Брэм Стокер. Желтая тряпка

Когда мой старый друг Стэнхоуп неожиданно получил в конце жизни огромное состояние, он отправился путешествовать вокруг света на целый год с женой, прежде чем решил остепениться. Мы были друзьями в колледже, но я видел его и на протяжении своей насыщенной профессиональной жизни. Однако теперь, уже в преклонные годы, мы снова вместе, и наша тесная связь началась вновь. Я часто оставался с ним в крепости Стэнхоуп и в своем красивом доме в Сент-Джеймс-сквер. И я заметил одну вещь: он привозил какие-то диковинные вещи из стран, в которых бывал. Он всегда был коллекционером в какой-то мере, и у меня нет сомнений в том, что этому способствовал его нелегкий труд, хотя он не имел средств, чтобы удовлетворить свой изысканный вкус. Его двоюродный дед, от которого он получил наследство, имею замечательную коллекцию интересных вещей; и Стэнхоуп хранил их практически в том виде, в каком он их нашел: они не были сгруппированы или как-то классифицированы, но размещены в соответствии со стилем помещения или вызванным желанием.

Там был один стол, покрытый стеклом, который всегда стоял в небольшой гостиной, а точнее гостиной, которую мистер и миссис Стенхоуп считали собственным святилищем. На нем была небольшая, но очень замечательная коллекция драгоценных и красивых вещей: огромные золотые скарабеи на картине, таких скарабеев нет даже среди превосходной коллекции Лейденского; резной звездчатый рубин из Персии; голова вождя, сделанная из зеленого камня, из Новой Зеландии; нефритовый амулет из Центральной Индии; эмалированные часы с изысканной росписью миниатюрной мадам дю Барри; фартинг прекрасной королевы Анны Геллер, положенный в модернистскую табакерку из золота и эмали; кольцо Борджиа в виде свернувшейся змеи с изумрудными глазами; миниатюрная шпилька Уоффингтона Гейнсборо; причудливое изображение морских пехотинцев; крошечная Библия Эльзевира в обложке из лазурита и розового золота; цепи из кованого железа, тонкие, как волосы; и многие другие подобные вещи, которые были не только редкими и дорогостоящими, но и красивыми. При этом казалось, что каждая из них ассоциировалась с чем-то у хозяев дома.
И еще в самой середине стола  в футляре была размещена обычная хлопчатобумажная тряпка, аккуратно сложенная. Она была не только грубой и обычной по своей фактуре, но еще и такого вульгарного цвета, что выглядела удивительно неуместной в таком скоплении красивых сокровищ. Это, очевидно, была личная реликвия, которая вызвала во мне некую неуверенность, указывая на то, что, когда я смотрел на этот стол, миссис Стэнхоуп была очень добра.

Однажды, когда Стэнхоуп и я нагнулись к футляру, я заметил:

- Я вижу одно сокровище, которое, должно быть, является главным, ибо не имеет ничего общего с остальными вещами.

Стэнхоуп улыбнулся, а затем сказал:

- Ах, это! Ты прав, это одно из лучших сокровищ в моей коллекции. Только за это я отдал бы все.

Это вызвало во мне любопытство, поэтому я спросил:

- Может быть, старый друг расскажет мне эту историю? Конечно, это не является вопросом, которого можно было бы избегать.

- Хорошо, - ответил он и, открыв футляр, достал тряпку и держал ее в руке с большой любовью. Я заметил, что она даже не была чистой. И она была одна, что явно было сделано по заказу. – Ты спроси мою жену, - сказал он. – И если она не против, я все тебе расскажу с большим удовольствием.

В тот же день, за чаем, когда мы остались одни, я спросил миссим Стенхоуп, могу ли я услышать этот рассказ. Ее ответ был быстрым и искренним:

- Конечно, можете! Кроме того, я надеюсь, что могу тоже его послушать.

- Вы хотите сказать, - спросил я, - что не знаете, о чем пойдет речь?

