Zoom. Квазилис. 5

Глава 5. Самообман волка.

Лиса тоже, как и озабоченный озадаченный волк, не спала, только делала вид, что дремала, что спит, что ей на нем удобно, уютно, привольно и хорошо, как спящий часто меняет положение, когда его кружит и вьюжит веретеном в цепях сна, но не из-за неуютности, и из-за беспокойных и насыщенных сновидений.

Когда она прикидывалась спящей, волк ее сон, как и ее интерес к себе, «принимал за чистую монету», как если бы лисы изменили свою непостижимую природу, и стали вовсе бесхитростны и предсказуемы, были, как все односложные. Если бы лиса по-настоящему спала, если бы она уходила, проваливаясь в сон, то ее бы непременно выдали непроизвольные конвульсии, как отходящий ко сну, спонтанно и рефлекторно дергает конечностями, хоть и микросном, принимая привычную и естественную положению спящего и подобающую позу.

Она теперь в его безраздельной власти, та, которая взвинченной и заведенной может быть сурова, беспощадна, деспотична, как только может быть царем и богом другому, когда горит желанием, на зная себя до конца, и еще не знает, на что готов пойти и куда себя деть.

Волк наивно полагал, что трогать ее спящую, не церемонясь, как холодную античную статую, это было для него безопасным, как будто проявление сомнамбулизма, как анонимность, оставаться невидимкой, взгляды из-за укрытия, сквозняки, когда хорошо одет, когда в ком-то безоговорочно уверен или хорошо подготовился и предохранился. Ее можно было трогать широко, непривычно долго, привольно, без ограничений, лимита, регламента. Ее можно мять руками, как антистресс, сколько вздумается и заблагорассудится, сколько захочешь, насколько тебя хватит. Он тешился с ней, как лев с собачкой. Он знал, что она будет с ним, и никуда не денется, не убежит, как нельзя никуда убежать с подводной лодки.

Ее тело, как бескрайнее поле и площадка для его экспериментов. Поляна шведского стола тела, к которому можно подходить бесчисленное и неограниченное количество раз, совершая сколько вздумается и заблагорассудится «набегов». Не стесняясь, утратив привычную робость, бдительность, и преодолев природную осторожность, он не мог отказать себе в этом искушении, ведь все равно она спит, и ничего не чувствует, а если и спит, то просто сама подумает, что почудилось и привиделось. Ведь настолько иногда бывают реалистичными ощущения во сне, в которых так тонко и непривычно проявляется вся глубина и гиперчувствительность переживаемого опыта.

Потому что если что и делаешь во сне, то как бы непроизвольно, а «это не считается», как сомнамбула, который потерял ориентиры и края, но обрел инстинкты и программы, которые реализует в новой роли. Хорошее кино, списать на сон все позывы и телодвижения, когда драпируешь, скрываешь и декорируешь им все твои истинные намерения, постыдные и опасные, которые пытаешься дезавуировать.

Когда зверь возбуждён и не расслаблен, он реагирует, а это значит, что все происходит на самом деле. Для безопасности и алиби можно сделать свое альтернативное эго, на которое, как «висяки», повесить свой «стояк», хроническое возбуждение и все греховодные мысли, чтобы только не ассоциировать с собой, когда все его открыто избегаешь, и стесняешься за собой признавать свое, и за него отвечать, за него держать ответ. Земля «ходит ходуном» под ногами от колебаний, от этого «сдвига по фазе»- можно трогать, это было таким безбожным, понимать, почувствует она или нет, как отреагирует, как воспримет? «В штыки» или «нормально», «с пониманием» отнесется, или сразу оттолкнув, отгонит прочь, привлекая внимание других, выдав тебя за извращенца.

Но если предупредила, как артист, озвучивший свой райдер наперед, что обнимается во сне, то заранее сканируя твою реакцию, примеряет тебя на себе, сразу изучает и тебя, в том числе запальчиво, с такими голодными руками, жадными, зовущими и ненасытными, которые трогают тебя, и не могут натешиться, горячие и худосочные, как вынутые из печи кочерги. Уже твои. Неизвестно, насколько твои. Но твои это точно. Искусительные, соблазнительные, вьющиеся вокруг тебя вьюнком, змеиными кольцами, в окружении гирлянд ниспадающих волос, пробивающиеся зеленью ростков. Обхватывает тебя руками, как обручи доски бочки, как будто ты teddy bear, sweet honey душка, официальный талисман олимпийских игр, которого можно бесконечно тискать, прижимать к груди, баюкать в «бесплатных обнимашках».

Лиса беззастенчиво попросила побыть в роли ее мужа во сне, квазилисом, таким партнером, как суррогат отношений, если это понимать, и принимать за игру, это сразу надо принять, как правила, сразу подписать соглашение о конфиденциальности, пользовательское соглашение, в котором не видеть для себя угрозы, как когда-то Миранда предложила делать это через одежду, и в этом тогда бы был какой-то смысл, потому что это спровоцированное горение и сердцестукобиение было внутри нас, а этого между волком и лисой было не понять, не анализировать, и не поняв до конца проблемы и всего «масштаба бедствия», не найти спасительный и компромиссный выход, и не исправить ситуацию.

