Тошка на даче

     Тошка  медленно,  прогуливался по бетонным плиткам вдоль проволочного ограждения.   Он прекрасно слышал надсадный лай Динки по ту сторону забора, боковым зрением  видел, как она бросалась на металлическую сетку,  билась об нее туловищем, цеплялась  клыками за проволоку, кусала ее, вспахивала  лапами землю, носясь вдоль ограды с намерением растерзать наглого кота. Виноград, который еще недавно висел здесь кружевом, был уничтожен, туи сломаны, некогда зеленая травка превратилась в месиво. В это же самое  время Тошкина мордочка изображала полнейшее равнодушие, никаких эмоций. Он смотрел куда-то в прекрасную солнечную даль, туда, где серебрились ёлочки и яркими шапками полыхали  пионы, и всем видом показывал, что интеллект Динки находится где-то на уровне подворья с поленницей и помойкой. Надо полагать, что  его ненависть к этому животному  была в это время  просто припрятана где-то глубоко  внутри  красивого черного, бархатного  туловища.  О  существовании  этого чувства можно было  только догадываться, потому что поводов для  возникновения неприятия соседского чудовища     было просто предостаточно. Его знобило и трясло уже при виде любой собаки, но явление Динки трудно было с чем-нибудь сравнить. Тощая, длинномордая, сухая, как и ее хозяйка, вечно чем-то недовольная, да еще и хриплая в придачу. Кости  в обеденное время хрупала с таким треском, словно врага уничтожала. А воду пила, как будто лягушек  швыряла в соседний пруд. Ну, настоящая рыжая ведьма! Только метлы не хватает для завершения портрета.      
     Тошка  гордо развернулся и под  Динкино рявканье  вальяжно направился в сторону дачного колодца, чтобы немножко освежиться и прийти в себя после оскорбительного поведения этой глупой соседки. Там на траве обычно ждала его мисочка с ключевой водой. Увы, мечте не суждено было сбыться: желанный сосуд отсутствовал. Но на срубе стояла неубранная кем-то бадья. Тошка легко вскочил на деревянный край колодца, встал на задние лапы и заглянул  во внутрь. Вода там была. Только до неё надо было дотянуться, то есть напрячь все мускулы и хорошенько перегнутся, грубо говоря – сложиться почти пополам.
     Манипуляции, подобные этим, Антон проделывал и раньше, только жидкости  там обычно бывало больше. Жажда становилась уже невыносимой. И котофей решился. А зря. Он, конечно, не понимал, что передние лапы с головой тяжелее, чем задние лапы с хвостом. Возможно, он стал усваивать эту истину на лету, когда деревянное ведро покачнулось и вместе с необыкновенным грузом сорвалось  в шахту. Ворот стал бешено раскручиваться, издавая при этом отвратительный звук старого ржавого флюгера.
     Не известно, что привлекло людей: этот раздражающий скрип  или Тошкин истошный вопль. Когда хозяин подбежал к колодцу, мурлыка плавал, бешено работая лапами и издавая жалобное мяу. Пострадавшего доставали с трудом. Пришлось спасителю  спускаться вглубь  скважины по скользким стенам, держась за веревку, а потом  с Антоном, засунутым в ведро, так же подниматься вверх.
     Вымокшее животное  представляло собою жалкое зрелище. Бывшая шикарная черная доха прилипла к тощему туловищу и обвисла клочьями. От пушистого хвоста остались одни воспоминания. К стыду обладателя, он стал похож на крысиный.
     Сделав пируэт, потерявший свое достоинство котофей,  метнулся  в кусты и растворился в густой тени. «В свет» он вышел только к концу  второго дня. Его черная шуба элегантно серебрилась на солнце, а хвост распушился пуще прежнего.
     На веранде вкусно пахло жареным мясом, и Тошка, предварительно потеревшись об ногу хозяина, приготовился  разделить радость его трапезы. Не тут то было. Вместо радостных восклицаний о  желанном «возращении блудного сына», он услышал ядовитые  упреки: мол, неизвестно где шляется, мышей не ловит, а на запах съестного летит, как мотылек на огонь. Эту серую нечисть котофей ненавидел с детства, считая, что ему,  с его высокой родословной, не пристало пачкаться с  мерзкими грызунами. В конце концов, для чего же была изобретена мышеловка!  Тошка возмущенно застыл, а затем,   не спеша, покинул веранду.
     Вернулся он минут через десять, зажав в зубах полёвку. Выйдя на середину помещения, усатый охотник брезгливо швырнул жертву  на деревянный пол и с достоинством удалился. Спать пришлось на голодный желудок.
     Утром Тошка с лихвой наверстал упущенное. На веранде его ждал полноценный завтрак, включавший увесистую котлету и теплое молочко. Рядом, в мисочке стояла вода.
