Без Ваших писем мне очень грустно

Полвека не могу принять,
Ничем нельзя помочь,
И все уходишь ты опять
В ту роковую ночь.

А я осуждена идти,
Пока не минет срок,
И перепутаны пути
Исхоженных дорог.

Но если я еще жива,
Наперекор судьбе,
То только как любовь твоя
И память о тебе.

Анна Тимирева


         О любви Александра Колчака и Анны Тимиревой большинство нас узнало из фильма «Адмирал» и очень многие подумали, что персонажи вымышленные, такое к сожалению у нас ноне образование. Однако мало кто из зрителей знает, как складывалась история любви Александра Колчака и Анны Тимиревой.  В этой сложной истории не было места грязи и лжи. Все ее участники оказались достойны друг друга, им хватило честности и благородства не противиться неизбежному и не пятнать прошедшее. Их любовь была настоящей. В период с июль 1916 по май 1917 года было написано 53 письма. До начала переписки отношение Анны к эпистолярному жанру было скептическим "Раньше письмо казалось… мертвой и малоговорящей вещью". Однако произошедшее расставание кардинально изменило ее взгляд на этот предмет. "Вообще я корреспондент из рук вон плохой, — писала она, — и если пишу Вам так часто и такие длинные письма, то это единственное в своем роде исключение из правил, никому и никогда я не писала с такой радостью и легкостью, как Вам, милый Александр Васильевич".

Однако и Колчак никому не писал так, как Анне Васильевне.
«Только о Вас, Анна Васильевна, мое божество, мое счастье, моя бесконечно дорогая и любимая, я хочу думать о Вас, как это делал каждую минуту своего командования. Я не знаю, что будет через час, но я буду, пока существую, думать о моей звезде, о луче света и тепла — о Вас, Анна Васильевна. Как хотел бы я увидеть Вас еще раз, поцеловать ручки Ваши.» Александр Колчак

«Для меня нет другой радости, как думать о Вас, вспоминать редкие встречи с Вами, смотреть на Ваши фотографии и мечтать о том неизвестном времени и обстановке, когда я Вас снова увижу. Это единственное доказательство, что надежда на мое счастье существует… Когда-нибудь я получу от Вас несколько слов, которые так бесконечно для меня дороги, как все, что связано с Вами.» Александр Колчак

Анна Тимирева дорожила посланиями Колчака, хранила их все и прилагала максимум усилий к продолжению переписки. Переписка с Колчаком стала для Тимиревой смыслом существования. "Без Ваших писем мне было бы страшно и очень грустно жить", — писала она. Листки почтовой бумаги с мелким неразборчивым почерком приносили ей радость, поднимали настроение, давали надежду. И стоило заветному конверту задержаться в пути, как тревога и мрачные мысли поселялись в ее душе. Теперь она постоянно находилась в состоянии ожидания. "В час, когда должен прийти почтальон, дежурю у окна и выхожу ему навстречу – это достойно гимназистки maximum 5-го класса и очень глупо", — писала она. Конечно, переписка не могла заменить живого общения и полностью преодолеть вынужденное одиночество. Тем сильнее становилась жажда личных встреч.
«Моя милая, дорогая, обожаемая Анна Васильевна.
Господи, как Вы прелестны на Ваших маленьких изображениях, стоящих передо мною теперь. Последняя фотография Ваша так хорошо передает Вашу милую незабываемую улыбку, с которой у меня соединяется представление о высшем счастье, которое может дать жизнь, о счастье, которое может явиться наградой только за великие подвиги. Как далек я от них, как ничтожно кажется все сделанное мною перед этим счастьем, перед этой наградой…» Александр Колчак
 
«Дорогая, милая, обожаемая Анна Васильевна.
…У меня нет слов, нет умения ответить Вам; менее всего я мог предполагать, что Вы… так близко от меня. Получив письмо Ваше, я… отложил его на несколько часов, не имея решимости его прочесть. Несколько раз я брал письмо в руки и у меня не хватало сил начать его читать. Что это, сон или одно из тех странных явлений, которыми дарила меня судьба. Ведь это ответ на мои фантастические мечтания о Вас — мне делается почти страшно, когда я вспоминаю последние. Анна Васильевна, правда ли это или я, право, не уверен, существует ли оно в действительности или мне только так кажется.» Александр Колчак.

