Прилетел Пегас на Русь

Муза, о войнах забудь
          и вместе со мною восславь
И свадьбы богов, и мужей
    обеды пышные, и блаженных пиры!

     Стесихор (630-550 гг. до н.э.)
                Пер. В.Вересаева.

Вы сюда, мои ямбы, поспешите!
Все сюда! Соберитесь отовсюду!

  Валерий Катулл (87-57 гг. до н.э.)
              Пер. Адр.Пиотковского.

Матфей Стрийковский, каноник самоитский,
дей славянских хронограф достоверный, в 
четвертой своея хронологии князе пишет:   
«Овидиа славнаго онаго литинскаго пииту
в заточении сарматских народов бывша и
языку их совершенне навкша, славенским
диалетктом за чистое его красное и любо-
приемное стихи или вирши писавша».Занеже   
возможну стихотворну художеству в словен-
ском языце и аз быти судив, по силе вкратце 
правила его по мне тожде искуснее творите
хотящим, божию помощию предлагаю.

                Мелетий Смотрицкий.
                Грамматика. 1619.

Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны…

                Вас.Тредиаковский.

Молчат гробницы, мумии и кости, -
       Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
       Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
       Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и
                страданья
       Наш дар бессмертный – речь.

                И.Бунин. Слово. 1915.

   Они (славяне, - авт.) древнее Нестора
письменность имели, да оные утрачены или
еще не отысканы и потому до нас не дошли. 
Славяне задолго до Рождества Христова
письмо имели.

             Имп. Екатерина II. Записки
             касательно русской истории.



    Декабрьский день короток, словно воробьиный скок, – чуть рассвело, как глядишь и темнеть стало, пора свечи зажигать.
    Закончив дневную трапезу, семейство государя Алексея Михайловича встало из-за стола, давая возможность лакеям навести порядок. Государыня Мария Ильинична подошла к слюдяному окошку и, выглянув наружу, небрежно бросила стоявшему рядом патриарху Никону: 
    ; Эко сколь снегу-то набросало ныне – лошадям по брюхо. Проходы в сугробах расчистили, людишки словно ущельем пробираются… 
    ; И слава богу, - наложил на себя крест патриарх. – Талая водица весной напитает земельку, к урожаю это…
    ; Дай-то бог, - перекрестилась и государыня. – Лишь бы летом вёдра были почаще...
    Государь, подойдя к иконе Господа Вседержителя, крестился, негромко приговаривая:
    ; Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас! Не оставь нас Своими заботами и милостями. Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь…
    Затем, повернувшись к патриарху, коротко бросил:
    ; Никон, поговорить надо.
    Тот молча кивнул головой и, покрестив государыню, направился за государем в Престольный покой.
    ; Алеша, я гляжу, в последнее время ты чем-то обеспокоен? – проговорил Никон, внимательно посмотрев на Алексея Михайловича.
    ; Все из головы не выходит, верно ли мы поступили с зачинщиками солевого бунта?
    ; Экий ты добросердечный, - проговорил Никон. – Нельзя таким быть государю. А как было иначе? Ты вспомни, сколь бояр было погублено. Кровь невинных на бунтовщиках. Главного зачинщика бунта Бориса Морозова ты пожалел, отослал в Кириллов монастырь…
