Гнилые семечки

Обеденное солнце ласково припекало. От удовольствия я зажмурилась. Постояла пару секунд и направилась к нашему водителю, который тщательно протирал лобовое стекло старенького «Мерса».
– Готов к труду и обороне? – шутливо спросила его, забрасывая свою сумочку и папку с бумагами на заднее сиденье.
– Как пионер. – Улыбнулся Виктор. – Едем?
– Нет. Пару минут придётся обождать.
– С нами ещё кто?..
– Не-а… Просто нужно дождаться звонка.
В ответ Виктор что-то неразборчиво пробурчал, а я прошла к скамеечке возле пышного декоративного куста сирени и присела, предварительно достав из кармана жакета пакетик с жаренными семечками.
Как приятно вырваться из рабочих стен под согревающие лучи июньского солнца и никуда не спешить!..
Чуть откинулась на спинку скамьи – ах, какое же чистое небо! Ни единого облачка! Голубое-голубое!..
Сейчас махнуть бы куда-нибудь к озеру. Поваляться на песочке, позагорать. На гриле маринованных свиных рёбрышек пожарить… Или курочку  в майонезе. Да и от шашлычка бы не отказалась!
Мечты-мечты, а в реале – работа. Благо, что хоть из офиса можно вырваться ненадолго во время проверки объектов.
Виктор уже закончил полировать стёкла и вымыл руки, поливая себе из пластиковой бутылки. Вот, что за!.. Не мог попросить помочь? Я бы с удовольствием, хотя это ж надо сначала со скамейки слезть, а туточки хорошо под солнышком… Очень даже…
Хитро подмигнув, Виктор усаживается со мной рядом и подставляет руку. Я насыпаю ему семечек. Теперь мы вдвоём заняты самым бесполезным делом в ожидании важного звонка с указаниями: куда, зачем, и для чего.
– Когда на права сдашь? – спрашивает Виктор. – Сколько тянуть будешь? Ты у нас одна безлошадная осталась…
– Не дождётесь, сударь! Кого ты возить тогда будешь?
– Э, мать! Не увиливай!
– Можешь не верить, но я пробовала пару лет назад... Училась. Поняла – не моё.
– В чём проблема?
– В скорости. Если увеличивается – сердце от страха сжимается, и я закрываю глаза, и отпускаю руль. Потому сдать экзамены в автошколе не смогла. И заново учиться – не пойду. Лучше так. Спокойнее. И вообще не женское дело – баранкой вертеть.
– Да, женское – языком молоть!.. Семки лузгать! Ишь, сколько нащёлкала, птичка!
– А сам-то! Сам! – возмущаюсь я, – Вот, ей-ей, заобижаюсь! – грожу Виктору пальцем и смотрю в его смеющиеся глаза. Но тут же не выдерживаю и прыскаю от смеха! Он состроил гримасу – ну, милота – душечка! Ангелок, прямо-таки и где только крылья? А в целом, Виктор добрейшей человек, лишь одна его особенность мне не к душе: нравится ему женщин подкалывать, подтрунивать, цеплять, словно не взрослый дядечка, разменявший полтинник, а мальчишка со школьной скамьи! А ещё… Меня всегда немного смущало, что такое симпатичное лицо обезображено старыми следами от ожогов.
– Вить?
– А?..
– Можно спросить?
– Давай.
– Откуда у тебя шрамы?
С лица мужчины сползает улыбка, он отворачивается от меня.
– Если не хочешь, не отвечай… Я конечно…
– С Афгана, – перебивает Виктор, поворачивается и смотрит в упор. Смотрит жёстко, испытующе.
Я выдерживаю взгляд и жду продолжения. Он криво усмехается.
– Ничего особенного. Интересного. Танк горел. Я пытался помочь ребятам выбраться. Вот тогда и руки, и…
Удивлённо и ещё не совсем понимая, переспрашиваю:
– Танк? А.. Ты же каждый год отмечаешь второе августа, день десантников? Или я что-то путаю? Откуда танк?..
– От верблюда.