«Милый Александр Васильевич, далекая любовь моя… Я думаю о Вас все время, как всегда, друг мой, Александр Васильевич, и в тысячный раз после Вашего отъезда благодарю Бога, что Он не допустил Вас быть ни невольным попустителем, ни благородным и пассивным свидетелем совершающегося гибельного позора. Я так часто и сильно скучаю без Вас, без Ваших писем, без ласки Ваших слов, без улыбки моей безмерно дорогой химеры.» Анна Тимирева

«… Где Вы, радость моя, Александр Васильевич? На душе темно и тревожно. Я редко беспокоюсь о ком-нибудь, но сейчас я точно боюсь и за Вас, и за всех, кто мне дорог… Господи, когда я увижу Вас, милый, дорогой, любимый мой Александр Васильевич. Да хранит Вас Господь, друг мой дорогой, и пусть Он поможет Вам в Ваши тяжкие дни. До свидания — если бы поскорей.» Анна Тимирева

«…Милый Александр Васильевич, я буду очень ждать, когда Вы напишете мне, что можно ехать, надеюсь, что это будет скоро. А пока до свиданья, милый, будьте здоровы, не забывайте меня и не грустите и не впадайте в слишком большую мрачность от окружающей мерзости. Пусть Господь Вас хранит и будет с Вами. Я не умею целовать Вас в письме.» Анна Тимирева.

«Но я же живая и совсем не умею жить, когда кругом одно сплошное и непроглядное уныние. И потому, голубчик мой, родной Александр Васильевич, я очень жду Вас, и Вы приезжайте скорее и будьте таким милым, как Вы умеете быть, когда захотите, и каким я Вас люблю.» Анна Тимирева.

«Дети спорили : моё отдай! Нет моё…. И вдруг всё стало ясно, как будто стекло протёрли.
Всё будет. Всё уже - Есть!!! Исчезло Моё и Ваше. Каждое утро, я открываю глаза и улыбаюсь! Я живу! Я жду… Это награда а не наказание, потому что против всех законов физики, ты отдаёшь, а у тебя прибывает и не кончается! Представляете, я чувствую себя в ладонях большой, невозможно круглой, светящейся – это Благодать! Дар! Счастье! Так бывает. Не смейтесь. Я знаю. Я стою на пороге, невиданного, огромного Мира. Пусть будущее мы видим гадательно, сквозь тусклое стекло. Так сказал Апостол. Но прибывают с нами: Вера, Надежда, Любовь. И Любовь из низ - Больше! Я слышала, Вы будете в Петрограде. Как скоро? Март, Апрель. Почему - то кажется, что уже скоро…» Анна Тимирева