     После фантастического  угощения  насытившийся котофей решил, как обычно, прогуляться вдоль забора. Динка, конечно, была тут как тут и сразу воспользовалась моментом, чтобы   с визгом прочистить горло. Но умиротворенный Антон, впав в глубокое напряжение от ее базарного лая, опять  сделал вид, что истошные вопли с той стороны заграждения его не касаются. Он медленно направился в сторону ворот.  Там  в тени акации стоял шезлонг, на котором он  планировал отдохнуть  и выйти из состояния легкой депрессии, в которую его таки вогнала эта соседская поганка. Мысленно он уже  сладко вытянулся на этом удобном удлиненном кресле.
     Отвлек котофея  шум машины, радостные голоса и появление огромного пса по имени Стен,  тяжело выпавшего из  багажника. От неожиданности Антон увеличился вдвое, придав при этом своему телу форму римского акведука. Пока гости обнимались с хозяевами, он по  деревянной стремянке рванул на крышу летней кухни. Место это было хорошо ему знакомо. Здесь располагалась выигрышная позиция  и прибежище в случае появления ненавистных гавкающих чудовищ. Любому зрителю было понятно: уровень крыши  надежно спасал пушистое существо от хищника с охотничьим инстинктом. Гавкай, изворачивайся  и выгибайся, хоть разорвись на части: всё равно до усатого наблюдателя   не дотянешься. Казалось бы, сиди себе возле теплой трубы и посиживай, сознавая беспомощность кровного врага. Но Тошка   очень трепетно относился к личному пространству, и вторжения чужака на свои исконные земли потерпеть не смог. Как-то надо было показать незваному гостю, кто здесь, в конце-концов,  пришелец,  а кто властелин усадьбы.
       Осторожно, стараясь не поскользнуться на покрытых мохом черепицах, Тошка спустился к карнизу крыши и стал ловко перемещаться по его краю. Процедура осуществлялась беззвучно, и ротвейлер вначале не обратил внимания на кошачью эквилибристику. Но тут, как назло (вернее всего, так задумано было),  легко отломился кусочек кровельной плитки  и  с треском бабахнулся на землю, зацепив нос дремавшего цербера. Пёс рявкнул и по лошадиному  взвился на дыбы. Однако, передние лапы,  не получив опоры, задергались в метре от конца  крыши  и, нервно перебирая, повисли в воздухе. Мощная туша массивной собаки прогибалась  в разные стороны, сжималась и вытягивалась в прыжке, делала немыслимые виражи. Любой хип-хоппер умер бы от зависти, наблюдая за тем, как надо энергично и креативно исполнять популярный  молодежный  танец. Взрывоопасный микс и ярость сплелись здесь в едином порыве: достать задиру и как следует его проучить. Не тут то было. Антон элегантно перемещался вдоль крыши, раззадоривая агрессора неповторимым  желудочным воем. Не известно, чем бы кончилось вся эта канитель, если бы ослепший от ненависти пёс, следуя за Тошкой, не провалился в силосную яму, вырытую с тыльной стороны здания.
      Как вытаскивали потерпевшего, победитель наблюдать не стал. Зачем? Ведь он с успехом выполнил свою миссию: проучил негодника. Ночь он, однако, провел на крыше, не веря в судьбу и фундаментально подстраховываясь. Предчувствие его не обмануло. Непрошенный гость вместе со своими хозяевами был любезно приглашен продлить отпуск на даче еще  на пару дней. Антон  пока об этой щекотливой новости ничего не слышал. Может быть, поэтому свой  послестрессовый ночной отдых  он провел  относительно безмятежно, и утром, ничего не подозревая, под Динкин истошный лай, направился на второй этаж дачи к своему любимому пушистому коврику. Откуда же было знать котофею, что Стен  в эту ночь облюбовал именно его место, именно его уютное ложе. Довольный пес, мирно опустив голову, спускался по лестнице. В эту же минуту возбужденный от Динкиных воплей Тошка, принюхиваясь к следам на ступеньках, поднимался вверх. Они столкнулись нос к носу на середине лестницы. Шок длился ровно секунду. Тут же Тошка совершил потрясающий кульбит в сторону недалеко растущей яблоньки, успев при этом заметить  широко разинутую  собачью пасть и вытаращенные глаза. Стен рванулся  туда же, с разбегу прыгнул на ствол невысокого деревца, и Тошке показалось, что это чудовище научилось лазать по вертикальной поверхности. Прыжок… и кот повис на тонкой ветке, поднимавшейся довольно высоко над землей. Все бы ничего, но день был ветреный, ветка качалась, тревожно похрустывая. Сколько она еще выдержит, никто не знал, но расстояние между нею и землей начало постепенно сокращаться. Стен совсем озверел, предчувствуя добычу. Его широко открытая пасть напоминала жерло вулкана. Котофей молча ждал финала этой драматической сцены. Видимо, мысленно прощался с жизнью.
      В эту минуту к врагам подскочил хозяин. В руках у него был сачок, который он резко опустил на искаженную морду ротвейлера. Фактор неожиданности сыграл свою роль. Стен на секунду опешил, усатого же будто ветром сдуло. Вечером, когда этого ненавистного пса  грузили в багажник, Антон сидел на своей любимой крыше и одобрительно мурлыкал.