    ; Борис Иванович был моим воспитателем, - напомнил Алексей Михайлович. – Не мог я послать его на плаху…
    ; А чего было жалеть начальника Пушкарского приказа Траханиотова и судью Земского приказа Леонтия Плещеева – главных подручных Морозова? Головы им поотрубали, и дело с концом. Бунт надо было пресекать на корню. Не отрубишь корни  – это дерево снова разрастется.
    ; Да я понимаю, но все-таки…
    ; А сейчас мы правильно делаем, что готовим Уложение, которое поможет успокоить людишек всех мастей. Кого ты поставил готовить его проект?
    ; Лучших, кто есть у меня под рукой – бояр князей Одоевского и Прозо-ровского, окольничьего князя Волконского да двух дьяков - Леонтьева и Гри-боедова.
    ; Достойные люди, - согласился Никон. – Намедни зайду, гляну, как идут у них дела.
    ; Да уж, ты проследи, подскажи…
    ; Добро. Не переживай, все ты сделал правильно, - успокоил его патриарх. – Пойду я – к вечерне надо готовиться…
    Видя, что патриарх ушел, к государю заглянула государыня.
    ; Утомился ты, отдохнул бы, - проговорила Марья Ильинична. – Что тебя расстроило?
    ; Груз-то уж больно тяжелый взвалили на меня с ранних лет, - обнял ее государь. – Не все получается у меня. Народишко бунтует, крестьяне после прикрепления к тяглу и помещикам, стали сбегать на Дон, посадские ворчат, что я де не самостоятельный, гляжу в рот Борису Ивановичу да Милославским…
    ; Так Морозова-то ты услал в монастырь…
    ; Теперь говорят, что под Никоном хожу, - вздохнул Алексей Михайлович. – Дитем меня считают… А как мне без советников-то быть? Голова-то у меня одна, а дел – море необъятное!
    ; Голова у тебя одна, зато какая? – прижалась она к мужу. – Главное эту голову не терять, не давать чувствам волю.
    ; Умница ты у меня, - поцеловал он ее. – И чтобы я без тебя делал?
    ; Так ведь муж да жена – одно целое. Как нитка с иголкой: и игла без нити бесполезна, так и нить без иглы.
    ; А кто у нас кто? – улыбнулся он.
    ; Ты – иголка, а я – ниточка, за тобой тянусь.
    ; Пойдем-ка спать, ниточка. Поздно уже – глянь, окошко совсем темное.
    ; Пошли, - она подлезла ему под руку…
    Перед тем, как лечь в постель, Алексей Михайлович помолился, закончив молитву словами: «Боже Вечный и Царь всякого создания, сподобивший меня дожить до этого часа, прости мне грехи, которые я сотворил в сей день делом, словом и помышлением, и очисти, Господи, смиренную мою душу от всякой скверны плоти и духа. И дай мне, Господи, ночь эту провести в мирном сне, чтобы, встав со смиренной моей постели, мог я благоугождать Пресвятому имени Твоему во все дни  жизни моей и побеждать борющихся со мной врагов, телесных и бестелесных. И избави меня, Господи, от помышлений суетных, оскверняющих меня, и похотей лукавых. Ибо Твое есть Царство, и сила, и слава Отца, и Сына, и Святого Духа, ныне и присно и вовеки веков. Аминь».
    Зимняя безлунная ночь укрыла темнотой терема, избы и храмы. В наступившей  тишине бесшумно падал легкий снежок, иногда слышалось глухое покашливание  недремлющих часовых у государева терема, посвист ветра у заиндевевших окон да редкий треск не выдержавшего мороза дерева. Русь отдыхала от трудового дня…