Письменное общение было весьма интенсивным. Частота, с которой велась переписка, делает ее подобной дневникам. Однако не все из написанного Анна Васильевна отсылала Александру Васильевичу, некоторые письма летели в корзину. О причине этого она говорила так: "Смертельно боюсь надоесть Вам своей корреспонденцией" и добавляла: "Не все, что думаешь, можно говорить и особенно писать".
Практически все письма написаны А. В. Тимиревой ночью. И только два из 53 писем написаны утром. Выбор позднего времени она объясняла так: "Днем я как-то не люблю Вам писать – слишком развлекает суета и шум кругом". В поздние часы, оставаясь наедине с собой, Анна Васильевна ставила перед собой фотографию Колчака и начинала неспешную беседу с ним, перечитывая наиболее понравившиеся письма.
Переписка Тимиревой и Колчака не являлась тайной для окружающих. И, несмотря на колкие замечания знакомых и предупреждения друзей, на закономерное раздражение мужа, Анна Васильевна не прерывала ее. Она обладала сильным и самостоятельным характером, в чем и признавалась Колчаку: "Я не отличаюсь кротостью". По сути, в течение нескольких лет это был роман в письмах — их соединяли листки почтовой бумаги, которым они доверяли свои мысли и чувства.
Ни для Софьи Федоровны Колчак, ни для Сергея Николаевича Тимирева это не было секретом. Да они и не делали тайны из своей переписки, в любом случае письма проходили через цензуру потому что шла война. Тимирева даже иронизировала по этому поводу, в цензуре служили офицерские жены, и они "тоже были в курсе всех дел". В той открытости не было ничего демонстративного или вызывающего — Колчак и Тимирева просто игнорировали "привходящие обстоятельства". Они были выше их, они не могли иначе. Ее муж и его жена находили в себе терпение и такт, чтобы не усиливать напряжение, не унижать себя и свои "половины" выяснением отношений. Потому что тоже любили...
В апреле 1917 года после почти девятимесячной разлуки Тимирева и Колчак наконец встретились в Петрограде, где адмирал находился по вызову Временного правительства.
 Именно здесь он узнал об отмене Босфорской операции, с которой связывал свою будущую научную и военную карьеру. В это время овладение Константинополем и его проливами стало для Колчака почти идеей фикс. После гибели в ноябре 1916 года флагманского корабля Черноморского флота "Императрица Мария", в которой Колчак винил только себя, отмена Босфорской операции казалась Колчаку крахом карьеры. Будучи на грани нервного срыва, он писал Анне Васильевне: "Пожалейте меня!" А после не мог простить себе этой слабости, почти настаивая на разрыве: "В несчастье я считаю лучше остаться одним… Несчастье должно возбуждать что-нибудь вроде презрения", — писал Колчак Тимиревой. Такая откровенность привела ее в смятение. Она опасалась, что, выйдя из кризиса, он не простит себе проявления слабости и это приведет к разрыву. Колчак считал, что "милостивое и снисходительное" отношение Анны Васильевны к нему основано лишь на его военных заслугах и высоком звании и, исчезни они, она потеряет к нему интерес.
Тимирева не дала переписке и роману оборваться
"Дорогой Александр Васильевич, вчера я вернулась из Гельсингфорса и сегодня получила наконец после долгого ожидания письмо от Вас, глубоко огорчившее меня. Оно жестоко, холодно и просто враждебно по отношению ко мне — но все это ничего, у меня нет ни горечи, ни обиды, мне только бесконечно больно видеть Вас в таком состоянии полной безнадежности. Вашей виновности, о которой Вы говорите мне не в первый раз, я не признаю. Если Вы ответственны за все, что происходит под Вашим командованием, это еще не значит, что во всех несчастьях лично Вы виноваты, тем более в тех, где помочь Вы фактически не имели возможности. Вы пишете, что сидите один, никуда не съезжая, даже домой; это ясно и без Ваших слов, такая упорная мысль о своей виновности решительно во всем — явный результат долгого одиночества и черных мыслей. Что Вам в том душевном состоянии, которое Вы переживаете, не хочется никуда показываться, я прекрасно понимаю, но все-таки в этой системе хорошего очень мало. Вы пишете, что сознательно отказываетесь от моего отношения к Вам и моих писем; я на это скажу, что только от моих писем Вы можете отказаться, если Вам тяжело и неприятно их получать и Вы действительно хотите забыть меня совсем — скажите слово, и я никогда не напомню Вам о себе больше. Но думать о Вас по-прежнему с неизменной нежностью и постоянной тревогой за Вас — этому помешать не в Вашей власти… Я так далека от Вас, и мне абсолютно ничего от Вас не надо — неужели все-таки я Вам в тягость?"

