Отчаяние

Кап. Кап. Кап.
Капли тихо падают с потолка пещеры – одинаковые, одна за другой, с абсолютно равными интервалами. Разбиваясь о каменный пол, каждая издает звук одной и той же тональности. Эта математичность природы завораживает.
Человеческий мозг игнорирует звуки, появляющиеся с одинаковой периодичностью. Поэтому, например, вы обычно не слышите тиканье маятника настенных часов – если не думать о нем специально, разумеется. Это очень удобное свойство мозга – иначе подобные мелочи невероятно отвлекали бы, не позволяя сосредоточиться.
Я-то знаю.
Казалось бы, и падающие на пол капли не должны обращать на себя внимания. Но нет, здесь это не работает. Если закрыть глаза и постоять в этой кромешной тьме какое-то время, можно легко сойти с ума. Если закрыть глаза, начинаешь воспринимать окружающий мир через звуки. Но в этом месте нет больше никаких звуков. Тишина кажется почти осязаемой, заползает в уши. Чувствуешь себя оглохшим.
И в этот момент на пол падает капля.
Кап – и этот звон стремительно разрубает, разрезает окружающую тишину, беспощадно уничтожает ее, заполняя собой все твое сознание. А потом сходит на нет, утихает, и остатки тишины вновь боязливо вылезают из темных нор и робко окутывают тебя. Снова начинают лезть в уши, обволакивают, лишают возможности пошевельнуться.
А потом на пол снова падет капля.
И этот процесс повторяется до бесконечности. Тишина словно усыпляет разум, успокаивает, приводит его в неподвижное сбалансированное состояние – так, что даже мысли замедляются и в конце концов останавливаются. А потом звук разбившейся капли воды разрывает эту пелену и вместе с ней – сознание, которое она окутывает. Мозг раскалывается на миллион осколков, каждый из которых звенит и своим звоном вступает в резонанс со звуком разбившейся капли, кроша разум все мельче и мельче. Определенно, так можно легко сойти с ума.
Я-то знаю.

Я не задерживаюсь на одном месте, здесь довольно сыро и промозгло. К тому же, снаружи сгущаются тучи и уже поднялся сильный ветер. Он задувает внутрь пещеры и холодит руки. Пахнет дождем. Я люблю дождь. Когда идет дождь, я особенно счастлив. Дождь смывает грязь, причем делает это не тогда, когда ты захочешь, а когда ему это будет угодно. Если ты попал под дождь – ты не можешь сказать: «Эй, я не настроен сейчас мыться!». Дождю все равно, настроен ты, или не настроен. Его воле нельзя противиться. Дождь всегда смывает много грязи – ведь он не может идти над одним человеком. Нет, дождь покрывает целые городские кварталы. Наверное, наиболее часто он идет в самых грязных местах. В местах, где много лицемерия, лжи, зависти. Дождь смывает все это. Я-то знаю. Если я попадаю под дождь, то всегда чувствую себя лучше. Вместе с каплями воды по лицу стекают все проблемы, все, что сидит внутри головы. После дождя я всегда чувствую себя очищенным.
Втягиваю носом воздух, чтобы отчетливей уловить в нем этот запах. Да, скоро пойдет дождь. И он будет сильным.
Пересекаю пещеру вдоль, достигаю дальней от входа стены. Когда снаружи светит солнце, сюда пробивается довольно много света, но сейчас я едва различаю в полумраке очертания расщелины. Каменный коридор, ведущий меня к цели, достаточно широкий, чтобы прошло несколько человек – даже вслепую я нашел бы его. Очень уж много раз я бывал здесь раньше.
По мере того, как я продвигаюсь дальше по коридору, запах дождя начинает ослабевать, а спустя два десятка шагов его уже почти невозможно различить. Зато тишину начинают нарушать разные звуки. Звон капели слышен уже с нескольких сторон, а природу иных звуков понять невозможно – непонятные шорохи и стуки, и я начинаю думать, есть ли они на самом деле, или существуют только в моей голове...?
Этого я не знаю.

Я вижу впереди слабый свет и понимаю, что приближаюсь к цели своего путешествия. Наконец свет усиливается, и я захожу в просторную каменную камеру.
Сразу видно, что она обжита. Здесь стоит мебель, а на полу лежит ковер. Свет пробивается из расщелин в стенах пещеры, но главным его источников является камин… если это можно так назвать. Костер горит в вырубленной прямо в стене нише. У камина стоит кресло, в котором спиной ко мне сидит человек.
- Я не ждал увидеть тебя здесь.
Уставший, обреченный голос, но одновременно вкрадчивый, словно звучащий в самой голове. Сколько я себя помню, он всегда был таким.