Трогать руками, и хаотично думать о безобидности этой затеи, которая ничем не грозит, кроме возможного разочарования и уже определенно предстоящей надвигающейся бессонницы, потому что в этом обоюдная игра, не переходящая границ, не скатывающаяся в крайности, «во все тяжкие», ничего не усложняя. Разве ласка и нежность, объятия наказуемы и несут угрозу? Разве сообщаемое тепло может быть истолковано иначе, чем не дать замёрзнуть в непрогретом холодном вагоне?

Раз все сонные, могут нечаянно, случайно, непроизвольно и заиграться во сне, а сюда можно списать все- эмоции, эрекцию, и потом фрикции, потому что «так бывает» это природа, ее не обманешь, и против нее не попрешь, а она не будет пресекать ни твоей единой попытки, настолько бывают еще реалистичней ощущения во сне, они могут быть куда реалистичней куцой и однообразной пресной жизни. Совсем голые до бесстыдства женщины, которых не видишь в жизни, даже намеком и мельком в засветах, которые оголяются перед тобой во сне, делаешь с ними то, о чем постесняешься попросить в постели. Волк не знал, о чем думала лиса. Лиса вообще ни о чем не думала, а если думала, то известным всем местом. Лиса отродясь живет только инстинктами, интуицией и рефлексами. А волк живет рефлексируя.

Волк дышит чаще, глубже, как первопроходец «Вижу землю», все ближе и нет, подступается, подбираясь своими пальцами, опять играть в «Солитера», пытаясь обойти раскиданные ею капканы и мины, и сделать свой путь безопасным в простых прикосновениях и безоблачным, как небо. Волк пытается сначала удержать от порыва свои руки на месте, чтобы потом судорожно придвинуть их. Они не вызывают отторжения, они терпимы.

Руки захватили территорию, не встретив не единого сопротивления: ни жестами, ни словами, ни взглядом, ни шепотом, ни выдав ни малейшего звука, она вовсе не подала виду, что она была в чем-то против, сама положив твою руку, где она важнее, нужнее, и где уже чешется. Она приняла и подписалась. Заигрываешься, когда не видишь никаких берегов, когда тебя не останавливают, не говорят «хватит», не убирают твои руки, не бьют по ним, как школьная учительница, указкой или линейкой.

Не вызывающие подступа и прилива страсти щекотки-царапки, если бы что значили для нее, то пыталась бы как-то реагировать, если не подает виду-тогда ей все равно. Поелозить по груди и телу- напрасные телодвижения, тогда они, большей частью, для себя самого- как болеутоление. Просто держишь руки у нее в паху, чтобы не мерзли, отогреть, нащупав, найдя самое заветное укромное местечко.

Твои руки и прикосновения не встречают никакого сопротивления, даже намека малейшего на какое-то противодействие и что-то ответное. Как вдевается в игольное ушко краешек наслюнявленной нити, в джинсы лисы воткнута ладонь волка, как лопатка, которая задвинута под надрезанные куски торта, чтобы захватить себе кусок полакомее, пожирнее. Потом в трусах заводишь палец под резинку, как за колючую проволоку, егозу, затаив дыхание, когда «в зобу дыхание сперло», ждешь и слушаешь, сработала ли где сигнализация?

Сразу замер, как в игре «Море волнуется раз»: «Морская фигура замри», и все началось веселье, «пошло-поехало» по нарастающей. Еще пара движений, еще пара телодвижений, и тебе предстоит стоять до самого победного. Пальцы на паху, фаланга пальцев в трусах, просто прикидывать, что светит, и сможешь ли устоять? Пальцы на паузе. Пальцы на пузе. Пальцы на пульсе. Пальцы за пазухой. Пальцы на току. «Царствуй, лежа на боку!»

Мы ведь, как инструменты, которым непременно нужно быть «в деле», чтобы не покрываться плесенью, чтобы не ржаветь, чтобы не замшелеть, пока мы не были в употреблении. Правильно, предельно чётко, доходчиво и ясно я все объяснил?

А когда уже развернулась, и стала ерзать, когда сам ее развернул, когда просунул руку между ног, когда положил руку на лобок, когда стал ритмично водить, как будто вмазывая втихаря крем в тело, которого жирно выдавил на руку и ладошку, чтобы пропитать им и насытить все тело, со знанием дела, умеючи, как будто уже продемонстрировать свои знания, навыки, умения и опыт. Как когда сдаешь «на зачет», на норматив, долго и усердно тренировался, чтобы убедить комиссию, что не впустую, не в дурачка провел время, не в холостую, а рационально. Дошли до края, дошли до точки, ее глаза блестят, как фалеры. «Зато твои глаза блестят как две медали».

Волк подумал про лису: «Значит, бережет себя, знай, не заходит на заповедные зоны, когда истребляющее желание поселится внутри тебя, и будет действовать по своей неукротимой железной логике, вопреки законам сохранения вида, самосохранения, сохранения энергии- для других просто «схватывать на подкорку».

Прошу Вас поддержать меня на голосовании
http://www.nashe.ru/nashe20/ledokol46/
Буду искренне признателен