Венок сюжетов-5. Опыт иллюстрации отечественной ис

                СУЕТА ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ
               
                I

   В Переялавле Южном, в посаде его зелёном, божий человек жил: Демьян Куденевич.
   И были у него слуга Тарас да конь Слоник. Вот и вся семья, как говорится.
   Зато какая: не разлей вода, разлюбья ни часа не ведавшая!
   Не понял?
   Ах, вы о жене.
   Чего не было, того не было. Летопись, по крайней мере, молчит.
   Да и как ей быть, жене: коня еле подобрали!
   О  них и слово скажем: о слуге и о коне...
   Тарас - парень как парень.
   Правда,  зело шустёр.
   С ватагой отроков переяславских в Царьград уже пару раз сбегали. На улицах града Константинова в охране наружной с год послужили. Слона живого видали! Во чудо чудное: нос  у неё как змея, и он им,- змеёй то есть,- воду пьёт. Тарас и навязал Демьяну мыслишку коня так назвать. Потому что не конь это был, а целая хата с копытами.
   У немцев зверюгу они за куны черные выменяли. Немчуры по три штуки разом на коня огромного вскакивало. С мечами и в латах.
   -Гуд! Гуд! - кричали.
   - Та вижу, что гуд, а не капут, - Демьян ухмылялся, круп огромного коня с любовью оглаживая.-  Неси, Тарас, куны чёрные: нехай германцы фравам своим шубы шьют!
   Немцев, к слову будь,  по дружинам южнороським немало тогда крутилось. Наша же братва больше к Царьграду тянулась. И аж до самой Сардинии добиралась.
   Чего не повоевать, если хорошо платят?
   А у Демьяна Куденевича проблемы с конями ратными, и правда,  складывались очень большие: не выдерживали лошадки веса его, хребты у них, бедных,  хрумкались.
   Только Слоник и сдюжил.
   Крякнул  он под  Демьянушкой - и пошёл намётом!
   Да так вскоре полюбил Слоник-коник хозяина огромного, что в бою-рати коней вражьих зубами ел, головой, как булавой,  бил и копытом кованым, как кистенём,  с ног валил.
   Демьян тоже души в нём не чаял: в коне своём.
   Когда горожане криком  радостным  божьего человека  хвалили, - за то,  что в очередной раз отогнал он  поганых от Переяславля, - только басовито отшучивался в ответ:
   - Чего - я, чего - я? Как чё, так Демьян: это всё Слоник!
   А на столе переяславском, - на столе отца своего,-  Мстислав Изяславич как раз сидел.  Князь не злой, но до рати  дюже уж робкий. Дружинушка хоробрая таких не любит и ведёт себя с ними так, как самой в её буйную, в  коллективную её головушку взбредёт.
   Было же  всё это совсем недавно: в году 1148-м.
   Даже тыщи лет с той поры не минуло!
   Людишки тогда, - если кого это интересует, то поверьте очевидцу,-  точно такие же были, как и сейчас, при рыночных отношениях: урвать чужое - слаще для них  мёда.
   Основным видом увеличения капитализации родного княжества,- по-научному ВВП или материальных ценностей, по-простому барахла, -  в сущности, был тогда грабёж.
   То есть конечная цель была та же, что и ныне,-  поиметь.
   Наш главный краснобай писал по этому случаю красиво: «Их сёла и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам». А краснобай той поры  уточнял с простотой душевной:

   Платите дань мехами с дыма:
   Все лучше, нежли дань с души!
   И мы пройдём с улыбкой мимо:
   К соседям вашим поспешим.
       Мы вас не тронем: их пограбим.
       Тряхнём мы ихи закрома!
       А вы сидите тута сами:
       У нас претензий к вам нема.
  Вы справно платите от дыма:
  То есть от хаты, не с души.
  Вот и идём с убыбкой мимо -
  Соседей грабить мы спешим!

