На тонком льду

- Витька, на лёд пошли! – раздался за воротами звонкий голос друга Васьки.
Витька убирал в хлеву, но тотчас выскочил:
- Что, пруд замёрз уже?
Его недоверие  было понятным: зима в этом году подзадержалась, уже декабрь на дворе, а настоящих морозов ещё не было.
- А как же!– кричит Васька.– Там уже многие катаются,– показывает рукой он в сторону пруда, излюбленного места ребятни и молодёжи для купания летом и катания зимой.
Пруд этот занимал в жизни села значительное место. Пруд был старый, ещё до революции построенный силами всей деревни. Тянулся он с километр, а то и более, но со временем заилился, стал мелководным и почти весь покрылся дремучими зарослями тростникового камыша. Свободной воды от дамбы до камышей метров пятьдесят. Много дичи водилось в камышах: дикие утки и лысухи находили обильный корм, на них охотились лисы, водились и ондатры. Сколько этой живности расплодилось в камышах, никто и не знал. Её было много. Осенью охотникам здесь щедро перепадало.
Витька размашисто шагает рядом с Васькой. На плече у него висят самодельные коньки, сделанные из гусиных бедренных косточек. И вся-то недолга: проделать дырочки в утолщениях костей и вдеть бечёвку, чтобы привязывать коньки к обуви. Коньки скользят очень легко, не вгрызаются в лёд. Но ездить на них можно только с помощью палки, в торец которой вделан гвоздь. Витька этот атрибут не забыл и несёт его в правой руке. Кататься на костяных коньках он наловчился здорово, и может не отставать даже от тех, кто катается на  «Снегурочках».
У Васьки коньки тоже самодельные – из треугольных деревянных чурок. По нижнему ребру у них вместо лезвия проходит расплющенная проволока. Коньки тоже имеют дырочки для бечёвок – надёжная штука. И ездить на виражах на них лучше, чем на косточках. Для разгона на косточках нужно палку втыкать в лёд перед собой и отталкиваться, пропуская её между ног. А на повороте нужно втыкать палку сбоку от себя и работать корпусом, иначе улетишь на берег или в камыши.
Но вот и пруд. Здесь уже вовсю катается ребятня и молодёжь. Редко у кого «Снегурочки», их не достать. Почти у всех коньки-самоделки.
Мороз стоял всего одну ночь, и лёд тонким слоем прихватил всю поверхность пруда. У берега, на мелкоте, он покрепче, и здесь можно кататься свободно. Главное, не собираться в кучи: лёд тут же начинает прогибаться и угрожающе трещать.
На середине пруда и вдоль камышей лёд тоньше. Сквозь него хорошо видна тёмная вода и дно всё в водорослях. Редко какой смельчак решается пробежаться вдоль камышей, там мелко, воды по пояс. А на середину пруда пока никто не отваживается заезжать: там с головой можно уйти под воду. Смотреть на этих смельчаков дух захватывает: так и видно, как под ними лёд прогибается, а по нему змейками трещины бегут. Тут чуть задержишься и провалишься под лёд, как пить дать.
Витька привязал коньки к своим кирзовым сапогам и быстро заскользил вдоль берега, отталкиваясь ото льда палкой с гвоздём. На пруду было ребят десять – места много для всех, чтобы не кататься близко друг к другу. Когда навстречу ему кто-нибудь проезжал мимо, в груди всё сладко замирало от ощущения, как лёд уходит из под ног. Но вот разминулись, и всё в порядке. Здорово!
Витька огляделся и заметил, что Васька уже скользит на своих деревяшках вдоль камыша: он лёгкий, что ему стоит! Но эластичный лёд мягким ковром всё равно прогибался под ним и кое-где давал трещины.
«Отчаянный какой!»– с завистью подумал Витька. Куда ему на своих косточках, да и тяжелее он Васьки. А тут ещё и ребята начали подсмеиваться над ним, что, мол, этот кабанчик лёд проткнёт палкой и провалится. Упругие щёки Витьки вспыхнули.
