Свидание

Ein Beruf ist das R;ckgrat des Lebens.
Nietzsche

Олег Сенатов

Свидание

Предуведомление. События, описанные в рассказе, все его действующие лица, а также обстоятельства места и времени, мною полностью вымышлены; любые обнаруженные сходства случайны.

О том, что на «Арктуре» грядет юбилей, Астахов вспомнил заблаговременно, когда до него оставался еще целый год, так как видел в нем последний шанс для удовлетворения мучившей его жажды мести – все другие он уже исчерпал. Отомстить он мечтал своему бывшему начальнику - Сикиляеву, мало что выгнавшему его с работы, но проделавшему это в грубой, унизительной форме – вышвырнул, как собаку, чтобы получить от этого свое гнусное удовольствие. С тех пор прошло два года, но рана, нанесенная этой расправой, еще не зажила и кровоточила.
На «Арктуре» Астахов проработал всю жизнь – без малого пятьдесят лет, и предприятие было для него самым главным местом в жизни – важнее, чем дом – ведь свое место жительства он поменял не однажды, а место работы всегда оставалось прежним. «Арктур» представлял для него страну, а его коллектив – общество; здесь он выполнял свое жизненное предназначение.
Завоевать себе положение Астахову было не просто, так как у него не было комплекса качеств, гарантировавших успех, к которым относятся: организаторские способности, быстрота ума, точность мышления, очень хорошая память, бесстрашие, инициативность, собранность, и другие. Астахова выручало наличие двух полезных для инженерной деятельности свойств. Первым из них было присутствие хорошо развитого воображения и богатой фантазии, которые помогают, - как разгадывать загадки, которые изобретательная природа щедро подбрасывает творцам новой техники, - так и находить оригинальные решения научно-технических проблем. При этом решения, которые принимал и далее разрабатывал Астахов, всегда были увязаны с некоей «философией», - упрощенной теорией, которая обосновывалась не столько математически, сколько наглядно-физически, отчасти даже эстетически. Вторым достоинством Астахова было большое упорство, с которым он мог годами пробиваться к цели через нагромождение трудностей, невзирая на постоянные неудачи, часть из которых, надо признать, вызывались его собственными ошибками.
Опираясь на эти два достоинства, и в меру своих сил прививая себе некоторые из недостающих качеств, Астахов сделал вполне успешную карьеру, став крупным специалистом в выпавшей на его долю сфере деятельности, причем специалистом оригинальным, со специфическим индивидуальным стилем. В этой роли Астахов добился признания, и занял всеми признанную и устраивавшую его нишу в коллективе, считая свое положение достаточно прочным.
Конечно, Астахов знал, что непосредственный начальник – Сикиляев – его ненавидит, но до поры его судьба решалась на уровне, превышавшем сикиляевский, и ему ничто не грозило. Положение резко изменилось с приходом нового директора, поставившего своей первостепенной целью изгнание всех сотрудников старше семидесяти: Сикиляев получил карт-бланш, и воспользовался им для того, чтобы не только уволить Астахова, но сделать это в оскорбительной форме, порвав и растоптав итог всей его пятидесятилетней жизни на «Арктуре».
Удар, нанесенный Астахову, был чудовищным: он был грубо и жестоко, «с мясом» оторван от своей жизненной опоры, которой для него всегда была профессиональная деятельность; теперь его лишили профессии, существование потеряло смысл, и Астахов  не наложил на себя руки только потому, что надеялся жестоко отомстить Сикиляеву, и такая возможность просматривалась. Как слабый руководитель, Сикиляев не контролировал ситуацию в коллективе, в результате чего в нем завелись серьезные злоупотребления, вплоть до вредительства, которые Сикиляев предпочитал не замечать. Астахов же был обо всем хорошо осведомлен, и теперь взялся за перо. Сначала он написал письмо директору, где описал безобразия, которым попустительствовал Сикиляев. Почему письмо не возымело действия, Астахову, сидевшему у себя дома, из его далека осталось непонятым, и он обратился в следующую инстанцию – в министерство. Из министерства прислали комиссию – Астахова вызвали на «Арктур», и он дал свои показания, но вскоре расследование было свернуто без последствий. Тогда Астахов написал премьер-министру, но его письмо для разбирательства было отправлено обратно на «Арктур», - дело заглохло, Сикиляев остался невредимым, а Астахову осталось лишь в бессильной ярости скрежетать зубами.
И вот теперь предстоял юбилей «Арктура». Астахов очень сомневался, что его вообще пустят на предприятие, - значит, нужно было придумать нечто такое, что можно осуществить, находясь за пределами его территории, и Астахов реализовал следующий план. Историю своего увольнения и всего, что за ним последовало, он описал в большом рассказе, где действующие лица выступали под вымышленными фамилиями, но их характеры и оценки, а также описанные события имели явное сходство с реальной действительностью. Добавив к нему еще несколько небольших рассказов, Астахов издал этот сборник небольшим тиражом на собственные средства. Теперь, вне зависимости от того, будет он допущен на предприятие в день юбилея, или нет, он собирался раздать свою книжку тем из своих бывших сослуживцев, с кем был хорошо знаком. Оставалось неясным, согласятся ли они иметь дело с Астаховым – изгоем, или из опасения попасть в немилость к начальнику предпочтут от него дистанцироваться.
И вот долгожданный день настал, и с учащенно бьющимся сердцем Астахов направился в путь, преодолевая не только привычное расстояние между домом и «Арктуром», но и временн;й интервал длительностью три года, отделявший его от момента изгнания. От своих знакомых Астахов знал, что в день юбилея бывших сотрудников на предприятие будут пропускать строго по списку после одиннадцати часов, и что его, Астахова, в списке нет. Поэтому он ехал к началу рабочего дня, чтобы, встав перед проходной, поздравлять своих знакомых с юбилеем, заодно даря им по экземпляру своей книги. (Дарственные надписи для экономии времени были сделаны заранее). Но подходя к входу, по обилию автотранспорта на стоянке Астахов понял, что время начала работы изменилось (раньше это было девять утра), и основной поток сотрудников уже прошел. Теперь вся надежда была на тех, у кого был свободный пропускной режим, а к ним относились начальники подразделений. И действительно, когда Астахов подходил к проходной, то заметил, что к ней спешит Сухорев.