– Вить, не обижайся. – Кладу ему руку на плечо. – Просто вы, мужчины никогда ничего не хотите рассказывать. Задаёшь вопросы, задаёшь, а в ответ… Ну правда, вот кто сумеет передать, если не очевидцы, что было на самом деле? Кто?.. А ведь важно знать, сохранить для потомков… Я же пишу рассказы… В свободное от работы… Может, ты бы повспоминал, а я всё на диктофон. А потом…
– Нет. Не нужно, – перебивает Виктор. Встаёт. Подходит к кусту сирени. Я смотрю ему в спину. У него очень выразительная спина: мускулистая, широкая. Чувствуется мощь, сила! И нужное слово-то подобрать трудно. Такие спины, наверное, были у былинных русских богатырей. И на миг я представила, как легла бы на эти плечи кольчуга... А в сильной руке – меч боевой, испивший кровь врага… Вот и конь черногривый, осёдланный… Ой, как банально! А всё равно – впечатляет!..
Тем временем Виктор срывает гроздь сирени. Смотрит на неё, вертит в руках. Потом подходит и кидает мне на колени. Садится. Берёт из моей ладошки пару семечек.
– Ну и чё, синичка, замолчала? Где ж твои «трень-тинь-тинь»? Язычок прикусила?
– Там же где и твои «гм», а так же «угук» и «ага», – стараюсь отшутиться.
– Умничка ты наша! Богатый словарный запас! Сразу чувствуется – человек с высшим образованием! Интелегенция! Эт я, чё, простой мужик. Без дипломов!..
Я пропускаю его дальнейшие высказывания мимо, потому что наконец-то звонит телефон. Выслушиваю, поднимаюсь со скамьи и повторяю первый адрес, на который нужно выехать.
Виктор не спеша встаёт, отряхивает над урной руки от шелухи и достаёт сигареты.
– Витя! Ты что не мог раньше покурить? Поехали!..
– Щас. Минуту. Не торопи. Сидела тут понимаешь, сидела! А теперь поехали! Время-то глянь! Обед!
– Витя!.. – не выдерживаю я и перехожу на повышенный тон.
– Ну, что, Витя! Что? Едрит вашу в коромысло! Чё стоишь, садись! – он выбрасывает недокуренную сигарету и открывает машину.
Усаживаюсь на переднее сиденье. Пристёгиваюсь.
– Гнилые у тебя семки, Владимировна, – спустя минуту после того, как мы выезжаем на дорогу, говорит Виктор. – Ох, гнилые! Выбрось. Нечё зубы портить. Они тебе скоро пригодятся. Приедем на объект. Погрызёшь там кого-нибудь, так с охотки, для души и глядишь – залыбишься, заяснишься. Враз настроение сменится. Верно?..
Не отвечаю ему. Смотрю в окно на проплывающие перед глазами картинки летнего города. А Витя продолжает бухтеть:
– У тебя, Владимировна, работа на первом месте. Дисциплина. Чё те до людей? Вот говоришь – пишешь рассказы, выспросить пытаешься, а на кой ворошить безрадостное прошлое? Кому та запаскудность сдалась? Ты бы лучше о настоящем, о насущном! Писала бы о любви, добре, заботе, о детях! У тебя ж самой двое! Думаю, нашлось бы чего порассказать читателям. Так нет же! Вижу, что без интереса! Не понимаешь самого важного, того что за душу берёт.  Где ж твоя женская чуйка? А?.. Меня вот оставила без обеда. Ну, я – ладно. Мне не привыкать. Я ж чё, против? Нет. А вот ты… Ты ещё молодая. То кофе, то семечки.  И таблетки часто глотаешь. Давно заметил. Так любой иммунитет подорвать можно. Меня вон, мой-то старшенький не слушался… М-м-да…
Виктор замолкает, и я поворачиваюсь к нему. Вглядываюсь в посуровевшее лицо. Понимаю его отцовское беспокойство – старший сын –  сердечник. Нелегко мириться с тем, что у детей слабое здоровье. Уж я-то знаю. Намучилась с детками по больницам мотаться, никому не пожелаешь такого! Только об этом не хочется говорить. Тягостно.