   Есть возражения по стилю?
   Так тогда не писали? 
   Какие заботы!
   Ладно: если это для вас принципиально, оставайтесь при своём особом мнении.
   Мы же больше отвлекаться не будем: нас пуще всего Демьян Куденевич из Переславля Южного  интересует, а не то, какой краснобай что по данному поводу когда начирикал...
   Интересно нам: как это понимать - божий человек?
   В каком это словопредставлении он - божий?
   А вот и не знаем, в каком.
   Вы меньше вопросов задавайте - вы больше слушайте: глядишь - прояснится...         
   Так вот Демьян тот Куденевич, о котором летопись под годом 1148 повествует именно и только как о человеке божьем, очень всякие ловитвы любил: и по гоголю, и по вепрю, и по сохатому. О чём летописец келейный, видимо, ничего не знал. Ибо, как сейчас бы сказали, типичным кабинетным писакой был. Причем, как и все летописатели той поры, очень,- опять же, как сейчас бы сказали,- ангажированным. Какой князь на ближайшем столе сидит, тот для него и самый лучший. А какая вера не по его вере - та и поганая.
   Хотя чему удивляться? Для тех, кто для нас поганые, мы - собаки неверные.
   И так -  по вечному кругу.

   Наш  Бог - главнее всех богов на свете!
   А мы его, как возле мамки, дети.
   Скажи, Господь, кого нам извести -
   Под корень, чтобы в рай скорей войти?!

   Но и это не наша тема. Отвлекаемся мы от главного: от Демьяна Куденевича.
   Всё - прекратили и сосредоточились...   
   В радость великую были те охоты-ловитвы и самому Демьяну, и его слуге Тарасу. Которого он всегда с собой брал. Сядут на коней - и  поскакали в леса тёмные!
   А сулицы или кия, осклепа или  топора с паворозою не брали с собой никогда.
   «Суета это всё человеческая,- говорил Демьян слуге Тарасу.- Нам Господь рученьки-ноженьки  с тобой дал? Дал. Вот и спасибо Господу:  без тех сулиц управимся».
   В недавнюю охоту, однако, большая беда приключилась.
   Не с ними - со Слоником и с медведем.
   Глупый попался зверёк:  уел Демьянову коню левую переднюю ножку.
   Демьян, с охромевшего коня спрыгнув, схватил медведя в охапку - и давай мять!
   Мял-мял, мял мял. Медведь уже криком кричит. Но замял-таки его Демьян до смерти: а ты коней не замай, косолапый! Однако что дальше-то делать? До родного посада версты две. Конь на ноженьку наступить не в силах. Решили так:
    - Ты, Тарасушка, медведюшку ножиком засапожным тута разделай. А я Слоника домой понесу. Нехай коновал Виксавел ножку ему травами целебными попотчует...
    Так и сделали.
    Несёт Демьян коня. Спрашивает ласково:
    - Болит лапка у Слоника? Молчишь! А я по глазанькам вижу, что болит. Терпи, Слоник!
    Коновал побормотал-побормотал  в тёмный угол требищам по-своему, по-лесному да пещерному (веру греческую он пока не принял, дикочарый; чё ей, той вере, лет: и сам-двести нету, нехай заматереет!),  -  и пошёл травы парить,  заговоры северные говорить, которым его муромские кудловолосые волхвы обучили.
    А сам, страхоглазый, бородища чёрная с серебряной искрой, и ловитвой интересуется:
    - Медведюшку, говоришь, заломал? С тебя, бугая, станется! Понятно: ножку мы Слонику твому, конечно, починим. Но ты Тарасу скажи, чтобы жёлчь от медведюшки мне принёс: мне те куны - суета людская. Жёлчь  и  клык, который одесную. Не забудешь?
    - Не, Виксавел. Ты колдуй помаленьку! Будет тебе и клык белый, и желчь горькая...
    Покамлав, поврачевав, коновал сам отвёл Слоника, который через час уже почти не хромал, на Демьяново подворье широкое, со строениями, под стать хозяину, кряжистыми.
    Сказал перед расставанием, чернея глазами ярыми:
    - Демьянушка, ты с посаду, слухай сюда, не отлучайся. Весть имею от людки бродной,  что сынок боголюбский спротив нас козню какую-то замышляет. Кто город оборонять будет? Дружины в Переяславле чертма:  где-то сама  за приварком  по степу половецкому бродит. Дружинники, не тебя учить, робких князей не любят. А мы уже для меча старые. На тебя, Демьян, вся надёжа...
    И надо же: как в воду глядел, чертяка лохматый!
    Аккурат через неделю к Переяславлю Южному на рысях нечаянно подошла рать Глеба Юрьевича Боголюбского, явно замышлявшего захватить город врасплох.
    Никто не чаял, а она уже здесь.
    И глаголит:
   
    Нам кун в лесах ловить обрыдно:
    У вас готовых заберём!
    Ловить сподоблено лишь быдло,
    А не владеющий мечом!