Сухорев, успешный разработчик целого ряда приборов, отличался смелым и независимым нравом. Он был способен, не стесняясь в выражениях, резануть правду-матку в глаза любому человеку, в том числе высшему начальству; его прямота и хмурый сверлящий взгляд заставляли всех относиться к нему с некоторой опаской. Держался Сухорев особняком, и у Астахова с ним были лишь шапочные отношения.

Зн;ком - помахав рукой, - Астахов попросил Сухорева на минутку задержаться. Подойдя, то ли от спешки, то ли от волнения, тяжело дыша, Астахов произнес:
- Здравствуйте, Петр Викторович! Поздравляю Вас с юбилеем предприятия! Я вот тут книжку написал, и хотел бы Вам подарить экземпляр.
Ответив на приветствие, Сухорев смущенно наблюдал за тем, как Астахов перебирает пачку книжек, отыскивая предназначенный его визави экземпляр. Вдруг вся пачка выскользнула из рук Астахова, книги рассыпались по мокрому асфальту, и Сухорев бросился на помощь Астахову, принявшемуся судорожно подбирать экземпляры, вытирая ладонями прилипшую к их обложкам грязь. Подняв глаза, Астахов заметил, что за этой неловкой сценой пристально наблюдал охранник, стоявший по ту сторону окна проходной. Наконец, экземпляр, предназначенный Сухореву, был найден и ему вручен. Поблагодарив, Сухорев удалился, и на душе у Астахова отлегло; опасение, что его отвергнут, прошло, и он был за это Сухореву благодарен.
Следующим к проходной подошел Фрадкин, со вкусом, даже изысканно одетый, осанистый, коротко остриженный мужчина с усами и аккуратно подстриженной бородкой, очень шедшими его мужественному, умному, строгому и открытому лицу. В том, что Фрадкин к нему отнесется положительно, Астахов не сомневался.

Фрадкин, ведущий разработчик целого направления приборостроения, отличался безупречной репутацией в межличностных отношениях, которая была заслужена честностью, принципиальностью, смелостью, неучастием в интригах. Астахов и Фрадкин часто общались друг с другом на профессиональной почве, у них было совместное изобретение.

