Красивая история

    Долго мчавший напрямую поезд неожиданно вошёл в затяжной крутой поворот, и, ребят,  резавшихся в дурака за купейным столиком, начало  тяжело заваливать в сторону окна. Этим для своей коронной шутки тут же воспользовался большой балагур   Витька Литоха, бросивший карты на пол и буквально влипший в соседку Ольгу:
 
  - Ой, мамочки, трандец мне! Спасите-помогите! Я вам пригожусь! Буду всех слушаться и без троек закончу четверть!..
   
    При этом он успел основательно облапать девчонку, пробежавшись по всем её  «взрослеющим местам», и та на исходе виража, как только  выровнялась, резко ткнула одноклассника кулаком в лоб:

    - Юморист нашёлся! Гляди, как бы из школы за плохое поведение  не выгнали!

    - Ну, мы, это… Не боись! Исправимся, если комсомол призывает! - заверил её Литоха и  взял колоду.- Что ж мы - совсем пропащие, что ли?

  Продолжать игру,  однако, уже никто не хотел. И Витька щипнул Ольгу за бедро:

    - Спорим? Сейчас твоя подруга озвучит, что устала и полезет на  полку умные книжки читать!

    Кто-то хихикнул, и все посмотрели на Люсю Земзюлькину. А та, до тех пор не знавшая, чем заняться далее, в самом деле ощутила потребность поваляться, и, поблагодарив Литоху за совет, забралась на «второй этаж».
 
    - Семечки на головы нам только не плюй! А то мы вас, отличников, знаем! - сказал весьма довольный своим пророчеством Витька и, помедлив, добавил для всей компании. - А теперь вслед за Люсей взмоет на лежанку наш Васыль! Ну, вы меня хоть зарежьте, хоть кастрируйте, если будет не так!
 
    - Дурак ты, Литоха! - огрызнулся Васька Гарбарь. – И дети у тебя будут дурными!

    Он отвернулся от находившихся в купе и стал думать  абы о чём, лишь бы не вспылить. И не заметил, как поднялся, скинул тапки и под приглушенные смешки друзей взобрался на боковую полку – голова к голове с Земзюлькиной. Сияющий Витька пару минут давился беззвучным смехом, поддерживая якобы лопающийся живот и толкая локтем Ольгу, потом опять принялся острить:

    - Люсь, а Люсь? Ты бы подвинулась! Так  мысли нашего Ромео о тебе ещё ближе будут к тебе!

    Васька ничего не ответил на эту и на последующие колкости Литохи. Потому что уже к ним привык, и потому что только молчанием можно остановить Витькино  чудачество. Что вскоре и произошло, и в  отделении  воцарилась тишина, равномерно отбиваемая мелодичным перестуком железных  колёс.

    Он лежал на правом боку и смотрел на Люсю. Ничего из  перебранки подростков, как ему показалось, не услышавшую - очень уж спокойно и сосредоточенно читала девочка  толстый детектив, методично перелистывая его страницы.

    Наверху от окна тянуло холодом, и Земзюлькина прикрылась одеялом, оставив Ваське совсем уж мало себя для обзора.  Но – оставила! И мальчишка был  уверен - девочка знает, что он её разглядывает. Каждую её пядь, каждый её квадратный сантиметр, каждую точку! И  всласть пользовался этой Люсиной  добротой. И ему стало очень тепло от  визуального путешествия по Земзюлькиной!
 