Я подхожу к человеку, сидящему в кресле. Он не смотрит на меня, он занят созерцанием огня, горящего перед ним. Я тоже не смотрю на него, я смотрю на огонь. Огонь завораживает, манит. Приближаясь к нему, чувствуешь тепло. Это приятно. Это согревает. Но если подойти ближе, становится жарко. Невыносимо жарко, если подойти еще ближе. В конце концов, если шагнуть в огонь, он поглотит тебя, причиняя невероятную боль. Огонь коварен; он напитается тобой, растворит в себе, и продолжит гореть. А от тебя ничего не останется, кроме горстки пепла.
Но дождь сильнее огня. Дай ему добраться до этого злобного существа, и он потушит его. Каким бы сильным ни был огонь, дождь его одолеет. Поэтому я люблю дождь.
Словно по команде, мы оба поворачиваемся лицом друг к другу.
Он все тот же. Бледное, вытянутое лицо. Аристократичное. Пряди черных волос спадают на лоб. Вокруг глаз залегли морщины, а в самих глазах видна усталость. Ничего не изменилось.
- Зачем ты пришел?
Ответить на этот вопрос, кажется, очень просто. Ничто не происходит без цели. И я не пришел без цели. Я набираю в легкие воздух и отвечаю:
- Я пришел поговорить.
А о чем я хочу разговаривать?
Мне всегда непросто говорить со Стефаном. Он умнее меня, и мне всегда кажется, что он знает все, что я скажу в следующий момент. И всегда у него готов ответ на любой мой вопрос. Всякий раз я думаю, что его тяготит мое общество. Иной раз я чувствовал себя настолько напряженно, что не знал, что сказать ему в ответ на то или иное замечание. А он сидел и смотрел в одну точку с отсутствующим выражением лица – как и всегда, впрочем, но в такие моменты это чувствовалось особенно остро. И иногда мне требовалось очень много времени, чтобы подобрать слова, которые мне казались подходящими – а на самом деле были очень неловкими и неуклюжими, демонстрирующими мою беспомощность. Но несмотря на это, он никогда никуда не уходил. Может быть, потому что просто некуда было.
Стефан пожимает плечами и снова отворачивается к огню. Другой на моем месте, вероятно, обиделся бы. В обществе принято проявлять заинтересованность в разговоре, показывать равнодушие нельзя – это задевает собеседника. Каждому хочется быть услышанным, понятым. Но не Стефану. Он никогда не начинал разговор сам, но мог поддержать любую беседу. И не просто поддержать – оживить ее, привнести что-то, над чем после можно часами ломать голову. И всегда он при этом сохранял абсолютно равнодушный вид. Видимо, именно это и стало причиной его одиночества. Такой вид всегда отталкивает людей, желающих быть услышанными.
Я, возможно, и осмелился бы назвать себя его другом, но сомневаюсь, что у такого человека, как он, в принципе могут быть друзья. Стефан просто никогда в них не нуждался.
А я всегда нуждался в нем.
- Почему ты поселился здесь?
Вопрос очевидный и глупый до невозможности. Разве меня это интересует? Но в воздухе вновь повисло напряжение, и я решаю начать разговор хоть как-нибудь. Получается нелепо и нескладно – как и всегда, в общем-то.
- Почему я должен был поселиться где-то еще?
Стефан сохраняет все то же безучастное выражение лица.
- Не во всех человеческих поступках можно найти причину и следствие. Тебе ли этого не знать, Дионис? Я мог поселиться высоко в горах, или в лесу, или в пентхаусе в центре большого города. Никакой разницы, в любом месте был бы только я и мои мысли.
- Тогда почему именно здесь?
Стефан тяжело вздыхает.
- Поселись я на альпийских склонах, ты вряд ли нашел бы дорогу в мой дом. Обосновался бы в тайге – и там ты не нашел бы меня. И уж тем более ты не смог бы добраться до меня, если бы я обзавелся квартирой в центре Парижа. Ты не смог бы найти меня, даже если вокруг на километры нет ни одного человека – что уже говорить о кишащем людьми городе? Находясь здесь, я хотя бы оставил тебе шанс.
Я молчу.
- Я знал, что ты придешь однажды. Я знал, что однажды тебя заинтересуют вопросы, занимавшие когда-то и мою голову. И я знал, что никто не сможет дать тебе ответ на них. С моей стороны было бы жестоко прятаться, верно?
Я чувствую себя беспомощным в своей предсказуемости. Впрочем, в разговорах со Стефаном это никогда не доставляло особенного дискомфорта. Скорее, заставляло задуматься.
- Что ты будешь делать дальше? – спрашивает он меня.
