Татьяна и Призраки

NB! Данное произведение содержит в себе откровенные сцены и не предназначено для лиц младше 18 лет.


Татьяна и Призраки


Этот дом был не лучше, чем предыдущие. Новостройка, спальный район, неподалёку стояли старые пятиэтажки, населённые преимущественно пенсионерами и рабочим классом. Всего три дома в жилом комплексе, огороженные забором, который мог бы перелезть любой хулиган. Эти дома смотрелись неестественно: модный скандинавский дизайн, синие стены из стекла и металла с широкими панорамными окнами, доходящими почти до пола. Спасало их то, что эти дома были отделены широкой дорогой от остального жилого массива. Посмотрев дома в других районах, Татьяна решила остановиться на этом варианте, и теперь небольшая однушка на пятом этаже этой девятиэтажки должна была стать её домом.

Прошло уже полгода с тех пор, как она подписала все документы и закончила проходить бюрократический бег с препятствиями из формальностей. Дом сдали всего три месяца назад, и он продолжал неторопливо и постепенно заселяться. Дом напротив был ещё пустым. Казалось бы, у него вот-вот уже должны были появится жильцы, но это “вот-вот” тянулось уже второй месяц. Тане это даже чем-то нравилось. Например, она не обременяла себя покупкой штор и спокойно могла выйти из душа в чём мать родила, пройти в комнату, полюбоваться на своё стройное отражение в ростовом зеркале, и только потом начать неторопливо одеваться. Каждый раз, впрочем, она выглядывала в окно и какое-то время разглядывала пустые окна дома напротив - не появится ли свет или человеческая фигура в одном из них?

Татьяна была девушкой серьёзной и образованной, и, как и каждая серьёзная образованная девушка, она не верила в гороскопы, но с удовольствием их читала время от времени. Она не верила ни в какие религии, ни в колесо Сансары или реинкарнацию, что не мешало ей рассуждать о карме, сидя с подружками в кафе или пытаться гадать на картах. Словом, мир потустороннего не был для неё чем-то обыденным, но и совершенно незнакомым его тоже назвать нельзя было.

В тот вечер она собиралась встретиться с Лизой, подругой, с которой была знакома ещё со времён учёбы в университете. За несколько лет после выпуска много чего произошло. Татьяна получила ещё один диплом и стала востребованным специалистом в своей области, а Елизавета уехала в столицу, где успешно сделала карьеру, попутно выйдя замуж. Но в какой-то момент ей захотелось посетить родной город, повидаться со старыми друзьями и заодно отдохнуть от суетной столичной  жизни и ежедневных домашних скандалов. Татьяна же была одна. Конечно, в её жизни были мужчины, но все они писались с маленькой буквы “м”, и были гораздо скучнее, чем женатые, овдовевшие, постаревшие или уже умершие писатели, с произведениями которых Таня коротала вечера. Любовь к литературе, казалось, играла с ней злую шутку, и она была готова каждый вечер влюбляться в никогда не существовавших персонажей, при этом не замечая робких ухаживаний за ней со стороны коллеги.

Татьяна считала себя девушкой традиционных взглядов, но, зная подругу и собственную тайную страсть к приключениям, на всякий случай решила надеть на встречу лучшее бельё. Она любовно разложила комплект из полупрозрачных чёрных трусиков, лёгкого бюстгальтера и чулок на свою широкую кровать и ушла в душ. Пахнущая фруктами, она вышла из душа как всегда с одним лишь полотенцем на голове, прошла в комнату и посмотрела в окно.

Дом напротив смотрел на неё мёртвыми глазами пустых окон, как обычно говорят в таких случаях. Тане скользила взглядом по окнам. Если бы в одном из них кто-то был, ему предстал бы чудесный образ хрупкой и тонкой девушки с милым и добрым лицом, аккуратной грудью, выраженной талией и длинными ногами. Но в доме напротив никого не было. Татьяна уже хотела включить свет, сушить волосы и  одеваться, как вдруг почувствовала холодное прикосновение к своей лопатке, будто чей-то холодный палец осторожно тронул её белую кожу и повёл вниз по спине. Таня застыла, а палец вырисовывал на её коже странные узоры, постепенно спускаясь на талию. Она покрылась мурашками, но не двигалась. Казалось, палец незнакомца никак не может решиться продолжить своё путешествие по её телу. Движение прекратилось. Таня оглянулась, ожидаемо увидев позади себя лишь пустую комнату. Ещё несколько секунд она стояла в нерешительности, но потом вдруг вспомнила про встречу с подругой и, поняв, что уже опаздывает, спешно оделась и вышла. В темноте квартиры только одинокое полотенце осталось лежать на полу.

Вернувшись за полночь, Татьяна разделась и, не облачаясь в свою любимую пижаму, уснула. Ночью ей снился странный сон. Она ходила по своему дому, по лестничным пролётам и даже техническим коридорам. Дом был пуст. В нём не было людей, не было мебели, половых покрытий, дверей, ни даже краски на стенах, были лишь бетонные плиты, стёкла окон, лампы под потолком и редкие трубы. Таня ходила по дому, будто искала в нём кого-то или что-то, но никак не могла найти. Она не знала, что или кого именно она ищет, но ей казалось, что вот-вот, за следующим поворотом, на следующем этаже, или на этаж ниже, или прямо за стеной. Она начала паниковать. А если она так и не найдёт? Она вбежала по лестнице на последний этаж, в дальнюю квартиру, в комнату с высоким от пола до потолка и широким во всю стену окном. За окном не было ничего, а в стекле отражалась лишь сама Татьяна. Нагая, она стояла посреди комнаты, сверкая белой кожей под тусклым светом одинокой лампы, свисающей с потолка на проводе. Таня подошла ближе к стеклу, дотронулась до своего отражения рукой, провела по гладкой поверхности пальцами. Стекло треснуло и осыпалось вниз, в темноту. Татьяна проснулась.

Следующие два дня Татьяна провела в суете рабочих дел, и ничего необычного с ней не случалось, за исключением только подаренной коробки конфет по какому-то надуманному поводу, которую она тут же разделила с коллегами. В пятницу вечером, после традиционного мини-корпоратива по поводу заключения очередного контракта, Таня вернулась домой слегка опьянённая шампанским. Отклонив лизин звонок, она сбросила с плеч пиджак, стянула юбку карандаш, и, расстёгивая блузку, удалилась в ванную. Вышла она как всегда с одним лишь полотенцем на голове. Обычно она немного стеснялась своего тела. Оно хоть и было желанным для огромного количества мужчин и не только, но Таня, как и любая красивая девушка, раз за разом находила в себе недостатки.

Она покрутилась перед ростовым зеркалом, разглядывая свою фигуру, но зеркало не могло передать всей картины. Таня включила свет и посмотрела на отражение в окне. Светлая упругая кожа, нежные соски и аккуратный пупок. Казалось бы, идеал. Внизу живота был небольшой треугольник волос, которой при внимательном рассмотрении казался неаккуратным. Таня подумала, что, наверное, интимная стрижка была бы очень кстати, или, быть может,вообще следует там всё сбрить? Чтобы отогнать эти мысли, она взяла фен и стала сушить волосы, пользуясь окном как зеркалом.

После того, как она закончила, Таня выключила свет и внезапно подумала, что она как-то рано собралась спать: было едва ли девять вечера. Но, с другой стороны, всегда можно уделить время кино и сериалам. Или же... Она подошла вплотную к окну, и стала разглядывать дом напротив. Если бы там жили люди, то многих из них, наверное, не было бы сейчас дома. Они бы ходили по кафе и ресторанам, сидели бы в кинотеатрах, а то и просто в театрах! Таня представила, как молодая пара собирается в театр. Девушка с густыми рыжими волосами надевала бы зелёное платье, поправляла причёску и лёгкий макияж, в то время как её молодой муж стоял бы в проходе в пиджаке и брюках, время от времени подёргивая галстук-бабочку в нетерпении и напоминая, что они уже опаздывают. Почему-то Тане казалось, что в доме напротив обязательно должны жить такие молодожёны. А когда бы они вернулись из театра, после ужина в ресторане, около полуночи, они бы занимались страстной и бурной любовью до раннего утра, когда первые дворники начинают мести улицу.

Таня стояла перед окном, погружённая в свои фантазии и вглядываясь в темноту пустых окон. Она уже хотела пойти в кровать, но тут почувствовала, что кто-то приложил к её спине палец, прямо посреди лопаток, и держит. Она замерла и прислушалась к своим ощущениям. Палец медленно пробирался вдоль позвоночника, по пояснице, и, немного помедлив, прошёлся по её ягодице и закончил свой путь на левом бедре. Таня резко вдохнула и задержала дыхание, когда почувствовала прикосновение второго пальца, там же, где и начал свой путь первый. Он проделал такой же путь, только опустился на правое бедро. Это были уже не пальцы. Таня чувствовала, как чьи-то руки аккуратно и нежно поднимаются по её бёдрам. Она подняла руки и оперлась ладонями на стекла, будто бы была на досмотре. Таня закрыла глаза и представила эту картину, как она стоит голая перед сильным мужчиной в форме пограничника, который нежно, но тщательно проводит руками по её телу. Руки поднялись по бокам, немного щекоча, и Тане пришлось закусить губу, чтобы не издать ни звука. Они остановились у самого основания её груди и отпустили. Несколько секунд Татьяна ещё стояла, покорно ожидая продолжения досмотра, но ничего не происходило. Она открыла глаза, чтобы увидеть запотевшее стекло окна прямо перед своим лицом. Нарисовав пальцем сердечко на окне, Таня легла в кровать. Она обычно спала в пижаме, но сейчас ей не хотелось, чтобы одежда закрывала её тело. Таня смотрела в потолок и улыбалась. Она давно не чувствовала себя по-настоящему желанной. Полные похоти взгляды прохожих и некоторых коллег не в счёт. В этой комнате был кто-то, кто её желал, и кому она была готова отдаться. Кто или что это, она не знала. Был ли это мужчина или женщина, или это нечто не имело пола? Вопросы пронеслись в голове и тут же улетучились. Ответы на них не имели значения. Кто-то желал её, и она хотела исполнить это желание. Но в комнате не было никого, кроме неё самой.

Таня закрыла глаза, провела руками по своей груди. Она широко раздвинула согнутые в коленях ноги, насколько позволяла растяжка. Если кто-то сейчас на неё смотрит, то пускай видит. Почему-то она не чувствовала смущения и была открыта полностью этому духу, который так бесцеремонно пожелал её тело. Если же он хотел большего, то это было  приглашение. Ничего не происходило, но Таня на секунду будто бы почувствовала на себе строгий взгляд, каким на неё смотрел учитель фортепиано в музыкальной школе, когда она продиралась сквозь ноты очередного этюда. Этот взгляд велел продолжать. Она опустила руки вниз, тонкими пальчиками одной руки они раздвинула лепестки своей розы, надеясь, что открывающаяся картина удовлетворяет её бесплотного любовника. Она ласкала себя, стараясь не отдаваться страсти полностью, но думая о том, как она выглядит, как вздымается её грудь от глубокого вдоха, как её твёрдые соски ходят вверх и вниз, как её тонкие пальцы играют на её собственном теле, словно на музыкальном инструменте, извлекая сладостные звуки, которые свели бы с ума любого слушателя. Два раза они приближалась к пику наслаждения, но каждый раз ей казалось, что этого будет мало, и она ослабляла напор. На третий раз она не сдержалась и бурно кончила, её тело содрогнулось в конвульсиях. На секунду её мягкое и нежное тело стало похоже на сжатый кулак, но тут же расслабилось. Таня несколько раз глубоко вдохнула и прислушалась к своим ощущениям. Мышцы живота приятно ныли. Она открыла глаза. В комнате никого не было. Сил натянуть любимую пижаму не было тоже. Татьяна провалилась в сон.

Через неделю был День Святого Валентина. Особо его никто не отмечал, но небольшая компания коллег и друзей Татьяны решила собраться и заодно отметить её новоселье, которое в суете переезда было перенесено на неопределённый срок. В компанию, помимо самой Татьяны, входило пять человек. Во-первых, там была Лиза, которая приехала в родной город уже явно не на пару дней, что могло означать явные проблемы в её молодой семье, о которых она, впрочем, не спешила распространяться. Другой девушкой была Инна, старшая коллега, одинокая мама пятилетнего сына, безрезультатно искавшая кандидатов в приёмные отцы. Из мужчин в компании было трое коллег. Георгий, которого в офисе обычно звали Гоша, на что Татьяна фыркала, так как ей казалось издевательством сокращать такое благородное имя. Андрей, молодой повеса и ловелас, как его описал бы классик, или, как говорили о нём коллеги и знакомые, лодырь и бабник, успевший побегать почти за каждой юбкой в офисе, кроме, разве что, Инны. К Татьяне этот молодой человек тоже однажды подошёл с явно выпирающей идеей познакомиться поближе, но у неё было не самое лучшее настроение в тот день, и её взгляд выражал мысль, что без прочтённого собрания сочинений Дюма к ней лучше и не подходить. О том, имелся ли в виду старший Дюма или младший, Андрей не спрашивал, так как не имел понятия о том, что это два разных человека. Замыкал компанию Владимир, благородный отец двоих детей, впрочем, разведённый и, как он любил выражаться, свободный как ветер. И вот вся эта компания посреди рабочей недели ввалилась в Танину квартиру, где устроила “дружеские посиделки”.