    Мягкие льняные волосы до плеч, кругленькое лицо, острый носик и голубые глаза невысокой Люси свели Ваську с ума уже на перроне, и он затем с великой радостью обнаружил, что судьба иногда бывает к нему благосклонной - им выпало непосредственное соседство  по отсеку. А сейчас, вот, лежал и жадно любовался своей милой соседкой. Которая не то читала, не то откровенно подставлялась ему,  периодически откидывая казённое одеяло и распахивая-запахивая полы махрового халатика…

        …Они оказались в этом вагоне на зимних каникулах. Туристический поезд ставропольских школьников четырнадцать дней  колесил по  Украине, Белоруссии, Прибалтике, северу России. По всем меркам удивительное путешествие! Днём - музеи, выставки, экскурсии, ночью -  сон под стук колёс и передвижение в очередной  пункт турне. А вечером…
 
         Многие сполна использовали представившийся им шанс посамовольничать, постоять за себя и подрасти в своём представлении на несколько ступенек. Кто затевал шуры-муры, кто плёл интриги, кто упражнялся в искусстве долгих бесед и коротких перепалок, кто выяснял отношения и на словах, и на  кулаках, кто учился курить и ругаться…

    Тех, кто вёл себя очень уж безукоризненно, соответствующе  правилам поведения в школе, было очень мало. Подавляющее большинство выжимало из ситуации всё мыслимое и немыслимое. По утрам «оно» просыпалось в самый что ни на есть последний момент и понуро стояло в туалетных очередях с помятыми физиономиями, на завтрак обычно не поспевало, отсыпалось в автобусах по пути на туристический объект или вообще не «выдвигалось»  ни на какую «культурно-историческую променаду*», ссылаясь то на болезнь, то на что другое.

*Променад – прогулка в переводе с французского. Прим. автора

    Их железнодорожный состав из зимнего, но абсолютно бесснежного Ставрополя отправился тридцать первого декабря, а часа за полтора до Нового года Ваську и Люсю «назначили» Дедом Морозом и Снегурочкой. Всего поезда! Девочка согласилась сразу  - девочка же, актриса! Плюс школьный комсорг - такие всегда впереди! А он, не имевший никаких актёрских способностей, стеснительный по природе, повёлся на предложение  только потому, что втюрился  в Люсю и надеялся как-нибудь объясниться ей в любви. Или просто всласть  пообщаться, побыть с нею вдвоём без общественного пригляда.
 
    Планы, мысли, надежды кружились в воздухе и бодрили. Но с ними «на задание» пошли двое учителей из краевого центра, спешившие вернуться в своё купе и отметить  праздник с коллегами. Они недвусмысленно проинструктировали ребят, чтобы те не особенно заморачивались с поздравлениями – быстрее, быстрее, быстрее! И потому сказочные Старик и его Внучка выполняли поручение руководства поезда по-шустрому,  сокращая и сокращая свои речи и прибаутки. А под конец поздравляли сверстников едва ли не на бегу, правдами и неправдами увиливая от недовольных «малышей», замечавших халяву ровесников и требовавших полной программы. 
    Учителя гнули своё и выдержали нужный им темп. Но Васька всё же получил желаемое. И даже сверх того! Особенно, когда соприкасался с Люсей - то  она за него схватится, то он её приобнимет, то на какой-нибудь рельсовой неровности в тесноте  коридора они оба влипнут друг в друга! В шпаковском вагоне  с Деда Мороза едва не сняли шубу, и Снегурочка в тамбуре затем активно поправляла её, прошлась  своими горячими ладошками по его голой груди, по животу и  рёбрам. 
Васька  боялся щекотки, но едва не умер от иных ощущений. И был готов поздравлять шпаковских «хулиганов» снова и снова.

        В свой «кубрик» Дед Мороз и Снегурочка успели к последнему стакану шампанского. Люся пригубила вино, а Васька не пил спиртного и передал его кому-то из компании. Потом забрался на полку и сверху «дывился»  на от души празднующих Новый год.

    Все они учились вместе. За исключением Земзюлькиной, жившей в недалёком от Привольного посёлке. Её однокашницы располагались в следующем отсеке, а ей досталось место на границе двух школ, вроде как. На радость Гарбарю и в его волнительное томление.

