Быдло под пальмой

                «Я благодарю богов за то, что
                меня всегда окружали такие хорошие люди.
                И еще я благодарю богов за то, что мне ни
                разу не пришлось обидеть никого из них,
                хотя у меня такой характер, что…я мог
                сделать что-нибудь подобное»
                Марк Аврелий


Николай Владимирович таращил красные по причине недавнего рождения третьей дочки глаза и силился беззаботно улыбаться. Его фотографировали. В срочном порядке пригласив на съёмки из учебной аудитории, ему пояснили, что портреты всех преподавателей должны быть на дисплее Начальника губернии нынче же.


- Улыбайтесь победно! – требовал Венечка, институтский гений фотографии.


Ожидавшая своей очереди вечно молодая и подслеповатая Инна Валентиновна сокрушённо комментировала:
- Нет, это никуда не годится! Венечка, но современные технологии позволят же расширить ему лицо? И грудь?
- Позволят, -процедил Венечка.
- Вот и замечательно! Мне тогда потом сузьте лицо. А грудь не трогайте.


Инна Валентиновна пыталась щебетать, но слюна вожжой предательски собиралась во рту: сегодня она уже несколько часов читала лекции своим бакалаврам.


Николай Владимирович думал о том, что со средним сыном выбился из графика, прочитав на неделе только тридцать страниц «Чука и Гека». А задали на лето столько, что кажется весь год не учились. С третьей дочкой хорошо уже: держишь за ногу, чтоб не уползла, и дремлешь…


Совсем недавно в глухой провинции он закончил педагогическое училище, потом вот этот педагогический институт, потом аспирантуру при МГУ, защитил диссертацию по математике, да и осел здесь, в этом маленьком городке, в родном институте.


Инна Валентиновна не могла молчать:
- А какое образование у нашего Начальника?
- Экономическое.
Все сокрушённо вздохнули.


- Инна Валентиновна, слышали, что в институте дресс код введут для преподавателей? – ехидно улыбнулся Венечка, - вы должны будете одеваться как дама из министерства, а мужчины как Греф.
- Ни за что!
- Но у меня нет денег одеваться как Греф! – хором воскликнули фотомодели.


Инна Валентиновна была правнучкой придворной портнихи, сосланной в 30-е годы за 101 километр, и на чердаке старинного дома в деревне у неё ещё хранились обрывки истлевших одеяний того многострадального века. Поэтому убеждение в том, что нынешние люди одеваются отвратительно, было в ней неистребимо.


- Инна Валентиновна, на «Матильду» пойдёте? – продолжал Венечка.
- Конечно! Я горда, что Государь был натуралом, тогда ведь при дворе было очень много людей нетрадиционной ориентации.
Инна Валентиновна, когда-то юный член КПСС, уже лет тридцать слыла монархисткой. А что? Вот прабабушка ненавидела советскую власть, а Сталина боготворила. И что теперь? Ах, лучше не думать.


Вчера она перечитала письма к Антону Чехову его брата, Александра, и опять поразилась описанию того, как мчался Государь в конце века к толпе протестующих против избиений жандармами студентов, как восторженными криками они встречали его, как строго выговаривала за это сыну вдова Александра III, предчувствуя крах…


- И-и-инна Валенти-и-иинна, Вы скоро? – показалась голова с лукавыми глазами молоденькой учительницы, недавней выпускницы, - я додумала, как можно объяснить своим формулу объёма пирамиды! Хочу, чтоб Вы послушали и, надеюсь, одобрили!
Это она. Её любимица Юлия. Студенткой демонстративно ходила всегда с белой ленточкой на рюкзаке… Прекрасная учительница из неё получается, а времени так мало, так мало…


После реорганизации и сокращений на кафедре осталось всего лишь три преподавателя. И те должны помимо занятий в обязательном порядке проводить «мероприятия». Воспитывать патриотов.  И ведь не объяснишь, что главное – помочь стать молодому человеку профессионалом в своей области и дать возможность применить свои умения внутри страны. Так и только так получаются истинные патриоты из либералов, демократов, монархистов да националистов.


- Слышали? – не унимался Венечка, - Начальник ректору такого же вуза сказал, что он и сам быдло, и преподаватели быдло, и выпускают они такое же быдло!
- Не может этого быть! – вскричала Инна Валентиновна, а Николай Владимирович промолчал.


Он вспоминал, как подрабатывал в юности в оранжереях, и теперь на факультете разводил на окнах чудесные цветы. На кафедре вымахали две прекрасные пальмы в кадках! Сейчас всё это закончится, его лицо расширят, и он притулится под пальмой, вздремнёт… Начальник орёт на более мелких начальников, те орут на мельчайших, все орут на заведующих кафедр, а последние держатся и не орут… мы должны в один прыжок догнать лучшие вузы Европы… Да.


До фотостудии дошаркал старенький профессор. Улыбаться отказался: «Разваливают всё-таки образование! Буду с недовольной мордой».  Но он уж двадцать лет брюзжит, за это время у Начальника и дам из министерства детишки к Европам попривыкли. А он брюзжит, нищета. Изредка выбирается на конференции математиков во Францию с сумкой на колёсиках, взвешивает там себе в магазинчике три печенья. Тьфу!


- Всё! Заканчивайте! Беда!!! – ворвалась с выпученными глазами секретарша, - Срочно выносите из помещений цветы! В Европах теперь не принято! Греф так и сказал в кулуарах Начальнику!!! Срочно!


Следующие два часа Николай Владимирович и Инна Валентиновна метались по этажам с кадками в толпе прочих сотрудников, а профессор сидел, закрыв глаза…