Он ответил ей
"В минуту усталости или слабости моральной, когда сомнение переходит в безнадежность, когда решимость сменяется колебанием, когда уверенность в себе теряется и создается тревожное ощущение несостоятельности… в такие минуты я прежде всегда обращался к мыслям о Вас, находя в них и во всем, что связывалось с Вами, с воспоминаниями о Вас, средство преодолеть это состояние… В самые тяжелые минуты я находил в Вас помощь, и мне становилось лучше, когда я вспоминал или думал о Вас. Я писал Вам, что никому и никогда я не был так обязан, как Вам за это, и я готов подтвердить свои слова".

В мае 1918 года контр-адмирал в отставке Сергей Тимирев был назначен уполномоченным военно-промышленного комитета на Дальнем Востоке. С ним во Владивосток приехала и жена Анна Васильевна. Тимиревы остановились в лучшей гостинице города - "Версале". А в июне, проездом из Харбина в Японию во Владивостоке оказался Колчак. Они встретились, чтобы больше не расставаться. В Японию Александр Васильевич и Анна Васильевна уехали вместе. По их просьбе адмирал Тимирев обратился во Владивостокскую консисторию с заявлением о желании расторгнуть свой брак. После чего свидетельство о расторжении брака он отправил в Японию своей бывшей жене. Теперь Анна могла стать гражданской женой Колчака.
Август 1918 года они провели в японском курортном городе Ника, и это были самые счастливые дни в жизни  Анны Тимиревой.
В сентябре им пришлось вернуться во Владивосток. В здание на улице Светланской, где разместилось правительство эсера Дербера, Колчака пригласил для переговоров глава правительства Автономной Сибири в Омске Вологодский. Вице-адмиралу Колчаку Вологодский предложил пост министра по военным и морским делам. Предложение был принято. В начале октября вместе с главой английской военной миссии генералом Ноксом Александр Васильевич и Анна Тимирева выехали в Омск.
Здесь Колчак был произведен в адмиралы и избран Верховным Правителем России и Верховным Главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами.
Так в ноябре 1918 года никогда не стремившийся на руководящие административные посты моряк и скромная московская барышня, дочь директора консерватории, оказались на вершине пирамиды власти в России.
Но события развивались стремительно. 4 января 1920 года по настоянию Политсовета белого движения и Совета Министров Александр Колчак снимает с себя полномочия Верховного Правителя и Главнокомандующего. Через одиннадцать дней адмирала арестовали.
Как только Анна Васильевна узнала, что Александр Васильевич помещен в иркутскую тюрьму, она пришла в Иркутский ревком и потребовала, чтобы ее отправили в ту же тюрьму. Пока шло следствие, они обменивались записками. За час до расстрела им было разрешено свидание в камере у Колчака.
За 17 месяцев любви Анна заплатила 37 годами тюрьмы и ссылки. Реабилитировали ее лишь в 1960 году.
Анна Васильевна Тимирева похоронена на Ваганьковском кладбище в Москве в одной могиле со своими родственниками по линии отца Сафоновыми. На могильной плите сделана надпись Книпер Анна Васильевна ( по фамилии последнего мужа).
Это одна из красивейших историй любви. Я не понимаю, когда их осуждают, и мне кажется Бог им это простил, потому что любовь, истинная любовь, дается лишь раз в жизни, а кому-то вообще не дается, так что предать её, наверное, преступление... Кажется, что сейчас такого уже не встретишь, но, по-моему, надо в это верить, и тогда, возможно, однажды и каждый из нас поймет, каково это - так сильно любить человека.

...Ибо крепка, как смерть, любовь...


И каждый год Седьмого февраля
Одна с упорной памятью моей
Твою опять встречаю годовщину.
А тех, кто знал тебя, - давно уж нет,

А те, кто живы, - все давно забыли.
И этот, для меня тягчайший, день -
Для них такой же, как и все, -
Оторванный листок календаря.

А.В. Тимирева   1969 г

                Алиса Лемешко