Дело - табак 1

ДЕЛО - ТАБАК

ТРИллер (Мелодрама в трёх действиях, с прологом и эпилогом)

Действующие лица и исполнители:

Муза - Заслуженный мэтр Проза.Ру Пасько Э.В.

Я - Автор

Другое Я - червь сомнения

Ангел - беззастенчиво эксплуатируемый Автором человечек. Разбиравший эти каракули и расставлявший по местам препинаки - Евтягина М.

В массовых сценах, деревенские бабы, всех возрастов, пацаны и гусеницы тутового шелкопряда.

Место действия - окрестности городка Закаталы.



***

Пролог

Текст этот задуман давно. Что-то ворошится беспокойно в памяти и не даёт окончательно уснуть воспоминаниям.
Новым толчком к обострению заунывной графомании стала переписка с замечательным автором Прозы.ру - Пасько Эльмирой Викторовной.
Сразу извиняюсь перед уважаемым мною тактичным и отзывчивым человеком, за упомянутое всуе ( :-) ) имя. И прошу снисходительного отношения к грамотею, никак не соберущемуся заткнуть наконец фонтан словоизлияний. Впрочем, чёрт и так с ним.


Действие первое - Словоблудие на отвлечённые от существа темы.

Ну понеслись.
Я видел массу деревень. В станице живу и ныне. Она многим похожа на первую в жизни. Верно оттого, что и её населяют кубанцы. Нет, казаками, народ современный я не назову. Слишком много перемешано, выжжено калёным железом и вытравлено из исторической памяти. В большинстве своём мы оторваны от корней, дальше пары поколений и заглянуть-то не можем.

Я не сужу и не осуждаю. Вырос в благополучии, достатке полном и умиротворяющем покое.

А вот бабушки мои очень неохотно вспоминали детство и юность. Именно лихолетье то сорвало с родных мест и осиротило.
Сегодня масса спекуляций на голодухе 30-х, безусловно трагедии и преступлении. Но и делать из неё лучину для разжигания пламени розни межрусской полагаю грехом тяжким.

Итак, именно в то время в Закавказье потекла волна обездоленного и обобранного до крошки и нитки русского народа.
С Кубани, Терека, Днепра, Волги.

Шанс выжить и прорваться был лишь у молодых. Кубань не обезлюдела совсем. Люди выжили и в таком. Работая на полях немецких концессий, питаясь лебедой и желудями, и что скрывать,порой идя на соглашательство и соучастие в беспределе.
Отголоски той памяти живы и ныне. Они размыты и обезличены.
Растворены в нынешней контрастности и раздорах.

А вот село, о котором хочется рассказать, помнится мне оазисом, частичкой южно- и мало- русского в очень отличном от себя краю.

Родня моя попала туда пробираясь через кордоны, которыми тогда пытались пресечь потоки народа в места, в которых коллективизация, раскулачивание и расказачивание проходили в ином ритме и по иным понятиям.

Как вспоминала иногда бабушка, уже в Абхазии начинался иной мир. Более всего её впечатляли лепёшки и чебуреки, которыми торговали на каждом углу.
Ничто не бывает за просто так. Не имея угла и гроша за душой, брались за любую работу и мыкались как могли. Осесть в Грузии не смогли да и не захотели. А пути-дороги вывели двух сестёр в край, включённый тогда в состав Азербайджана.

Населён он был массой разного, но расселёного компактно народа. Аварцы, азербайджанцы, лезгины, отступившие от веры под натиском персов грузины-янгелойцы. У мест этих сложная и противоречивая история.

В начале девятнадцатого века сюда пришла и Россия. Но русские, построив крепости, как правило не оседали. Зато вокруг одного из самых больших укреплений на лезгинской оборонительной линии стал расти город - Новые Закаталы.
"Новые" со временем из имени отпало. А вот о этимологии слова Закаталы спорят и сегодня.

Первыми постоянными жителями тут стали армяне. В большинстве своём нахичеванцы. Беженцы персидских и турецких войн. По мере умиротворения окрестностей город стал терять военное значение, и в нём стала селиться и горская знать. Росли и самостийные этнические поселения вокруг.

Передача области из Тифлисской губернии в состав единоверного Азербайджана уже при советской власти, резко усилила позиции азербайджанской диаспоры и стала началом ассимиляции, часто насильственной, в титульный этнос.

Но до семидесятых прошлого века ни одна из национальных общин большинства не имела, и существовала устойчивая культура общежития, в которой большую роль играл русский язык.