Вечер выдался весёлый. Немного красного вина и конфет с ликёром хватило для того, чтобы поднять настроение всем присутствующим. Они обсудили довольно невинные темы школьных влюблённостей, в результате чего выяснилось, что все мужчины были хоть раз влюблены в девочку из класса на год старше. Потом они перешли на институтские годы, и Татьяну охватила тоска, в результате она самоустранилась из разговора, периодически переключая музыку на ноутбуке и уходя на кухню то за салфеткой, то за веткой винограда. Она была рада походить, так как сидеть на полу было не очень удобно, к тому же, она надела платье ради такого случая, и, хоть в полумраке и не было ничего видно, её несколько смущали взгляды Андрея, то и дело пытающегося разглядеть ту тьму, в которой пропадали её ноги под подолом.

В очередной раз вернувшись с кухни, Татьяна обнаружила, что Андрей уже почти уговорил поиграть оставшихся в “бутылочку”. Особенно эту идею поддерживала Лиза, которая мялась и несколько прижималась к нему, и, казалось, уже была готова попросту утянуть его на широкую Танину кровать. Инна будто бы тоже была не против, особенно в компании с Владимиром, с которым у них было больше общих тем, чем у остальных вместе взятых. Георгий был сдержан, но по блеску в его глазах было понятно, что это напускное. Не ожидая ничего хорошего, Таня оставалась последним бастионом целомудрия и на правах хозяйки заявила, что теперь они будут вызывать духов.

Немного обескураженные, гости уселись вокруг доски для спиритических сеансов, которую когда-то подарил Татьяне её давний ухажёр. Выключенный ноутбук был унесён на кухню, весь свет погашен. Ради такого случая Татьяна достала свечи, которые ни разу ещё не зажигала в новой квартире, что сразу сделало обстановку чуть более интимной и романтичной, и было встречено “на ура” остальными. Такого эффекта Татьяна не ожидала, но менять что-то было поздно. Они долго не могли решить, чей именно дух они хотят вызывать, перебирая странные и даже нелепые кандидатуры вроде вождей пролетариата, членов императорской семьи и даже зачем-то сэра Артура Конана Дойля. Татьяна выбрала на эту роль Александра Николаевича Вертинского, в чём её активно поддержал только Георгий, но мнения остальных были слишком разобщены, чтобы сопротивляться.

“Александр Николаевич, если вы здесь, дайте нам знак,” - тихо попросила Татьяна, склонившись вместе со всеми над доской. Никто не ответил. Была заметно, что Андрей хотел пошутить, но не мог придумать как, а Владимир откровенно скептически относился ко всей затее. Татьяна повторила просьбу чуть настойчивее.

В тишине вдруг раздался картавый голос. Он запел “Но ад ли это? рай ли? Сигары и коктейли … ” Лиза ахнула, Инна напряглась, а Андрей на несколько секунд перестал улыбаться. И только Георгий сохранил самообладание. Он вышел из комнаты и принёс включившейся ноутбук, из которого доносилась музыка. Татьяна уже и забыла, что прямо перед сеансом спиритизма её плейлисте дошёл до классики двадцатого века. Они дружно посмеялись, но этот смех был скорее нервным, чем весёлым. Они уже было согласились с тем, что это было забавное, хоть и немного пугающее совпадение, как вдруг раздался грохот. Это упала полка стеллажа с книгами. Рассыпавшиеся книги чуть не упали на Инну, но её лишь слегка задело, поцарапав колготки. Она сразу почувствовала себя неловко и стала собираться домой, где её ждал ребёнок и соседская девочка-подросток, выполнявшая роль няни. Владимир предложил подвезти её на машине. Андрей и Лиза, кажется, не хотели заканчивать вечер, и быстро построили какие-то свои планы, включавшие, кажется, кафе и что-то ещё. Один лишь Георгий задержался, помогая поставить полку и книги на место. Вероятно, он надеялся на нечто большее, чем просто “спасибо”, но Татьяне было достаточно впечатлений для одного дня. Проводив Георгия, она приняла быстрый душ, прыгнула в свою любимую пижаму и улеглась спать.

Ночью ей снилось, как она сидит в каком-то кабаре-клубе, в вечернем платье и туфлях на каблуках. На руках были атласные перчатки, а в руках шикарный веер и сигаретка. Хотя в жизни Таня не курила, наличие дымящийся сигареты в руке её не смущало. Свет в зале приглушили, и на сцену вышел молодой мужчина в тёмно-синем фраке и цилиндре. Он поклонился, дал едва заметный сигнал пианисту в углу сцены и начал петь про маленького Джонни, у которого были горячие ладони. Таня сидела и слушала, и ей казалось, что горячие ладони Джонни гуляли по её телу. Она осторожно повернула голову и увидела руки в белых перчатках, лежавшие на её плечах. Ей стало жарко. Руки в перчатках осторожно гладили её по плечам, как будто пытаясь разгладить и без того гладкую кожу. Наконец, бретелька с одного плеча спала, оголяя её грудь. Ей показалось, что стало ещё жарче, и веер не помогал. Вторая бретелька спала, и платье собралось на талии. Она отпила вина из бокала и почувствовала, как пальцы в белой перчатке аккуратно сжимают её нежный сосок.

Татьяна проснулась в поту, скинула с себя одеяло, полежала несколько секунд, потом стянула с себя пижаму, и, накрывшись снова одеялом, на этот раз не полностью, уснула. Так она проспала до утра.

Через несколько дней она почти случайно выяснила, что Лиза уже несколько ночей подряд провела у Андрея. Она не хотела осуждать подругу, но формально та была замужней женщиной, хотя и было ясно, что брак этот приказал долго жить. Но что-то в этой ситуации не давало ей покоя, что-то казалось совершенно неправильным. То, с какой лёгкостью Лиза отдалась практически первому встречному, вызывало лёгкое возмущение. Это Татьяна знала Андрея уже больше двух лет, но Лиза ведь только недавно приехала в город после долгого отсутствия! С другой стороны, её радовало то, что подруга наконец-то перестала звонить почти каждый вечер с просьбой встретиться, чтобы выпить вина и поплакаться на свою жизнь. Таня любила подругу той странной любовью, которой люди любят старые и ненужные уже вещи, от которых пользы уже нет, а бросить не то чтобы жалко, но просто не хочется, да и банально неправильно. Но проводить в её компании каждый вечер ей не казалось привлекательным, поэтому она наслаждалась тихими и спокойными вечерами в компании Мураками и Фуко.

Её “призрак” не появлялся, хотя пару раз она выходила на середину комнаты нагой и подходила к окну, покорно ожидая нового контакта. Она даже пыталась как-то спровоцировать или соблазнить его (она была почти уверена, что это мужчина): она водила руками по своей гладкой коже, как бы показывая, где и как её надо трогать и ласкать, стояла зажмурившись и оперевшись на окно, выгибая спину, открывая дорогу к самым потаённым уголкам своего тела. Она даже сделала интимную стрижку, хотя стрижкой это нельзя было назвать, так как она заключалась лишь в паре верных движений бритвы.

Слово “призрак” она употребляла про себя крайне редко, решив, что оно не совсем корректно. Чуть более подходящим было слово “дух”, но за “духом” шло “бесплотный”, а это было явно не то качество, на котором ей хотелось бы заострять внимание. Ещё более подходящим было бы слово “демон”, но оно носило какую-то негативную и инфернальную коннотацию, и почему-то в её голове сразу возникал образ ада с картин Босха.

Несколько вечеров Татьяна провела в спокойствии и одиночестве, несмотря на регулярные предложения Георгия провести время вместе, сходить в театр или ресторан. Татьяна не чувствовала себя готовой к этому, да и просьбы Георгия её застали врасплох, хотя, как оказалось, все коллеги уже были в курсе его симпатий и намерений. Татьяне льстило внимание, но она решила, что не должна быть легкодоступной.

В один из таких вечеров, когда она сидела одна на кровати под светом лампы, листая Гёте и готовясь уже ко сну, раздался звонок в дверь. Гостей она не ждала, и сначала подумала, что, может быть, кто-то из гостей новых жильцов ошибся дверью. Звонок повторился, Таня нехотя встала, заложила страницу в книге, хоть и не планировала её продолжать, подошла в зеркало посмотреть, не нелепо ли она выглядит в своей розовой пижаме, и пошла открывать.

Не посмотрев в глазок, он приоткрыла дверь, которая тут же распахнулась под напором Лизы, ворвавшейся в квартиру. Прежде чем Таня успела что-либо спросить, Лиза упала на колени и зарыдала. Татьяна закрыла дверь и весь следующий час провела то на полу рядом с Лизой, то в попытках её поднять и утащить на кухню, то в поисках салфеток. За это время она выяснила, что все мужики козлы, и что муж у неё святой человек, а она дура. Что же до фактов, то Лиза сквозь ругань, слёзы и риторические вопросы рассказала, как решила подождать Андрея у его подъезда после работы с бутылкой вина, чтобы “отметить пятницу”, когда он внезапно вернулся домой вместе с “какой-то малолеткой”. Случился скандал, в результате которого Лиза ушла скучать в ресторан, сказав Андрею, что будет ждать его там, но в итоге лишь дождалась смс, с “просьбой” о том, чтобы она “не лезла к нему больше”.

Лиза выпила бутылку, которую планировала распить с Андреем, потом её стали угощать какие-то незнакомцы в баре с вполне понятными намерениями, но она ушла “попудрить носик”, поймала такси и доехала до Таниного дома, так как не хотела появляться в родительском доме в таком виде. Выслушав всё это и покивав в знак женской солидарности, Таня загнала подругу в душ, выдав ей комплект своего чистого хлопкового белья, достала из стенного шкафа ещё одну подушку и одеяло и перестелила постель.

Лиза вышла из душа, и, не суша волосы и даже не сняв серьги, упала на кровать и уснула почти моментально. Таня же пыталась лёжа читать книгу. Она была одновременно и уставшей после рабочей недели, и взбудораженной поведением коллеги, о котором, впрочем, она никогда не была высокого мнения, и от которого не ожидала ничего хорошего. Разговоры из серии “я же говорила тебе” она решила оставить на утро, отложила книгу на тумбочку и выключила прикроватный свет. Уснула она не сразу.

Спала Таня плохо, то возвращаясь в реальность, то снова проваливаясь в сон. Ей было то жарко, то холодно. Иногда ей казалось, что кто-то по соседству что-то празднует, и она слышит глухой, едва различимый гул застолья. Проснувшись в очередной раз, она скинула с себя одеяло, встала и вышла на кухню в поисках валерианы, которая, вроде бы где-то была, но где...

Попив воды, она вошла обратно в комнату и замерла. Лиза лежала на животе, развалившись на всю кровать, одеяло её было скомкано в ногах, видимо, ей тоже было жарко. Но Таню смутила другая деталь. Лифчик на спине у Лизы был расстёгнут. Таня стояла замерев и вдруг почувствовала, как какая-то сила то ли тянет, то ли толкает её в сторону спящей подруги. Наверное, это ОН, подумала она. Но на этот раз он будто бы хотел не её. Лизу? Тане казалось, что она успела узнать вкусы её мистического любовника, и сомневалась в этом. Внезапно её осенило. Дело было не в девушках, а в их одеждах. Нельзя было прятать красоту. Она ведь создана для того, чтобы блистать!

Таня сбросила с себя пижаму и осторожно забралась на кровать. Лиза спала крепко, но всё равно Таня действовала предельно аккуратно. Сначала она свалила одеяло на пол, чтобы оно не мешало. Стараясь не трогать кожу подруги, она стянула белые хлопковые трусики, оголяя упругие розовые ягодицы. Хоть девушки и носили одинаковые размеры, Лиза была слегка полнее Тани, и это было заметно по более выраженным округлым формам её тела. Когда она дошла до коленей, Таня остановилась, размышляя о том, а правильно ли она вообще поступает с подругой и как вообще стянуть это бельё, не разбудив её? Размышления оборвала Лиза, которая что-то промычала во сне и внезапно перевернулась на спину, чуть не сбив Татьяну с кровати. Одной проблемой меньше, подумала Таня, стянула трусики до конца и бросила их на пол. Она прислушалась к дыханию подруги, чтобы убедиться, что та всё ещё спит. Где-то на небе из-за облака вышла луна. Она не была видна из Таниного окна, но в комнате стало немного светлее. Перед её взором открылся вид соблазнительной девушки с начисто выбритыми ногами и лобком, а полные груди, чуть более округлой формы, чем у неё самой, едва скрывал лежавший сверху белый бюстгальтер.

