Глава 33. Англия при Чарльзе Первом часть 5

События разворачивались таким образом, когда армия, с намерением распустить Парламент, двинулась на Лондон.

Парламент, ничуть не испугавшись, возглавляемый отважным ХОЛЛИСОМ, решил, что уступки Короля - достаточная основа для установления мира в Королевстве, проголосовал за это решение.

ПОЛКОВНИК РИЧ и ПОЛКОВНИК ПРАЙД вскоре прибыли к зданию Парламента с отрядами пеших и конных солдат. Стоя в холле, Полковник Прайд предъявил мандат со списком лиц, особенно ненавистных в армии, сообщив, что они арестованы и требовал их немедленной выдачи.

Этот мандат потом в народе прозвали "слабительной настойкой Прайда".

В то время Кромвель со своими войсками находился на Севере, но когда он вернулся и узнал о произошедших событиях, то полностью их одобрил.

Арестовав одних и выслав других членов Парламента, оставили только 50 человек. Тем не менее, сохранившие свои кресла парламентарии, немедленно приняли указ, по которому Король, объявивший войну собственному народу, обвинялся в государственной измене. И направили этот указ на утверждение в Палату Лордов, которая также претерпела сокращение - до 16 человек, и отклонила его.

Тогда Палата Общин издала собственный Указ, по которому объявляла себя главной властью в стране.

Из соображений безопасности Короля доставили в местечко Херст Касл, где он поселился в уединенном домике, на вершине скалы у моря. Оттуда была единственная труднопроходимая дорога длинной 2 мили вдоль побережья Хэмпшира.

Вскоре Короля вновь перевезли - в Виндзор, где с ним весьма нелюбезно обращались и даже не позволили оставить прислугу, так что Королю некому было прислуживать за столом.

Но и там он не задержался, и его перевезли во Дворец Сэн Джеймс, в Лондон, и там уже сообщили, что судебный процесс начнется на следующий день.

Председателем суда назначили ДЖОНА БРЭДШОУ, военного юриста. Место заседания - Вестминстер Холл.

Наверху в бархатном кресле восседал Председатель в шляпе, украшенной железными пластинами (для безопасности), а на скамейках, в стороне расположились члены Суда - в таких же шляпах. Кресло Короля, покрытое бархатной тканью, стояло напротив Председателя. Все ждали обвиняемого.

Короля доставили из Уайтхолла и на лодке привезли в суд. Войдя в зал, он пристально посмотрел на Председателя, потом его взгляд скользил по лицам многочисленных зрителей,- окинув взором всех собравшихся, он сел.

Во время чтения "Обвинительного Акта против Чарльза Стюарта, обвиняемого в государственной измене"  Король несколько раз грустно улыбался и в конце полностью отверг все обвинения.

Он также заметил, что Суд без представителей Палаты Лордов недействителен. Еще он подчеркнул, что нужно присутствие Короля на королевском месте, а оно пустует.

Однако Брэдшоу ответил, что Суд вполне доволен таким представительством, которое по воле Божией и в интересах Королевства. И перенес заседание на следующий понедельник.

В понедельник Суд возобновил заседание, которое затянулось на неделю. Когда в субботу Король шел в Суд, солдаты и прочие зеваки кричали ему вслед: "Требуем справедливости!" и "Казнить Короля!"

В тот день Председатель Брэдшоу, точно султан, восседавший не в алой, а в черной мантии, торжественным голосом вынес смертный приговор Королю.

Покидая зал, Король шел по проходу, и один солдат с сочувствием обратился к нему: "Да хранит вас Бог!" И тотчас получил сильный удар от старшего офицера. Тогда, обернувшись, Король заметил, что в данном случае мера наказания превышает меру вины.

Во время суда серебряный набалдашник его трости откололся, когда он на нее опирался, и Король воспринял это как недобрый знак - он сказал себе, что скоро также слетит и его голова. И поэтому спокойно воспринял страшный приговор и был рад, когда все наконец закончилось.

Вернувшись в Уайт Холл, он направил послание в Палату Общин, с просьбой разрешить ему перед смертью встретиться с милыми детьми. Ему предоставили возможность прощального свидания, и в понедельник в Сэн Джеймсе он обнимал любимых детей - Принцессу Елизавету (13 лет) и Герцога Глочестера (9 лет).

И присутствующие отмечали невероятную нежность и грусть этой сцены, когда Король прижимал и ласкал своих детей и передал нежные записки их матери (которая совершенно  их не заслуживала, так как давно завела себе любовника, за которого вскоре вышла замуж).

На прощание Король заверил детей, что умирает "за справедливость и свободу своей страны", - вынуждена не согласиться с ним, но, видно, сам он серьезно верил в это.