После обмена приветствиями, поблагодарив за книгу, Фрадкин поинтересовался, как поживает Астахов; в ответ он лишь молча, безрадостно махнул рукой.
- Мы с Вами еще увидимся после одиннадцати?
- Нет, меня в список не включили – ответил Астахов, заметив, как лицо Фрадкина при этом омрачилось. - Но я приду сюда еще раз, чтобы раздать оставшиеся книги – показал он на сумку.
- Скажите мне, кому Вы их собираетесь преподнести, и я попрошу их к Вам выйти – предложил Фрадкин.
- Спасибо, не нужно: может быть, я всех вас вижу в последний раз, и мне не хотелось бы, чтобы нашу последнюю встречу вы запомнили, как причинившую вам неудобство – возразил Астахов.
В это время из проходной вышел председатель научно-технического Совета доктор Зуев, красивый стройный брюнет в безукоризненном костюме, и Астахов направился к нему.

Рафинированный интеллектуал с манерами настоящего  джентльмена, честолюбивый  и энергичный Зуев был заточен на карьерный рост, что сквозило во всем его поведении. Отношения между Астаховым и Зуевым были нормальные: деловые, холодно-вежливые.

Учитывая, что в текущих обстоятельствах карьерные амбиции Зуева делали его естественным сторонником своего начальника Сикиляева, Астахов не знал, как Зуев к нему отнесется, но последний повел себя, как всегда, нейтрально – ответил на приветствие, книжку взял, и за нее поблагодарил.
Тем временем на горизонте обозначилась массивная фигура лучшего астаховского друга - Коли Пименова, и на душе у Астахова потеплело.

Вышедший из простой семьи, - его отец был рабочим – Коля прошел весь путь от фрезеровщика до главного конструктора электронных приборов. Он представлял собой редкий пример сочетания высокого интеллекта с простотой и человечностью, - был  тем, кого в народе называют «хороший человек». В самые тяжелые моменты Астахов находил у Коли Пименова значительную моральную поддержку.

С радостью всматривался Астахов в круглую, с маленькими, лучащимися лукавым добродушием глазами, физиономию приближающегося Коли – они не виделись с тех самых пор, регулярно общаясь только по телефону. Коля тоже был рад встрече – это было особенно заметно по контрасту с шедшим рядом Главным технологом Кротовым, состроившим при виде Астахова отстраненно-начальственную мину.
- Привет, как жизнь молодая? – спросил Коля, ухватив своей лапищей руку Астахова.
- Ничего, а ты как? Смотрю, все толстеешь, - вон пузо какое отрастил! Я книжку издал, хочу тебе подарить экземпляр – сказал Астахов, протягивая книгу.
- Все дурью мучаешься, вместо того, чтобы делом заниматься!
- Так меня от дела отлучили, что же мне теперь, смотрителем сортира заделаться?
- Ладно, давай, почитаю. Спасибо!
При виде книги Коля удивился – факт ее напечатания, и свое намерение приехать на юбилей Астахов от него утаил во избежание случайной  утечки информации, которая могла бы позволить дирекции заранее принять меры. (Астахов на полном серьезе опасался, что будет вызвана полиция, и его заберут для выяснения личности, и отпустят, когда празднество уже подойдет к концу).
Когда разговор с Колей закончился, тенистая аллея, ведущая к проходной, совсем опустела, и Астахов стал медленно по ней туда-сюда прогуливаться, пока не повстречался с Дольским, грузным пожилым мужчиной, медленной походкой направлявшимся к институту. Хотя шел он с трудом, крупные черты несколько одутловатого лица выражали спокойствие и несокрушимую уверенность в себе.

С Дольским Астахова связывали воспоминания о том времени, когда, после окончания Университета, он впервые появился на «Арктуре». Тогда Дольский – он был на десять лет старше Астахова - находился в центре общего внимания, как перспективный молодой разработчик – главный конструктор важнейшей работы. Астахов выбрал его в качестве примера для подражания. Дольский тоже хорошо относился к Астахову. Потом, пройдя через многочисленные взлеты и падения, Дольский занялся преподавательской деятельностью на кафедре МЭИ, базировавшейся на «Арктуре», и обнаружил в этом деле такой потенциал, что полностью перешел на педагогическую работу, обретя в ней второе призвание. Несмотря на преклонный возраст, Дольский  преподавал до сих пор.