   Такие были империалистические замашки у некоторых наших предков. То есть они полностью разделяли все общечеловеческие ценности. И ни чем ни от кого не отличались.
               



                II

   Буквально за час до беды этой, когда на горизонте уже замаячили Глебовы сулицы, к Демьяну Куденевечу прибежал князь Мстислав Изяславич, сам и без свиты.
   На колени пал. Взмолился:
   - Человек божий! Время помощи Господа нашего, Богородицы пречистой и твого мужества-крепости - пришло: выручай, Демьянушка, городишко родной!
   Ага: божими людьми, оказывается, тогда не монахов, а богатырей величали.
   Любо!
    - Встань, князюшка, - сказал Демьян.- Я человек служивый: меня с колен молить-просить на рать идти не надо. Глеб, говоришь, скачет? Будем бить. Тарас? - крикнул он слуге.- Озбруй коней скоро! И отроков штук пяток крикни, которые в городе остались:  сзаду нас со Слоником прикроете. А спереди-сбоку мы уж как-нибудь сами...
    Пока Глеб рать у посада разворачивал, пока глашатаи его орали: «Сдавайтесь, галушечники! - юг всё-таки, галушки в сметане здесь спокон веков уважали.- Дань малую с вас брать будем: не с души - всего-то с дыма!»,-  Демьян броню натянул на плечики широкие, медведю опасные, шлем с ведро дебёлое на голову водрузил. И, два меча взяв, - один ошую, другой одесную, - на  Слоника вспрыгнул. Ножка у которого заклинаниями Виксавеловыми уже давно в полной здравии была. Тарас верный с пятью отроками добрыми уже у двора гарцевал. И выскочили они за посад с гиком-свистом - и врубились!
    Демьян не любил, когда ему слева-справа в рати мешали.
    В смысле -  с ошую и с одесную.
    Нет, сзади прикрывай, Христа ради!
    Но чего под руку-то лезть?
    Страшным свистом свистели прямые варяжские мечи в огромных лапах Демьяна Куденевича. Валилось на земь всё, до чего они, лютые-булатные, доставали. Слоник вражьих коней яро ел, желтыми зубами ощерясь. И если кому кажется, что «такого не бывает», то пусть глянет он в летопись южную, о годе 1148 величаво повествующую. С именами, с фамилиями, со  всякими приметами и цифрами там всё о той рати сказано.
    В Летописи!
    А не в былине или в сказании многокрасном.
    Меж тем,  чего, казалось бы,  его за так хвалить, того Демьяна: он не князь, жалованья писуну  не добавит. Не был бы  такой -  кто б его славил? Значит именно ТАКОЙ был!
    Ибо, славя его, а не князя Мстислава, - робкоратного, но зарплатушку  дающего,- на колени пред Демьянушкой ставя, шёл летописец на немалый творческий риск.
    Исполать ему от нас за это...
    Человек тихий и не злой, в рати  Демьян Куденевич  зверел.
    Динамита всякого ум человеческий тогда ещё не изобрёл. Пулемётов-гранатомётом не придумал. Кому Господь дал силушку - тот и танк.
    Ничего здесь не придумано.
    Представьте хоть того ж Колю Валуева на Слонике с двумя мечами. А ведь на Коле свет клином не сошёлся: бывают и покруче! Представили? Вот и ладушки.
    Вот и прояснилась картина боя под Переяславлем Южным.
    Косил Демьянушка, сзади отроками и Тарасом прикрытый,  Глебовых ратников с такой яростью неутомимой, что вскоре ближайшие к схватке, центром которой был человек божий, мечами сверкающий, расхотели помирать. И - дрогнули.
    По трубе князевой побежали они от  Переяславля.
    А Демьян с отроками и Тарасом остались как бы одни, никого не преследуя.
    - Ну их,- сказал Демьян.- Упарился я. Стащите, робята, с меня кольчужку...
    Когда все уже на широком подворье Куденича пировали, князь Мстислав прибежал.
    -  Божий человек! - вскричал.- Проси-требуй, что хочешь!
    А что - просить?
    - Нехай твоя кузня, князь, броню мне залатает,- сказал, пыхтя-отдуваясь от жареной вепрятины, винцом запитой, Демьян.-  Видишь, как боголюбцы её порвали?
    Вскоре посол от самого Глеба появился.
    Со словами князя своего  на устах: я, мол, на любовь приходил и на мир, а не на рать. Чего ты, Демьян, на меня напал, уже и сам не знаю, не ведаю.
    - Передай князю свому,- сказал Куденевич, чару послу протянув, - что, ежели в словах его полная правда, то, стало быть, чего нам мечами махать? Вроде на нас поганых мало!