Таня, конечно, много раз была в женской душевой в бассейне и даже пару раз в бане с подругами, но это был первый раз, когда она так близко видела интимные части другой девушки, к тому же, очень красивой девушки, пускай и с не самым приятным характером, но всё же близкой ей. На секунду ей подумалось, что, возможно, ей следует немного набрать вес, чтобы обрести подобное тело, но ведь вес мог отложиться в боках, а на такой риск Таня не была готова. В другую секунду она решила, что даже если она и будет “выглядеть как проститутка”, она обязательно должна однажды сбрить все волосы “там”, хотя бы попробовать!

Она сняла бюстгальтер с подруги без сопротивления, как будто бы та сама хотела, чтобы ей раздели. Что делать дальше, она не знала. Таня встала с кровати и подошла к окну. Дом напротив смотрел на неё своими пустыми окнами. Никаких прикосновений она не чувствовала, а, значит, он (или они?) хотел смотреть. А ведь бестелесным наблюдателям наверняка нравится этот вид! Две красивые молодые девушки, одна раздевает другую. От такого “шоу”, наверное, ни один мужчина бы не отказался, подумала она. И ведь она красива! И ведь они красивы! Наслаждаясь этой мыслью, Таня стала облизывать губы и строить глазки пустым окнам дома напротив. Она водила руками по своему телу, то скрывая он невидимых наблюдателей наиболее интересные его детали, то снова открывая. От этой игры её отвлёк шорох.

Лиза проснулась, оглядела себя, потом Таню. Та стояла в растерянности. Лиза встала с кровати, подошла к Тане и, нежно развернув её к себе за плечи и притянув, прильнула к её губам. Таня сначала ничего не могла сделать, только продолжала стоять, не двигая ни единой мышцей, потом она всё-таки поддалась и, переставив ноги, встала поудобнее и разомкнула челюсти, пуская лизин язык внутрь. Лизины руки вовсю изучали танино тело, как будто бы ища, где остановиться. В каком-то смысле это было даже обидно, и Таня попросту взяла лизину ладонь и положила к себе на грудь. Вторая рука успокоилась на её ягодице. Таня позволила себе тоже прикоснуться к подруге, почувствовать упругую мягкую кожу ещё рук, спины, живота, ягодиц, груди. Её кожа будто бы была создана для нежных ласк. Таня запустила руки в её волосы. Они приятно пахли и были ещё влажными после душа. Лиза оторвалась от её губ. Тяжело дыша, они стояли и смотрели друг другу в глаза. Их лица разделяла лишь пара сантиметров горячего от их дыхания воздуха и тонка ниточка слюны, тянущаяся от губ к губам. Разорвав эту нить, Лиза отстранилась, и, до того как Таня успела испугаться, что сейчас ей придётся объяснять, почему она раздела подругу, взяла танину руки и повлекла за собой, на кровать.

Они лежали, обмениваясь лёгкими поцелуями, чмокая друг дружку в губы, носы, щёки, подбородки, глаза. Лиза оказалась очень игривой. Таня позволила ей распоряжаться своим телом. Невинная, она подумала, что подруга гораздо более опытная с девушками. Лиза уложила её на обе лопатки, опустилась к груди и, нежно покусывая, ласкала один сосок языком. Вторым занялась её рука. Другую руку она опустила к таниному животу, нежно поглаживая его, дошла до волос внизу. Как хорошо, что она несколько дней назад подравняла там “причёску”, подумала Таня прежде, чем ощутить, как пальцы подруги нежно мнут её нижние губы, так и норовя проникнуть внутрь. Что она делает? Её ведь никогда не привлекали другие девушки! Она ведь даже когда-то давно говорила, как это противно и против природы! В этот момент один палец скользнул внутрь и Таня, потеряв все мысли, погрузилась в ощущения. Вот он бьётся о стенки её тела, почти полностью выходит и входит обратно, уже не один. Она закрыла глаза и отдалась этим чувствам. Вот руки подруги разводят её ноги в стороны, вот они гладят её бёдра, вот горячее дыхание на коже там, где бедра сходятся вместе, вот мокрый и тёплый поцелуй. Ту же настойчивость, которую испытали её верхние губы, сейчас испытывали нижние, вот только там Таня оказалась податливее и моментально открылась навстречу горячему и нежному языку подруги. А он словно знал, что нужно делать, не выискивал, не блуждал, не пытался изучать, а сразу наткнулся на нужную точку. Несколько пальцев проникли внутрь, двигаясь назад и вперёд в такт языку и губам подруги.

Погрузившись в чувства и немного потеряв бдительность, Таня вдруг ощутила ещё один палец там, куда, казалось бы, была закрыта дорога. Нет, её мужчины несколько раз предлагали ей открыть эту сторону секса, и даже пытались ласкать тугое колечко мышц, закрывающее вход (вернее, выход) в её тело, но она отказывалась. Она вздрогнула и сквозь сбитое дыхание с трудом сказала “нет”. Лизе не нужно было повторять, она сосредоточилась на нежных лепестках распустившейся розы, доводя дело до логичного финала. Таня стонала в голос, возможно, будя всех соседей, но в голове не было ни одной мысли, которая была бы посвящена этому вопросу. Она дёргалась в судорогах, а Лиза прижимала её к кровати, уже не лаская, а лишь накрывая ртом её раскрытую плоть. Пальцы всё ещё оставались внутри, но уже не двигались, давая возможность вибрациям тела самим создавать стимуляцию. Тане показалось, что на несколько секунд она ослепла.

Таня не видела, как Лиза отстранилась от неё, как села на кровати, как вытерла рукой влагу со своих губ и подбородка, как разглядывала вторую руку, блестящую от соков. Она лишь услышала и почувствовала, как подруга плюхнулась рядом, тяжело дыша. И это дыхание выдавало улыбку. Тане не хотелось открывать глаза, смотреть на подругу, сталкиваться с ней взглядом. Она лежала и чувствовала, что-то выходит из неё, стекает и увлажняет простыню. Ей казалось, что от смущения и стыда она может провалиться на месте. А ещё она почувствовала, что теперь обязана как-то отплатить подруге, но не решалась сделать первый шаг. Она просто лежала и ждала, сама не зная чего. Возможно, той холодной и неоспоримой силы, что подталкивала её в такие моменты.  Внезапно она почувствовала руку подруги, нежно гладящую её по плечу, успокаивая. Всё хорошо, девочка, всё нормально.

Таня осмелилась и привстала. Всё ещё стараясь не смотреть на Лизу, она переползла к ней в ноги. Рука подруги, пока могла, подбадривающе поглаживала её по плечу, груди, спине, бедру. Оказавшись на другом конце кровати, Таня осмелилась поднять глаза. Лиза лежала с согнутыми в коленях едва разведёнными ногами, запрокинув голову и закрыв глаза, словно понимая танино смущение. Руками она накрывала свои груди, ласкала свои стоячие соски и ждала. Таня опустила свои губы на её колено, поцеловала, отстранилась. Приглашая, Лиза развела колени в стороны. Перед Таней мгновенно предстала конечная точка её путешествия, которую она так бесцеремонно разглядывала полчаса назад. Она почувствовала себя путником, который забрался на горную цепь и увидел внизу красивейшую долину. Она манила. Была ли это гравитация или какая-то другая сила, нельзя было сказать. Таня не торопилась, оттягивая минуту своего падения, как она про себя подумала. Она прошлась губами по внутренней стороне одного бедра, потом другого, постепенно опускаясь всё ниже и ниже, перескакивала между ними. По-видимому, Лизе не хватило терпения, и Таня почувствовала на своём затылке руки, которые нежно, но упорно давили на неё, устремляя вниз.

Сначала Тане показалось, что я она вообще ничего не чувствует. Потом она почувствовала странный, незнакомый доселе вкус на языке и гладко вибритую кожу подруги. Она закрыла глаза, стараясь изучить языком и губами незнакомый рельеф. Закончив первичный осмотр, кончиком языка Таня нащупала горошину, от прикосновения к которой Лиза заметно вздрогнула. Сосредоточившись на ней, Таня вдруг осознала, как возбуждают её стоны подруги, особенно когда она сама к ним причастна. Ты ведь слышишь это? Тебе нравится? А так? Таня приподнялась на коленях, не отрывая губы от подруги. Она ласкала её, открывая себя невидимому наблюдателю. Она хотела почувствовать его руки на себе, ощутить, как они гладят её кожу, как разводят в сторону складки, проникая внутрь, туда, где только что была Лиза. Она была готова пустить их и туда, куда не разрешила пройти этой красавице. Лишь бы он был доволен. Мысленно она просила взять её сзади, грубо и дерзко, проникнуть внутрь, заполнить. На секунду ей показалось, что холодная ладонь лежит на её ягодице и вторая вот-вот к ней присоединится, но одно неловкое движение, и ощущение пропало. Она сосредоточила все силы в своём языке, стараясь двигать только им и не шевелиться. Наверное, со стороны эта бледная кожа была похожа на мрамор. Холодный палец прошёлся по её спине, от шеи до поясницы. Вот он уже снова на её ягодице, и вот сползает на бедро. Вот вторая ладонь не стесняясь хватает её. Вот пальцы разводят её губы, выпуская наружу скопившейся сок. Вот он стекает тугой струей вниз, но что-то не даёт ему упасть на простынь, подхватывая и возвращая на исходное место, размазывая и втирая. Вот холодный палец слегка надавливает на колечко мышц между её ягодицами, словно сомневаясь, можно ли. Вот пальцы вернулись к её бутону, разводя лепестки в стороны, открывая дорогу чему-то новому. Вот она уже почти чувствует, как холодное и твёрдое острие готово окунуться в жар её тела, как длинный и гладкий ствол нетерпеливо нацеливается, готовясь разом войти в неё на всю глубину. Ещё одна секунда, и он бы заполнил её пустоту.

Лиза выгнулась и чуть ли не завизжала. Она сомкнула губы и прижала танину голову к себе со всей силой. Дрожь не проходила несколько секунд, которые тянулись и тянулись, и, казалось, не собирались заканчиваться. На каждое танино движение тело под ней отвечало серией спазмов. В какой-то момент Татьяна осознала, что ей нравится это приятная пытка, которой она подвергает подругу. Это за то, что нарушила мой спокойный вечер!

Отмучившись, Лиза встала и дрожащей походкой побрела в ванную, опираясь на стенку. Таня легла на подушку, накрылась одеялом. Надеюсь, ему понравилось? Она была уверена, что понравилось, пускай он так и не добрался до “главного блюда”. С этой мыслью она уснула.

Утром она проснулась одна. Точнее, был уже день. Лиза ушла, не разбудив её, но постирав белый хлопковых комплект, который носила лишь пару часов. Пожалуй, это было единственным напоминанием о вчерашней ночи. И едва ощутимая влага на простыне. И смс: “будь смелее”.

С той ночи Таня ничего не слышала о Лизе. Та ей не писала и не звонила, а сама Татьяна не осмеливалась написать или позвонить первой. Не знала, что сказать. Спросить “как дела”? Может быть, Лиза решила вернуться к мужу, и поэтому пропала? Такая мысль успокаивала Таню. Если жизнь подруги наладилась, то, будь она причастна к этому или нет, её это лишь радовало.

Холодных касаний на своей коже она больше не чувствовала. Да и не стремилась. Она решила, что инициатива - это не её обязанность в этих странных отношениях, которые, возможно, существуют только в её подсознании.

Она продолжала обживать свою квартиру, купила французский пресс, чтобы уже перестать покупать чай в пакетиках. Ещё одним дополнением стало кресло-качалка, которое она предпочла кровати в качестве места для вечернего чтения.

На работе всё шло своим чередом. Компания начинала потихоньку готовиться к закрытию финансового года, поэтому становилось суетнее, чем обычно. Андрей притих. Вернее, он, как и обычно, был весел и непринуждён, вот только в присутствии Татьяны затихал моментально. Они и раньше не слишком разговаривали, но теперь и вовсе игнорировали друг друга. Инна и Владимир, казалось, задумали что-то и теперь ходили вместе обедать. И только Георгий не переставал оказывать Тане знаки внимания. Следуя совету подруги, Таня решила быть смелее, и даже позволила Георгию сводить себя на свидание. Правда, в конце вечера она ограничилась поцелуем в щёчку. И почему-то имя “Гоша” казалось уже не таким смешным и глупым, но вполне подходящим для него.