Насупившись и засопев от обиды, он решительно направился к камышам.
- Куда, блажной, на косточках ползёшь!– заорали за его спиной ребята постарше.– Провалишься, дурень!
 Но Витька, упиваясь собственной отвагой, ещё быстрее заскользил к камышам и вдоль них. Езда по тонкому льду захватила его: как магнитом тянет к себе игра с опасностью. Теперь, даже если бы он и захотел вернуться, было слишком поздно, так как любая, даже самая короткая задержка, закончится для него весьма печально.
Справа мелькали камыши, слева вдоль берега, Витка видел это боковым зрением, замерли парни и мальчишки. Под ногами мелькало темно-зелёное дно, видное через совершенно прозрачный лёд. Только успел он подумать, что здесь совсем неглубоко и до берега недалеко, как почувствовал, что правый конёк на что-то наехал. Нога подвернулась, Витька упал и тут же провалился по пояс. На берегу вскрикнули и зашумели. Сразу же стало очень холодно. Витька пытался вылезти на лёд, но тот проваливался под коленкой. Оставалось добираться до берега по мелководью – вдоль камыша метров двадцать будет. Витька разбивал лёд, опираясь палкой и надавливая телом, иногда наступал коленкой, а то и просто бил по нему голыми руками, если трещина перед этим уходила далеко вперёд.
Пока добрался до берега, совсем окоченел. На него сочувственно смотрели. Было стыдно. Васька быстро и ловко развязал бечёвки, пока те не замерзли, и снял Витькины коньки.
- Беги домой, дурило!– прикрикнул на него Миша, старший из ребят.– А то замёрзнешь ещё тут, ледокол.
Вместе с Васькой Витька побежал вприпрыжку, чтобы хоть как-то согреться. Он быстро выбился из сил, так как устал, пока пробивался к берегу во льду. Пока добрался домой – там и ходьбы минут десять было, одежда на нём стала колом.
Когда мать увидела его во дворе скрюченного и оледенелого, с посиневшими губами и щёлкающими челюстями,– ахнула, заметалась, запричитала. Быстрее затащила в дом, кое-как стянула с него замерзшие сапоги и одежду. Ног Витька не чувствовал. Мать метнулась во двор и наскребла в таз немного снега – его почти не было. Присев перед Витькой, она начала изо всех сил растирать ему бёдра, коленки, икры и ступни, потом взялась и за поясницу. Витька испытывал странное чувство, когда холодно и горячо одновременно.
- Боже мой, и где тебя только носит!– испуганно и рассерженно причитала мать, не переставая растирать Витьку.– Все дети как дети, а этому всюду надо соваться. И пришло же на ум – по такому тонкому льду кататься. Я тебе покатаю, уж так покатаю – погоди у меня! Ну, ещё не болит здесь?– спросила она, растирая лодыжки.
- Нет,– только и буркнул Витька. И тут же почувствовал, как ноги начали нестерпимо болеть: внутри мышц как будто ёжики кололи. Витька орал от любого прикосновения матери, а та, обрадованная, утроила свои старания. Боль постепенно отпускала. Мама насухо вытерла его своим шерстяным платком и растёрла тройным одеколоном, одела как можно теплей и закутала в толстое ватное одеяло.
Вечером пришёл отец с работы. Витька лежал под одеялом в тёплом свитере, шерстяных носках и спортивных брюках с начёсом. Родители поставили ему жгучие горчичники сначала на спину, а потом на грудь, и держали, сколько он мог вытерпеть. Витку начала разбирать слабость, но его заставили выпить липового чаю с майским мёдом. К этому времени в доме было жарко натоплено – отец постарался. Витька лежал и потел – выгонял из себя простуду. Отец посмотрел на его усталое, потное лицо, вытер платком лоб и щёки, вздохнул и за весь вечер впервые укоризненно покачал головой:
- Витька, Витька!..
От стыда и от пережитого Витька вскоре уснул.
И он ни капельки не заболел, даже обидно было в школу идти наутро.

ноябрь 1982 г., с. Михайловка