Она улыбнулась и ответила:

- Я часть задавалась этим вопросом, но Фрэнк никогда не говорил мне об этом, а я никогда не спрашивала его. Он держит это в себе долгое, долгое время. Он привык хранить эту тряпку в сейфе своего кабинета, пока не переехал сюда, в крепость Стэнхоупа. А затем он положил ее туда, где она сейчас находится. Он держит ключ рядом со столом, и никто не трогает вещи, кроме него самого. Я полагаю, Вы заметили, что каждая вещь напоминает ему о путешествиях?

Когда я сказал Стэнхоупу, что его жена разрешила ему рассказать мне эту историю, я обнадежил ее, что она тоже сможет ее услышать. Мой друг сказал:

- Очень хорошо! Сегодня вечером, после ужина, мы останемся одни в этот вечер и придем сюда, и тогда я расскажу тебе ее.

Когда мы остались одни в комнате и убрали кофейные чашки, он начал:

- Из всех вещей у меня, которые попадают под определение недвижимого или движимого имущества, эта старая, грязная, обожженная, обычная тряпка – самая ценная. Это и был секрет моего удовлетворения за все эти годы, чтобы позволить себе окружить его самыми красивыми и дорогостоящими сокровищами, ибо она имеет символическое воздействие на меня. Однажды у нас с женой начали происходить серьезные недоразумения. Это началось на второй год нашего брака, когда безоблачное счастье молодых уже постепенно стиралось, и мы начали жить мрачными реалиями обычной повседневной жизни. Знаешь, моя жена намного моложе меня, и, когда мы поженились, я уже почти подошел к тому жизненному моменту, когда человек начинает не доверять себе и выглядит старо в глазах красивой молодой женщины. Лили всегда была так добра ко мне, однако из-за этой ее доброты я стал немного сомневаться в ней. Казалось неразумным, что она всегда была готова отказаться от своих желаний ради моих. Сначала мое недоверие имело под собой очень призрачную и нереальную основу; но, когда мы стали жить обычной жизнью, имея в кармане лишь незначительные денежные средства, она уже не могла так легко отказаться от своих желаний. У меня была моя работа; у нее  была своя жизнь и свои планы на нее. Я полагаю, это было довольно неразумно. Когда человек начинает беспокоиться о своей работе, то не замечает, как иногда игнорирует тот факт, что жена, не зная причин, не может понять, что его договоренности имеют для него особое значение. И она неосознанно противится тому, чтобы понять это.

В это время миссис Стэнхоуп подошла и села на табурет рядом с мужем, а затем положила свою руку в его. Он нежно поглаживал ее и продолжал:

- Я был особенно обеспокоен тем, чтобы не волновать ее в это время, ибо была надежда, что наше желание иметь ребенка может осуществиться. И чтобы уберечь ее от неприятностей, я, к сожалению, породил то, чего боялся. Возникло какое-то недопонимание между нами; это имело для меня столь малое значение, что я совсем забыл об этом, хотя отношения к себе было достаточно, чтобы помнить об этом, как важном моменте. Для моей работы необходимо, чтобы все, что меня окружает, было на моей стороне, но я не мог объяснить ей этого, не вызывая в ней беспокойства. Кроме того, я боялся, когда мы оставались вдвоем, я боялся не сдержаться и рассказать ей все, но мое поведение могло быть истолковано так, что я не нуждаюсь в ее доверии. Вышло так, что ее неприятие стало гораздо серьезнее, чем сама причина того заслуживает. И я остался один со своей слепой беспомощностью, мне не с кем было поделиться. Я начал думать, что причина ее неприятия была в том, что она не любила меня. Позволь мне сказать тебе, старый друг, – ты не можешь знать этого, поскольку ты никогда не был женат – что однажды, когда в тебе поднимется боевой дух, его будет трудно изгнать. Он растет, растет и растет, словно гений в «Тысяче и одной ночи», до тех пор, пока не заполнит мироздание. Это пагубное подозрение в моей голове каждое малейшее действие вызывало во мне раздражительность и своеволие, все, что сделано или не сделано, сказано или недосказано, стало подтверждением того, - как Святое Писание – что она не любила меня. Я становился болезненным от этой темы. Как человек старый, я готов был признать свою неправоту. Однажды напряженная тишина стала слишком сильной для меня, я не мог ее вынести. Я нарушил свое решение о недосказанности, и был уверен, что она не любила меня. Сначала она смеялась; она почувствовала, а потом сказала, что сама идея молчать была смехотворной. Во всяком случае, я не стал ждать, чтобы понять или обдумать ее чувства. Ее смех бесил меня, и я наговорил ей несколько обидных вещей. «О, да, мой дорогой, ты это сделал!», - получил я ответ [это был ответ на то, что я сильно сжал ее руку, а затем поднял палец на другой руке в предупреждающем жесте]. Она пыталась держаться со мной смело еще некоторое время; но, в конце концов, чувства овладели ей, и слезы навернулись на глаза и потекли по щекам. Но даже тогда я не уступал. Подозрение, жившее во мне недели, и вся горечь, которая будила меня на протяжении многих ночей, не могли быть развеяны в один миг. Я начал сомневаться даже в ее слезах. Они могли появиться, думал я, от того, что я ей надоел, от досады, от раздражения, от чего угодно, кроме истинной причины, истинного женственного и супружеского чувства. Снова я хотел получить ответ. И получил его.