Хотя Астахов не предвидел встречи с Дольским, он был рад возможности подарить ему экземпляр своей книги. Поблагодарив Астахова, Дольский сказал:
- Я читал ваш опус, и он мне понравился.
(Астахов распространил по предприятию файл со своими беллетризованными мемуарами, охватывавшими все пятьдесят лет его работы на предприятии).
- Но Вы ведь тоже стали одним из героев моего романа. У Вас есть претензии к тому, как Вы там представлены? – спросил Астахов.
- Да нет – ответил Дольский, направив отрешенный взгляд вдаль, по-видимому, что-то вспоминая.
- Вы сняли камень с моих плеч; я очень боялся, что Вы найдете бестактной мою манеру описания столь важных для Вас событий.
Еще Астахову повстречался Кондратьев - худощавый мужчина с тонкими чертами живого  интеллигентного лица, по специальности – программист, работавший начальником отдела. Он всегда хорошо относился к Астахову, числился в его обязательном списке, и он рад был ему вручить свою книжку. В ответ на поздравления с юбилеем предприятия, Кондратьев сказал:
- Это Вас надо поздравлять, наше поколение пришло на предприятие, уже созданное Вами.
Попав в число отцов-основателей, Астахов опровергать этого не стал – только скромно потупился. Это было сильное преувеличение, хотя он и действительно теперь был здесь одним из старейшин.
Между тем время подходило к одиннадцати. Астахову не хотелось встречаться с бывшими сотрудниками «Арктура», которые вот-вот должны были начать прибывать. Ему не импонировало положение человека, который приехал, а его не пустили. Поэтому он уехал домой, чтобы вернуться к четырем, когда публика начнет расходиться.

Явившись заранее, в полчетвертого, Астахов уже застал исход в полном разгаре. Появлению Астахова никто не удивлялся; некоторые подходили, чтобы попросить экземпляр книги. Оказалось, что по всему «Арктуру» распространился слух, что Астахов около проходной раздает свои книги, и те, кого это заинтересовало, старались не опоздать. К счастью, у Астахова был приличный резерв экземпляров, и он смог удовлетворить почти всех желающих. Так, он подарил экземпляр Нине, конструктору, которая всю жизнь простояла за кульманом, выпустив десятки комплектов документации, и половину из них – под руководством Астахова. Он был рад тому, что его книгой заинтересовалась Анна Васильевна, долго проработавшая в лаборатории Астахова, и вышедшая на пенсию задолго до его увольнения.
Многие из выходивших с предприятия подходили к Астахову, иногда собираясь вокруг него в кружок – он себя почувствовал настоящим ньюсмейкером. Вот на него набежала стайка молодых ребят – приятелей последнего астаховского дипломника – Бориса, но на всех книжек не хватило.

За время работы через руки Астахова прошли полтора десятка дипломников. Некоторые из них до сих пор работали на «Арктуре» в самых разных должностях, но большинство давно уволились. Последним из дипломников был Борис, и Астахову было небезразлично, как сложится его будущая жизнь, о большей части которой ему уже будет знать не дано.

Подошел начальник испытательной станции Архаров, крупный молодой мужчина с большелобым дружелюбным лицом.
- А Вас почему не было в конференц-зале? – спросил он Астахова.
- Так меня нет в списках. Меня уволили со скандалом, так что все о`кей.
- Да я знаю. Когда приехал Селиванов, в кабинет директора вызвали всех начальников, и он нам вслух зачитал Ваше письмо – сказал Архаров, пристально глядя в лицо Астахову с выражением, как бы говорившим: «Ну, ты и фрукт!»
О том, что его письмо спровоцировало на разнос самого начальника Главка Селиванова, Астахов не знал, и, представив себе, как проходило все это мероприятие, он испытал прилив мстительного чувства. Теперь Астахову стало понятно, почему его не пустили на юбилей, и это наказание было сущим пустяком по сравнению с той неприятностью, которую он доставил Сикиляеву своим письмом. От переживаемого им момента торжества Астахов умолк: оказалось, что он тогда не зря старался!
Потом вышел начальник теоретического отдела доктор Окунев, мужчина небольшого роста, но огромной энергии. Его крупная, коротко остриженная голова, казалось, сошла с римского скульптурного портрета.