    Васькино настроение поднялось гораздо выше крыши летящего в ночи поезда, а позиция не участника, а наблюдателя застолья его вполне устраивала. Похоже, и Люся ни на секунду о нём не забывала, частенько поднимала голову и пристально глядела ему в глаза. А потом взяла со столика шоколадную конфету и к великому неудовольствию Литохи вскарабкалась на свою лежанку:

    - Вась, а ты чего не с нами?

        - Ну, это ты так считаешь, - ответил он. – В действительности,  я  - с вами! На все сто!

    - Но тогда скажи мне что-нибудь!

    - Например?

    - Ох, не прикидывайся незнайкой, Вась! По существу скажи!

    В тот миг их мысли сошлись так близко и так переплелись, что Васька  едва не онемел. Ещё недавно он мечтал о том, что откроется Люсе в своих чувствах при первой же возможности, а тут растерялся и замолчал.

    - Ты не заика, случаем? - спросила девочка. - Хотя Деда Мороза вроде бы неплохо вообще играл! Или как?

    Она потянулась к Ваське, чтобы назидательно потрепать его за волосы, а тот  перехватил Люсину  руку. И какое-то время держал её в своей, чувствуя, как по всему телу бегут необыкновенные тёплые волны.
 
        Не способный совладать с собой, он попробовал разъединиться, но теперь этому воспротивилась Люся. Сцепившись пальцами, гладя их и подавливая, они на несколько секунд (или минут?) отрешились от всего мира.

    - Люся, а почему надо обязательно что-то говорить? Неужели и так не видно? - спросил Васька.

    - Ну, так положено между людьми! – ответила девочка.

    - Кем положено?

    - Да  не знаю кем! Всеми, наверное! Мы ж не животные!

    - А давай я тебе тогда колыбельную спою! - вырвалось у мальчишки полушутливое предложение, но так раскрепощённо далее продолжить он не смог.
 Мысли текли и текли, а язык как отнялся. Как будто прирос  к нёбу или свернулся в трубочку. Васька ласкал Люсину руку, глядел на девочку откровенно влюблёнными глазами, и ему казалось, что и Люсе так же хорошо лежать рядом, держась друг за друга, и молчать, наслаждаясь близостью очень волнующего тебя человека.
 
    Но он ошибся. Она неожиданно помрачнела, зыркнула на него колючкой и, вырвавшись,  укрылась одеялом. И заснула. А Васька почти до рассвета смотрел то на неё, то в окно, если там  встречался поезд или проплывала освещённая станция… 
      
    …Две недели пролетели незаметно. До возвращения в Ставрополь остаётся всего ничего, и Васька с Люсей вновь лежат на  своих полках. И каждый  «сопит» сам себе.
 
         Во всех отсеках  непривычное безмолвие. «Молодёжь» устала от длительной совместной поездки без перегородок и у всех на виду. Даже Литоха, приплёвшись с перекура, неподвижно сидит, уставившись в полотенце, накинутое на занавеску, и не пытается никого затронуть.
 
    Васька же, как всегда, любуется Люсей и сожалеет, что их отношения так и не сложились. До глубины души сожалеет об этом и путанно, кочкообразно пытается проанализировать  упущенное, осознавая, что его уже не наверстать.
Собственно, анализа никакого нет. Просто  воспоминания, пережёвывание и смакование каких-то эпизодов.
 
    После  новогодней заминки  он, конечно же, сообразил, что Люся ждёт от него элементарного признания в любви. Пылкого или сухого, громкого или не очень, но обязательно – признания. И он и собирался поступить так, как хотела  девочка.  Он ей ведь тоже понравился! Она этого и не скрывала.

    Но он хотел объясниться с Люсей красиво и не спеша, а такой возможности несколько дней не представлялось! Поначалу Васька по этому поводу никакой тревоги не бил – всё ещё впереди, но затем стал ловить себя на мысли, что так может и вообще не успеть, и стал буквально караулить свой счастливый случай. Вместо того чтобы просто подойти к Люсе и прямо ей сказать: «Отойдём, мол, в сторонку»…   
 Он хотел ей признаться в любви экспромтом! Как бы невзначай! На лету, на бегу! И обязательно - тет а тет*. А в поезде рта не успеешь открыть, как кто-то третий-пятый-седьмой уже трётся о тебя и пытается послушать, что ты там шепчешь.
               
