Глава 5. Невосполнимая утрата

Газета, чисто теоретически, могла уже пойти в тираж, после чего оставалось только ждать поживы. Чижиков был доволен, как человек, сделавший первый шаг на пути к новой жизни, и хотя он не был окончательно уверен, что все получится как надо, смотрел в будущее с воодушевлением и ушел от Зряченского на подъеме. Ему надо было сделать еще два предварительных дельца, способных повлиять на успех, и к вечеру он уехал в уездный город NN, где в банке служил его школьный товарищ Вальдемар Трефф. Павел Иванович хотел к утру быть у него, обговорить это первое дельце, и сразу же вернуться обратно, обделать второе и готовиться к предстоящему наплыву писем и, как следствия, денег.
Зряченский, между тем, подумал, что на всякий случай следует заготовить критическую отходную статью на тот замес, если дело у Чижикова пойдет как-нибудь косо и криво. Тогда он ее опубликует и, сославшись на свободу слова, дезенфицирует орган печати и стерилизует свое перо.
Но он даже не подозревал в какое дело он ввязался и сколько денег ему посчастливится заработать и не заработать, а Чижикову вместо зловредного друга придется на этой почве обрести лютого врага.
В банке провинциального города NN, где управляющим служил его давний знакомый, Чижикову надо было открыть на себя счет, но не на свою фамилию Чижиков, как это положено, хотя, в прочем, и на свою, но так хитро, чтобы деньги приходили с пометкой «Родовой стресс» как на самостоятельный адресат, но на его, Павла Ивановича, счет. Простому человеку это трудно понять, поэтому у него и возникают проблемы с наживанием больших денег, поскольку даже такие простые, примитивные схемы не уживаются в его голове. Принимать на личный счет деньги с другим адресатом было нельзя, а не отправлять назад и того хуже. Если деньги скапливаются на депозите как не имеющие правильного адресата, они рано или поздно становятся достоянием банка и архивируются навсегда, как сокровища КПСС, вывезенные 30 лет назад генералами КГБ в чемоданах, не востребованные по причине естественной убыли курьеров в погонах и формальных владельцев.
В поезде, а он поехал именно поездом в спальном вагоне высшего разряда с душем, халатом и белыми гостиничными тапочками с эмблемой РЖД, придуманной дизайнером-юмористом, отдаленно напоминающей кабалистическое ;;;-фук, по смыслу похожее на неприятное действие в шашках, когда игрок профукал, прозевал, — облачившись в белый халат, Чижиков представлял себе пачки денег, роскошную жизнь и завидное для окружающих положение в обществе.
В машине за рулем он ездить не любил, потому что уже тогда понимал, что такому человеку, как он, не пристало возить себя самого, то есть работать шофером у собственного тела. Это, по его мнению, не только не соответствовало статусу успешного бизнесмена, но и отвлекало от вдохновенных мыслей, например, о том, как в кротчайшие сроки осуществить свою заветную мечту — сказочно разбогатеть.
Проводница, в фартуке с вышитой эмблемой РЖД, больше похожая на домохозяйку или кастеляншу из правительственного санатория эпохи застоя, дородная и розовощекая, способная заменить заботливую мать и игривую жену заезжему партийному молодцу, заботливо принесла ему незатейливый ужин из ресторана и соточку «Столичной», после которой Чижиков удовлетворенный заснул. Утром его уже ждал завтрак: сырнички со сметаной и чай.
- Вставайте, Павел Иванович, через час ваша станция.
Чижиков по-детски открыл глаза, один за другим с длительным интервалом, потом снова крепко зажмурился, как дети претворяются крепко спящими, и так пролежал еще пару минут, затем поджал ноги, отбросил одеяло и разом вскочил и застыл в той нелепой позе с разведенными руками, в которой оказываются гимнасты после сальто. Тапочки оказались чуть левее, и он в них не попал. Наш герой мгновенно отскочил в сторону, да так, что ловко в них влился, — эта процедура заменила ему утреннюю гимнастику и окончательно взбодрила.
Вечер, подумал Павел Иванович, закончился хорошо, ночь он провел замечательно, в непрерывном сне, день тоже начинался благоприятно, виды на остаток дня формировались положительные.
Чижиков приехал в банк с утра пораньше, благодушный сел в приемной, на двери которой было золотом на черном, как на мемориальной доске, имя его приятеля, и стал ждать. Банкир, однако, не торопился и появился в около одиннадцати. На лице его специально для секретарши было написано, что он задержался по важному делу, хотя было понятно, что никаких дел с утра не было — просто ленился.
