Глава 2. Тюрьма в конце тоннеля

Случай такой подвернулся как раз в самый зачаточный период исканий Павла Ивановича. Однажды в Сочи, тогда еще курортном  городе союзного значения, более широко известном в народе через крылатую фразу «в Сочи на три ночи» и по сочинскому преферансу, а теперь и подавно прославленный за счет прохладных Олимпийских игр в субтропическом климате, к Чижикову подошел молодой человек ехидной армянской наружности и предложил снять Родовой стресс за десятку в оздоровительных и профилактических целях, причем сразу и навсегда.
В те благодатные времена 10 рублей были еще деньгами. На них можно было пообедать в ресторане или три раза в столовке, два раза сводить девушку в бар или кафе-мороженое, хотя доллар уже стоил у спекулянтов 1 к 10 деревянным рублям, и назревала денежная реформа с грабительским финалом, проиндексировавшая ничего не подозревавших прежних богатеев из писателей и заслуженных артистов, веривших в справедливость и благородство министра финансов Павлова, давшего клятву на партбилете, до уровня бедняков, а пенсионеров до плинтуса нищих и бомжей.
Павел Иванович поддался соблазнительному любопытству, что бывало с ним редко, и не зря. Он слушал и воодушевлялся, он понимал и предчувствовал, что вложенные 10 рублей в снятие родового стресса будут не напрасны. В его голове, как в гараже Билла Гейтса, изобретателя майкрософта, рождалась, зрела и билась в зародыше идея, способная в перспективе сравнительно честно обобрать все человечество. Если не все, то самую доверчивую его часть.
Его нисколько не конфузило то обстоятельство, что он позаимствует идею и оставит первооткрывателя на бобах. Он уже тогда знал, что идея богата не сама по себе, а своим материалистическим воплощением. Мало придумать лампочку Ильича — надо еще наладить ее серийное, массовое производство, а не прозябать далее в подлом сословии кустарей-одиночек и вхолостую оспаривать, кто первичен, наш Попов или пресловутый Эдисон.
Нажитый на тот день скромный капиталец путем различных манипуляций спекулятивного, валютного и прочего сомнительного характера, стыдливо позволенных начиная с 26 мая 1988 года посткоммунистами горбачевского образца Законом «О кооперации», в размере 20000 у.е. в различной валюте, кроме советской, он разделил пополам. Одну часть Павел Иванович припрятал как клад на черный день в «Российском Стеклянном Народном Трехлитровом банке» с закатанной крышкой в надежном месте на участке в Кратово в восемь соток, доставшемся в наследство от родителей, почивших в бозе. Место для саперно-сберегательных работ он выбрал целомудренно тихое, под яблоней, давно не плодоносящей, аккуратно сравнял землю, слегка притоптал и присыпал жухлой листвой.
Другую же часть решил употребить в виде первоначального инвестиционного капитала на развитие предпринимательства, которое сулило принципиально поменять его положение в обществе до самых могущественных и заоблачных высот, сравнимых с положением греческих богов под руководством придурковатого, сердитого и невежественного Зевса, которого легко обошел на историческом повороте книжник Христос, взывавший к милосердию.
Уже через неделю у нашего героя появился подробный бизнес-план и теоретическое обоснование в черновом варианте. Он ходил по кабинету в синем нетленном китайском шелковом халате с золотым драконом на спине и иероглифами на груди, пережившем нерушимую дружбу Сталина с Мао, конфликт Никиты Хрущова и все того же Мао, Культурную революцию, инцидент на острове Даманском, смерть Мао, китайскую и советскую перестройки, смерть его первого владельца, то есть перешедшем к нему по наследству от отца, и время от времени приплюсовывал новые детали, которые должны были бы сыграть принципиальную роль в новом деле, в котором не могло быть неучтенных деталей до мелочей.
Он завел две картонные коробки от чешской обуви, куда складывал идеи, записанные на склерозках, небольших листках плотной бумаги желтого цвета. В правой коробке были удачные мысли, в левой — бредовые, как ему сперва казались, но он их не выбрасывал, а сохранял до тех времен, когда обстоятельства могли сами собой измениться, и бред мог стать объективной реальностью, данной нам в ощущениях, то есть на нюх, на слух, на вкус, на взгляд и на потрогать. К этому его приучила предыдущая жизнь, когда на его глазах бывшие коммунисты и комсомольцы наощуп и потихоньку совершили обратно-капиталистичаскую революцию, а потом разогнали СССР, уничтожили наследие Ленина-Сталина, и в скором времени пообещали сравнять с землей Мавзолей со всем его внутренним, эпохальным содержимым.
Эти вдумчивые путешествия по комнате с небольшими, вынужденными перерывами на еду, посещения магазина и удобств, заняло у него много недель. Он никак не мог найти идеальную форму для своего бизнеса. Потому что при всех логическох раскладах как-то так нежелательно выходило, что в итоге придется посидеть в тюрьме, полновесные 10 лет за особо крупный размер присвоения чужих средств мошенническом путем. А это никак не входило в планы нашего героя.
