превосходит даже мою. Потому что моя позиция — извращённая мораль, а его — подкол, издевающаяся над убогим моральным калекой.

Достав мелочь из маленького кармашка внутренней части кошелька, в котором всегда хранилась большая сумма денег, мой друг достал около двухсот рублей металлическими чириками и отдал их нищему. Не велика сумма, но попрошайкам порой приходится собирать такие деньги весь день. Поэтому мужик был тронут. Тронут до глубины души. Разрыдавшись, он потерял дар речи и даже не смог ничего в ответ сказать, хотя искренне хотел. Мой друг, не ожидавший такой реакции, тоже замешкался, так ничего и не сказав. Просто не знал чем покрыть это. Хотя я более чем уверен, что в такой ситуации ему хотелось сказать что-то вроде: «Не стоит.»

Когда нищий немного успокоился, вытерев с лица слёзы, он, по прежнему ничем и никак не отвечая, неловко и неуверенно раздвинул руки, таким образом предлагая обняться, с его стороны как бы в знак бесконечной благодарности. При всей брезгливости моего друга, тот согласился. Хотя и бояться здесь было нечего, потому что нищий на вид был самым простым обычным человеком, а не вечно больным всякими заразами и постоянно пьющим спирт бомжом.

Вскоре, когда весь этот спектакль, поставленный моим другом, закончился, мы пошли дальше по своим делам. Только теперь со спокойной душой я мог обратиться к нему:

— Ну и что это было?

— Что именно?

— Я же знаю, что ты это специально.

— Вовсе нет, — а на лице застыла ехидная улыбка.

— Если ты отрицаешь, значит, понимаешь о чём я, несмотря на то, что я не сказал о чём именно я говорю.

— И что?

— Ты готов распрощаться с деньгами лишь бы позлить меня?

— Это как в рекламе. Что-то бесценно, а за остальное можно расплатиться пластиковой картой.

— Бесценно позлить друга?

— Даже за деньги.

— Слушай, но если серьёзно, то это несерьёзно.

— Я знаю.

— Тратишь деньги на какого-то проходимца, которого впервые в жизни видишь, чем вызываешь в нём целый букет эмоций. Он счастлив, полагая, что ты хороший человек. А получается, что ты использовал его, чтобы подшутить над другом? Каково же было бы его разочарование. Мог бы и полезнее их потратить.

— Это неважно. Мне хватает того, как у тебя бомбит со всего этого.

— Ну спасибо. Рад знать, что ты готов морально унизиться, лишь бы посмеяться.

— Да-да, продолжай, мне нравится.

— Настолько прогнить ради шутки, что готов даже в очко голову целиком засунуть, лишь бы поржать над реакцией друга от увиденного.

— Молодец, хорошо получается, ты гениален в этом. Только смотри, не прожги дыру позади себя.

— Да чёрт с тобой.

Повторюсь, я не помню, куда именно мы направлялись, но чтобы добраться до места, бесследно исчезнувшего из моей памяти, нам необходимо было сесть на общественный транспорт, который мы прождали около тридцати минут, изведя себя чуть ли ни до приступов адреналиновой дрожи. Но когда мы уже сели в нужный автобус и нам необходимо было расплатиться, мой друг неожиданно начал испуганно рыскать по своей одежде в поиске чего-то.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Похоже, я бумажник потерял.

В ответ на это заявление я, никак не находя в себе силы сдержаться, засмеялся. И только судя по моей реакции он понял, куда именно делся его кошелёк со всеми деньгами.

— Спёр, гад!

Именно этот момент был самым подходящим для какой-нибудь язвительной фразочки, но ирония этой ситуации настолько сильно вызвала во мне неконтролируемый смех, что я и силой не мог вычленить из своей речи хотя бы какую-нибудь простейшую фразу. Досмеялся, друг мой, досмеялся. Поучительно и сносно.