Благодаря Окуневу на «Арктуре» прохода не стало из-за толп студентов нескольких ВУЗов, проходящих здесь производственную практику и дипломное проектирование, и часть из них пополняли кадры; кроме того, используя свои широкие связи, ему удалось втянуть институт в академическую научную деятельность. Побуждаемый Окуневым, Астахов в последние годы вновь принялся за давно заброшенное хобби - написание научных статей.

Встреча с Окуневым и его сотрудником доктором Приваловым, образцовым научно-техническим интеллигентом, была особенно теплой: это было общение людей одной крови. Окунев и Привалов не скрывали своего теплого отношения к Астахову даже под прицелом укрепленной над входной дверью видеокамеры и под взглядами охранников, пристально наблюдавших за всем происходящим через окно проходной.
Кроме нынешних насельников «Арктура», в потоке выходящих было довольно много гостей - тех, кто покинул предприятие, - как совсем недавно, так и много лет тому назад. (Создавалось впечатление, что Астахов был единственным, кого не пустили). Среди первых был Мироненко, очень хороший специалист по электродинамике и ценитель  первых литературных опытов Астахова, человек приятной и солидной наружности, а также Гудков, талантливый инженер, сильный руководитель, и просто очень смелый мужик, который не захотел остаться при новом руководстве - с Гудковым Астахову тоже довелось поработать в последние годы.
Астахов поговорил с Дмитриевым, двадцать  лет тому  назад занимавшим должность зам. директора по производству, и изгнанным еще прежним руководством.

Присутствуя на защите Дмитриевым кандидатской диссертации, Астахов понял, что и сам сможет защититься по такой же схеме, и это ему впоследствии удалось.

- А Вы, почему стоите здесь, а не там? – спросил Астахова Дмитриев, показав рукой на предприятие.
- Вы разве не слышали, что меня уволили с жутким скандалом? – удивился Астахов.
- Слышал, но не будете же Вы утверждать, что Ваш скандал был громче, чем тот, с которым уволили меня, и, тем не менее, меня пустили! – ревниво возразил Дмитриев.
- Так у Вас был скандал с прошлым руководством, а у меня – с нынешним – парировал Астахов. – Хотите, я Вам расскажу анекдот на эту тему. Два актера сидят на ступеньках театра, в котором они некогда играли, и на юбилей которого их не пригласили. «Забыли» - говорит один из них. «Да нет, не забыли».
И Дмитриев с Астаховым невесело рассмеялись.
Наконец, для Астахова наступил кульминационный момент, когда в сопровождении своих сотрудников из проходной вышел Метельский.

Метельский начал работать на «Арктуре» почти одновременно с Астаховым, но они относились к разным весовым категориям, и Метельский к концу своей карьеры занял должность зам. директора по науке. Когда грянула Перестройка, он образовал в рамках «Арктура» малое предприятие, и все закончилось тем, что за конфликт интересов Метельский вместе со своим малым предприятием – «Димоном» - был выгнан на улицу. Тем не менее, «Димон» устоял, и даже достиг процветания, причем, уйдя с «Арктура», Метельский смог сохранить на нем свое влияние через целую группировку сотрудников, совместительствовавших на обеих фирмах. Это обстоятельство и стало настоящим кошмаром для Астахова; используя свою агентуру, Метельский годами его  травил; Астахов в меру своих сил пытался дать сдачи, от чего Метельский свирепел все больше. В конце концов, был спровоцирован конфликт, послуживший поводом к увольнению Астахова.
Тем не менее, Астахов умел отличать повод от причины, понимая, что причина была в его начальнике – Сикиляеве. Астахов не знал, чем была вызвана неприязнь к нему Метельского, он мог лишь догадываться, что Метельский не мог ему простить одного природного качества -  у Астахова была заметная, располагающая внешность. Тем не менее, зная, что он был многим обязан Метельскому, и, отдавая себе отчет в масштабе его личности, Астахов теперь не держал на него зла.

Для Метельского же встреча с Астаховым стала неприятной неожиданностью. Напрягшиеся лицевые мышцы, и неподвижный взгляд, направленный мимо, неопровержимо свидетельствовали об испепеляющей ненависти, предметом которой был Астахов, и ему от этого стало не по себе. Метельский сильно постарел – он весь сгорбился, его ослепительно-белые волосы, хотя и оставались густыми, истончились, и стали, как пух, но было совершенно очевидно, что, несмотря на эти внешние признаки дряхлости, он продолжает оставаться человеком очень опасным. Поэтому Астахова глубоко тронуло, что сотрудники Метельского из его ближайшего окружения – Сычев и Нилин - не побоялись подойти, и лично его поприветствовать. Даже Гаев, о человеческих качествах которого Астахов был невысокого мнения, проходя мимо, поздоровался с ним, вежливо наклонив голову.

