Вертеп отрывок 8

                ПСИХИАТР
Я закатился истерическим смехом: наш ментяра допросы проводить обосновался прямо в бутафорской камере пыток.
Труп, правда, вынесли, хвала Всевышнему. И кровь подтёрли.
Но Селиверст непринуждённо подсел в один ряд к восковым инквизиторам с фанатично горевшими глазами. И глаза его загорелись таким же нехорошим вурдалачьим огнём.
Меня усадили. Спасибо, не в кресло с шипами. И то, я полагаю, только потому, что оно было занято подследственным-манекеном. А мне подтолкнули скамеечку, из тех, на которых богобоязненные герцогини холили своих болонок.
Прямо напротив меня в алом одеянии и мистическом ореоле близящихся мучений вздымался палач, и – век свободы не видать! – мне почему-то захотелось говорить только чистую правду.
-Убиенная, - словно продолжая ранее начатый разговор, задумчиво прошамкал Селиверст, - убиенная известна была как Белая Нимфа Элеонора. Из их компании, - он кивнул в сторону воскового допрашиваемого в пытошном кресле. – А по пачпорту – Пистимея Сократовна Семёновцева.
Я обомлел.
-Шучу, шучу я. Просто имена шибко заковыристые: Лаура, Бьянка. Как у путан на Тверской, прости,  Господи. Одна тысяча довоенного года рождения. Ранее не судимая. Померла от пыток, жаль моя. Болевой шок. Сердце не выдержало, - засокрушался четвёртый доминиканец. – Бабоньку знать изволили? – без всякого перехода вопросил.
-Ну, видел я в газетах фото. Завёрнутая в простыню, с загнутой в баранку клюшкой, в белом остроконечном колпаке, как у Буратино, только без кисточки. Потрёпанная баба с обвисшими грудями и бульдожьими брыльями переедающей макаронов пенсионерки. Омолаживание, возвращение женской сексуальной привлекательности. Навечно. Себе бы для начала вернула. Стопроцентный любовный приворот. Кого-то,  видно, не того приворожила. Навечно.
-Так кто будет самый нашенький? – со счастливой улыбкой подпёр щёку Селиверст, словно ребёнок, готовый дослушать самое интересное в волшебной сказке.
-Вообще-то, это ваша работа, – осторожно отнекнулся я.
-Моя работа, милачок, - ловить честных-благородных мокрушников. Нищую бабку оприходовал, двадцать рублёв на ней взял – всё чин-чинарём. А эти бескорыстные убивцы, бессребреники и энтузиасты, стахановцы душегубного движения – это по вашей части.
-У вас в келье вот уже два часа парочка просто напрашивается на комплимент. Врач, который явно ненавидит эту свору за то, что они губят его пациентов. И второй,  просто оживший экспонат данного музея. Классический охотник на ведьм. С них и начните.
-Эка, если б костоправ али поп кого порешили, не орали бы таперича при всём честном народе.
-При затмениях ума не то ещё бывает…   А может,  хитрые очень. Сообразили, что быть самыми подозрительными  значит остаться вне подозрений.
Не знаю я. Честно. Чужая душа – потёмки, господин инквизитор.
Чем больше работаю,  тем меньше в своём деле понимаю.
Я своих клиентов пичкаю таблетками, колю – и всё без толку. Сказано: душевнобольной. А я пытаюсь лечить тело. Шпигую препаратами кусок мяса. А кусок мяса здоров как бык.
Дефект где-то в другом месте. А я даже не знаю, где оно и как называется.
Аура, может? Это значит, болячка не в человеке, а в воздухе. Рядом с пациентом. Или за тысячу километров от него.
А может, в космосе. Может, на солнце чёрное пятнышко образовалось. А что, статистика подтверждает: количество самоубийств и нервных срывов зависит от солнечной активности. Вот и лечи то ли воздух, то ли солнце. Надень смирительную рубашку на Вселенную.
Мы-то думали, что всё знаем о мире. А оказалось, что ничего не знаем о себе.
На этой оптимистической ноте Селиверст нас беспощадно разогнал.
…Ай, да Домнушка! Как она окровавленный кусок мяса-то прозрела!