По правде говоря, я и сам не знаю. Наверное, для этого я и пришел к нему.
- Я не знаю.
Вновь воцаряется тишина.
- Я пытался покончить с собой на прошлой неделе. Одумался в последний момент.
Ни одна мышца не дрогнет на лице моего собеседника.
- Повесься, и ты пожалеешь об этом. Не повесься – ты и об этом пожалеешь. В том и другом случае ты будешь жалеть об этом.
- Не самая свежая мысль, - осторожно замечаю я.
- Не самая свежая, - соглашается Стефан, - но какая верная! Что бы ты ни сделал, ты будешь думать о том, почему произошло именно так. Почему ты поступил так, а не иначе? Почему ты сейчас находишься здесь, а не в другом месте? Как следовало бы поступать и чем обосновать свой поступок? Если ты хоть сколько-нибудь способен думать – а я верю, что ты на это способен, - эти мысли будут постоянно терзать тебя.
Я пожимаю плечами.
- Как тогда живут другие? Ведь не каждый задумывается об этом. Не говорит же это о том, что люди совершенно не способны мыслить?
- Не говорит.
Стефан вновь поворачивается ко мне лицом.
- Люди в большинстве своем стремятся к тому, что принято называть счастьем. Практически каждый желает этого, не до конца понимая, что на самом деле означает это слово. Для большинства счастье – это такое эйфорическое состояние удовлетворенности своим существованием. В наивысшей степени удовлетворенности.  Поверхностное, потребительское отношение…
Стефан умолкает, словно задумавшись о чем-то. Для него это нормально, он всегда о чем-то думает и иногда прерывается на середине фразы.
- И что же означает счастье на самом деле?
- Счастье, Дионис, на самом деле понятие пустое. Оно ничего в себе не содержит. Счастья как такового нет. Есть пещера, есть ковер на полу, есть огонь. Есть вот это кресло. А счастья нет.
Я стараюсь сдержать улыбку, но ощущаю, как предательски дергается краешек губы. Стефан замечает это.
- Думаешь, это смешно, друг мой? Смеху здесь не место. Счастье – большая иллюзия, созданная, чтобы люди, считающие себя достаточно интеллигентными для веры в бога, могли стремиться к чему-то светлому. Если бы никто не стремился к счастью – мир погрузился бы в хаос. Вот так интересно получается: и без того шаткий мировой порядок поддерживается иллюзией. Забавно будет, если однажды это станет очевидным всем.
Я не слишком воспринимаю то, что говорит Стефан. Он часто говорил сложные вещи, кажущиеся абсурдными, и, по всей видимости, был твердо убежден в своей правоте.
- Думаю, мир сейчас на пороге больших перемен. Время летит вперед быстрее, чем следовало бы, ускоренное прогрессом. Я не готов к этому. Потому я и поселился здесь.
Здесь я был с ним согласен. Не раз отмечал про себя, что мир действительно развивается очень стремительно. В какие-то моменты думаешь: «Постой, задержись, куда так спешить?!», но ничего не можешь сделать. Остановишься – и ты безнадежно отстал, ты позади без малейшей возможности нагнать убежавшее далеко вперед время.
Какое-то время мы оба молчим, обдумывая: он – сказанное, я – услышанное. Тишину нарушает лишь потрескивание огня в камине. Звук этот насыщает тишину, придает ей какую-то свою окраску, и кажется, что мы не одни здесь. Но на самом деле это лишь видимость, в действительности мы – лишь два одиноких человека в пустой тихой каменной комнате. Я задаю вопрос:
- Что будет дальше?
Стефан задумчиво качает головой.
- Я не знаю. Никто не может знать. Не существует разума, способного постичь будущее.
- Что бы ты делал, если бы знал, что произойдет в следующую секунду?
Стефан замирает на мгновение, а потом сплетает пальцы рук в замок и начинает говорить.
- Думаю, это невозможно. Если человек где-то прочтет книгу своей судьбы, ему захочется поступить вопреки – хотя бы из чистого любопытства. Но тогда окажется, что прочитанное им – неправда? А может быть, существует еще одна книга судьбы, в которой сказано, что он прочитает первую книгу и захочет нарушить описанный в ней сюжет? И так может продолжаться до бесконечности. Парадокс. Я думаю, самой природой заложена невозможность знать, что нас ждет в будущем.
- В этом, однако, есть своя прелесть.
- Дело не в прелести. Это данность, которую человек не в силах изменить. Не имеет никакого значения, как ты к этому относишься. Таков порядок вещей.
Я пытаюсь оживить мрачный разговор:
- Остается возможность верить в то, что мы сами вершим свою судьбу.
