Прощание с дорогим Леонидом Ильичом

       В ноябре восемьдесят второго первой парой на занятиях у нас был ремонт тепловозов. Предмет был самым муторным и тяжелым из всего тягомотного обучающего процесса под стать колоритному преподавателю. Он обладал меткой кличкой Бу-Бу, именно так монотонно он и бубнил нам свои бесценные знания. Лет нашему саксаулу было уже далеко под семьдесят, он прошёл нелёгкий путь от кочегара паровоза до преподавателя, прошёл всю войну, таская поезда под постоянными бомбёжками.
        Опоздание отдельных нерадивых личностей к началу учебного процесса безоговорочно приравнивалось нашим возрастным преподавателем к государственной измене и безжалостно каралось им со всей пролетарской ненавистью. В то утро опоздал Бондарь, он тихонько приоткрыл дверь и пользуясь тем, что преподаватель был к нему спиной, развешивал на доске учебные пособия, тихонько проскользнул в аудиторию и уселся на задней парте. Достал из сумки конспект и огорошил нас новостью:
       - Мужики, Брежнев сегодня помер! Только что по радио передали!
       Группа дружно загомонила, обсуждая внезапную печальную новость и завертелась за столами. Наводя порядок, на нас громко прикрикнул от доски наш учёный динозавр.
       На ближайшей перемене мы с приятелем, поигрывающим в картишки на деньги «на один карман», устроили небольшое совещание. Было ясно, что занятий несколько дней точно не будет, объявят траур и будет череда бесконечных комсомольских собраний и бестолковых митингов. С ума сойдёшь от тоски!
       Я предложил на большой перемене сгонять в ближайший вино-водочный магазин и закупиться винцом, тем более что в нашем совместном карманном банке после очень удачного вчерашнего игрового вечера радостно шуршало несколько бумажек с портретом Ленина. Саня моего энтузиазма не разделил совершенно и лениво возразил:
        - Да в облом как-то сейчас идти, давай сходим после занятий, ну чего нам сейчас подрываться… Пойдём лучше в столовку похаваем…
       Я не сдавался – ты сам прикинь, что там будет после занятий, когда весь нормально алкогольно-ориентированный народ обязательно ломанётся после учёбы и работы за винцом. Надо же будет как-то отвлекаться от всей траурной мути! В бескрайней очереди проторчишь весь вечер стопудово! А так есть шанс сейчас аккуратно закупиться без шума и пыли!
       После недолгого препирательства робкое сопротивление Сани было сломлено и на большой перемене мы резво припустили на родную Комсомольскую улицу. Денег нам с лихвой хватало на двенадцать бутылок розового Агдама, мы их и приобрели, здраво рассудив, что пошлёшь дурака за бутылкой, так он одну и принесёт! Магазин в то обеденное время был ещё совершенно пустой, видимо самое трагическое за последнее время для нашей огромной страны известие ещё не успело достичь умов потребителей алкоголя.
       Жизнерадостно позвякивавшую сумку мы аккуратно оттарабанили в общагу, где надёжно припрятали её содержимое и оправились на занятия. Сразу же после учёбы нас собрали в аудитории, и классный руководитель печально заявил:
       - В связи со смертью генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Леонида Ильича объявляется общий траур на три дня. С завтрашнего утра все занятия отменяются, начинаются траурные собрания и митинги. Присутствие на них всех строго обязательно!
       Ребята в общаге после завершения учебного дня начали дружно сбиваться в кучки по несколько человек и отправлять гонцов за вином. Мы с Саней тем временем принялись готовить себе немудрёную закусь. Очень скоро вернулись ни с чем гонцы и подавленно сообщили ужаснейшую новость:
       - Магазин закрыт, висит объявление, что работать на время траура он не будет, как и все вино-водочные точки в городе.
       Вся общага в великом ужасе дружно и громко взвыла – рухнула последняя надежда на хоть какой-то просвет в кромешной траурной тоске… Оставались только рестораны и кафе, но цены там были далеко не для наших, не отягощённых высокими стипендиями кошельков…
       Мы с Саней, услышав эту новость, молча радостно переглянулись и не сговариваясь, закрыв дверь, начали тщательно перепрятывать наши внезапно ставшие бесценными бутылки в ограниченном пространстве небольшой комнаты, чтобы нам хватило их на три долгих дня.
       Чокнувшись стаканами с вином над сковородой жареной картошки, мы радостно улыбнулись фразой из «Джентльменов»:
       - Ну, за доцента! Это тебе не мелочь по карманам тырить!
       Нас раскусили во время вечерней игры в карты, все присутствующие были злы и трезвы, как стекло и только мы с Саней сияли довольными нетрезвыми улыбками. Ребята вспомнили, поднатужившись, что мы отлучались куда-то на большой перемене и для них всё стало ясно.