- Чижиков, ты ли это? - спросил банкир Трефф с порога приемной.
- Я, - ответил Чижиков.
Они обнялись и три раза по-московски поцеловались.
- Какими судьбами, брателло, заходи. Чаю или сразу коньяку.
- Чаю.
- Давай по коньяку. Такое, понимаешь ли, событие.
- Я не пью с утра, - Павел Иванович не любил, когда ему навязывали алкоголь, потому что сам любил спаивать деловых партнеров во время переговоров.
- Ну да, новые веяния. Спорт, фитнес. Здоровье бережем. Не куришь, небось?
- Не курю.
- Молодец, а я вот, по старинке, и пью, и курю, и бабами увлекаюсь. Работа у меня нервная. А ты, случайно, не из этих теперь будешь, из модных — третьего рода?
- Типун тебе на язык.
- Ладно, твое личное дело, можешь не говорить.
- Я жениться собираюсь. Есть у меня одна на примете, - соврал Павел Иванович и перевел разговор на другую тему:
- Ты бы табличку что ли сменил.
- Зачем?
- Почто такой траур?
- Ты, я так понимаю, не за этим ко мне приехал.
- Я, - начал Чижиков, стараясь не терять больше времени и в расчете поскорее вернуться назад, - к тебе действительно по делу.
- Ха! Раз так, то сначала тебе придется со мной выпить, иначе никаких дел.
- Пощади.
- Не пощажу. Иначе какие дела? Вот если я к тебе когда приду по делу, тогда ты будешь устанавливать свои порядки.
- Хорошо, только немного.
- Пойдем в библиотеку, там у меня сигарная комната. Там расскажешь.
Они прошли в сигарную. Чижиков искренне удивился таком нововведениям в банках. В сигарной стоял низкий стол, зеленый диван и два под стать ему кресла. На стенах портреты Треффа в присутствии, в обнимку или в окружении знаменитостей.
- Все здесь были, - с подчеркнутой гордостью сказал банкир Трефф.
- И Ельцин тоже? - тогда он как президент был в ходу.
- Нет, у Ельцина был я, но это ничего не значит.
Они сели за низкий столик из красного дерева со стекляной столешницей. Старый товарищ открыл ящик с сигарами. Достал одну и протянул Чижикову.
- На, закуривай!
- Я не курю.
- Сигары — это другое. От них вреда нет, - сказал он и заставил Чижикова взять сигару.
- Вот и молодец. Теперь налью коньяка, и можем приступать к разговору, как деловые, понимаешь ли, люди.
Чижиков нехотя прикурил, неумело причмокивая губами.
- Ну что у тебя, дело на миллион?
- Ну не на миллион, - поскромничал наш герой. - Так, чтобы только штаны не спадали.
- Ну, ты молодец, я всегда знал, что из тебя будет толк.
- Мне нужен счет у тебя в банке.
- Признавайся, если бы тебе нужен был просто счет в банке, ты бы ко мне в такую даль не потащился.
- Это правда.
- Ну, ты точно жулик.
- Не более, чем все.
- Пройдоха, ты брат.
- Но ты ведь не знаешь, зачем мне надо.
- А я и знать не хочу. Потому что ты прохиндей.
- Но почему же?
- Сто раз прохиндей, и можешь меня не переубеждать. Вот лучше выпей.
- Мне будет плохо, - нарочно капризничал Чижиков.
- От коньяка будет плохо? Давай научу, как надо. С сигарой, самое милое дело. Сначала дым подержи во рту, а потом глоток коньяку. Подержи, подержи, сразу не глотай. Вот так.
Чижиков с непривычки поперхнулся и у него выкатились наружу покрасневшие глазищи.
- Возьми у меня кредит процентов под 20. Очень выгодный кредит.
- Ну зачем мне кредит?
- Как зачем, сейчас все берут кредиты. У тебя есть свой бизнес?
- Есть.
- Возьми у меня миллионов сто. Найми себе директора. Договорись с ним за 10 миллионов отступных, чтобы он годок-другой посидел в тюрьме. Остальные переведи себе за границу, и живи  потом припеваючи, загарай на Канарских островах. Это сейчас так стало модно.
- Мне так не надо. Это же форменный грабеж, - сказал Чижиков. - А тебе-то какой интерес?
- Я получу провизию с этих денег. Наберу таких, как ты с десяток-другой, пущу банк под откос, и присоединюсь к тебе на Канарах.
