Zoom. Квазилис. 8

Глава 8. Упоротая лиса.

В какую-то минуту волк напрочь забывал о волчице и волчонке. Ему казалось, что с лисой у него «все идет по плану», и все складывается для него «как нельзя лучше», натурально, по-настоящему, озорно, звонко, свежо и дико, по- животному, «как в первый раз», что вспоминаешь свой азарт и базовые инстинкты, которые за долгие годы в тебе никому не удалось перебить и затушевать, перековав в женатика. Совсем как у людей. Волк никогда прежде не пробовал лис. Важным было то, что в ту минуту ему грезилось и казалось, что ему несказанно и неслыханно, крупно повезло.  Впервые в жизни ему так круто повезло, ни с того, ни с сего. Это было как подобрать кошелек на улице и не знать, что фитиль уже подожжен.

Ему даже казалось, что лиса отдается ему с каким-то благоговейным, сладострастным и трепетным чувством, вся в блаженной истоме, как соленый плавленый сыр в шоти, и топленое масло в каше растекаются лужей. В темноте горели ее глаза, как лазерные указки, как серные адовы огни. Ему даже казалось, что лиса отдается ему по зову сердца, всем телом, как на милость победителя, совсем как своему лису, вся, сгорая без остатка, беспрецедентно, не экономя, не тая, «выгорая до окурочка», как бенгальский огонь, как балерина, обретающая себя в пушистой невесомой золе с тем, что смогло остаться от стойкого оловянного солдатика.

Раз она уже десять лет с лисом, не против просто полакомиться, но и насытиться тем же самым, но в другом, «те же яйца, только сбоку», где ее увлекало ровно то же самое, но с другими клочками шерсти, щекотками-царапками, с совершенно другой природой. Она захотела поэкспериментировать с волком, заходя на чужую заповедную территорию, уже алчно метя ее своей слюной, кровью, потом и тряпками- раскидав по батареям и полотенцесушителям свои труселя и лифчики. Волк тогда еще не понимал, что лисы принимают по запаху только устраивающих их лисов, а не всех подряд из семейства лисьих, включая волков.

Но это была какая-то неправильная, «упоротая», дефективная, особенная лиса, и что творилось у нее даже не в голове, а в башке, на жаровнях и раскаленных сковородках сердца, на душе, было не определить, и «без стакана не разобраться». И каким местом и «передком» она думала, когда принимала решение умоститься на нем и обнять его, волку не было доподлинно известно. Слишком много явных и до конца не определённых факторов. Об этом всем он мог только догадываться. Может, она не хотела упускать благоприятную возможность. Может, ее привлекала его стать и природа. Столько много малообъяснимых и хаотичных «может» из множества не обеспеченных и не подкрепленных ничем. Но волк не протестовал, он принимал поведение лисы, как данность.

Для волка силой привычки, устоями и традицией, чем-то неотъемлемым и единственно верным, как охота, выбор самки и личное пространство были только инстинкты. После самоощущения себя волком в приоритете для него была только семья, которая была его прайдом в смысле «прайд», и прайдом в смысле pride, гордость, за то, что он чувствовал, что его можно кому-то, кроме волчицы и волчонка, любить и ценить, или, по крайней мере, испытывать к нему что-то нестерпимое, жесткое, злое и жгучее, что у него как раз был прайд и самоощущение, из зависти. Ненависть и любовь были единственные органичные для него состояния, хоть и крайности, но сила уважает только открытость и честность, так что даже заклятый враг казался приятнее и привлекательнее тем, что не скрывал своих намерений, оставаясь достойным соперником.

У лисы был сбой программы, она велась на всех и все стоячее, а что еще каким-то чудом не стояло, она «вставала», и заставляла стоять, как будто она была хранительницей домашнего очага, должна постоянно поддерживать огонь, чтобы он не тлел, и теплился не только углями камелька, а горел ясным и синим пламенем, как подожжённый газ, вырывающийся из утробы загорелой на солнце земли. Она терлась так, как шашлычник раздувал меха у мангала, не давая углям остыть, а сиять ярко-красной гирляндой.