Наступила весна, снег уверенно сходил с улиц, а солнце становилось ярче каждый день. В первые дни марта Татьяна прошлась по магазинам и отыскала себе короткую светлую юбку, которую решила надеть сразу же, как только позволит погода. В её долгосрочные планы входило полное обновление гардероба. Таня решила, что раз она со временем не молодеет, то нужно по крайней мере постараться выглядеть так, чтобы нравиться себе и окружающим. Она сменила помаду на чуть более агрессивную и даже решила, что надо обязательно спланировать поездку куда-нибудь на море летом. Она даже стала присматривать себе новый купальник, но пока не решилась на покупку, так как тот, что ей понравился, казался чрезмерно открытым.

Наступило восьмое марта. Женщин в офисе традиционно поздравляли, поэтому Татьяна вернулась домой с шикарным букетом гвоздик. С трудом найдя, куда его поставить, она распотрошила коробку конфет, которую вручили в комплекте с цветами и стала открывать гошин подарок. Вообще, Георгий сказал, что это подарок “от всего коллектива”, но вручён он был в приватной обстановке, поэтому Татьяна сильно сомневалась в этом.

Она развернула подарочную упаковку, достала картонную коробку и улыбнулась. Всего пару дней назад они были на втором свидании, посидели в кафе, потом посмотрели кино. В процессе они выяснили, что у Тани есть любимая пижама и она зачастую чувствует неловко, будто бы она маленькая девочка, раз спит в розовой пижаме. В коробке был сиреневый пеньюар.

Она подошла к зеркалу, приложила пеньюар к себе. Сиреневый не был “её” цветом, но всё равно он смотрелся мило и игриво. Он был полупрозрачный и едва ли мог что-то скрыть. Высокие разрезы по бокам предполагали наличие интересных трусиков, и в её арсенале было несколько вариантов на выбор.

Намерения Георгия были понятны и очевидны, хотя такой подарок всё-таки смущал. Татьяна немного нервничала от мысли о том, что Гоша захочет однажды посмотреть, как сидит его подарок. Впрочем, она решила, что однажды он вполне может получить то, что хочет, в конце-концов, она не могла оставить без ответа его знаки внимания, а отказывать ему пока язык не поворачивался. Оставив розовую пижаму покоиться на полке в шкафу, она надела пеньюар и легла спать.

Она шла по пустому дому. Ни мебели, ни напольных покрытий, ни сантехники. Голый бетонный пол, голые бетонные стены, вдоль которых были трубы, некоторые были вырваны из стены, как будто кому-то злому и невероятно сильному они мешали. Лампы свисали под потолком на проводах. Некоторые провода были оголены и искрили. Хоть она и не видела окон, Таня понимала, что была глубокая ночь.

Она шла по пустому дому, заглядывая в квартиры. Она будто бы что-то искала, но не могла понять, что. Она заходила в пустые дверные проёмы, проходила в комнату, доходила до темноты окна, возвращалась, осматривала ванную комнату, пустую, с запаянными трубами в стене. Потом она осматривала кухню. Без мебели помещение казалось больше, хотя она знала, что это типовая квартира, такая же, как у неё самой.

Она шла по пустому дому, и ей казалось, что кто-то или что-то зовёт её. Что-то она должна была увидеть, услышать, почувствовать, узнать. Что-то новое и что-то важное, что-то, от чего может зависеть вся её дальнейшая жизнь. Как будто где-то в этих нескончаемых коридорах и комнатах ждал её кто-то, кто может указать дорогу, чтобы ей не приходилось больше плутать по этому бетонному лабиринту. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая отбилась от группы других детей на экскурсии, вот только в этом музее пустоты не было смотрителей, и некому было её направить.

Она шла по пустому дому и вдруг сообразила, что если она ищет что-то и не может найти, пускай это что-то само найдёт её! Немного даже гордясь собой, находчивая девушка добежала до ближайшей лестницы, спустилась на первый этаж и вышла во двор. Вот только двор не был двором. Она попала в какое-то новое помещение, похожее на подвал. Это был единственный вход, и в этом проходе она остановилась.

В центре она увидела девушку. Её гладкая и белая кожа словно сияла, освещая всё вокруг. Девушка была зажата между двумя огромными загорелыми мускулистыми телами, которые имели не по четыре, а по пять конечностей. К рукам и ногам прибавлялись огромные толстые покрытые венами пульсирующие стволы, начинающиеся сразу под кубиками животов и заканчивающиеся где-то внутри этой хрупкой бледной девушки. Они чуть ли не разрывали её, растягивая кожу. На секунду Таня представила, как они оба двигаются внутри и, разделённые тонкой перегородкой девичьей плоти, тёрлись друг о друга. Они не двигались синхронно, но их действия, казалось, были отрепетированы и согласованы.

Таня стала обходить эту конструкцию из трёх тел, поражаясь тому, как эти две мускулистые массы ещё не сплющили между собой эту хрупкую белую плоть. Эти двое срастались, образовав единое целое, как сеть, опутывавшая белокожую девушку в этом странном акте не то любви, не то пытки. На секунду Тане показалось, что она может почувствовать жар от их тёмной загорелой кожи и мощь, с которой они проникает внутрь, разводя в стороны складки кожи, разводя стенки мышц, наполняя и переполняя её.

Она на что-то наступила. Её нога почувствовала не уже привычный холодный бетон, а что-то мягкое и нежное. Она подняла с пола кусок ткани. Грязный и изорванный, он был когда-то таким же сиреневым пеньюаром, какой сейчас был на ней. Татьяна повертела ткань в руках и посмотрела на единственное, что было на ней надето. Её пеньюар был чистым и целым. Она повернулась к девушке в центре и увидела себя. Она увидела, как она стоит в стороне, в милом и игривом пеньюаре нежного сиреневого цвета и держит в руках кусок ткани, который был когда-то таким же красивым элементом гардероба. Потом его грубо сорвали, лишая её тела последней защиты, бросили в пыль и растоптали. Внутри неё два огромных органа боролись между собой, споря, кто из них погрузится глубже, кто из них разорвёт её плоть больше. Она уже не чувствовала боли и не чувствовала никакого наслаждения. Она чувствовала только то, что её тело больше не принадлежит ей. И слёзы. Горячие слёзы, стекающие по лицу обжигающими ручейками.

Татьяна проснулась, привстала на кровати. Её колотило. Ей было одновременно и жарко и холодно. По щекам внезапно потекли слёзы, в горле пересохло, а на лбу собирался пот. Она вытерла лицо, осмотрела комнату, прислушалась к ощущениям. Никого и ничего не было рядом, она была одна. Она встала, подошла к окну, взглянула на тёмные окна пустого дома. Там ничего не было, лишь пустота, не более.

Что это было? Ей что-то хотели сказать? Или это просто игра её воображения, чем-то воспалённого? Может быть, это угроза? Или предупреждение? Будто кто-то её хотел предупредить об угрозе. Или кто-то выражал своё мнение.

Пустые окна в доме напротив смотрели на неё. Они будто бы хотели быть заполненными, чтобы в них была жизнь, а не эта темная пустота. Но всё, что могла им дать Татьяна - это себя. Она была маленьким огоньком жизни, любви и хаоса в этом мраке упорядоченной холодной пустоты.

Она скинула пеньюар и достала свою розовую пижаму. Сразу стало тепло и спокойно. Остаток ночи она спала как младенец.

В середине марта Лиза внезапно позвонила и сообщила, что развелась с мужем. Подробностей она не рассказала, но голос её был таким радостным и весёлым, что Таня сама начала непроизвольно улыбаться, слушая о том, как разрушилась ещё одна ячейка общества.

Примерно в это же время Георгий сделал следующий шаг. Или даже несколько шагов. На этот раз они пошли в театр. Ставили Шекспира, одну из исторических пьес. Постановка оказалась скучной и откровенно неудачной, поэтому в антракт они сбежали в ближайшее кафе, где Таня впервые попробовала кальян. Также впервые она узнала, что мужская щетина может быть не такой уж и колючей при поцелуе. Весна вступала в свои права, и они сидели на диванчике и целовались как подростки, не обращая внимания на окружающих.

Подобное поведение Татьяна считала неприличным. Когда она натыкалась на целующихся людей на улице или в транспорте, она обычно отворачивалась и ускоряла шаг. Ей казалось, что самим своим присутствием она вмешивается в чужую жизнь. Спустя несколько секунд мысли её разворачивались и она думала о том, что это не она лишняя, а наоборот, та парочка, что позволила себе проявлять свои яркие эмоции, вмешивается в её спокойную и размеренную жизнь. Иногда она ловила себя на мысли, что думает о таких мелочах слишком много.

По словам Георгия, он сам не одобрял такое поведение, но, однажды взбудоражив Таню поцелуем, не мог сдержаться сам и не мог остановить её. Сейчас, когда она сама оказалась в роли “возмутителя общественного спокойствия”, ей даже нравилось, что её видят. Ей нравилась мысль, что окружающие видят её молодость, красоту, энергию и страсть, с которыми она впивалась в губы своего спутника.

Вечер только начинался, и, не имея лучших вариантов, они оказались у Георгия дома. Он жил близко к центру, в унаследованной двушке, в которой только недавно закончил ремонт и хотел похвастать новым кафелем и паркетом. Таня не видела старый, но на всякий случай повосхищалась, выпила кружку кофе и отдалась ему прямо на диване в гостиной.

Последний раз она была с мужчиной около года назад, и, может быть, поэтому так легко согласилась. Вообще она считала себя девушкой приличной, и ей казалось, что несколько походов в кафе и умение целоваться не являются достаточным аргументом, чтобы залезть к ней под юбку. Но она решила, что совесть её будет мучать когда-нибудь потом, а сейчас надо просто быть немного смелее и наслаждаться моментом. Георгий показался нежным любовником, аккуратно раздевшим её и даже заботливо подложившим диванную подушку под её поясницу.

Ей как будто чего-то не хватало. Пока Георгий старательно покрывал её грудь поцелуями, размеренно двигаясь внутри, она не могла избавиться от ощущения, что всё как-то слишком просто, слишком обыденно, банально и даже в некоторой степени безэмоционально. Впрочем, у Георгия эмоций было достаточно. Закончив и сняв презерватив, он сел на пол рядом с диваном, положил голову Тане на грудь и ещё долго поглаживал её волосы и говорил что-то о любви. Татьяне же казалось, что в этом помещении, в окружении плотных стен и закрытых шторами окон она не могла раскрыться и проявить себя. Будто бы эта старая деревянная мебель и этот ковёр с густым ворсом впитывали её эмоции. Её стоны и крики умирали не родившись, поглощаемые этим покрывалом и диванными подушками.

Решив, что она себя чувствует не очень уютно в пока что плохо знакомом помещении, Татьяна засобиралась домой. Георгий пытался уговорить её остаться, но ему удалось лишь убедить Татьяну разрешить ему вызвать такси для неё. На прощание она взяла с него обещание, что всё это останется исключительно между ними. Как и их свидания вообще.

Она ехала по ночным улицам и размышляла над тем, что случилось. Вечер начинался хорошо, даже красиво. Она снова почувствовала себя студенткой, сбежавшей с лекции по средневековой литературе, чтобы наслаждаться солнцем и мороженым в парке. Но окончание вечера оказалось каким-то смазанным и неожиданно вялым. Впрочем, это не было виной её партнёра.

Георгий оказался довольно внимательным и заботливым человеком, который постарался доставить ей максимальное удовольствие. Она чувствовала его уверенность и твёрдость в прямом и переносном смыслах. Наверное, в чём-то он её не понял, не разобрал каких-то намёков её тела. А, может быть, это она сама не могла понять, что же ей было нужно. Интересно, что подумал Гоша? Заметил ли он её отстранённость? Воспринял ли это на свой счёт? Погружённая в эти мысли, Таня вошла в свою квартиру.

На пороге она сбросила туфли с ног, прошла в комнату, бросила сумочку на кровать и подошла к окну. Тёмное спокойствие пустых окон напротив будто бы приветствовало её. Но приветствие не было добрым. Стены давили, казалось, что дом напротив наклонился прямо над ней, недовольно глядя исподлобья. Да, она сегодня была с другим. Да, она дала наслаждаться собой кому-то другому, она открыла себя кому-то другому, чужому, хоть её и предупреждали...

Татьяна осела на пол под тяжестью внезапного груза вины. Вины перед кем? Перед пустой бетонной коробкой? Перед бездушным строением? Впрочем, в бездушности она как раз сомневалась. Может быть, это было чувство вины перед собой? Но она делала то, что она хотела, почему она должна этого стыдиться? А она этого хотела? Она вспомнила потолок и люстру, которую разглядывала под шумное дыхание Георгия. Люстра была старой, пыльной, с рисунками цветов на плафонах. Одна из трёх ламп не горела, из-за чего свет в комнате распределялся неравномерно. Наверное, это не то, чего она хотела.