               
        *Один на один (франц.). Прим. автора

    Их вагон получился ну очень разношерстным - от шестиклассников до выпускников, отличники и троечники, молчуны и балагуры, но в целом этот дом на колёсах представлял собой единый улей, где все жужжат в общем направлении. И  громче других в этом хоре слышались любовные нотки.
 
    Основательно подогревал атмосферу взросления  ежедневно курсирующий по поезду  безымянный штатный певец, аккомпанирующий себе на аккордеоне. Лет этак под тридцать. Добросовестно и всегда с настроением отрабатывавший свой кусок хлеба.
 
        Он всегда исполнял  одну и ту же песню, и та очень запала в Васькином сердце. Как и в сердцах остальных юных путешественников:

                Если вдруг любовь проходит мимо,
                Ты любовь обратно не зови.
                Что нам остаётся от любимых?
                Что нам остаётся от любви?

                Остаётся что-то непонятное,
                Отчего кружится голова.
                Остаются старые приятели,
                Остаются нежные слова.
                Остаются телеграммы срочные
                Или телефонные счета,
                Остаётся в доме одиночество,
                Остаётся в сердце пустота…

    Скорее всего, белобрысый дядечка везде пел только эту песню. Вдобавок ко всему её в его же исполнении крутили по несколько раз в день по радио, и она фактически стала гимном турпоезда. И для школьников, и для «пасущих» их учителей. Которым  поднадоели обязательные «Взвейтесь кострами, синие ночи!». Ангелина Ивановна - так та, словно в ресторане, постоянно просила певца повторить песню и посидеть с ними в купе!

    А у Васьки так и не получилось объясниться Люсе. Он постоянно сомневался, тушевался, тормозил, опаздывал… А потом и вовсе закомплексовал. В её присутствии  не мог участвовать даже в пустопорожней  болтовне шатии-братии и лишь глазел на Люсю в порыве чувств. А она  назло ему стала активно шушукаться с пацанами и показывать, как ей с ними весело и интересно, а Гарбаря - игнорировать.

    Только в Ленинграде, где поезд стоял двое суток,  Ваську прорвало, и он, сфотографировав Люсю с подружками на фоне привокзального канала, «изъял» её у девчонок  и взмолился:

    - Неужели ты не видишь, как я отношусь к тебе?

  - Как? - спросила Земзюлькина.

    - Ну, вот так! Ты же не слепая!

    - Да не страдаю пока! Но ты, Вася, неправильно себя ведёшь!

    - А как правильно?

    - Разговаривать надо! Объяснять своё состояние, шутить, вопросы задавать, отвечать на них, айкать, ойкать, охать, в конце-концов! Ну, не будь ты букой, Гарбарь!

  - Люся, я тебе потом всё скажу! Дай попривыкнуться!

    - Да нет, Вася, мне сейчас нужно! Я как представлю нашу пару в твоём толковании! Томно смотрим друг на друга и часами молчим… Так тошно становится, извини меня… Разговаривать надо, без слов лишь карикатуры рисуют! -  изрекла Люся и ушла.
 
    А Васька присоединился к друзьям,  затеявшим хоккей на заснеженном перроне. Бегал и водился  азартно, остервенело, чтобы вычеркнуть любимую Снегурочку из головы. В итоге в нуль разбил  дефицитную фирменную клюшку, купленную для дома, порвал пальто,  получил приличную ссадину на щеке и на час-другой забылся в этом увлечении.

    Но  страсть к Люсе воспылала у него опять, лишь они вернулись к себе. И он вновь смотрит на неё и едва не плачет. Он ведь сегодня мог ей всё сказать! И даже больше, чем ждала от него Земзюлькина!
 