Она ерзала так, что волк уже обманывался в том, что думал, что ему дадут просто за то, что он такой незаурядный, образованный, вежливый, учтивый и внимательный к ней. В ее горящих красных глазах, как от неудачной фотовспышки, стояли зияющие ямы небесной черноты, как страшащих отрогов. В оставляемой ею слюне, тянущейся и не высыхающей на коже, как ломанная изогнутая линия, амплитуда и кардиограмма ее страсти, виднелся и след слизняка липкий и влажный, как будто слой размазанного клея, на который непременно нужно что-то «посадить».

Порево это сплошь сплющенные заигравшие алгортимами инстинкты, а не бонусные баллы за прожитую без ошибок кармическую жизнь или начисленный соцпакет «за безупречную службу», не какая-то страда, урожай, это даже не обязанности, императивы и доминанты, штемпели в паспорте, кольца на пальцах рук, что венчальные, что обручальные, не дарственные надписи, взаимные клятвы и даренные духи, цветы и конфеты. Это смесь и сгусток энергий, взаимное биение и круговерть, водоворот, дальше которого только пропасть и забытье, а иначе и по-другому можно даже не пробовать, потому что так не бывает, но если даже когда-то и было, то все «давно и неправда».

Что-то похожее она, несомненно делала-проделывала, и с каким-то другим волком, но волку это было невдомек. Он не хотел на этом фиксироваться, чтобы заранее не заливать в себя этот трупный синильный яд сомнений и подозрений, и без того едких колебаний и саморефлексии было в нем предостаточно. Он так ничего не решил, но это и не было уравнением и задачей, требующей своего расклада в полной мере, это то, что жило и вне их, самостоятельно, и само по себе, это была игра-квест, в который тебе это чудо, счастье, блажь и разговение одновременно, выпадали, как кубики в детской телеигре «Звездный час», чудо, непостижимое, шаги которого ты загодя не слышишь. Нежданчик, незапланированное и ситуативное, но его было больше, чтобы просто насытиться, но меньше, чтобы помнить всю жизнь, проживая свои печали. «Слишком много для Атоса Портоса и слишком мало для графа де ля Фер». Этого мяса лакомства на зубах и послевкусия пережитого было недостаточно, чтобы выпить «испить чашу до дна».

Когда волк решил, что зашел слишком далеко, она сама обернулась, так резко, как снялась с него, убрав его руку, наложившуюся руку, припечатавшую ее руку, нагроможденную на ней, на него самого, и внезапно для него и для себя самой, спохватившись, начала разводить ненужную суету, что-то доставать в рюкзаке и перекладывать, изображая беспокойство, нервозность, озабоченность, сосредоточенность и одновременно излучая важность и деловитость. Сама на ровном месте, начала «ни с того, ни с сего», гнездоваться. Он подумал, что она змея, которая сбрасывает шкуру, или просто какое заклятие на ней спало от того, что он коснулся ее.

Успокоившись после этого минутного замешательства, она приняла прежнее положение, теперь она сама хотела, чтобы эта самая его аспидная рука была самой грязной, по тому, что она должна была быть поганой метлой, выбирающей в ее теле все сусеки, укромные местечки и закоулки. Но теперь его рука была безвольной, сначала работала, как пружина, как толчковая, как рычаг и инструмент, как клещи, тиски, сдавившие весь пах и лобок, то интуитивный щуп, который брался и скользил по ее телу, как «Екселленсе», «Експериенс», «Дискавери» или другой навигационный американский пущенный к Марсу зонд, а теперь просто лежал, как увядшая ветвь, и просто давил на нее тяжестью своего собственного веса. «Второго пришествия» его рук уже не было. В женщину, как и в реку, нельзя дважды войти, так и здесь, даже если ты делаешь поправку только на руки. Он ее наказал.

 Здесь они вдвоём всю ночь разбирались: кого казнить, «кого карать, кого миловать», и он сам понял, что за развитием идет спад, за яркой восходящей звездой летит предвещающая дурное комета, и как не загадывай, все вертится вокруг него и нее, жужжа орбитами пущенных спутников. Так они и ходили друг к другу, как кумовья в сказке «Лиса и Журавль», то в гости, то свататься, и все без толку и безуспешно. Как в известной народной песне, сказано доступно и ясно: «Я прийшов, тебе нема».

Прошу Вас поддержать меня на голосовании
http://www.nashe.ru/nashe20/ledokol46/
Буду искренне признателен


Рецензии