       Наши друзья по игре начали дружно упрашивать нас продать хоть бутылочку за любые деньги, мы же только вяло отнекивались. В конце концов, устав от заискивающих просителей, мы сдались, и Саня принёс  пару бутылок, незамедлительно совместно распитых нами здесь же, за столом с картами.
       Весь следующий день прошел в траурной мути, на бесконечных сборищах наши мудрые руководители с дрожью в голосе по очереди выдавливали из себя тоскливые слова о столь безвременно и неожиданно ушедшем от нас величайшем полководце, генеральном председателе и лохматом бровеносце… «Тянем, тянем слово запоздалое… Говорим и вяло, и темно…»
        И в войне то ты победил практически один и целину распахал и возродил страну после разрухи… И на кого ж ты нас покинул… Осиротела наша держава…
       Мы с молодым задорным цинизмом тихонько остроумно комментировали ситуацию, бескрайняя и наглая партийная ложь вызывала только наше глубокое отвращение.
       Ушёл наш металлист… Не выдержали стариковские плечи рекордного веса много килограммовой нагрузки бронебойного кителя, щедро и плотно увешанного от воротника до подола всевозможными побрякушками всех стран, народов и полудиких племён!
       Человек своим безудержным увлечением коллекционированием обесценил все боевые награды героев, проливших кровь за Родину и породил целую армию тыловых прихлебателей, которые, совершенно не стесняясь, принялись ради лишнего куска хлеба подделывать документы об участии в Войне и угоне в Германию на работы.
       Мы с Саней после завершения обязательных мероприятий были нарасхват, хорошие вести не сидят на месте. По общаге прошелестел слух, что у нас есть стратегический запас сосудорасширяющего и к нам ломанулись разномастные ходоки, покорно заглядывая нам снизу в глаза и все как на подбор с единственной нижайшей просьбой – накапай немного, братан…
       Посовещавшись с Саней, мы решили ближайшим вечером собрать пару своих друзей и хорошенько посидеть. Капнуть по возможности всем страждущим и предъявить им пустую тару, потому что, если у наших соседей, измученных нарзаном, возникнет хоть малейшая надежда найти у нас заныканную бутылочку, выбьют хлипкую дверь в наше отсутствие и разнесут на хрен всю комнату в её поисках, как уже бывало не раз.
       Был накрыт немудрёный студенческий стол, мы уже привычно помянули нашего не к ночи будь сказано усопшего бывшего генерального секретаря. Дверь в комнату почти не закрывалась, друг за другом заходили на огонёк соседи, мы по доброте душевной никому не отказывали в капле винца и вполне ожидаемо очень скоро наш агдамовый родник иссяк.
       Наступил момент истины, рано или поздно возникающий в любой пьянке, выпит весь запас спиртного и в воздухе тягостно повис неразрешимый вопрос – ну, а что дальше? Самые непредсказуемые и трагические ситуации в жизни чаще всего и происходят после этого на первый взгляд невинного вопроса.
       Единогласно разгорячённые друзья предлагают продолжение банкета и бросают в прокуренное пространство комнаты зычный клич – в кабак! Ведь как известно самая дорогая первая бутылка вина, цена остальных уже совершенно не имеет никакого значения.
       Я решительно отказываюсь, мой организм с принятием рюмки обычно душевно расслабляется, и я мечтаю всегда только о спокойном и глубоком сне, а совсем не о бестолковых ночных похождениях по злачным заведениям города.
       Пацаны, радостно галдя, быстренько одеваются и уходят в надвигающуюся темноту за так кровно необходимой им добавкой. Я проваливаюсь в сон и в середине ночи просыпаюсь от того, что меня интенсивно тормошит Саня и громким шёпотом тревожно спрашивает:
       - А где наши пацаны, не пришли ещё?
      Я спросонья долго не могу ничего понять:
        - Что ты у меня спрашиваешь, они ведь ушли вместе с тобой? Или вы не вместе были?
       В комнате полумрак, но я вижу бледное встревоженное лицо друга и его дрожащий голос. Начинаю расспросы и выясняю, что же произошло на самом деле.
       Наши предварительно хорошо разогретые Агдамом три богатыря выходят из общаги на центральный проспект города и видят его сплошь завешанным красными флагами с траурными чёрными лентами.
       Кому-то из них приходит в голову прекрасная мысль – снять траурные ленты с флагов. Боевые трофеи! Отомстим за наше бесценное свободное время, потраченное на муторные никому не нужные сочинения о Малой Земле, Целине и Возрождению! За бесцельно просиженные на литературных конференциях и комсомольских собраниях драгоценных часах, посвящённых усопшему! За бесценный орден Победы, нагло присвоенный политруком!