                III

      Поблагодарив отроков, Демьян отпустил их на все четыре стороны.
      Отпустил и Тараса.
      И они тут же навострили юные ноги куда-то в степь половецкую: сказали, что, мол, на дудачью ловитву. Но Демьян не сомневался:  сбрехнули малость ребята.
      Слух  по посаду прошёл и до молодых ушей докатился, что Мстиславова бесхозная дружина,- да-да, не любят вои князей робких,- жарит там сейчас на кострах лебедей. И винцо греческое пьёт. И полоном в юбках, который под руку попал, балуется.
      Вот и обуяла охота ребят переяславских к обществу весёлому присоединиться.
      Что с неё возьмёшь, с молодости буйно зелёной... 
      А на другой день к Переяславлю Южному рать Глебова вернулась!
      Половцами,  до грабежа всегда  охочими,  усиленная.
      Верь после этого людям!
      Даже если они князья.
      Никто такого вероломства, понятно,  не ожидал.
      Поэтому Демьян,  на  князя Мстислава  вновь на колени павшего   даже не глянув, выскочил на  Слонике за посад хоть и с двумя мечами, но бескольчужный (князьевы кузнецы броню его ещё чинили). Сам выскочил: ни Тараса, ни отроков сзаду не было.
     Озлясь на князя-брехуна Глебушку, божий человек побил у него народа тьму тьмущую. «Сёк аки траву,- в южной летописи сказано.- И несть числа убиенным было!»
      Вновь отпячиваясь от города, Глеб Юрьвич испуганно-возмущенно кричал половцам:
     - Наши поганые! Наши поганые! Да хоть стрелами его достаньте, бугаину проклятую!
     Вот тебе и на: там божий, а здесь - проклятый?
     И у вас двойные стандарты, господа предки!
     Половцы  на  вопль-призыв Глеба откликнулись: боясь приближаться к богатырю, степняки мелкие стрелы в таком количестве в него пущали, что когда, истекая кровушкой,  Демьян вернулся  в родной город,  - врага второй раз от него  отодвинув, - то был похож на огромного ежа, колючками ощетившегося. И кровушка алая лилась с него прямо ручьями. Потому что без кольчуги, оно и есть всё равно  как  вроде бы  голый.
     Коновал Виксавел,  озабоченно патлатой башкой качая, стрелы половецкие из огромного тела богатыря, конечно, сноровисто вымал.  Мазями раны  его, конечно, сноровисто смазывал. Но ясно было видно ему, дикошарому, ему, цепкоглазому:  большая беда пришла в Переяславль родной...
    Опять прибежал Мстислав-князь.
    Опять на колени пал:
    - Демьянушка! Хошь - бери две волости! Хошь, вот тебе злато-серебро! Спас, ой спас!
    На что Демьян Куденевич, озрев князя соловеющими глазами, сказал со вздохом:
    - О суета человеческая... Кто, будучи мёртв, желает даров тленных и власти погибающей? Ухожу я отсель. А когда уйду -  вы лучше обо мне тута громко поплачьте...
    И заснул.
    Сном вечным.
    И стоял над Переяславцем Южным плач-стон великий.
    Потому что не у каждого города даже на Руси был свой  БОЖИЙ ЧЕЛОВЕК.
    А теперь и у них не стало: у переяславцев.


     Сном вечным спит Куденевич Демьян.
     Но чтоб не канул он для нас в туман,
    Чтоб память для потомков сохранила
    Ему от Бога даденную силу,
    Чтоб знали мы: не все богатыри
    К нам лишь из сказок да былин пришли,
    Но с именами паспортными были
    И Родине, а не князьям служили,- 
    Ваш автор, ничего не сочиняя,
    А просто честно Летопись листая,-
    Всё рассказал, как летописец бает:
    Увы, других источников не знаю.
    Наверно, мог бы подсказать Тарас,
    Но он решил не беспокоить нас...


                ВИКСАВЕЛ-2.