Ей стало холодно. Нет, комната и даже пол были тёплыми, но холод вдруг стал окутывать её тело. Она почувствовала как будто какая-то сила пытается её поднять. Таня встала, поёжившись, огляделась. Комната как комната, такая же, какой она и оставила её несколько часов назад, когда уходила на свидание. Пижама сброшена на пол, ящик с бельём не закрыт, на кровати лежала пара юбок, которые проиграли её любимому чёрному бархатному платью, и ремень от её любимых брюк. Таня замерла.

Она не планировала изначально надевать брюки. Таня считала свои ноги красивыми, пускай и слегка полноватыми, но без целлюлита или растяжек. Такими ногами можно гордиться, и она гордилась ими. Поэтому она бы не стала надевать брюки на свидание, даже любимые. Почему тогда этот ремень от брюк лежит здесь? И где сами брюки? Брюки были в шкафу, как им и положено. А ремень не был. Кто-то вынул его и положил на кровать. Сама Татьяна? Она не могла припомнить этого, но в суматохе сборов и не такое возможно. Например, рядом с кроватью лежал лифчик. Трусики из этого комплекта были сейчас на ней, а лифчик на полу. Но она всегда следила, чтобы бельё не валялось на полу. А вдруг кто-то придёт в гости?

Она подняла ремень. Нет, она не помнила, как доставала его из шкафа, значит, кто-то другой его достал. Кто это мог быть, она смутно представляла, вспоминая холодные руки на своей коже. Зачем? Она догадалась сразу, как только увидела этот кусок кожи, лежащий на кровати, но не хотела соглашаться. Она торговалась сама с собой. В следующий раз всё будет намного лучше. В следующий раз я не буду такой доступной. Или безрассудной. Так она думала, пока стягивала с себя колготки.

Она спустила трусики, и те упали на пол. Почувствовала, как холодная ладонь толкает её в спину. Она почти упала на кровать, оперевшись на вытянутую левую руку. В правой она держала ремень. Было страшно, как страшно бывает при прыжке в воду с обрыва. Ты знаешь, что падение тебя не убьёт, ведь только что точно так же прыгали все твои друзья, и они живы и даже смеются, плескаясь в воде. Возможно, это даже не больно нисколько, но приближающаяся поверхность воды и осознание неминуемости этого события наводят ужас. Таня взяла ремень в зубы, чтобы освободившейся рукой задрать подол и собрать его где-то на пояснице. Ей почему-то показалось, что ни в коем случае нельзя класть ремень на кровать или пол, или вообще как-то выпускать. Она снова взяла его в руку, и он показался очень тяжёлым.

Она стояла так какое-то время, не решаясь начать. Она надеялась, что, может быть, что-то подтолкнёт её, придаст решимости, или наоборот, остановит. Может быть, холодная рука сама всё сделает. Но нет, её терпеливо ждали. Наконец, она сказала себе, что нужно быть смелее, и что уже поздно и она устала и хочет в душ, поэтому надо закончить всё побыстрее. Она занесла руку и ударила. Ремень упал на её ягодицы, не оставив и следа. Сама Таня почти ничего не почувствовала, лишь новое для себя ощущение возбуждения, вызванное не лаской или пикантными образами или мыслями, а чем-то другим. Нет, это не считается, решила она. Она ударила сильнее. На этот раз она почувствовала лёгкую боль, на которую можно было бы вообще не обратить внимание, и прилив крови к месту удара. Она ударила изо всех сил. Из глаз брызнули слёзы. Ремень обжёг её кожу. Ей показалось, что она чувствует, как проступает краснота на месте удара, как формируется след в виде полоски поперёк её ягодиц. Она ударила ещё раз. Вторая полоска проступила чуть повыше. Было больно, но боль казалась заслуженной. Третий удар был чуть слабее, но и кожа стала чувствительнее. Четвёртый казался уже желанным. С пятым ударом она завершила свою экзекуцию.

Таня отложила ремень, вытерла слёзы, стянула с себя платье и побрела в душ. Проходя мимо ростового зеркала она остановилась, повернулась, рассмотрела краску на своих ягодицах. Когда-то, года три назад, она так же рассматривала засосы на своей шее после свидания с человеком, за которого чуть не вышла замуж. И, кажется, это было то же самое зеркало. Она выпрямила свою скорбную осанку. Она не хотела задавать себе вопросы “почему” и “зачем”, но ей внезапно оказалось приятно думать о том, что за этот вечер она получила хоть какие-то яркие эмоции. Каким именно способом - не так уж и важно.

Под струями воды она напевала какой-то мотив, который услышала в кафе этим вечером, и улыбалась. Выйдя из душа и надев свою любимую розовую пижаму, она сладко уснула.

Апрель начался с отмечания Дня Дурака, в процессе которого Тане несколько раз намекнули, что все уже знают, с кем она встречается. Ну, или вернее, с кем она спит. Намёки были безобидными, но недвусмысленными, без намерения оскорбить или высмеять. Но почему-то, когда в коллективе образуется пара, все вокруг вдруг пытаюсь играть роль сватов и свах, поднимая какой-то ажиотаж и привлекая ненужное внимание к двум персонажам. Это проявляется в мелких деталях. Сначала на совещании вас сажают рядом, потом при обсуждении плана командировок вдруг пытаются отправить вас в одинаковые города. И всё это может казаться милым, пока однажды тётенька из отдела кадров не поставит вам отпуск без вашего же ведома на тот период, когда в отпуск собрался уходить ваш партнёр. Конечно, такого не происходило, но Татьянино воображение не давало ей покоя.

Она не считала себя с Георгием “парой”, а слово “партнёр” ей казалось вообще глупым и излишне формальным и политкорректным. Они ведь даже и не спали вместе в самом банальное смысле этого слова, лишь ходили несколько раз на свидания. Ну и тот раз… В любом случае, это было исключительно “их” дело, и ей не хотелось, чтобы “их” обсуждали. Или даже знали про “них”.

Её собственные мысли и иллюзии намёков действовали на нервы и портили настроение только ей. Георгий же, наоборот, казалось, наслаждался моментом и жил счастливой жизнью. Она не знала, рассказывал ли он кому-нибудь что-нибудь о том, что произошло между ними, но с её стороны утечек точно не было. Она могла бы рассказать Лизе, но Лиза почти не появлялась. Лишь однажды позвонила и радостно сообщила, что нашла себе работу и это нужно когда-нибудь отметить, но это “когда-нибудь” всё никак не наступало.

Пару раз она ходила с Георгием на свидания, но от предложений поехать к нему домой она отказывалась под разными предлогами. Также она заметила, что Андрей стал снова с ней оживлённо общаться и даже пытался делать комплименты и какие-то очень завуалированные намёки. Её это не беспокоило, так как она всегда могла поставить его на место, перейдя в более холодный режим общения.

Возвращаясь домой, она обычно принимала душ, голая входила в комнату, подходила к окну или к зеркалу и разглядывала своё отражение. К окну она подходила всё реже, так как солнце садилось позже, и она боялась, что кто-нибудь из прохожих её может заметить. Но иногда этот страх лишь возбуждал её, и она становилась у окна, опиралась на него грудью, ласкала себя. Перед зеркалом она как подросток изучала своё тело. Как будто она только-только созрела, и грудь выросла лишь несколько месяцев назад, и волосы там внизу были ещё в новинку.

Она ложилась на кровать, закрывала глаза и представляла холодные сильные руки, гуляющие по её телу. Но руки не появлялись, и ей приходилось действовать самой. Перед тем, как кончить, она обычно представляла, как на неё смотрят тысячи глаз и ждут чего-то.

Однажды, прогуливаясь по бульвару и наслаждаясь погодой, она зашла в бутик с одеждой, который раньше не видела. Ничего особо интересного она себе не нашла, но зато купила чёрные кружевные перчатки, которые визуально делали её и без того тонкие пальцы ещё тоньше. В тот вечер она стояла перед зеркалом и наслаждалась тем, как чёрная тонкая ткань контрастирует с её бледной кожей. Лёжа на кровати, она постоянно думала о том, как она хотела бы иметь зеркальный потолок, чтобы наблюдать, как окутанные чёрным пальцы скользят по её белому телу и проникают внутрь.

Перчатки были не единственным обновлением гардероба. В попытке привлечь внимание, Георгий подарил ей комплект из чулок с поясом. Чёрные, с маленькими розами по окантовке, они хорошо сидели на ней и оказались отличным дополнением к её любимому чёрному платью.

В таком виде: чёрном платье, перчатках и чулках на поясе - она пошла на очередное свидание с Георгием. Они были в одном из лучших ресторанов города, пили вино из широких бокалов и болтали на совершенно отвлечённые темы. Таня не знала, как закончится этот вечер, но она уже начинала уставать от вечеров наедине с собой, без чужого внимания. Она, безусловно, могла доставить сама себе удовольствие, но она скучала по чужим рукам, гуляющим по её телу, по чьей-то ещё коже, запаху. Она даже подумывала позвонить Лизе, позвать её отметить устройство на работу и надеяться на продолжение.

Что-то проснулось в ней. Последние пару месяцев она чувствовала себя так, как будто только недавно рассталась с невинностью и познала радости плотской любви. Она стала обращать внимание на вещи, мимо которых она раньше просто проходила. Блестящие девичьи коленки и бёдра, выглядывающие из-под юбки или же сильные мускулистые руки мойщика окон, который заглянул в их офис пару дней назад. Георгий был подтянутым мужчиной с красивым телом. Это было видно даже под пиджаком: осанка, ширина плеч и груди, и то, как брюки обтягивали его ягодицы. Таня иногда ловила себя на мысли, что это было единственное, что её в нём привлекает, но каждый раз одёргивала себя, продолжая наслаждаться моментом.

Диалог не вязался. Гоша мог говорить про “тупых заказчиков” или обсуждать слухи об отношениях между Владимиром и Инной, или даже пересказывать похождения Андрея, с которым они оказались хорошими друзьями, добавляя что-то от себя, без сомнения. Конечно, иногда и Тане было интересно обсудить начальство и коллег, но ей чего-то явно не хватало. Поэтому она просто улыбалась и смеялась в ответ на шутки своего спутника, надеясь, что в этот раз он ей наскучит не раньше, чем закончится ужин.

Положение усугубила Лиза. Посреди ужина Таня получила смс с предложением встретиться, и, не зная, что ей ответить, просто прислала ей адрес ресторана. Уже отправив его, она вдруг подумала, что не надо было так делать, и надо попросить Лизу не приходить, но от этого её отвлек Георгий.

Лиза пришла через пять минут. Как она сказала, она была в заведении на соседней улице, куда её позвали новые коллеги, но они ей слишком быстро наскучили, поэтому она искала любой предлог, чтобы уйти. Так или иначе, она была рада, что подруга позвала её. Георгий был разочарован тем фактом, что их уединение было нарушено, но старательно не подавал вида, шутя и даже флиртуя с Лизой. Та отвечала ему взаимностью, и в какой-то момент Таня подумала, что, возможно, из них получилась бы куда лучшая пара, чем она с Георгием. Она себя одёрнула. Нет, они же и так не пара! А кто, если не пара?

От размышлений её отвлекла Лиза, которая сказала, что уже поздно, и она не хочет мешать им, на что Таня попыталась возразить, но в соревновании по упрямости она всегда проигрывала. Лиза ушла так же внезапно, как и появилась, оставив их одних с почти допитой бутылкой вина.

Георгий не приглашал её к себе этот раз, но вызвался проводить до дома. Они шли пешком, наслаждаясь тёплым ночным воздухом. Они шутили и веселились, иногда тыкая друг друга в бок или задевая плечом. Таня и сама не заметила, как алкоголь ударил в голову.

Они вошли в её квартиру и, не разуваясь, прошли в комнату. Таня показала ему на дом напротив и рассказала, как ей иногда кажется, что кто-то за ней наблюдает, особенно когда она выходит голая из душа или переодевается или готовится ко сну. Георгий сказал, что он тоже не против понаблюдать, на что Татьяна предложила ему пробраться как-нибудь в здание напротив…

Они целовались у окна, напротив тёмных глазниц пустого дома. На том же самом месте, где её целовала Лиза, и почему-то эта мысль согревала её. Вот только поцелуи Георгия были другими, более настойчивыми, более требовательными. Он крепко держал её в своих объятьях, беззастенчиво лапая её грудь, спину, бёдра. Он задрал подол её платья и просунул пальцы под резинку трусиков. Тане на секунду показалось, что она видит это со стороны, из-за стекла её окна. Как он сжимает сильными пальцами её розовую плоть, как второй рукой отстёгивает чулки от пояса, как стягивает её трусики, давая им упасть на пол. Как она расстегнула его брюки, запуская свою руку под ткань его трусов. Её возбуждал этот вид со стороны, как и ощущение того, что на неё смотрят. Она двигалась так, чтобы понравится стороннему наблюдателю. Вот она садится на колени, выгибая спину так, чтобы наблюдателю были видны сквозь натянутую ткань платья округлости ягодиц и тонкая талия. Вот большие сильные руки собирают её волосы в пучок на затылке, подталкивая голову вперёд. Вот её губы в дерзко-красной помаде обволакивают его ствол и вот её рука уходит вниз, между бёдер под платье, и вот её пальцы раскрывают её и заходят внутрь...