С другой стороны, деньги, конечно, можно было надежно припрятать, выйти со временем по УДО, как поступали его современники сплошь и рядом. Риск, исходя из значительности суммы, был вполне оправдан, учитывая то обстоятельство, что в другие времена, можно было получить тот же срок за колхозные колоски или недолив пива советским гражданам, но все равно с этой мыслью Чижиков чувствовал себя неуютно.
За то время, пока он обдумывал детали, рубль шарахался, падал и многократно менял свой неустойчивый курс в пользу взвинченного доллара, точно последний хотел послать нашу валюту в нокаут в неравной борьбе, как боксер-супертяж хрупкую балерину. Вследствие всего Павел Иванович окончательно остановился на таксе в 20 у.е. против сочинских 10 рублей с человека за свои услуги, считая такую цену справедливой. Но вот финальная стратегия изъятия средств у граждан на законном основании никак не укладывалась в его рассудке, потому что во всей схеме должно было непременно присутствовать магическое для обывателя слово «бесплатно» в сочетании с обещанием мгновенного исцеления без ущерба от пилюль, микстур, порошков и побочных противопоказаний от дешевого пирамидона, применяемого тогда от всех болезней, и обязательно без приложения каких-либо усилий, что фактически приравнивалось бы к божественному промыслу и чудесам.
Чижиков, как человек ушлый в народной морфологии, понимал, что венец творения обыкновенно ленив, имеет склонность брать и получать не платя, желает похудеть, не сходя с дивана, владеть покупательной способностью, не ударив палец о палец, быть сильным и здоровым не прилагая физического труда, мечтает стать генералом, не служа в армии ни одного дня.
Одновременно с этим на него может найти псих невиданной щедрости, и он готов отдать последнее за какую-нибудь фантастически бесполезную ерунду, напрочь утратив логику и трезвый расчет. Например, купить лазерный прибор для точного измерения полезных квадратных метров в гараже или домашний телескоп для поиска неведомых галактик, начисто позабыв, что его единственное крошечное окно во вселенную выходит на кирпичную стену, и неба сквозь него не видать, как собственного затылка.
Павел Иванович грезил помочь современному прямоходящему попрощаться с деньгами ради чего-нибудь очень бессмысленного, как искусственный газон в сосновом бору.
Однако, на этом фоне все еще неисбывно мерцала в перспективе тюрьма, а Павел Иванович на это совсем не рассчитывал. Другой бы беззастенчиво и вдову обобрал, и бесцеремонно брал бы везде, где брали все, но Чижиков был не из таких.
Он не хотел никому причинять горя, тем более связываться с государством в законе, а полагал скассировать со всех по немногу, по чуть-чуть, например, по одному доллару с человека или даже по двадцать долларов, но не более, тем самым никому особенно не причиняя ущерба, разорения и зла. Он хорошо помнил завет отца:
Не посрамись, и нас с матерью не посрами!
А с такими аппетитами, как у Павла Ивановича, посрамиться было сложно — это же не взять украсть фабрику детской игрушки, морской порт, забод прозрачных вин, черный брильянт из Алмазного фонда или целиком банк с причудливым названием «Анексим», в котором хранились деньги Министерства Обороны.
Как превратить слово «бесплатно» в деньги он пока еще не придумал, а время жгло. Уже появились в Лондоне первые миллионеры из комсомольской молодежи, уже потянулся за границу ручеек обиженных властью буржуа средней и крупной руки, уже первый из них забросил неблагодарный русский бизнес и стал играть на Лондонской нефтяной бирже, постигая премудрость фьючерсов, а Чижиков так и сидел на своих планами, как на бобах.
И хотя Павел Иванович жил без оглядки на других, политическая обстановка в стране и мире не могла его не смущать. Демократы стали постреливать в консерваторов, по городу разъезжали танки на гусеничном ходу, можно было выйти в булочную за хлебом и оказаться на кладбище в виде неподвижного статиста, бандиты из прежних уголовников и спортсменов со стрельбой делили сферы влияния на овощном и трикотажном рынке, военные стали продавать оружие врагу, проходимцы выбились в люди, но пока еще не сбежал в Польшу популярный демократ Станкевич, обвиненный во взятке в какие-то 10000 долларов, что свидетельствовало об относительно скромных аппетитах тогдашних младореформаторов, происходивших из коммунистов.
Уж все казалось Чижикову нестабильным и оттого будто понарошку. А планы, между тем, были наполеоновскими. Но, как говорится, отдаленное внешнее сходство с Наполеоном еще не повод для французского гражданства.
А лагерь в Мордовии не остров Святой Елены, хотя и выбраны они для одной цели — карантина для криминального, шустрого и беспокойного элемента, к какому легко можно отнести нашего героя.

Перейти к следующей главе: http://www.proza.ru/2017/07/13/1043