        «Ну, задержалась бы, милая, на секунду, не пылила бы и на галоп не срывалась! И шутили бы, и веселились! Не скучно было бы!» - думает он в такт плавному покачиванию поезда.
 
    При очередном перевороте с боку на бок Люся очень уж круто складывает подушку, и в поле Васькиного зрения остаётся только её макушка с завернувшейся волной до боли притягательных волос. Ему  очень  хочется погладить их, уткнуться в них носом и  жадно вдыхать и вдыхать её запах. Который он никогда не забудет, с которым сроднился, которым пропитал всю свою душу и который надеется  хранить в себе долго. Всегда…

    Близость любимой девочки пьянит и будоражит Ваську, заставляет его фантазировать и мечтать. А поезд тяжело уносит их в последнюю совместную ночь туристическо-железнодорожной жизни…

                В качестве послесловия
                Общество зелёных тараканов
               
       …Через шестнадцать часов заметно возмужавшие школьники покинут свой длинный дом на колёсах и вернутся в отчие гнёзда, где займутся очень уж обыденными детскими занятиями. И рядом с ними полно будет сверстников, не дающих им скучать и хандрить.
 
        А через четверть века Ваське Гарбарю случайно скажут, что его Люся живёт в пятидесяти километрах от него и  что она тоже разведена. И он поедет к ней, с третьей попытки застанет её на работе и, памятуя, как та «сухому» общению предпочитала разудалый трёп, зайдёт к ней в кабинет и разыграет премилую сцену. Прикинувшись представителем организации, выдвинувшей своего кандидата на пост их мэра. Люся,  уже   большой по местным масштабам начальник, клюнет, и они минут пять будут обсуждать ситуацию в её городе.

        До тех пор, пока Васька  не назовёт организацию, представляемую им  – «Общество зелёных тараканов». И тогда она поймёт, что здесь что-то не так, а Гарбарь задаст ей прямой вопрос:

    - Люся, ты меня что - не помнишь?

        И та, замерев на какие-то секунды и неимоверно быстро промчавшись по  лабиринтам своей памяти, переспросит:

                Если вдруг любовь проходит мимо,
                Ты любовь обратно не зови?
                Что нам остаётся от любимых?
                Что нам остаётся от любви?

- Ну да! – с радостью воскликнет Васька. И продолжит:

                Остаются тысячи неспрошенных
                «Почему», «зачем» и «отчего»,
                Остаётся, в общем-то,хорошее,
                Хоть не остаётся ничего!
                Остаётся в напряжённой памяти
                След от прежней мелочи любой,
                Остаётся, взявшаяся намертво,
                Где-то в сердце прежняя любовь!

          К сожалению, Люся не помнила никаких подробностей их взаимоотношений в поезде. Кроме сцепившихся рук. Но их взрослый роман начнётся в меру возраста  бурно, они  с азартом о многом расскажут друг другу и, как «рекомендовала» когда-то Люся Ваське в Ленинграде, будут шутковать и вопросы задавать, отвечать на них, айкать и ойкать…  И он прямо ей скажет: «Люблю!».

          У них весьма схожими окажутся судьбы - женились с разницей в неделю, развелись с разницей в полгода. А в школе изучали не немецкий или английский языки, как все, а  французский - как некоторые…

          Они соединят свои судьбы и будут дорожить друг другом. И лишь через несколько лет совместной жизни Люся признается Ваське, что она – совсем не та Люся. Что  действительно ездила с ним в то школьное турне, но располагалась в соседнем  отсеке. И оттуда с интересом наблюдала Васькин роман со своею тёзкой-землячкой. Но их история ей очень понравилась. Красивая история…

          Гарбарь опешил, услышав всё это, обозвал жену настоящим членом «Общества зелёных тараканов», переименовал её в Нюсю, а потом остыл. Ему продолжение той детской истории тоже понравилось…