Сычев, который в девяностые был начальником Астахова, в самое трудное время помог ему выжить, поделившись работой по переводу на русский язык англоязычных технических текстов. Позже Метельский вовлек Сычева в свои интриги против Астахова, отведя ему в них не последнюю роль, но Астахов не держал на него зла, и подарил экземпляр книги.

Еще один интересный момент имел место быть, когда из проходной вышла группа подвыпивших рабочих, которые работали на «Арктуре» еще в те далекие времена, когда Астахов был главным конструктором крупнейшей работы, и с тех пор давно поувольнялись, а вот теперь пришли. Кого–то из них Астахов узнал, но забыл, как зовут, а некоторых - вообще вспомнить не смог, но все они дружно клялись в своем глубоком уважении к ученым, и особенно – к Астахову. А один из рабочих – из тех, кого Астахов так и не вспомнил, настолько расчувствовался, что его облобызал. Удивительно, но это не было Астахову неприятно, и он дружески похлопал пролетария по спине.
Между тем поток выходящих начал понемногу ослабевать, но не все спешили расходиться по домам; люди, собравшись в небольшие кучки, что-то между собой неспешно обсуждали. Астахов теперь беседовал с Никольским, как и он, тоже большим любителем поговорить - не важно, о чем, – лишь бы язык почесать. Когда Астахов вот так разглагольствовал, из проходной быстрой походкой выскочил Сикиляев – тощий кривоногий мужичонка с бледным, морщинистым, скопческим лицом, напоминающим высохший корень старого, прошлогоднего хрена, невзрачный и неопределенный, как Недотыкомка,  - свернул направо, и стал быстро удаляться в сторону троллейбусной остановки.

Сикиляев, вся жизнь которого тоже прошла на «Арктуре», был противоположностью Астахова, - не имея каких-либо отличительных свойств, он был абсолютно неприметен. Это позволило ему сделать идеальную чиновничью карьеру; всякий раз, как Сикиляев получал очередное повышение, то сначала все удивлялись, но через некоторое время на его должности уже не могли себе представить никого, кроме него. У Сикиляева обнаружился редкий талант – умение полностью стереть свою личность перед лицом вышестоящего начальника. Правда, проницательные люди догадывались, что стирать было особенно нечего; во всяком случае, для дирекции такой начальник представлял большую ценность. Так, переходя с одной должности на другую, Сикиляев стал начальником Астахова. И тогда обнаружилось, что Сикиляев Астахова всегда люто ненавидел. И как только ему представилась возможность, он по-садистски расправился с Астаховым, сполна отомстив за собственную серость.

Однако так, по-простому, ему улизнуть не удалось: так как у Сикиляева было много подчиненных; всегда у кого-то возникли неотложные проблемы – сейчас они специально стояли у входа, чтобы перехватить начальника, и теперь громкими криками требовали к себе его внимания. Обернувшись, Сикиляев остановился, но, не сделав ни шагу назад, дал им знак подойти. Наблюдая эту служебную сценку, Астахов тоже был рад тому, что между ним и Сикиляевым сохранялась значительная дистанция, ибо иначе из-за непереносимого отвращения пришлось бы уйти самому, а ему еще нужно было раздать несколько книжек.
Астахов хотел подарить книжку Буркину, унаследовавшему теперь часть той работы, которой он занимался до своего увольнения, но на лице Буркина была написана такая враждебность, что Астахов не решился. Зато Люся Гусева, интересная брюнетка с большими неодинаковыми глазищами, которая теперь тоже занималась бывшей астаховской работой, казалось, была рада встрече с ним.

Двадцать пять лет тому назад Астахов влюбился в Люсю, писал ей пылкие письма, предлагал руку и сердце, и, не встретив взаимности, чувствовал себя тогда глубоко несчастным.