    Утро зимнее неотличимо от ночи, только и можно понять, что оно наступило, по петушиному пению. С третьими петухами настало время подниматься и государю: как бы не хотелось еще поваляться в теплой постели рядышком с ласковой да нежной женушкой, а вставать надо – дела государственные никто за тебя делать не будет.
    Еще не отойдя окончательно от сна, Марья Ильинична слышала, как молился муж: «…огради меня, Господи, силою Честного и Животворящего Креста и сохрани меня от всякого зла и дел, неугодных Тебе! Господи, благослови и направь дела мои во благо. Дай мне, Господи, положить начало доброе. Аминь».
    По окончании молитвы он встал с колен и, не возжигая огня в сумерках вышел из опочивальни. Слуги уже суетились – в палатах вовсю горели свечи, на кухне готовилась утренняя трапеза, трещали дрова в печах…
    Сегодня государю предстояло обсудить с боярами да князьями вопросы об умиротворении Пскова, где взбунтовались бояре, и присоединении Малороссии.
    Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, назначенный воеводою в родной ему Псков, сказывал про царившую в городе неурядицу – ярую вражду между посадскими людьми,  а состоятельные купцы обижали мелких и средних людишек в разверстке податей и нарядах на казенную службу, ведя городские дела по своему разумению. Но, слава богу, дело удалось, кажется, уладить: Афанасий Лаврентьевич предложил посадскому люду ряд мер о городском устроении, с которыми согласились городские старосты и были одобрены государем и патриархом.
    Что касается Малороссии, которую хочет взять под себя Польша, то там дело идет к войне с поляками. А на войну денег нет.  Вон боярин Ртищев предлагает  взамен голландских и немецких червонцев, имевших хождение на Руси, чеканить монеты из меди одинаковой формы и величины с серебряными. Причем за 100 серебряных копеек давать 104 медных. А тут новая явилась напасть: появились фальшивые монеты. Даже тесть Милославский, сказывают, начеканил их на 100 тысяч!..
    Слава Вседержителю, Господу нашему, удалось закончить дела с Уложением.  Вместе  с духовенством и думными людьми заслушали его проект. Свиток, на котором он был написан, имел длину 343 аршина, и его зачитывали выборные люди,  призванные из Москвы и других городов. Список был подписан членами Собора,  напечатан и разослан во все московские приказы и по городам в воеводские канцелярии.
    Устав от тяжких дум, Алексей Михайлович откинулся в кресле, закинув руки за голову. Посидев так некоторое время, он подошел к полке со свитками и взял несколько из них.
    Это оказались «Повесть Нестора-Искандера о взятии Царьграда», «Сказание о князьях Владимирских» Спиридона-Саввы, «Повесть о Петре и Февронии», «Сказание о Магмете-султане» Ивана Пересветова, «Повесть о Мутьянском воеводе Дракуле … 
    Государь начал было читать последнюю рукопись: «Бысь в Мутьянской земли греческые веры христианин воевода именем Дракула влашеским языком, а нашим  диавол. Толико зломудр, яко же по имени его, тако и житие его…»
    ; Ну, и пошто это читать? – пробормотал Алексей Михайлович и взял другую рукопись.
    Это оказалось «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. В это время к нему в палату вошла жена.
    ; Опять весь в делах? – спросила она.
    ; Да нет, развлекаю себя рукописями, - ответил он. – Не хочешь послушать?
    ; Чти, - согласилась Марья Ильинична, присаживаясь в кресло.
    «За молитву отець наших, господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй мя раба своего грешнаго, Афонасья Микитина сына, - начал читать муж. – Се написах  грешное свое хожение за три моря: прьвое море Дербеньское, дория Хвалитьскаа;  второе  море  Индейское, дория Гондустаньскаа; третье море Черное, дория  Стемъбольскаа. Поидох от святого Спаса златоверхаго с его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыки Генадия Тверьскых, поидох на них Волгою и приидох в монастырь к святей живоначалной Троици и святым мученикам Борису и Глебу; и у игумена ся благословив у Макария братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною грамотою. И князь велики отпустил мя всея Руси доброволно. И на Плесо, в Новъгород Нижней к Михаилу к Киселеву к наместнику и к пошьленнику Ивану Сараеву пропустили доброволно».
    В это время в дверь палаты постучали и в створе ее показалась голова слуги Константина.
    ; Чего тебе? – недовольно спросил его государь.
    ; Там боярин Ртищев пришел, - ответил тот.
    ; Так чего ты стоишь? Зови, - прикрикнул на слугу государь.
    ; Я пойду, гляну, как там мои девицы, - встала Марья Ильинична.
    ; Иди, - поцеловал ее муж.
    Алексей Михайлович также встал и направился к двери встретить гостя.
    ; Прости, государь, - проговорил тот, входя в палату – Места себе не нахожу,  не знаю, что делать с фальшивомонетчиками. Чеканят все, кому не лень. Беда…
    ; Да и у меня голова болит от дум, - признался государь. – Давай отложим дела до утра – утро вечера мудренее.
    ; Вон, я гляжу, и ты чтением решил отвлечься, - боярин кивнул головой на рукописи.
    ; Я вот начал читать Марии Ильиничне наши писаницы, а сам чувствую, что написано так, словно молитвчтешь. Вот ты послушай, как пишет Епифаний Премудрый  в «Житие Стефана Пермского»: «Сии преподобный отець нашь Стефанъ бе убо родомъ русинъ, тъ языка словеньска, отъ страны полунощныя, глаголемыя Двиньскиа, отъ града, нарицаемаго Устьюга, отъ родителю нарочиту, сынъ некоего христолюбца,  мужа верна христиана, именемъ Симеона…». Ну и дальще все также тяжеловесно, словно камни ворочает. Или вот «Галицко-Волынская летопись» вещает: «По смерти же великаго князя Романа, приснопамятного самодержьца всея Руси, одолевша  всимъ по-ганскимъ языкомъ, ума мудростью ходяща по заповедемь божиимь: устремилъ бо ся бяше на поганыя, яко и левъ, сердитъ же бысть, яко и рысь, и губяше, яко и коркодилъ, и прехожаше землю ихъ, яко и орелъ, храбр бо бе, яко и туръ».
    ; Прости, государь, не пойму, что тебе не нравится, - произнес боярин.
    ; Когда такое читаешь, что словно по лесному бурелому пролазишь, - пояснил государь. – И суть вся в описании чьих-то деяний. Смысл-то поучительный есть, а вот для услады души не видится. Мне вот намедни грек перевел, как у них пишут.  Погоди, я найду его образчик. А, да вот он. Ты послушай, их вирши. Вот, к примеру, как пишет некий Руфин:

