Художник. Часть 9. В огне
На крышах зданий, на улицах и деревьях цветет пламя. Почти прозрачное, с сине-оранжевыми переливами. Оно везде.
Я аж сел на солнечный луч и гавкнул от удивления. Только через некоторое время мои почти орлиные глаза замечают, что огонь ничего не сжигает. Просто колеблется, как прозрачные водоросли.
И тут я начинаю лететь к асфальту… Уже готовлю свои четыре лапы, а заодно и молюсь всем Кошачьим богам, как меня кто-то берет в свои когти.
Притворяться мертвым у меня еще никогда так хорошо не получалось. Я не трушу, нет, это военная хитрость. Чтобы увидеть все слабости врага. Но на тот момент мне открывается только вид на город да на когти…двухкотовой величины.
Бррр, от холодного ветра даже шерсть не спасает. Надо Глебу сказать, чтобы он мне свитер нарисовал. Золотой. Чтобы красиво.
О! Знакомый подоконник! Мряяяяяяяя, можно быть и аккуратнее. Никогда больше не полечу на… на…на…
***
Огненного кота скидывают на подоконник. Тот раздраженно муркает, поворачивается посмотреть на существо, доставившее его. Шерсть солнечного животного быстро блекнет, ушки прижимаются, хвост прилипает к лапам. Солнечным росчерком кот исчезает в форточке. По комнате пробегает звучный мявк: «ГЛЕЕЕЕЕЕЕЕБ!»
***
А он сидит пьет чай! Чай! Когда город в призрачном огне, когда я чуть не превратился в огромную оранжевую лепешку, когда меня сцапало настоящее чудовище. Когда за окном два огромных страшных дракона! Спокойно смотрит, как проносятся их блестящие тела, как стекает по домам синие всполохи. И даже не реагирует на рев этих существ, от которого трясутся стекла.
Чума съела его мозги. Он хуже древних людей, у тех хотя бы инстинкт самосохранения был. А этот лишился.
Остаюсь я сиротой горемычной, без хозяина и защитника, без опоры и поддержки, без сильного человеческого плеча.
- Смотри, Дождь, черный со шрамами – самец. А с янтарной, полупрозрачной чешуей – его самочка. Они с самой полуночи летают. Не бойся. Они никого не тронут. И даже огонь не сжигает, только греет. Видимо, теперь все мои рисунки будут оживать. Как ты думаешь, почему их так мало людей замечает? Никто не удивился появлению драконов. Даже не просыпаются от рева. Считают их рекламной акцией или каким-нибудь перформансом. Давай, вылезай. Все будет хорошо.
Ага, так я и поверил тому, кто может создать двух огромных летающих ящеров, у которых чешуя выглядит непробиваемой, а в глаза даже страшно смотреть.
***
Рыжий кот устраивается под кухонным столом. Черноволосый юноша, озорно сверкая глазами, подхватывает его и несет на балкон. Кот сопротивляется, но он в крепких руках. Художник осторожно встает на край балконной оградки. Делает шаг…
***
АААА! Пощади! Не губи молодого! Девять жизней впереди! Прощай, рыжая кошечка из соседнего дома, прощай, Василий, прощай, белая кошечка из квартиры напротив, мне будет так вас не хватать.
Мр? Мы еще живы? Да? Точно, живы! Тот, кто голоден, тот жив. УРРРА! Мое молоко еще мое! А по чему мы идем? По дракону… Кошечки-матушки, спасите…
Что значит «не выпускай когти»? А держаться я за что буду? Ты сам меня сюда принес. Мне нравилось и под столом.
***
Художник идет, балансируя, по черному крылу дракона. Рыжий кот дрожит, вцепившись в его плечо. Юноша садится у головы огромного ящера, гладит темную чешую. Зверь довольно урчит. Рядом кружит белая дракониха. Ее чешуя сверкает в лучах восходящего солнца.
***
Чего ты меня, изверг, гладишь? Не стану я мурчать, даже не пытайся. Ты целый год будешь уступать мне свои вещи для лежанки, чтоб искупить свое безрассудство.
Куда ты опять идешь? Ну зачем? Я только нашел удобное положение, чтобы меня не сносило ветром.
Ааа…мы на крышу? Тогда давай, шевели лапами. Я хочу чувствовать под своими подушечками теплую крышу, а не подрагивающую ткань.
Вот и твердо. Вот и безопасно. Вот можно кому-то ноги и расцарапать.
Мря? На колени? А ты теплый. Будешь рассказывать? Надеюсь, это сказка. А то от этих крылатых теней мурашки пробегают…
- Понимаешь, Дождь, быть одиноким очень тяжело. Вот у тебя есть я, Васька, кошечки. А бывают те, у которых никого нет. Таким был этот черный дракон. Смотри, все его крылья и морда в белых шрамах, видны полоски на брюхе. Он, видимо, не раз бился. Смотри, какой он большой и сильный. Только глаза странные, правда? Будто счастливые, но с налетом грусти. А раньше они были просто печальные. Очень долго. Потому что драконов сейчас нет. Он думал, что самый последний. Но нет. Он встретил ее. И теперь они вместе, - последние слова он только выдохнул, забыв от восторга дать голосу силу.
На небе танец. Я раньше думал, что чем ты больше, тем неповоротливее. Но нет. У них нет пола, чтобы по нему скользить, и рук и ног, чтобы встать в красивые позы. Но у них есть огромное прозрачное небо, в котором они извивались, в котором они становились половинками друг друга, в котором крылья их двигались синхронно. Но больше всего говорили их огромные глаза, огненные сгустки. Которые все время смотрели друг в друга…
Глеб сидит и любуется ими. И поет:
Он позвал её в небо, и она поднялась,
Стала мигом почти невесомой…
Он почувствовал с ней неразрывную связь –
Из ведущего стал вдруг ведомым. …
И казалось, предчувствовал каждый виток,
Каждый взлёт её или паденье.
Он впервые забыл, что был так одинок
Под Луной до её появленья. *
Красиво. Я и не думал, что он так хорошо поет. Душевно. А драконы бледнеют. Видимо, скоро исчезнут. А жаль, они так прекрасны, эти два застывших пламени. Ну да. Еще мгновение, солнце полностью выглянет из-за горизонта…и они растворятся. Даже сверкнули чешуей на прощанье. Что? Мря, конечно, я не плачу, Глеб. Что ты такое мяукаешь?
Ну, что, пойдем?
Тебе еще нужно что-нибудь нарисовать, чтобы завтра мне было интересно возвращаться. А я пока пойду…к той белой кошечке из квартиры напротив.
Что тогда был за день… Так стало спокойно на душе. Внутренние кошки заснули. Жаль, что это было лишь затишье перед белой бурей и начало новой стадии чумы…
* стихи Ольги Моисеевой
Свидетельство о публикации №217071300805