Георгий поднял её с колен. Она послушно встала и, следуя движению его руки, подошла к кровати. Он легонько толкнул её в спину, и она, смеясь, снова оказалась на коленях, на этот раз на пружинистом матрасе. Он подошёл сзади, приподнял подол её чёрного платья и, не церемонясь, вошёл. Она надеялась, что её хорошо видно. Видно, как сверкают её бёдра, дрожащие под мощными толчками. Как его загорелый ствол входит в её белую и чистую плоть, и как его пресс стукается о её ягодицы. Как его руки мнут её бёдра, потом тянутся к волосам, захватывая их и заставляя её приподниматься, выгибая спину. Как она глотает ртом воздух и кусает подушку, крича в неё. Как платье перестаёт держаться на плечах и сползает на талию, образуя пояс, за который он ухватывается, как за узду, контролируя её движения. Как её освободившаяся грудь колышется в такт этим движениям и ударяется о поверхность кровати, грозя проткнуть её острыми сосками каждый раз, когда Таня падает на подушку. Она надеялась, что они смотрят. Она надеялась, что они видят. Она надеялась, что они хотят это видеть. Видеть её грязной, распутной, открытой и отдавшейся. Видеть, как внутрь неё проникает чужой человек, и слышать, как он извлекает из неё эти стоны. Как он вталкивает в неё свою горячую плоть, расширяя и пытаясь заполнить собой её нутро.

Георгий сделал ещё несколько толчков и внезапно вышел. Таня оставалась стоять на четвереньках, постепенно восстанавливая дыхание и прислушиваясь к суете позади. Через несколько секунд она услышала его приглушённый стон и почувствовала, как вязкая горячая жидкость капает на её ягодицы, стекает по бедру и падает на голень. Почему-то в этот момент она подумала лишь о том, что хорошо бы не запачкать платье.

Платье было чистым. Наутро, после того, как Гоша ушёл, она собрала разбросанные вещи, внимательно их осмотрела и закинула бельё в стирку. Наблюдая, как раскручивается барабан стиральной машинки, она вспоминала вчерашнюю ночь и внезапно почувствовала себя жалкой и использованной. Её партнёр (а ведь она страшно не любила это слово) был доволен и хотел с утра продолжения и даже почти уговорил её, но она отказала, с трудом выставив его за дверь. Она вдруг поняла, что хоть и испытала немало удовольствия, но так и не смогла достичь пика своего блаженства с ним. Хотя, казалось бы, была к нему близка, но чего-то ей не хватало. Может быть, времени, но ей почему-то казалось, что время тут было не при чём.

Она сидела задумчиво на полу перед стиральной машинкой, будто кошка, наблюдающая, как крутится внутри бельё. Она ведь всё сделала правильно? Но почему неё такое ощущение, что что-то не так? Да, будущее с ним выглядит сомнительным. Конечно, он импозантный, и красивый, и даже внимательный. Но в последнее время, сидя с ним в кафе, она скучала. Но ведь это она сама решила, что надо быть смелее, как это подсказала Лиза, и жить настоящим, как это советуют самые разные люди! Миллионы мух ведь не могут ошибаться, она язвительно ответила самой себе. Так прошло её воскресенье.

В понедельник, едва она пришла на работу, Татьяна почувствовала на себе странные взгляды коллег. Георгий подошёл и хотел поцеловать её в качестве приветствия, но она отстранилась и посмотрела на него таким взглядом, полным недоумения и возмущения. Она уже несколько раз ему говорила, что не хотела бы афишировать или как-то артикулировать их отношения, тем более на рабочем месте. Но, судя по всему, скрывать было уже особо нечего.

Догадавшись, или узнав об этом от кого-то, коллеги не поднимали эту тему явно, украдкой поглядывали на неё, когда она подходила к Георгию с пачкой документов по текущему проекту. Когда они пошли на обед в соседнее кафе всем отделом, коллеги будто бы специально оставили ей место рядом с ним, ещё и немного отгородив их от всех остальных подставкой с салфетками. Их намёки не словом, но действием, выдавали их осведомлённость, и как будто одобряли и поощряли текущий ход событий.

Вечером в понедельник Гоша хотел было проводить Татьяну до дома, но она сказала, что договорилась о встрече с подругой. Ни с кем она не встречалась, но после суетного дня ей хотелось тишины и покоя и побыть одной. Придя домой, она приняла душ, надела свою любимую пижаму и уселась в кресло-качалку читать. Она даже не знала, какую книгу она читает. Перед ней то и дело всплывали сценки этого дня, начиная с самого утра. Ей казалось, что она слишком много улыбалась, и выглядела даже немного глупо, ведь улыбка была совершенно искусственной. Потом ей вспомнилась та ночь, и она почему-то стала представлять, как они выглядели со стороны, и эта картина почему-то показалась ей не красивой, а пошлой. В попытке отогнать эти мысли она заварила себе ромашку и включила сериал, но мысли так или иначе возвращались к ней. Этой ночью она не видела снов, но несколько раз просыпалась с чувством тревоги и волнения.

Во вторник она пришла на работу невыспавшейся и опоздавшей. В дверях она столкнулась с Георгием, который, как оказалось, тоже с утра немного задержался. Когда они вошли вместе в кабинет, она снова поймала на себе взгляды коллег. Было очевидно, что они что-то оживлённо обсуждали между собой до их прихода, но теперь замолчали и вроде бы даже погрузились в выполнение своих рабочих обязанностей. Стараясь не выдавать смущение, она прошла к своему столу.

Обед был скучным. Коллеги обсуждали за едой рабочие вопросы, но было ощущение, что это обсуждение было вызвано исключительно приближением крайних сроков сразу по нескольким разным проектам, а не заинтересованностью в работе. Не сказать, чтобы Таня обожала свою работу. Но ей нравились какие-то отдельные вещи. Ей нравился их офис, уютный и теперь уже такой родной. Она любила свой стол, на котором стояло несколько маленьких пластиковых игрушек из тех, что дают в некоторых семейных кафе при покупке молочного коктейля. Её нравилось её кресло, которое вот уже на протяжении двух лет служило ей верной опорой. Ей нравились и коллеги. Особенно Инна, которая была как будто мудрее на жизнь, и с которой было всегда приятно пообщаться, но, к сожалению, у той был ребёнок, который также требовал немало внимания, а нанять постоянную няню эта работа никогда бы не позволила.

Вечером Георгий предложил сходить в кафе, но Таня снова отказалась. На вопрос о причине она соврала, что плохо себя чувствует. Гоша ответил, что мог бы попытаться изменить её самочувствие в лучшую сторону, но она предпочла проигнорировать эту пошлую шутку и, вежливо попрощавшись, ушла домой.

Дома, сидя в любимом кресле и пытаясь читать книгу в чёрной обложке, она мучилась чувством вины. Она всегда считала себя честной девушкой, которая никому и никогда не станет говорить неправды. Ведь неправду говорят только те, кто не умеет говорить правду. Она знала, что могла бы сказать что-то другое или просто как-то иначе. Она проигрывала эту сцену в своей голове снова и снова, придумывала новые варианты ответа, и представляя ответы на её ответ, и её ответы на них..

Она ушла в душ, второй раз за вечер. Вода массировала кожу, успокаивая её. Она стала ласкать себя, и приятное тепло стало распространяться по телу. Почувствовав, что этого не было достаточно, она вышла из душа.

Обтеревшись, она надела чёрные кружевные перчатки и легла на кровать. Закрыв глаза, она ласкала себя, и эти ласки волнами расходились по ней. Но ей всё было недостаточно. Она вводила в себя пальцы, сначала один, потом два, потом три, сжимала свои соски, теребила их, гладила груди. Она поднималась и подходила к зеркалу, и ласкала себя перед ним. Потом отходила к окну и смотрела на своё отражение в нём, но ей было недостаточно. Она пододвинула и развернула кресло качалку к окну, уселась в него и широко развела бёдра. Вводя в себя пальцы одной руки, лаская второй, она чувствовала себя скорее глупой, чем возбуждённой. Она не хотела себя, и никто не хотел её. Изнурённая, она с трудом переставила кресло обратно на место, сняла перчатки и надела пижаму. В эту ночь она впервые пожалела, что когда-то она отказалась от шутливого предложения подруг подарить ей вибратор на день рождения.

В среду она успешно игнорировала косые взгляды коллег и вела себя непринуждённо. По крайней мере, так ей казалось. Во время обеда ей даже удалось включиться в обсуждение проекта, в котором, она, правда, не участвовала. Она старалась быть той солнечной и энергичной Таней, что пришла в эту компанию два года назад, тогда ещё помолвленная и даже носящей обручальное кольцо на пальце. Кольцо с тех пор уже давно сгинуло где-то в водах Чёрного Моря, куда она ездила отдохнуть и отвлечься от болезненного разрыва, да и сама Таня за два года всё-таки изменилась. Но пускай она и стала старше, ей всё равно хотелось быть лучиком света в полумраке офиса. Она даже приветливо общалась с Андреем, чему тот был несказанно рад.

В конце рабочего дня, а точнее, немного позже его официального окончания, когда Татьяна ещё сидела за своим столом, Георгий попросил помочь ему с поиском каких-то документов в архиве, на что она откликнулась с энтузиазмом. Архивом они называли маленькую комнату с несколькими стеллажами, которые полностью были заставлены папками с документами. Сообразив, где примерно должны быть нужные бумаги, она приставила стремянку и взобралась на третью ступеньку. Разглядывая корешки книг учёта, она почувствовала, как тёплая ладонь скользит по её голени, переходит на бедро и уходит под юбку. Она попросила Георгия прекратить, хоть и не могла отрицать, что ей нравится его внимание. Он прекратил лишь на полминуты, чтобы снова положить руку на её бедро и даже продвинуть её немного выше. В этот момент она вглядывалась в непропечатанные символы на обложке одной из книг, и сделала попытку отбиться своей рукой, но тут услышала дверной скрип.

В проходе стоял Владимир, который посмотрел на открывшуюся перед ним картину и усмехнулся. Гоша одёрнул руку, в результате чего юбка на Татьяне стала заметно топорщиться. Сказав что-то вроде того, что раз тут занято, то он зайдёт завтра, Владимир закрыл дверь и ушёл.

Татьяна спустилась на пол и отдала Георгию книгу. Он хитро улыбался и сказал, что все скорее всего ушли, и никто им мешать не будет. Таня не помнила, что именно она ответила, но она выбежала из архивной комнаты, чувствуя, как краснеет её лицо.

Дома она не могла успокоиться. Владимир не был удивлён увиденным, он знал. Они все знали. Что они знали? Что они с Гошей вместе? Но они ведь не вместе. Да, у них был секс. Будто у двух взрослых самостоятельных людей не может быть секса! И вообще, это только их дело, и никого оно больше не касается. Но и Гоша был хорош! Почему он решил, что надо что-то такое сделать в офисе? Ведь теперь её все будут считать распутной женщиной! А она не такая! Не такая ведь, да?

Она посмотрела на тёмную пустоту окон дома напротив. Тишина и спокойствие как будто раздражали и угнетали её. Нет, не всё в порядке! Зачем вообще это нужно было? Какой в этом смысл? Какой толк? Но она решила поддаться этой игре, и ей нравился процесс. Нравился же? Как мужчина, Георгий ведь был не так уж и плох. Симпатичен, спортивен, и опытен. Любовником он был неплохим. Нежным и сильным, иногда властным и в меру грубым. Твёрдым и горячим.

Снова воскресив в памяти ту ночь, Таня почувствовала, как теплеет внизу живота, и предательское тепло начинало разливаться по всему телу. Она легла на кровать и уставилась в потолок. Как это глупо. Неужели это всё, чего она хотела? Глупая. Она ударила себя по лбу. Нет, голова тут не при чём!

Таня встала с кровати, подошла к шкафу, открыла, достала ремень и вернулась на кровать. Положив ремень рядом, она стянула пижаму и сбросила её на пол. Посмотрела на потолок. Да, так надо, решила она про себя. Она накрутила ремень на руку, оставив свободными около двадцати сантиметров кожи. Сжала кулаки. Раздвинула колени. Будь смелее, сказала она сама себе. Это твоя вина! И ударила. Кончиком ремня. Несильно. Боль пронзила её тело. Она чуть не скорчилась и не заорала от этой боли, подтянула колени к груди. Через несколько секунд успокоилась, отдышалась… и снова ударила. Её обожгло, жар пошёл по всему телу, и эти волны были похожи на цунами. Ещё раз ударила. В висках колотила кровь. Боль теперь, казалось, не уходила. Таня стиснула зубы и ударила снова. На подушку стекали слёзы, а дыхание сбилось и никак не могло восстановиться. Неожиданная злость к самой себе накатила на неё. Даже если она больше никогда не будет получать удовольствия ТАМ, она должна сделать это. Ударила в последний раз. Сильно, но боль уже не была чем-то новым.