            Ты обладаешь устами Пифо, красотою Киприды,
                Блещешь ты, как Горы весны, как Каллиопа поешь;
            Разум и нрав у тебя от Фемиды, а руки – Афины;
                Четверо стало харит, милая, нынче с тобой.

    Или вот как забавно – это написал Никарх:

           Вызвал однажды на суд глухой глухого, но глуше
                Был их гораздо судья, что выносил приговор.
           Плату за нанятый дом на пять месяцев требовал первый;
                Тот  говорил, что всю ночь он напролет промолол.
           «Что же вам ссориться так? – сказал им судья беспристрастный. –
                Мать вам обоим она – оба кормите ее».
 
    Оба засмеялись удачной вирши.
    ; Жаль, что у нас нет подобных искусников, - проговорил государь.
    ; Слышал я, что у нас на Москве есть людишки, кои балуются такими виршами, - в раздумье проговорил боярин.
    ; Так найди и приведи их ко мне, хочу послушать, что у них получается, - распорядился Алексей Михайлович.
    ; Отыщу, государь, - пообещал Ртищев.
    ; А сейчас давай-ка поиграем в шахматы, отвлечемся от бренных дел, -
предложил государь.
    Расставив на доске фигуры, они начали играть.
    ; Я Пересвета пошлю передом, - произнес Алексей Михайлович, двинув центральную пешку вперед.
    ; А я ему Челубея встречь, - улыбнулся боярин.
    После того, как игроки сделали несколько ходов, государь удивленно спросил:
    ; Ты зачем всех своих пехотинцев вперед выслал и оторвал их от тяжелых фигур?
    ; Так оне мешают тяжелым фигурам развернуться, - ответил напарник.
    ; Вот я твоих пехотинцев и уложу… Все тяжелые фигуры должны взаимодействовать с легкими. Иначе беда…
    Закончив партию, Ртищев сказал:
    ; Я все  никак не могу понять одного: арабы придумали эту игру, а значение не по их порядкам.
    ; Что ты имеешь в виду? – удивился государь.
    ; Да ты глянь: король у них, словно путами связан, может сделать только один шаг, не боле того. А евойная баба, королева, шастает по всей доске и никакого удержа ей нет… Непорядок это – бабе только дай волю, она такого натворит, что мало не покажется…
    Алексей Михайлович засмеялся:
    ; Это ты верно подметил! Потому мы и держим своих в строгости…

    Если боярин Ртищев что-то обещал, то уж выполнит обещанное всенепременно. Отыскал он в Москве выходца из Белой Руси, который в узком кругу читает свои вирши, забавляя публику. В назначенный день привел его к государю.
    В большой палате царского терема собралась вся семья Алексея Михайловича – жена Марья Ильинична, дочка Софья, умница великая, малолетний сынок Федюшка. Здесь же присутствовал и патриарх Никон. Позади сидящих встали вдоль стен ближние слуги…
    Боярин представил приведенного с собой искусника:
    ; Вот, государь, как и обещал, привел к тебе нашего слагателя виршей.
    ; Тебя как кличут? – спросил Алексей Михайлович незнакомца.
    ; Симеон Полоцкий, - ответил тот.
    ; Сказывают, ты вирши слагаешь. И много ли написал уже? – продолжал допытываться государь.
    ; Не сказать, что много, - смутился Симеон. – «Вертоград  многоцветный»,  «Рифмологион», «Псалтирь рифмотворная», «Орел российский». А еще драмы  «Комедия притчи о Блудном сыне» да «Комедия о царе Новуходоносоре»… Пишу, чтобы людишек поразвлечь.
    ; Можешь прочесть нам что-нибудь? – спросил государь.
    Симеон достал из широкого обшлага рукава свиток и объявил:
    ; Это называется «Приветство Благочестивейшему, Тишайшему, Самодержавнейшему  Великому Государю царю и Великому князю Алексию Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцу о вселении его благополучном в дом, велиим иждивением,  предивною хитростию, пречюдною красотою в селе Коломенском новосозданный».
    ; Эко, как закрутил, - усмехнулся Никон.
    ; Чти, - приказал государь.
    Слегка откинувшись назад и выставив свиток на вытянутых руках, Симеон начал читать:

