Противостояние 15 и 16

Внук. Ему - три года и три месяца. Половину из этого времени он провёл в онкоцентре. Здесь же он научился говорить.
Он жил по своим внутренним детским законам, а, может быть, инстинктам. Я не буду в этот раз описывать жестокость химиотерапии.
Она длиться четверо суток вместе с промывкой непрерывно. Он этого не замечает, но знает, что удаляться от стойки с растворами далеко нельзя.
Когда нужно идти в игровую комнату, то мама выключает всю эту огромную систему на колёсах и везёт её по коридорам до игровой. там она включает её в сеть и он играет наравне с остальными детьми, которые в данный момент не связаны проводами. Капельница работает, управляемая электронными приборами. Он играет в игрушки вместе с детьми. Все лысые. Такова химия.

Когда химия заканчивается, ему становится плохо. Он не может объяснить, как ему плохо. Мать берёт его на руки и он зависает на ней,
прижимаясь, как бы пытаясь отдать ей свою боль, тошноту и всё то, что он переживает. Иногда его рвёт. Он не плачет. Если можно так сказать, он по-детски стойко переносит все эти мучения после химического процесса.

К концу вторых суток он уже берёт в руки машинки и тихо катает их по кровати. На третий день он выходит в коридор и бежит в игровую, несмотря на то, что он ничего не ел. На еду смотреть не может.
Позже аппетит возвращается, но далеко не у всех. Был сосед по палате, мама которого со слезами впихивала одну ложку еды за час.

Анализы. Химия прошла. Начинается разрушение красной и белой крови. Лейкоциты - наши защитники от инфекций, падают до невыразимо
малых значений. Нужно жить в стеклянном шаре, чтобы не подхватить вирус, которые есть всегда и везде, не смотря на мощные кварцевые
установки, работающие круглосуточно. Но достаточно только одного вируса, и он обязательно находится. Его приносят посетители с улицы.
И ребёнок заболевает всегда! Понимается температура. Снова плохое самочувствие. И длится оно очень долго потому, что защитные силы
организма на нуле, измотанные предыдущими химиями, таблетками от вируса и многочисленными уколами.
Но дети -- не взрослые. Они как ростки, пробивающиеся через асфальт, они выживают. И потом уже с визгом вылетают из палаты и несутся по коридорам.
Впереди их ждут исследования: компьютерная томография, МРТ и другие. Нужно не пропустить ту единственную клетку, которая может дать начало заболеванию вновь. Ведь выживаемость этих детей не более сорока процентов, а разновидностей заболевания саркомой более
девяносто видов.

Я сегодня не уверен, что кто-то и где-то упорно трудится над технологиями лечения этих заболеваний, которые захватывают маленьких
детей. Знаю, что над этим трудятся в Германии и Израиле.

Хотелось бы обратиться к Чубайсу --отцу наших нанотехнологий. Он много лет стоит у истоков этого вида дорогостоящей программы.
А превратились ли эти истоки в хоть в какой-то ручей или речку.

В нашей городской районной больнице ещё не старые люди продолжают умирать от тех болезней, от которых бы их можно было спасти.
Мы достигли больших успехов в хирургии сердца, глаз, пересадке органов, выживанию недоношенных детей. Но это в Москве и в больших городах. А на периферии - горечь.

Какие там нанотехнологии, простых лекарств нет! Мы живём в районных городах в неандертальском веке. Без дорог едут УАЗики скорых помощей теперь уже из укрупнённых центров, застревая в грязи, а помощь иногда исчисляется десятком минут....

14 июля 2017 год
Онкоцентр.