Останавливаемся на светофоре. Красный человечек. Идёт отсчёт времени: семнадцать, шестнадцать, пятнадцать… Цифры меняются. Когда доходит до семи, Виктор слишком спокойно и холодно говорит:
– Вчера скорую вызывали. Увезли сына. В кардиологию.
– Что говорят?
Зелёный свет и машина трогается с места, Виктор не ответил, а я не стала повторять вопрос. Человек за рулём. Мало ли…
Мы приезжаем на первый объект. Провожу проверку. Отмечаю в журнале. Вновь устраиваюсь поудобнее в машине и называю следующий адрес.
Виктор докуривает в открытое окно сигарету и включает зажигание.
Набираем скорость. Я высказываюсь, напоминая, что очень боюсь быстро передвигаться в машине по городу! И совсем необязательно травмировать мою и без того расшатанную психику и вообще…
Меня заглушает отборный мат, которым Виктор поливает незадачливого прохожего, выскочившего в неположенном месте на дорогу.
Мой лоб тут же покрывается испариной. Называется – хапнула адреналинчика!
– Вить… а, Вить…
– Спокойствие, малыш, только спокойствие! – шутит он, и мы продолжаем путь.
Но где бы теперь найти это спокойствие? Сердце бешено колотится. Из бардачка доносятся звуки мобильного телефона.
– Подай мне сотовый.
– Не надо. Вот остановимся, тогда…
– Сотовый, мать вашу!.. – грубо обрывает Виктор, и я раздражённо достаю и протягиваю ему трубку.
Возмущённая, я уставилась в боковое окно. И вдруг, не знаю каким, шестым или десятым чутьём ощутила: что-то не то…
Быстро повернулась и увидела, как из правой руки Виктора выпадает телефон, а левая соскальзывает вниз, и…
Я хватаюсь за руль одной рукой, другой отстёгиваю ремень безопасности… и вот уже держусь двумя за баранку в надежде не выскочить на встречку, впиваясь глазами в дорогу. Только бы не светофор, не пешеходный переход!.. Господи, помоги!.. Я же не смогу затормозить!..
Сколько это продолжается? Кажется – вечность, за которую можно прожить не одну жизнь, а на самом деле, всего несколько секунд и надёжные руки ложатся поверх моих. Мы съезжаем на обочину.
Не могу двинуться. Одеревенела... Молчу, не способная произнести ни слова. Так проходит ещё какое-то время. Наконец-то отцепила пальцы и выпрямилась. Ужас от пережитого уходит. Его вытесняет радость – мы живы!.. Слава Богу!.. Живы!..
Но лицо Виктора мертвенно бледное, глаза – словно ничего не видят. На щеке мокрая дорожка от слёз. И  я сразу же холодею от мысли – что-то случилось… Что-то страшное…
Звонит мобильник. Не с первого раза попадаю пальцем на кнопку.
– Да. Слушаю.
– Вы где? – взволнованно спрашивает директриса Валентина Дмитриевна.
От вмешательства извне быстро прихожу в себя и, выглянув в окошко, называю улицу.
– Точнее. И выйди из машины.
Выхожу. Осматриваюсь. Описываю место, где мы остановились.
– Ждите. Сейчас за тобой приедут. Ты поедешь дальше по объектам, а Витю отвезут домой.
– А в чём дело, Валентина Дмитриевна?
– У Вити сын умер. Час назад. Мне вот только его жена позвонила. Так что, сама понимаешь…
Звонок окончен. Прячу мобильник в карман, натыкаясь на остатки семечек. Достаю. Высыпаю в траву. Сажусь в машину.
Виктор смотрит на меня. Смотрит, но не ждёт утешения, соболезнования, и я вдруг понимаю, что должна сказать.
– Ты прав. Семечки гнилые. Я их выбросила.
Не отводя глаз, он берёт мою руку и крепко сжимает.