Видимо, эта своеобразность многоязычного места подкупала людей подобных моим бабушкам и давала надежду на тихий приют.
Для городка это был значительный приток народонаселения, но надо отдать должное власти той поры, - людей приняли и организовали.
Возможно, в том был и политический аспект. Приезжие должны были стать примером нового мироустройства и хозяйствования. Страна, бывшая в изоляции и нуждавшаяся во многом, должна была развивать и отрасли, целиком ранее зависимые от экспорта.
Субтропический мягкий климат позволял выращивать тут не только фрукты, но и стратегические культуры - чай, шёлк и табак.

Так вот долго я добирался до ключевого слова. Но прежде ещё трохи истории.

Русских, прибывавших в город, стали селить на окраине. Дома тут строить умели и делали это споро. Горские - как правило из речного камня, а увидите саманный или турлучный, - то это напоминание о кубанцах. Но такого сейчас почти не найти. Зато в память о той поре остались названия: Чайсовхоз и Орехзавод.
Тут недолго поработали и мои бабушки. Пытались наконец освоить грамоту, но не выдержали насмешек первоклашек.
Получилось как в расхожей фразе: "Не хочу учиться, хочу жениться."
Среди переселенцев они нашли себе мужей.

Опыт первого поселения был удачным. Были изысканы и другие пустующие, как называла их бабушка, милицейские, земли. В семнадцати километрах от Закатал, в равнине, образованной притоками Алазани, некогда стояло кахетинское село. В давние уже времена его сожгли, истребив всё население, но ещё на моей памяти можно было наблюдать руины григорианского храма и остатки погоста. А в остальном место было запущено, заболочено и буйно заросло.

В месте этом решено было организовать первый колхоз. Русский колхоз. И название ему дали показательное - Светлый путь.

Сложно назвать народ, осевший тут, энтузиастами перемен, да и русскими они были по невзыскательному определению окрестных старожилов. Сплошь Ткаченки, Лысенки, Бабенки... Да и татары случались. Новое село. Но село без церкви. Хотя старая, поруганная, всё же была.

За год буквально, вдоль дороги, которую бабушка называла "сашой", аккуратно выстроились выбеленные мазанные хаты. В лучших южнорусских традициях, со сделанными из окрашенного невысокого штакетника заборчиками, неизменными палисадами, полными цветов. В каждом дворе непременно была русская печь и я хорошо помню хлеб, выпеченный в ней тётей.

Вдоль дороги у каждого двора посадили орехи. Я помню их огромными. Ровесники села. В последнюю встречу с бабушкой она жаловалась, что местное начальство собралось их спилить. Деревья были абсолютно здоровые. Позарились на ценную древесину. Так и случилось.
По мне это кощунство. Их сажали в 1934-м. Через семь лет почти все, способные держать оружие мужчины, ушли на фронт. После Победы вернулся один. Не стало моего деда и мужа Юли, бабушкиной сёстры. Орехи те - память о них.
Но бабушка страшно боялась начальства. Опыт жизни.

Близкой земли у колхоза было немного. На дальних сеяли пшеницу и устроили ферму. Была своя мельница на речке и лесопилка. То, что под боком, пошло на овощи и табак.

Баба моя, Муся, всю жизнь проработала дояркой. Как передовичка была даже премирована в пятидесятых поездкой на ВДНХ. Поездка для неграмотной селянки оказалась жутким испытанием. Очень боялась потеряться.
Надоилась она вдоволь, и как только ушла на пенсию, о коровах и слышать не хотела.
Зато бурёнку всегда держала тётя. Я мало понимал тогда, чего стоит тянуть колхозную лямку и свой двор.
Не случайно, как только раздали паспорта, колхозники побежали с каторги в город.

Была ещё причина, этнического преображения села. В период Хрущёвских новаций, ослабленное войной поселение, укрупнили.
 Как водится, из благих намерений. Но как хрупко и тонко, то что принято называть - межнациональными отношениями.
Каждый народ самобытен и именно быт и среда делают нас особенными и не похожими на других.  К этому надо конечно добавить и традиции исповедания и передаваемое изустно и письменно на родном языке.

Был аспект и материальный, работали больше за палочки - трудодни. Земли не прибавилось., а делить стали  на втрое большее число народа. Горцы занимались прежде иным хозяйством, по сути натуральным и жили тем, что давали им столетия горы. Там даже учёта, как такового небыло. Их заставляли выращивать коконы шелкопряда и сдавать скот заготовителям, но это почти не отразилось на укладе, они как прежде жили по своим традициям.

Итог - одни сорваны с мест с обрубанием корней, а другие оказались в среде с иной ментальностью и культурой и сильно потеряли в достатке.

Задумка, рассказать об одной только грани сельского быта, расплылась у меня в длинную сагу. Не получается по иному. Возможно, что к теме этой более не вернусь, а вспомнить и сохранить хочется многое...


***
Продолжение -

http://www.proza.ru/2017/07/14/268