Эльсинора Заяузская и всея Кусумды

                Подарок для королевы Датской марки Каролин Возняцки
     Увидев фотку блондинки с картой в руках, я скорбно покачал головой, поражаясь глубоко зашедшим играм разума : надо же, и эту свихнул с ума и теперь она будет сто лет и три года бродить по Висбадену и искать следы Бродского, так и сгинувшего с концами на подпольном сейшене с карликами и толстыми обоссанными старухами, конечно, не найдет ни хера, расстроится и огорчится, а в это время Уимблдоны будут выигрывать черножопые лошади, стремные и гадкие, глядя на которых понимаешь всю правоту доктора Кинга, некогда призывавшего племя чорных людей переселиться в сибирскую тайгу, где, как известно, места до х...я и климат такой, что обитатели и автохтоны предпочитают пить вино и бороться с коррупцией, нежели играть в теннис, не актуальный среди сосен и иных деревьев, самим своим видом навевающих мысли о революции. Вот хочешь, не хочешь, хоть так крути, хоть эдак, а глянешь на крону дерева с висящим на суку человеком, то тут и штырит тебя мыслишка : да ну на х...й. Всю эту страну злое...ую на х...й. Если у вас деревья для людей, а не люди для деревьев, то мы, как Ленин, пойдем другим путем, не в обход, но другим.
     Так вот, милая моя Каролин, зря ты шарахаешься сто лет по Висбадену, потому что город тот назывался не Висбаден, не Баден - Баден, а Нарьян - Мар, самый обычный Салехард и гребаный Экибастуз, а ни хера не Чикаго, как может скоропоспешно решить какая читательница моих сказок, нахватавшаяся верхушек среди фейсбучных дискуссий и миллеровского несогласия Москвашвейных просторов, чисто такой заполярный городок и порт семи морей, нелепым серым бетонным кубом вырастающий из вечной мерзлоты Мордвы Заюгорской, куда Бродский и был сослан указом от двадцать второго, как тунеядец и кандидат в императоры всея Кусумды сотоварищи. Сослан и сослан и х...й с ним, как говорится, но в том - то все и дело, что именно он, Бродский, рыжий еврюга, растленный низкопоклонник и фанат очень большого тенниса, когда все книги ложутся в огромную кучу и поджигаются фальшфейером Катерины Суицид под напевы " Секс пистолз " и звуки гармони, и насадил развратные донельзя шоу с карликами и лилипутами, наслушавшись россказней Николая Свинадзе о временах былинных, когда чудо - богатыри в островерхих богатырках возводили Домны раком, Нонн боком, теть Хай и Раек с бигудями пользовали стояком, так, чутка пригибали рылом в посевы бахчевых и пасленовых, между опылением и продразверсткой, и херачили за всю х...ню, внедряя гнездовой метод половых отношений в тяжкий и героический быт трудящихся, успевавших получать естественнонаучное образование в многочисленных университетах родины, профессора которых ходили строго в прохорях, курили " Казбек " и вспоминали былые походы.
     - А после всего - ту, - говорил Николай Свинадзе, мыслительно переводя градус по Фаренгейту в алкогольные обороты отхлебываемой неспешно бражки, поданной с ужимками половым трактира на Пятницкой в канун шаббата, гадостным шершавым сучонком Ургантом, пидорюгой, вынуждающим мою единственную тихариться пару суток во избежание, что правильно и  в целом верно, - бежали они к горизонту голыми, размахивая флагами и строя по пути Магнитки и Днепрогэсы. На горизонте стоял, слегка шатаясь тотальный абцуг.
    - Это како же ? - Пугался Бродский, сидя рядом на лавке.
    - А вот тако, - расстегнув пестрядевые штаны, показывал Николай Свинадзе, - вот тако, милок.