- На нарах ты присоединишься.
- Смешно сказал. Но я тебе смешнее скажу: в нашем государстве обманывать нельзя. Можно только грабить. Еще помянешь мое слово.
- Нет, я так не хочу.
- Даже под 19 процентов? Это я тебе как другу предлагаю. Другому кому — ни за что.
- Нет.
- А под 18? Неблагодарная ты свинья.
- Нет, не надо.
- Ну ты и жмот, - с явным огорчением сказал Трефф. - Тебе по-дружбе предлагают сразу то, чего ты сможешь достичь лет минимум через десять, причем упорным, утомительным трудом и бессонными ночами — с целью нажить копейку и перегнать деньги за границу, чтобы там провести остаток своих дней. Наращивание оборотного капитала ему подавай вместо 90 миллионов в кармане уже сейчас. Ты не жмот, ты, приятель, дурак. Потом помянешь мое слово.
 Чижиков покраснел, что было с ним нечасто. Он мужественно сносил оскорбления. Иной раз ему хотелось встать и уйти, но такое малодушие противоречило его убеждению: он всегда стремился довести дело до нужного ему финала, а для этого надо было стерпеть. И это вовсе не факт, что в другом банке его не ожидало бы то же самое. Но самое ужасное было в том, что Трефф был прав. Все его собственные планы сводились к одному — заработать и зажить на широкую ногу за границей. Но не так примитивно и пошло, как предлагал ему банкир. Наш Павел Иванович был в какой-то степени романтиком.
- Так что тебе надо, если не кредит?
- Понимаешь, я хочу открыть счет на себя, но чтобы люди, перечисляя деньги, не знали, что они перечисляют их мне.
- Я же сказал, что ты жулик.
- Я никого не обманываю и не собираюсь. Это будут добровольные перечисления.
- Нашел дураков?
- Я бы сказал — это пожертвования.
- Как, например, на детей Анголы и Мозамбика?
- Ну что-то вроде того, только без дальнейшего адресата, а только будут накапливаться у тебя в банке, пока я их не заберу.
- Ага, имя свое светить не хочешь, чтобы потом не побили?
- Как раз не поэтому. Просто имя у меня не солидное. Чижиков! Ты бы деньги Чижикову перечислил?
- Ни за что.
- Вот и я о том же. А если фамилия Добронравов или доктор Краснов — тогда другое дело.
- А еще лучше немецкая фамилия Остерман, Мених, Вебер, Трефф.
- Именно.
- С каждого перевода три доллара, - подытожил банкир.
- Это грабеж!
- Жулик.
- Бандит.
- Аферист.
- Доллар.
- Два.
- Не могу. У меня большие накладные расходы.
- Два.
- Доллар.
- Доллар и кредит под 20 процентов.
- Доллар, кредит, но проценты с депозита.
- Доллар, но процент с депозита как со срочного вклада мой.
- По рукам.
- По рукам! Ну ты, брат, и аферист.
- От бандита слышу.
Они снова ударили по рукам, обнялись, расцеловались, и пошли в соседний ресторанчик «Моцарт у Сальери» обмыть сделку, в результате чего Чижиков забыл свой синий шелковый шарф с золотыми огурцами, подаренный одной дамой с романтическими намерениями. Он носил этот подарок с благодарностью, как иной носит кольцо, что с ним бывало в исключительных случаях.
Обнаружив потерю уже в поезде, Павел Иванович в отчаянии стал метаться по красной ковровой дорожке вагонного коридора с криком:
- Профукал, все профукал, — чем весьма смутил проводницу, перепугавшуюся на смерть, потому что вид у него был отчаянный, как у игрока, спустившего все свое состояние в коммерческий штосс, и неравен час пустит себе пулю в лоб.
Он отродясь был бережлив, и подобные потери переживал мучительно и долго сокрушался тому, как это он не уследил, а потом целый день анализировал с дотошностью психоаналитика, что же могло повлиять на утрату, и приходил к выводу, что это результат совокупности всех обстоятельств еще задолго до момента приобретения утраченного предмета, вплоть до того позорного случая, когда отец выпорол его за приклеенные намертво в альбом для рисования драгоценные почтовые марки раннего СССР, чем обесценил их навсегда.
Зигмунд Фрейд был бы им весьма доволен за искренние рассуждения и глубокий самоанализ.

Перейти к следующей главе: http://www.proza.ru/2017/07/14/1560