Выпустив ремень из руки, она лежала и смотрела в потолок. Мыслей не было. Дыхание постепенно восстановилось. Холод воздуха в комнате дразнил её, немного щекоча кожу там, куда она обрушила весь свой гнев лишь несколько минут назад. Он как-будто успокаивал её. На душе стало необычайно легко.

Через полчаса она нашла в себе силы встать. Убрала ремень в шкаф, подобрала пижаму и положила её на кровать. Подошла к зеркалу. Краснота выделялась на её бледной коже. Она прикоснулась к своим нижним губам - те были слегка болезненными. И зачем она это сделала с собой? Что на неё нашло? Что заставило? Но почему-то теперь было спокойнее. Наверное, так было нужно, подумала она внезапно для самой себя. Она осмотрела своё тело. Красивая молодая девушка. Сексуальная и привлекательная. Красивая грудь и тонкая талия. Упругие ягодицы без тени целлюлита, несмотря на сидячую работу. Длинные гладкие ноги. Зачем ей вообще обращать внимание на мнение окружающих? Пусть думают, что хотят. А она будет получать удовольствие от жизни, пока может.

Отёк прошёл через несколько дней. На коллег она больше не обращала внимания, да и они теперь было поглощены Владимиром и Инной, неожиданно объявивших о помолвке. Всё это время Татьяна старательно избегала Георгия и отклоняла его предложения. Она применила всё своё дипломатическое мастерство, чтобы немного остудить его пыл, не дав при этом потерять интерес к себе. В конце концов, она намекнула ему, что будет не против провести вместе майские праздники, и он жил этим ожиданием. На работе случился завал из новых проектов, но Татьяна показывала какую-то необычайную продуктивность, оставаясь надолго в конце рабочего дня. С одной стороны, это позволяло ей находить каждый раз предлог не ходить никуда с Георгием. С другой - она не торопилась возвращаться в свою холостяцкую квартиру. Так наступил май.

В начале мая, словно назло поэту, стояла отличная погода. По крайней мере, в те разы, когда Татьяна могла её наблюдать. Она вообще мало что могла наблюдать, так как почти всё время провела в закрытом помещении, погружённая в собственные ощущения. А рядом всегда был Георгий, который был погружён в неё. Длинные майские выходные, четыре дня отдыха.

В первый день они с утра встретились в кафе, позавтракали, посмеялись. Через два часа она скакала на нём сверху, пытаясь в процессе стянуть с себя футболку. Этот процесс заводил обоих и, как казалось Татьяне, выводил их отношения на какой-то новый уровень. Возможно, следует уже перестать скрываться и признаться перед всеми, что они теперь пара? Но это можно было решить потом, а сейчас перед ней стояла задача. Точнее, не задача. Она внезапно подумала, что в какой-то другой жизни могла бы зарабатывать оральными ласками. Вроде бы, механика процесса довольно простая, а эффект на лицо в прямом и переносном смысле. Челюсть затекала, и почему-то она подумала, что если тренировать мышцы, то всё должно получаться легко и просто. Но, может быть, это были лишь фантазии не самой опытной девушки в этом вопросе. В целом, сам процесс может даже быть приятным и возбуждающим для неё самой. Ей послышалось, что она даже сама начинала тихонько постанывать. Не нравился ей только вкус собственных выделений, но через короткое время он перестал чувствоваться. Но ей очень понравилось ощущение мужского горячего семени на своей груди.

Обед они заказали на дом. Тане показалось особенно интересным встретить курьера в пикантном наряде из трусиков и длинной гошиной футболки, сквозь которую, она была почти уверена, просвечивали соски.

Поев, они лежали на диване и смотрели какое-то кино. Провозгласив этот день днём лени, она вроде бы даже уснула на какое-то время. Её разбудило ощущение нежности и ласки. Уловив момент, когда она во сне повернулась, Гоша пробрался к её промежности, отодвинул трусики и ласкал её языком. Дав ему время доставить ей немного удовольствия, она притянула его к себе, помогла войти, и на этот раз не обращала внимание на люстру и потолок, сосредоточившись на поцелуях. Они не пользовались презервативами, и в какой-то момент ему пришлось выйти, а Таня заботливо приподняла футболку, чтобы всё попало исключительно на её живот.

Потом они отправились гулять, ходили по аллеям ближайшего парка, потом прошлись по открытым в выходной магазинам, в одном из которых присмотрели интересный комплект белья для неё, но Таня решила пока не торопиться с покупкой.

Когда стало вечереть, Таня приехала домой, прошла к шкафу, взяла с полки чистые трусики. Подумав, взяла ещё одни и положила в сумку. Она подумывала взять перчатки, но решила, что это будет перебор. Она вышла из квартиры, не пробыв в ней и пятнадцати минут.

Они встретились в кафе, в котором она когда-то впервые попробовала кальян, и теперь курила его уже во второй раз в своей жизни, и будто бы даже начинала разбираться в ароматах и табаках. Расслабленные после довольно интенсивного дня, они сели на такси и уехали к Гоше.

Кровать его в спальне оказалась довольно широкой, такой, что они бы могли пригласить туда кого-нибудь ещё. Усталые, они быстро уснули, решив, что на тот день секса было достаточно.

Во второй день она проснулась одна в незнакомой кровати. Не сразу сообразив, что находится дома у Георгия, она слегка запаниковала, но потом окончательно проснулась. Желая, видимо, произвести впечатление, он принёс ей завтрак в постель, но она торопилась в туалет, поэтому он унёс его обратно на кухню. Позавтракав, они решили сходить в парк развлечений.

Они веселились до обеда, крича в будку, измеряющую силу крика, и нажимая на кнопку, чтобы проверить реакцию. Ели сладкую вату и даже мороженое, и вообще производили впечатление молодой весёлой влюблённой парочки. После обеда в бистро они прогулялись по парку, и во время прогулки Гоша то и дело щипал её за попу. Придя к нему домой они сразу занялись сексом. Если говорить точнее, то начали заниматься сексом они ещё в лифте, когда Гоша резко просунул руку под её юбку и ввёл в неё палец. В прихожей он задрал юбку наверх, на что Таня отреагировала смехом и прошла в таком виде в гостиную, покачивая бёдрами и строя глазки. В гостиной он нагнал её, уже без брюк, которые скинул где-то в прихожей. Одним движением он сорвал с неё трусики. Вторым движением он поставил её на колени и заставил прогнуть спину. Присев на корточки сзади он вошёл и стал размашисто двигать тазом, заполняя комнату звуками секса.

Они перебрались на диван, где он брал её сзади, держа её мощной хваткой за волосы, и время от времени шлёпал ладонью по ягодицам. Когда он разжал руку, она упала на диван, словно обессиленная. Она почувствовала, как его смоченные слюной пальцы раздвигают её ягодицы и пытаются проникнуть в пока ещё не занятое отверстие. Не имея возможности (или даже желания) сопротивляться, она впустила один. Он прошёл неглубоко, но в сочетании с движущимся в паре сантиметров “пальцем” побольше, давал интересное и новое ощущение. Когда второй палец попытался присоединиться, она пыталась попросить остановиться, но не смогла. Было немного больно и неприятно, но она привыкла к этим ощущениям. В какой-то момент она перестала чувствовать своё тело, будто это была не она, а какая-то кукла. Очень развратная кукла. Его кукла, которую надо трахать. Эти слова слова он шептал ей в ухо, и она соглашалась.

Изнурённые и вспотевшие, они лежали на кровати, ленясь. Подремав пару часов, она всё-таки ушла в душ. Переодевшись в чистое бельё, и постирав в раковине грязное, она обнаружила Георгия за готовкой простого сытного ужина. Подкрепившись, они снова провалились в сон.

Проснувшись посреди ночи, она разбудила его ртом. Гоша был полусонный, когда она его оседлала, что не помешало ему через пять минут переместиться наверх и стать хозяином положения. Ещё через пять минут он заставил её проглотить своё семя и лёг спать дальше.

Утром они долго не могли сообразить, чем позавтракать. В конечном итоге они вышли на улицу и зашли в ближайшее кафе, где Таня с удивлением обнаружила, что её аппетит тоже бывает зверским. Позавтракав, они долго сидели и ленились куда-либо идти.

Вернувшись домой, они снова занялись сексом, на этот раз вяло и скучно. Тане показалось, будто бы она в какой-то момент даже уснула, но её разбудило новое острое ощущение. Открывал глаза, она поняла, что Гоша пытается войти туда, где он не был прежде, и, казалось, ему это удавалась. Она попросила его остановиться, но он вместо этого лишь сделал одно движение и, охнув, она осознала, что снова потеряла девственность.

Он двигался медленно и уверенно, как будто бы делал это много раз и с разными девушками. Следуя его указаниям, Таня начала ласкать себя. Боль прошла быстро, ощущение было не самое приятное, но Татьяна подумала, что виной этому скорее её брезгливость. Немного подвигавшись, он вышел. Она почувствовала внизу неожиданную прохладу и расслабленность. Он снова вошёл, на этот раз глубже. Её тело почти не оказывало сопротивления, хотя весь процесс протекал медленно и спокойно. В какой-то момент она поняла, что очень возбуждена. Было ли это возбуждение от её собственных пальцев или от нового вида секса, она не знала. Она чувствовала себя насаженной на вертел, и у неё было полное ощущение того, что если она хоть как-то двинется в сторону, то её разорвёт надвое. Вместе с тем, она ощущала себя чьей-то. Ей распоряжались, как хотели, а она была рада угодить. Жизнь и смерть стали не важны, ведь она сама была не важна, лишь плотью, которая создана для того, чтобы принадлежать кому-то. Может быть, это и было её предназначение?

Георгий оборвал её рассуждения, кончив. Он вышел, снял презерватив, который она до этого даже и не заметила. Она не могла понять, была ли она ему благодарна или ненавидела. Даже не пытаясь разобраться в себе, она просто лежала с закрытыми глазами, когда он заботливо вытирал смазку с её кожи. Он поднял её на руки и отнёс в душ, где намылил её тело и целовал, обмывая водой, и говорил, что она самая красивая и милая на свете.

Ближе к вечеру она поделилась с ним своими мыслями. Гоша сказал, что, возможно, ей следовало бы относиться ко всему проще, и тогда она бы получала гораздо больше удовольствия от процесса. Договорившись как-нибудь повторить, они снова заказали ужин на дом и дремали, уткнувшись в телевизор.

Утром, в последний день выходных, Таня чувствовала себя необычайно энергичной. Приготовив лёгкий завтрак, она поела и накормила своего мужчину. Вместе они пошли гулять в парк и наслаждались погодой, пока, наконец, не пошёл дождь. Они уже были дома, слегка мокрые, когда дождь перерос в ливень, и сидели и целовались на диване, когда в дверь позвонили.

В квартиру вошёл почти насквозь промокший Андрей. У него была с собой бутылка вина, которую Гоша отнёс на кухню, а самого Андрея отправил в ванную, дав полотенце и домашний халат.

Они сидели в гостиной, поедая доставленную пиццу и запивая её вином. За окном бушевал ливень. Гоша с Андреем наперебой рассказывали истории из университетского прошлого. Оказалось, что они вместе учились в институте, Гоша был на два курса старше, и однажды заступился в драке за первокурсника Андрюху, и с тех пор дружат. И вот сейчас Андрей хотел покутить с другом, но, как оказалось, друг был не один.

Таня забралась с ногами на диван и, слушая их истории, думала о том, как же прекрасна мужская дружба, о которой столько слышала раньше. Она вспоминала своих подруг, которые по большей части разъехались по более крупным городам, и особенно Лизу, которая последнее время вообще не объявлялась. Таня скучала.

Они смеялись и хмелели от хорошего вина. Гоша гладил её по колену, рассказывая историю про то, как пытался познакомить Андрея с девушкой, к которой никто из институтских парней не осмеливался подходить. Закончилась она тем, что девушка призналась в давнешней любви к Георгию, но ему пришлось притвориться, что сердце его было бесконечно занято, а Андрей при этом стал встречаться с её лучшей подругой, которая сама потом привела эту девушку к ним в постель. Пикантность истории заставила поднять их очередной тост “за любовь”, после которого Гоша полез к Тане целоваться, несмотря на присутствие третьего человека.

Какое-то время Таня смущалась, но потом решила, что Андрей, вероятно, почувствует себя в итоге неловко и уйдёт, дав им насладиться друг другом и последним выходным. Но в итоге она почувствовала, как второй мужчина сел с ней рядом, и, совершенно неожиданно для неё, дотронулся до её плеча, слегка массируя. Решив не обращать внимание на это, она наслаждалась ощущением гошиных рук на своих бёдрах. Потом к ним присоединились руки Андрея.