Его жена сильнее сжала его руки; я видел ответное пожатие ее руки, когда он продолжил:

- Она была в гостиной с пыльными безделушками и вытирала слезы этой тряпкой с очень ярким рисунком. Это была одна из множества вещей, отложенных для специальной цели, поэтому цвет был подобран для того, чтобы не путать ее с остальным внутренним убранством. Она все еще держала ее в руке; и пока я стоял и смотрел на нее с некой яростью в сердце, пока мой мозг кипел от сомнений относительно ее истерических рыданий, она подняла тряпку и неосознанно стала вытирать слезы со своего лица. Что мне эта жизнь! Здесь был знак, что даже ревнивый идиот может ошибиться! Эта тряпка была кричаще отвратительной, если бы даже она была чистой, я бы еще немного посомневался. Но теперь убежденность в истинности ее печали охватила меня, как солнце прорывается через туман, и от моих сомнений не осталось и следа. Я взял ее на руки и попытался успокоить; и с того часа до этой минуты – я благодарю за это Бога от всего сердца – сомнений больше не было ни у кого. Ничего, кроме любви, доверия и преданности! Я заметил, где она взяла тряпку, и в ту же ночь я забрал его и положил его в безопасное место. Тебе интересно теперь, старый друг, почему я ценю эту тряпку? Почему она имеет священное значение для меня?

К этому времени миссис Стэнхоуп закрыла лицо руками, и я мог видеть, как слезы покатились по ее щекам.

- Фрэнк, дорогой, - сказала она, - дай мне свою связку ключей.

Он без слов протянул ей связку. Она выбрала ключ, открыла стол и достала тряпку, а затем поцеловала ее. После того, как она вытерла глаза, она повернулась к мужу и сказала:

- Фрэнк, дорогой, это второй раз, когда ты заставил меня плакать за всю мою долгую и счастливую жизнь. Но как по-разному!

Стэнхоуп ответил:

- Лили, дорогая, когда ты в первый раз взяла эту тряпку, я заметил разительный контраст: цвет черных волос. И теперь ее цвет встает против твоего серого, - он взял ее на руки и поцеловал ее.

Она повернулась ко мне и сказала:

- Я думаю, что историю стоит рассказывать еще, не так ли? Я позволила этой бедной, но такой дорогой старой тряпке оставаться на своем почетном месте все эти годы, потому что мой муж хотел этого. Но теперь она должна занять свое место в моем сердце, как и в его. Бог не всегда говорит громко; есть более мягкие нотки, чтобы выразить любовь и нежность. Ах, Фрэнк!

Что еще она сказала, я не знаю, потому что к этому времени я тихо ушел прочь, оставляя их наедине.