         И если у человека трезвого между первой, ещё робко и незаметно мелькнувшей в сознании мыслью и претворением её в жизнь есть какой-то пусть самый минимальный временной период для обдумывания ситуации, то у выпившего этой роскоши уже нет совершенно. Время в прямой зависимости от количества и градуса выпитого накануне прекрасного напитка стремительно ускоряется и летит вперёд с бешеной сверхзвуковой скоростью, и мысль, пусть даже самая нелепая и вздорная, только что мелькнувшая в интенсивно затуманенном парами алкоголя мозгу, сразу же с лихим блеском глаз и невероятной энергичностью немедленно приводится в исполнение.
       Двое брежневских мстителей становятся под флаг, обнявшись руками, третий умело забирается им на плечи и отвязывает первую ленту. Лёгкость выполнения этой операции несказанно вдохновляет моих недавних собутыльников, и они, не обращая никакого внимания на возмущенные крики и укоры многочисленных прохожих в преклонном возрасте, резво перебегают от дома к дому, снимая ленту за лентой и оставляя после себя праздничный проспект с нарядно развевающимися красными флагами.
        Две машины милиции с включёнными мигалками и сиренами появились внезапно и одновременно с двух сторон, видимо кто-то из прохожих всё же не поленился набрать ноль-два. Ребята резво свернули с проспекта и припустили по улице. Сане удалось сходу прошмыгнуть в небольшую щель за телефонной будкой и затаиться, Он отдышался и когда звук погони отдалился, тихонько вылез из укрытия и поминутно оглядываясь, потрусил обратно в родную берлогу.
       Стражи порядка в машинах с красной полосой гоняли ребят до самого рассвета. Они переместили погоню в частный сектор города, там пацанам было где притаиться, но их раз за разом поднимали с лёжки и с сиреной и мигалками весело гнали дальше. Первым в общагу вернулся Шурик, он после прекрасной вечерней прогулки еле дышал и с трудом передвигал ноги. Обессиленно рухнул на кровать и шёпотом сказал, что ментов Лёва увёл за собой в сторону железной дороги.
       Мы замерли в тоскливом ожидании, если карающие органы возьмут Лёву, то к нам приедут ребята в форме с минуты на минуту. Отмолчаться в случае поимки нашему быстроногому дружку при всём желании не удалось бы, в советской ментуре в то время работали непревзойдённые мастера развязывать в кратчайшие сроки любые самые запутанные языки.
        Ну а повесить на невиновного все имеющиеся в отделении висяки, это было просто дело техники. Бежать куда-то смысла не было, всё равно нас примут если не сейчас, так через пару дней или неделю точно.
       Я представил себе, какой срок нам будет светить за антисоветскую деятельность, а учитывая, что организатором этого хмельного мероприятия был я, думать на эту тему как-то вообще не хотелось.
       Лёва пару недель назад только что вернулся с юношеских соревнований по боксу, где в своей возрастной группе занял третье место по России и получил звание кандидата в мастера спорта. Он каждое утро бегал по пять километров, несмотря на жару, дождь или снег. В эту долгую осеннюю ночь нас спасло то, что доблестная милиция немного промахнулась и погналась именно за ним.
       Он появился, пошатываясь от усталости, когда уже рассвело, жадно выпил из горлышка заботливо поднесённого ему чайника воды, глубоко вздохнул и с большими паузами медленно и хрипло произнёс:
       - Ну и пробежка была… настоящий марафон! Называется, догнались в кабаке… Задолбали эти менты, что б им … Гоняли по городу до утра, как зайца, чуть сбросил их с хвоста, гнались, пока я не услышал гудок тепловоза и не сообразил повернуть на железную дорогу…
        Я спросил, а где ленты, снятые ими с флагов?
       Лёва полез в карман и с трудом достал большую упругую пачку смятых траурных лент. Я выхватил у него из руки ленты, спросил:
       - Здесь все? – и метнулся в туалет, где, закрывшись в кабинке, попытался судорожно порвать их на мелкие кусочки. Материал на них изготовители не пожалели, качество ткани было превосходное, ленты только растягивались, но рваться никак не собирались. Пришлось бросать их в унитаз по одной и непрерывно нажимать на слив.
       И ещё с неделю мы подавленно озирались по сторонам, в то чудесное время хватало добрых людей, способных сообщить органам ценную информацию.
       О произошедшем договорились никому ни слова, в случае разглашения статью нам по тем серым временам припаяли бы очень душевную и на дальнейшей судьбе можно было бы поставить жирный крест.