Родители

Олег Сенатов

Родители

Родители Астахова жили на подмосковной даче по семь месяцев в году - с начала апреля до середины ноября. Такой порядок сложился у них еще со времен жизни в коммуналке; чтобы увеличить продолжительность дачной жизни, в летнем доме была утеплена одна маленькая комната, и в ней соорудили печь. К тому времени, как они зажили в отдельной квартире, родители привыкли подолгу обитать за городом, и свой образ жизни менять не стали, тем более что с дачи ездить на работу отцу было удобней, чем из московской квартиры: его институт стоял рядом с остановкой электрички, а от дачи до железнодорожной платформы было всего полчаса ходьбы. Да и с едой приспособились: овощи выращивали в своем огороде, крупы и сахар завозили весной при переезде, молоко покупали в соседней деревне, а остальные продукты отец покупал в Москве перед возвращением домой.
Астахов приезжал на дачу с утра по воскресеньям, к завтраку. Ели на кухне, - Астахова усаживали на почетное место, за обильной трапезой шел неспешный и обстоятельный разговор; удивительно, как много успевало происходить всего за одну неделю, что на обмен новостями уходил целый час!
После завтрака Астахов переодевался в рабочую одежду, и отправлялся в сад, чтобы выполнить работы, соответствовавшие сезону: весной это была перекопка земли; летом – окучивание картофеля, кошение травы, осенью – сбор урожая, обработка почвы на зиму, и т. п. Вечером устраивался грандиозный обед. Меню не отличалось особым разнообразием, - это были фирменные материнские блюда: густые томленые щи, душистые котлеты с гарниром из рассыпчатого картофеля, посыпанного мелко нарезанным зеленым луком и обильно политого постным маслом. Эта трапеза была всегда приятной – и теплым летним вечером, когда через открытые настежь окна на  кухню заглядывала ярко-зеленая листва, и поздней осенью, когда сквозь оконные стекла, запотевшие от подымавшегося над тарелками пара, просвечивало белесое небо, расчерченное голыми ветвями деревьев. Астахову было комфортно от всей домашней обстановки, от привычного, никогда не менявшегося порядка, от взглядов родителей, говоривших: «Наш сын здесь».
Потом трапеза заканчивалась, Астахов прощался с родителями, и шел на станцию. Сев на электричку, он подходил к окну и, если оно было закрыто, его открывал. По мере того, как поезд приближался к дачному поселку, на прилегающей к железной дороге поляне Астахов различал фигуры своих родителей, вышедших его проводить. Увидев, что мать из-под руки напряженно всматривается в стремительно приближающийся поезд, Астахов высовывал руку наружу, и начинал ею махать. Заметив его, мать принималась быстро водить поднятой вверх рукой из стороны в сторону, и ей вторил несколько более медленный жест отца. Так они и стояли рядом – плотная энергичная мать и крупный, высокий, но несколько рыхловатый отец, размахивая руками над головой до тех пор, пока быстрый бег поезда не уносил Астахова прочь.
Эта сцена прощания повторялась множество раз в течение многих лет, пока не умерла мать, а, вслед за ней, и отец.

С течением времени истощается, меркнет память о прошлом, но из этого непреложного правила случаются неожиданные исключения; откуда-то из глубины души вдруг всплывают давно позабытые образы. Так, теперь, когда со времени последних дачных расставаний миновала уже четверть века, Астахова стал часто посещать образ двух стоящих рядом друг с другом на огромном отдалении фигурок. Их лица – белые кружочки, да и контуры фигур весьма условны; одна из них, - мужская, - побольше; другая – женская, – поменьше; это почти что абстрактные «человечки», и спроецированы они не на зелень поляны, а на черный фон вечности, но Астахов узнает их по сохранившемуся в памяти жесту: это отец и мать, подняв вверх правую руку, и энергично поводя ею из стороны в сторону, машут Астахову, - то ли с ним прощаясь, то ли его призывая.

                Март 2015