В тот же день из Голландии прибыли посланники и вступались за несчастного Короля, которого, вероятно, и вам хотелось бы спасти? Также Принц Уэльский обращался в письме, умоляя, как наследник трона, сохранить жизнь отцу. И даже соглашался принять любые условия Парламента. И, несмотря ни на что, Королева написала прошение тоже.

Однако, всем им было отказало, указ о смертной казни издан и подписан. И есть свидетельство, будто Оливер Кромвель, подходя к столу, чтобы подписать, махнул пером и испачкал чернилами лицо стоявшего рядом комиссара. И когда настала очередь этому комиссару ставить подпись, он сделал такой же жест, запятнав лицо Оливера Кромвеля.

В ночь перед казнью Король крепко спал, не тревожась о том, что это его последняя ночь на земле. За два часа до рассвета 13 января он встал, самостоятельно и тщательно оделся, предусмотрительно надев две сорочки, чтобы не продрогнуть, тщательно уложил волосы и приготовился к неизбежному.

Приказ доставили три офицера - ПОЛКОВНИК ХЭКЕР, ПОЛКИВНИК ХАНКС И ПОЛКОВНИК ФАЙЕР. В 10 часов утра первый из них постучал в дверь и сообщил, что пора ехать в Уайтхолл.

Король, как всегда,повелительным тоном отдал приказ охране "Шагом марш!" и сам,стремительным шагом быстро прошел через Парк. В Уайтхолле ему приготовили завтрак в личных покоях. Но после таинства Причастия он более не прикасался к пище. Однако, когда часы пробили полдень (так долго длилась подготовка эшафота), он все же, по совету ЕПИСКОПА ДЖЭКСОНА, сопровождавшего его, поел немного хлеба и выпил бокал вина.

Вскоре явился Полковник Хэкер с бумагой в руке и вызвал Чарльза Стюарта.

Проходя по длинной галерее Уайтхолла, которая всегда такая шумная, освещенная и многолюдная,- Король шел в абсолютном безмолвии и, подойдя к центральному окну Банкетного зала, посмотрел на площадь, где уже был готов эшафот, обитый черной тканью, а на нем два палача в черных одеждах и масках.

Спустившись, он прошел к месту казни и остановился перед собравшимися. Король пристально оглядел солдат - пеших и конных, плотные притихшие ряды зрителей, которые заполнили всю площадку перед эшафотом,- все они смотрели на него снизу вверх, неподвижные и напряженные.

Он посмотрел на старинный дворец Сэн Джеймс, и потом с недоумением его взгляд остановился на плахе. Казалось, он не понимал, почему она такая низкая, и невольно спросил: "Неужели нельзя было найти место повыше?"

Король обратился к собравшимся с последней речью и сказал, что на самом деле не он развязал эту войну, а Парламент. Однако он не винит членов Парламента, потому что они сами оказались грозными инструментами в руках другой темной силы.

"В некотором смысле,- добавил Король- я страдаю по справедливости, потому что в свое время допустил несправедливость к другому человеку". И здесь он явно намекал на участь Герцога Страффорда.

Он сказал, что умирать не страшно и, как только кто-то взялся за топор во время его речи, он внезапно осекся и выкликнул: "Да будет топор быстрым! Да будет топор быстрым!" И - Полковнику Хэкеру: "Позаботься, чтобы я не почувствовал боли". И - палачу: "Позволь прочесть короткую молитву".

Епископ произнес прощальную проповедь, в которой говорилось, что "ему пришлось пройти последний стадий в этом бренном мире, который был неспокойный и опасный, но Бог выводит его на широкий путь, ведущий от земного мира к небесному".

Снимая плащ и отдавая украшение епископу, Король произнес одно слово: "Помните!" И, опустившись на колени, положил голову на плаху, приподняв волосы над белой шапочкой, со словами "Милостивый Боже на моей стороне!" И протянул руки вперед - в знак готовности к удару, и в тот же миг был убит.

Единый вселенский вздох пронесся над толпой собравшихся граждан и солдат, которые стояли или сидели на лошадях, точно каменные изваяния. Неожиданно картина изменилась, все заволновалось, пришло в стремительное движение, и вскоре площадь опустела и снова воцарилась тишина.

Таким образом, на 49 году жизни, подобно Стрэффорду, на эшафоте пресеклись дни Короля Чарльза Первого.

При всем сочувствии к нему  не могу согласиться, будто он принял смерть, как мученик. Ибо он превращал граждан своей страны в мучеников в течение долгих лет. Однако, как дурной судья, видел только одного "мученика" - Герцога Бэкингема.