Сказка про Урода

Жил-был Урод. Он был образован и пропорционален. Лицо его лоснилось от изобилия и разнообразия кислот под кожей. Одежды были увешаны этикетками с именами талантливых художников, не имеющих никакого отношения к их созданию. Если этикетки были пришиты внутри, то Уроду приходилось выворачивать шкурку и нарочито-небрежно бросать ее на видное место. Ежедневно Урод перекатывался из ресторана в кафе, чтобы всосать сельдереевый смузи и сфотографироваться с дорогим куском еды или с чем-нибудь еще. Фотографии эти он сиюминутно выставлял в сеть на всеобщее обозрение. Художественный замысел их был предельно прост: на первом плане Урод, на втором - как бы случайно попавший в кадр, предмет хвастовства. Снимки эти несли глубочайший уродский смысл. С их помощью Урод сообщал представителям своего сообщества, что он по-прежнему в строю.
Урод был не способен синтезировать идеи и мысли как таковые, поэтому всегда транслировал чужие, лишая их первоначального смысла. Он был чьим-то зеркальным отражением и одновременно зеркалом для кого-то. Это кривое зазеркалье, где все бесконечно преломлялось и сюрреалистично искажалось и называлось уродским миром, частью которого так самозабвенно стремился стать каждый. Плагиат и копирование с ранних лет были жизненным кредо Урода. Сам он этого часто не понимал. И, бравируя, выдавал ворованное за свое. Он генетически был не способен творить, потому искренне не понимал разницы.
Урод все делал хорошо, делать иначе он не видел смысла. Синонимом «Хорошо» в уродском сознании являлось слово «Нажива». Деды его "усовершенствовали" многое от интернета до рецептуры производства сыра. И он считал своим единственным долгом ответственно продолжать их дело. Нравственность и эффективность были для Урода неразделимыми понятиями и на любые попытки вмешательства в эту идеологию он читал мантру: «Если ты такой умный, почему такой бедный …». Возможность произнесения вслух этого риторического вопроса окрыляла Урода, и он чувствовал себя лауреатом премии за самый большой детородный орган. Он летел на крыльях победы в тренажерный зал, где мог неожиданно для себя самого с легкостью тягать блин в 2 раза тяжелее прежнего. Когда произнесение этой мантры было невозможным в виду того, что перед ним стоял персонаж более высокого материального уровня, он сиюминутно начинал разделять его систему ценностей в надежде, что ему предоставят шанс сделать еще что-то «хорошее». Если этой возможности он не видел, то впадал в образ многозначительно-молчащего, показывая, что способен презрительно лишить весь мир своего уродского внимания.
Жизненный путь Урода был тернист и полон завистливых взглядов собратьев. Куда так самоотверженно стремился он, узнать можно было, включив телевизор или заглянув в "усовершенствованный" интернет. Цель его жизни была визуализирована на рекламных баннерах и всегда оправдывала средства. Путь к ней лежал через специальные сектантские кружки «личностного роста», где ему сулили обрести путь к счастью. А по факту указали извилистую дорогу к эстетическому стоматологу.
Счастье для Урода было недоступно априори, но став белозубым Урод так искусно его имитировал, что сам порой в него верил. Особенно верил, когда демонстрировал свой фотоальбом, похожий на рекламный каталог.
Однажды Урод пошел в «нишевый» бар испить свою пятничную дозу кельтской воды жизни. «Односолодовый …» низким уверенным тоном произнес он. Лицо его выражало равнодушие. Но еле заметно, он окинул взглядом соседей по барной стойке в надежде уловить немного внимания к его алкогольному предпочтению. Уловил. Выпив две порции пойла, налитого в бутылку с надписью «single molt», он поднял голову, чтобы заказать следующую, как вдруг с ним произошло нечто.
Кожа Урода покрылась мурашками, резкая боль пронзила его тело от подреберья до паха. Испуг испытал он. Вся жизнь пронеслась перед глазами. На пол секунды он подумал про инфаркт и миф о бумеранге. Но вспомнив о благотворительном репосте, который он сделал в социальной сети про женщину с тремя ушами, и о тысяче, которую пожертвовал бездомным кошкам, выбросил этот бред из своей благородной и уже нетрезвой головы. Боль продолжала нарастать.
Собрав всю волю в кулак, скрючившись, вышел урод на улицу и от увиденного замер. Колесо его новой немецкой машины, припаркованной на территории бара, было варварски обоссано. Сильные эмоции испытал Урод от этого зрелища. Трудно поверить, но эта невообразимая картина обернулась для него благом. Забыв про боль, скрюченный Урод от возмущения выпрямился и в этот момент вся внутренняя пустота его, громким хлопком вырвалась наружу. Урод расслабился, улыбнулся, посмотрел хмельным взором на звездное небо, потом на мокрое колесо и великодушно простил сыкуна.
Вернувшись в бар, он заказал третью, окинул взглядом присутствующих, молча заподозрив каждого. Еще раз великодушно простил, вспомнив, что и сам когда-то был горяч и молод. Сделал глоток, и первый раз в жизни почувствовал, что его дорогой напиток отдает портянкой. И это новое для него послевкусие показалось таким приятным, что в мыслях своих он произнес: «Определенно я эстет, определенно»…