- А какой смысл в этом? Ради чего стоит вершить судьбу? Что это принесет?
«Счастье», едва не вырывается у меня. Стефан, очевидно, понимает, о чем я думаю, и говорит:
- Ты можешь достигать своих целей, и будешь несчастлив. Можешь не достигать их, и тоже будешь несчастлив. Ты не обретешь счастья, будь ты хоть десять раз хозяином своей судьбы. Просто потому, что счастье недоступно для познания. Это бессмысленный труд – стремиться к недосягаемому.
- В чем тогда есть смысл, Стефан? В чем смысл твоей жизни?
- Смысл? Смысл есть в поиске смысла. В поиске границы человеческого познания. В поиске подлинного среди иллюзий. В поиске красоты. Все остальное – суета, не имеющая, в конечном счете, никакого значения.
Я не нахожусь, что ответить, и просто начинаю разглядывать помещения. Парадоксально, но оно не похоже на келью отшельника. Даже в крайне скудном интерьере ощущается вкус и чувство стиля. Наверное, Стефан даже не задумывался об этом, а просто выбирал то, что ему нравится. Эта самобытность всегда была неотъемлемой чертой его характера.
Он встает, достает из кармана пачку сигарет и закуривает.
- На самом деле, я и сам хотел задать тебе один вопрос.
Это удивляет меня. Такого никогда раньше не происходило. Вопросы Стефана были либо риторическими, либо наводящими. Прямых же вопросов он не задавал ни разу на моей памяти.
- Скажи, Дионис, ты боишься смерти?

Поток образов моментально пронизывает мой мозг. Я вижу десятки, сотни картин, сменяющих друг друга, слышу тысячи различных звуков, и в какой-то момент переношусь далеко из той пещеры, в которой мы находимся. Воспоминания бурным потоком захлестывают мой разум…

Я стою на крыше высокого здания. Ясный, солнечный день. Я стою на самом краю и смотрю вниз. Там, внизу, вовсю кипит жизнь. Куда-то спешат люди, снуют машины. Отсюда, с высоты, все кажутся такими маленькими, словно игрушечные. Не верится, что я тоже часть этой жизни. Чувствую отрешенность от всего. Я живу где-то в другом мире, не имею ничего общего с людьми, бегущими туда-сюда там, далеко внизу. Я вдыхаю полной грудью. Солнце светит мне в лицо, ослепляет. Я знаю, зачем я здесь. Я не знаю, зачем эти люди там внизу.
Я устал. Многие вещи меня утомляют, но больше всего я устал от безысходного осознания собственной беспомощности. От осознания того, что я совершенно ничего не значу в этом мире. Есть ли я, нет ли меня – миру нет разницы.
Существует другой мир. Мой собственный, находящийся в моей голове. Я – король своего мира, и одновременно его узник. И этот мир удерживает меня, ограничивает, не дает свободы. Я устал от него. Я вновь смотрю вниз. Каждый из людей – это целый мир. Поразительно, сколь многие заполняют свой мир абсолютно незначительными, мелкими вещами. Ставят бессмысленные цели и стремятся к призрачному счастью, достигая их. А в какую депрессию они приходят, если достигнуть целей не удается?
А некоторые даже заполняют свой мир другими людьми…
Я устал от моего мира. Чем бы я ни пытался его наполнить, он не обретает самой сердцевины, самого главного…
Я расставляю руки в стороны и наклоняюсь вперед. Мои ноги отрываются от твердой поверхности, и я лечу вниз. Земля стремительно приближается…

Морок пропадает так же внезапно, как и появился. Я вновь стою в пещере, совершенно один. Огонь в камине погас. Я слышу шум дождя. Судя по всему, снаружи бушует настоящая буря.
Я продвигаюсь к выходу из каменной кельи, прохожу сквозь темный коридор, подхожу к выходу из пещеры. Порывы холодного ветра, задувающего внутрь, пробирают до костей. Дождь льет с необычайной силой.
Я приближаюсь к самому краю и смотрю вниз.
Внизу бушуют волны. Далеко внизу. Набрасываются на скалы, разбиваются о них, и снова набрасываются – яростно, отчаянно. 
Я смотрю по сторонам. Ни входа, ни выхода. Над головой – лишь каменный свод, а впереди обрыв, путь в бездну. Никакого обратного пути. Как же давно я пришел сюда, сколько лет провел здесь…
И теперь я ухожу.
Я подхожу к самому краю скалы, смотрю вниз, глубоко вдыхаю. И прыгаю вниз.
Вижу стремительно приближающиеся темные волны, бьющиеся о скалы.
Ничего уже исправить нельзя.