Таня вопросительно посмотрела на Гошу, но тот лишь сжал её в объятьях, оставляя нижнюю часть её тела свободной для чьих-то ещё ласк. Таня попыталась что-то сказать, но чужой язык не давал ей  произнести ни звука. Чужие руки сдерживали её движение, пока другая пара рук уже была под юбкой, поглаживая её кожу сквозь тонкую ткань её трусиков.

Таня вырвалась и резко встала с дивана. На немой вопрос она получила ответ, что ничего страшного в этом нет, и она совершенно зря сопротивляется, и она ведь сама не знает, сколько наслаждений пропускает мимо себя, скованная глупыми предрассудками. Татьяна пыталась спорить, говорить, что она не “какая-то девка”, на что получила насмешливый ответ, что и подруга её Лиза ведь тоже не “какая-то девка”, и ей всё понравилось. Последний комментарий разозлил Татьяну.

Она выбежала в дождь, на ходу застёгивая курточку и проверяя, не оставила ли она там телефон. О висящих на трубе трусиках она не думала. В конце концов, белья у неё хватало.

Слегка промокшая, Таня зашла в свою квартиру. Выбегая, она застала окончание дождя. Минут десять она безуспешно пыталась поймать себе такси, но в итоге дождалась автобус, который и увёз её домой. Зайдя домой, Таня чихнула, бросила сумку на кресло и заварила себе ромашку с мёдом. Возмущение уходило неохотно, а сон пришёл к ней только поздней ночью.

Она лежала на холодной жёсткой поверхности. С трудом открыла глаза. Яркий свет ослепил её. Когда глаза привыкли к свету, она увидела над собой операционный светильник. Она лежала на металлическом столе. Вокруг были лишь бетонные стены, местами покрытые кафельной плиткой.

Она была раздета. Почему-то именно это слово пришло в голову. Не нагая, а раздета. И разделась она не сама, а её раздели. Сняли с неё всю одежду и отшвырнули куда-то в сторону, или выкинули, или сожгли. В комнате одежды не было. Почему-то это казалось правильным, и она не чувствовала себя голой. Было лишь немного холодно, но даже не дискомфортно. Будто бы кожа была её натуральной одеждой, и это было не то место, где нужно было стесняться наготы своего тела.

Она ничего не чувствовала, кроме холода стола, на котором лежала. Затем услышала скрежет. Перевела взгляд вниз, в сторону своих ног. Она была в комнате не одна. У того края стола стояла фигура в белом костюме химзащиты. Поверх костюма был надет грязный фартук, а голову закрывала птичья маска.

Она лежала на холодном металлическом столе, со сложенными в коленях и разведёнными в сторону ногами и чумным доктором между ними. Чумной доктор не обращал на неё внимания, лишь копался руками между её бёдер.

Она не была привязана или прикована, но не могла двигаться. Какое-то странное ощущение неизбежности парализовало её. Она накрыла лицо рукой, закрыла глаза и ждала.

Она чувствовала, как чумной доктор копался внутри. Она засовывал в неё свои руки, и её тело растягивалось в муках, вмещая и руки, и инструменты. Он использовал металлический скребок, и, казалось, засовывал его так далеко, что мог поскрести изнутри по черепной коробке. Она прислушивалась к ощущениям и перед глазами всплывали картины. Она видела себя со стороны, она видела себя из-под птичей маски.

Доктор поставил ей клизму, и вода, перемешанная с кровью и гнилью, вытекала из неё. Доктор взял скребок, похожий на маленькие садовые грабли, и скрёб её изнутри, почти доставая до грудной клетки. Её плоть выходила из неё, падая на пол. Тело пустело. Ей почему-то казалось, что так и должно быть, и что она станет легче, если не совсем невесомой.

Доктор ввёл в неё металлический ёршик и начал очищать изнутри тот проход, по которому только что ходили его руки. Она чувствовала, как металл скребётся о её кожу, как режет её, и как кровь стекает на пол. Ей стало больно, а доктор стал скрести интенсивнее. Боль усилилась. Она разливалась по телу и погружала его в агонию. Хотелось кричать, но голоса будто бы не было. Она была нема. Не было никаких звуков вокруг, кроме скрежета в висках. Боль превратилась в пламя, которое ушло в глубину живота и горело там. От этой боли она проснулась.

Таня свернулась в клубок. Режущая боль в животе была такой силы, что на глазах проступили слёзы и она почти что завыла в голос. Она сжалась под одеялом, не понимая, ни где она, ни сколько сейчас времени. Вокруг была только пустота и холод, а внутри неё был кусок раскалённого металла, и она кружилась в вакууме.

С большим трудом и корчась от боли они вылезла из-под одеяла и сползла на пол. Еле-еле встала на ноги, но не смогла до конца разогнуться. Медленным шагом, стараясь не упасть, она дошла до ванной. Скинула бельё. Хлопковые трусики, когда-то светившие своей белизной, теперь были грязными от крови и выделений. Она залезла в душ. Холодная вода обожгла кожу. Стараясь закончить побыстрее, она смыла с себя остатки крови. Гигиенических салфеток не было, она попросту забыла про них, и не ожидала, что они понадобятся так скоро. Вытерлась туалетной бумагой. Вставила тампон и мысленно поругала себя за то, что он был последним.

Сделав крюк в сторону кухни, где была аптечка, она добралась до кровати, по пути запивая таблетку стаканом воды. Упала на кровать и накрыла себя одеялом. Сжавшись в комок боли, они ждала, когда ей станет легче.

Через какое-то время Таня смогла выпрямиться и даже встать. Было пять утра. Боль не ушла полностью, но притихла, периодически напоминая о себе режущими вспышками. Таня достала телефон, написала смс начальнице. Между праздниками работы должно быть мало, поэтому, возможно, её отсутствие никак не скажется. К удивлению, ответ она получила почти сразу и, прочитав его, моментально провалилась в сон.

Проснулась она ближе к обеду. В животе была боль, но теперь к ней прибавилось и чувство голода. В телефоне было несколько пропущенных от Георгия. Таня встала, добрела до кухни. Хлеб, который она купила примерно неделю назад, заплесневел. Сделав яичницу, она в тишине поела. Надо было дойти до аптеки, но она не чувствовала в себе сил даже на то, чтобы дойти хотя бы до шкафа с одеждой. Голова ходила кругом, и, кажется, у неё был жар.

Вечером пришла Лиза. Получив танино сообщение, она, похоже, сильно разволновалась. Лиза принесла полную сумку продуктов, пару видов обезболивающих таблеток и предметы личной гигиены. Заставив Таню оставаться под одеялом, она ушла на кухню, порезала салатик и приготовила чай с молоком. Накормив и напоив, она уложила подругу спать.

Таня долго не могла уснуть. Положив голову Лизе на плечо, она рассказывала о том, что случилось в выходные и раньше, о том, как себя чувствовала, и о том, что ей начинает казаться, будто бы её собственное тело наказывает её за то, что она с такой лёгкостью отдала его кому-то. Лиза слушала и только повторяла, что всё хорошо. Всё нормально, девочка.

Таня проснулась рано утром. Самочувствие было гораздо лучше. Лизы рядом не было. По-видимому, она ушла вечером домой. Или же с утра уже ушла на работу?

Весь день она провела в постели. Пыталась читать книгу, но голова не хотела работать, поэтому пришлось смотреть сериалы. Два раза ей пришлось сменить тампон. Она поймала себя на мысли, что таких обильных, внезапных и болезненных месячных у неё не было с шестнадцати лет. К вечеру, выпив очередную порцию таблеток, она снова могла ходить по комнате и даже попыталась посидеть в кресле, но тело требовало тепла, и ей пришлось вернуться в кровать под одеяло.

Вечером пришёл Георгий. Получив за вчера и сегодня несколько сообщений с извинениями, она боялась, что он рано или поздно покажется на пороге. Наверное, она могла бы его остановить, если бы написала что-то в ответ, но она не чувствовала себя в состоянии вести хоть какой-то диалог.

Она встретила его на пороге без какого-либо желания пускать внутрь. Держась за дверную ручку, чтобы не упасть, она выслушивала слова извинений, но пропускала их мимо ушей. Она смотрела на его лицо и думала о том, как оно странно и глупо выглядит. То ли испуганно, то ли требовательно, то ли и так и так одновременно. Когда он закончил говорить, она лишь произнесла, что не хочет его видеть и попыталась закрыть дверь, чему помешала его нога. Он хотел, даже требовал прощения, и хотел его прямо здесь и сейчас. Татьяна похолодела. Боль в животе с трудом позволяла ей стоять прямо, а кружащаяся голова не позволяла стоять вообще. Никаких решений она принимать была не в состоянии.

Таня почти упала на пол, когда подоспела Лиза. Наткнувшись на Гошу, она вслух предположила, что сейчас было не лучшее время, чтобы ему приходить. Таня открыла перед ней дверь, давая пройти в квартиру, и попросила Гошу уйти.

Он не уходил и продолжал настаивать. Голова кружилась ещё больше и начинала болеть. Гоша, видя её состояние, попытался поддержать её, взяв за руку, но его холодное касание раздражало. Он и так касался её немало. Она почувствовала себя в ловушке. Её уговаривали, умоляли, вынуждали что-то сделать, но она не могла даже понять, что. Тем более, она не была в состоянии, чтобы это что-то сделать. Она пыталась закрыть дверь, но упрямая нога не хотела исчезать с порога. Однажды пустив его в свою квартиру, в свою жизнь и в своё тело, она теперь чувствовала себя не своей. С губ её сорвалось одно слово: “убирайся”. Почему-то слово “уйди” казалось ей слишком нежным, слишком ласковым, таким словом, которое можно было бы сказать и любимому человеку. Несколько раз повторив, она добилась нужного результата и закрыла дверь.

Солнце светило в прорезь между шторами, его лучи отражались от окон дома напротив и падали прямо на её лицо. Таня открыла глаза. День был уже в разгаре. Была первая суббота июня. Она встала с кровати, сделала зарядку, почистила зубы и, переодевшись из пижамы в домашнее, раздвинула шторы.

Дом напротив был полон. Люди пили кофе, смотрели телевизоры, сидели за компьютерами. Панорамные окна позволяли заглянуть в жизнь каждого обитателя, увидеть их жизни, их дома и их семьи. Где-то на полу маленький ребёнок играл с игрушечной железной дорогой, где-то кто-то смотрел мультики, в одной квартире подросток стоял перед окном и ел мороженое.

Люди стали заселяться в этот дом в начале мая, и делали это быстро. Будто бы их раньше сдерживали огромные ворота, под которыми они стояли и ждали, когда же их впустят. Примерно так оно и было, как она узнала случайно от соседей: дом не могли никак начать заселять из-за проблемы с документами, которую компания-домовладелец не могла решить несколько месяцев.

Она вышла в магазин. Одетая в шорты и футболку с коротким рукавом, она наслаждалась лёгким ветерком и первым летним солнцем. Вернувшись домой, она достала из пакета пачку овсяных хлопьев и засыпала их в блендер. Перемолов хлопья в муку, она смешала её с подтаявшим маслом в миксере, добавила сахар, пекарский порошок и немного муки. В конце она насыпала в получившуюся смесь изюм, добавила корицы и принялась лепить шарики, попутно слушая, как в ноутбуке всемирно известный астрофизик рассказывает про элементарные частицы. Каждый шарик она сплющила, и полученные лепёшки из теста уложила на противень. Через пятнадцать минут она достала партию ароматного овсяного печенья. Обжигаясь, она съела одну штучку, убедилась в восхитительном вкусе и сделала ещё две партии.

Она сидела в кресле и читала книгу, наслаждаясь субботним вечером. Вчера был её последний день на работе. Выйдя после праздников и болезни, она несколько дней сомневалась, но в итоге всё-таки написала заявление на увольнение по собственному желанию. Начальница пыталась отговорить её, но Татьяна хотела перемен. За скромным прощальным ужином она тихо поблагодарила коллег за их радушие и заботу о ней в течении последних двух лет, и ушла раньше всех, не дожидаясь, пока ужин перерастёт в традиционную попойку.

За окном солнце потихоньку шло на запад. Она раздвинула шторы пошире, чтобы в комнату попадало больше света, и включила лампу. Соседи из квартиры напротив куда-то собирались. Наверное, в театр, подумала она. Недалеко от окна перед зеркалом сидела красивая девушка с вьющимися рыжими волосами, которые великолепно сочетались с её зелёным платьем. В глубине комнаты, недалеко от входа, в чёрном пиджаке и белой рубашке её ждал молодой человек. Он стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал, как она поправляет свой макияж. Закончив, она встала, чмокнула его в щёку, и, держась за руки, они вышли. Таня улыбнулась и вернулась к чтению.


Карп Пол, 2017 год