С удовольствием глядя на красивое лицо Люси, и слушая рассказ о перипетиях ее нынешней жизни, Астахов с теплотой вспоминал о той поре, об охватившем его тогда чувстве; ему за него было нисколько не стыдно, но только теперь оно осталось далеко-далеко…
Вручив Люсе предназначенный ей экземпляр, Астахов вернулся на площадку перед проходной. Теперь с предприятия изредка выходили отдельные люди, и все они были Астахову не знакомы. У него еще осталось штук пять книжек, предназначенных конкретным лицам, и Астахов решил их дожидаться до победного конца. Сначала никто из них долго не появлялся, но в седьмом часу с предприятия, гордо неся высоко поднятую крупную круглую голову, бодрой походкой вышел Акишев, руководитель самого важного на «Арктуре» проекта, человек твердых убеждений и сильной воли, неисправимый оптимист. Астахов побаивался Акишева, и, предлагая ему книгу, пребывал в некотором смущении, но тот, тонко улыбнувшись, подарок с благодарностью принял. Тогда Астахов спросил, не видел ли Акишев Кареева.
- Кареев все еще празднует – ответил Акишев.
Кареев, отличавшийся независимым характером и великолепно развитым чувством юмора, как читатель, был Астахову особенно интересен, так что имело смысл дождаться его выхода. Но прошло два часа, а Кареева все не было – на «Арктуре» всегда знали толк в праздничных застольях.
Ничего не поделаешь - время, отпущенное Астаховым на юбилей, истекло, и он двинулся по направлению к автобусной остановке. По пути Астахов приблизился к человеку, силуэт которого уже давно маячил в конце аллеи. Одетый в черную футболку, шорты и кроссовки, мужчина, очевидно, занимался джоглингом. Подойдя к нему вплотную, Астахов увидел на футболке надпись «Охрана», и охранник обратился к нему с вопросом:
- Вы – бывший работник предприятия?
- Да, а что?
- Вы дарите своим бывшим сослуживцам свою книгу?
- Да, это мой способ отметить юбилей «Арктура».
- Вы описали в вашей книге порядки, действующие на предприятии?
- Нет, это – беллетристика.
- Можно посмотреть?
- Конечно, можно. Пожалуйста!
Охранник взял предложенную Астаховым книгу, и сразу открыл ее на второй странице. Он был профессионалом, умеющим отличить зарегистрированную книгу от самиздата. Увидев выходные данные, «охранник» дальше ничего смотреть не стал, вернув книгу автору.
- Вы напрасно беспокоитесь: я ухожу, и в следующий раз приду сюда не раньше, чем через пять лет – когда будет отмечаться следующий юбилей – сказал Астахов, и направился к автобусной остановке.
Наверное, в двадцатитысячный раз проходя асфальтированной дорогой, соединяющей предприятие с улицей, Астахов думал, что зря погорячился, пообещав придти через пять лет. Уже сегодня в потоке сотрудников «Арктура» знакомые лица были в меньшинстве; да и в них уже  появилось что-то новое и до конца не понятное. И неудивительно: за три года коллектив изменился – кто-то возвысился, а кто-то – потерял во влиянии, появились новые люди; кроме того, произошли важные события, отразившиеся на всех, и все эти изменения, о которых Астахову было не известно, оставляли на лицах и в осанке его знакомых нечитаемые следы , и нынешние люди теряли сходство со своими прежними прототипами.

И здесь Астахову вспомнился тридцатилетний  юбилей «Арктура». (Было это давным-давно). На него были приглашены сотрудники, вышедшие на пенсию каких-нибудь пять-семь лет тому назад. Увидев своих старых знакомых, Астахов был страшно рад их видеть – ведь, к слову, ни Григорий Федорович, ни Татьяна Никитична нисколько не изменились, напомнив Астахову о прошлом, которое всегда вызывает ностальгию. Но Астахов тогда не заметил ответной радости на лицах, ни Григория Федоровича, ни Татьяны Никитичны, - вид они имели подавленный: казалось, они никого не узнавали.

«Так будет и со мною» - думал Астахов – «выброшенный с корабля под названием «Арктур», я навсегда останусь в том времени, когда это произошло, а корабль будет продолжать двигаться вдоль стрелы времени, все увеличивая расстояние между ним и мною, уходя в невообразимую даль, и, наконец, настанет момент, когда никакая коммуникация уже не будет возможной».

                Февраль 2015