    Их, конечно, разнимали городовые, до того пировавшие своей тесной кучкой в соседнем помещении женской бани, пристроенной полуподвально к трактиру по смете и квоте РККА, растаскивали, как котов, по углам, Свинадзе - в правый угол, продолжать банкет с актерами театра Грибовым и Абрикосовым - Можайским, а Бродского -  в красный, под иконостас и еханный стос, перевитый узловатыми мышцами и пестрыми лентами, доставленными из Бара и Афона по обету перед Еленой Боннэр, тоже ушедшей искать бурундуков, но нашедшей сбежавшего с каторги академика Сахарова, он как раз в тот момент пробивался через подлесок в закрытый город Горький, чтобы выстроить там достойный светлого будущего парадигм с надлежащими всякому правом и левом ходить в манду быстрым шагом, иногда подгоняясь пинками, но иногда и штыком штык - ножа, не исключая и криков " Живей ", " Шевелись " и " Пора бы проголосовать, товарищи ".
     Бродский шел домой, спотыкаясь на покатых горбылях пыльных дорог, бубнел стихозы, пристойные этому эпизоду его жизни, думал о своем, еврейском, потустороннем, непонятном и враждебном любому человеку, приходил в расположение, пил чай из цикория и устраивал грандиозные шоу из проживавших по соседству карликов и лилипутов, вызывая звуками органа толстых обоссанных старух, дислоцировавшихся на аэродроме подскока, возглавлявшихся летным старшиной Песковым, Остроумовой - Скудоумной с сиськами, депутатками и потаскушками, чего - то где - то когда - то там так, что помнят веками вековые осины посвист молодецкий, бросаемых за борт пассажиров и сошедшие с рельсов трамваи, задолбавшиеся гонять по кругу и убывшие, бля, в самовыборные транспортники, сами прокладывающие себе курс по секретным фарватерам, скрывая прискорбия достойный факт одновременного выхода на широченные, как штаны Маяковского, экраны " Вечного зова " и " Звездных войн ", по сути своей одинаковых кин, с одинаковыми артистами, целиком конкурентных и духовных, раз уж сам Шахнавозов восстал в один ряд на грядке с Кубриком и тремя матросами лихого паровозика " Спартак ", громившего григорьевцев под Одессой - Товарной, где до сих пор лежит меж стрелок Элина Свитолина, ушедшая в партийки и партизанки от огорчения проигранной коровой, дающей столько молока, что ее соотечественница Готфрик окончательно сошла с ума и перешла на собачий украинский язык, дикосмешавший русские напевы с польским шипом, так, что когда приходилось спрашивать дорогу в Евросоюз, получалось " Дык мнэ ж обрэз до спыны прыткнулы ", а что полуостров и библиотека в три часа ночи - разные вещи, это ей в голову не приходило. А зачем ? Есть же кияне, ректификат и минеральная вода " Куяльник ", есть паяльник у трудовика в сорок седьмом годе, есть косоворотка и смазные сапоги, да до х...я чего есть, а будет еще больше, как у нас, восточнее чутка, будет все и Навальный, а что для перемен необходима поголовная замена населения на людей - это тоже никому не приходит в голову, все почему - то разучились читать буквы и не перечитывают Розенберга или Дарвина, мечтают, что проснутся в другой стране Америке, хотя Америк - три, целых три штуки, и процентов восемьдесят северной сидят на кукане, как и почти все здесь, не говоря о девяноста девяти процентах населения мира, не относящихся к проклятому Иерусалиму, где сегодня вальнули, к сожалению, лишь парочку мусоров, а не пару городов со всем содержимым.
     Ты, наверное, моя королева, решишь, что сие антисемитизм ? Верно. Я и гомофобию могу. И расизм. И русофобию. Много чего могу, но неохота. И так сойдет. А мораль у сказки будет простейшая, как амеба или инфузория - туфелька сидящей у мужика на шее Диты фон Тиз. " Если у вас всю дорогу какая - то хрень происходит, вечно и всегда в говне и через жопу, со времен Гоголя и даже ранее, то, может, дело - то ни х...я не в Навальном ? Может, место такое ? Может, его просто вот проклясть, плюнуть и забыть навсегда, как страшный сон ? " Это даже не мораль, а вопросы риторические, не требующие ответа, нужно просто посмотреть на стену, где у меня висит портрет симпатичного мужчины в серо - стальном мундире, подмигнуть святому Альфреду и идти смотреть порно. Или еще чего.