Добрый обычай в мире содержится:
     В дом новозданный аще кто вселится,
Все друзи его ему приветствуют,
     Благополучно жити усердствуют,
И дары носят от сребра и злата,
     И хлеб, да будет богата палата.
Нищ ли кто в злато, руце воздевает
     К богу и молбы теплы возсылает,
Да подаст здраво и щастливо жити,
     Имже даде в дом новый ся вселити.
Аз сей обычай честный похваляю
     И сам усердно ему подражаю,
Видя в дом новый ваше вселение,
     В дом, иже миру есть удивление,\
В дом, зело красный, прехитро созданный,
     Честности царстей лепо сготованный,
Красоту его мощно есть равняти
     Соломоновой прекрасной полате.
Аще же древо зде не есть кедрово,
     Но стоит за кедр, истинно то слово;
А злато везде пресветло блистает,
     Царский дом быти лепота являет.
Написания егда возглядаю,
     Много историй чюдных познаваю;
Четыре части мира написаны,
     Аки на меди хитро извааны.
Зодий небесный чюдно написася,
     Образы свойств си лепо знаменася;
И части лета суть изображены,
     Яко достоит, чинно положены;
И ина многа дом сей украшают,
     Разумы зрящих зело удивляют.
Множество цветов живонаписанных
     И острым хитро длатом извааных,
Удивлятися  всяк ум понуждает,
     Правый бо цветник быти ся являет.
Едва светлее рай бе украшенный,
     Иже вначале богом насажденный.
Дом Соломонов тем славен без меры,
     Яко ванны име в себе зверы.
И зде суть мнози, к тому и рикают,
     Яко живии лви глас испущают,
Очеса движут, зияют устами,
     Видится, хощут ходити ногами.
Страх приступити, тако устроении,
     Аки живии лви суть посаждении.
Окна, яко звезд лик в небе сияет,
     Драгая слюдва, что сребро, блистает.
Множество жилищ градови равнится,
     Все же прекрасна, - кто не удивится!
А инех красот не леть ми вещати,
     Ум бо мой худый не может объяти.
Единем словом, дом есть совершенный,
     Царю великому достойне строенный;
По царской чести и дом зело честный,
     Несть лучши его, разве дои небесный.
Седьмь дивных вещей древний мир читаше,
     Осмый див сей дом время имать наше…

    Закончив чтение, Симеон поклонился до полу.
    ; Как складно сочинено, - восхитилась Мария Ильинична. – Молодец!
    ; Глянь, и наши могут сочинять не в пример латинян, - похвалил Симеона и государь. – Ты один у нас такой?
    ; Ученики у меня есть Сильвестр Медведев да Карион Истомин, - ответил тот. – Тоже вирши пробуют писать…
    ; Что же ты не привел их с собой? – поинтересовался Алексей Михайлович.
    ; Зелены они, чтобы их к царю  на поклон допускать, - ответил Симеон. – Загордятся, а это может испортить их.
    ; Тоже верно, - согласился государь. – А что они пишут?
    ; Я принес на всякий случай их каракули. Если позволишь, государь, прочту.
    ; Ну-ка, ну-ка, интересно, что пишет молодежь, - поддержал его царь.
    ; Вот что Сильвестр пишет:

Иеромонах честный, чистоты любитель,
Воздержания в слове и в деле хранитель.
Ни о чесом же ином оный промышляше,
Но еже церковь, нашу мать, увеселяше…

    ; А вот Карион написал приветствие царевне Софье Алексеевне.
    ; Вот как! – Алексей Михайлович глянул на внезапно зардевшуюся дочь. – Ну, прочти нам про нее.
    Посмотрев на царевну, Симеон начал читать:

Благородная София царевна,
Госпожа княжна Алекси;вна!
Пречестна дева и добросиянна,
В небесную жизнь богом произбранна!
Мирно и здраво от господа света
Буди хранима во премнога лета.
Убо мудрость есть росски толков;на,
Еллински от век Софиею звана.
Любители той философы звались
И добронравством тоя украшались.
От онуду же, древле любомудрых
Во учении зело многотрудных
Рекший, разуму прилагая себе,
Приложить болезнь, приим труд на себе,
Радостно сице беседу творяше
Рачитель бых той доброты вещаше,
Она бо учит правде и мужеству,
Наипаче же божию дружеству,
Их же требнее ничто человеком,
Текущим присно к прерадостным веком.
Мудростию бо вси цари царствуют
И вси велможи добре началствуют,
Мудростию же  вся управляются,
И о том люди вси утешаются;
Ею здравствуют удобь человецы,
И счисляются времена и вецы;
Ею по морю плавают удобно
Во время люто и зело безгодно.
Ею живуще люди благочестно
К богу очима смотрят непрелестно;
Ею девственны велми хранят цв;ты
И чисты сердцем зрят божия светы;
Ею во мире вся блага бывают,
Разум, богатство люди обретают.
Мудрости бо несть подобие кое,
Яко гонит лесть и всякое злое.
Каменье др;го пред нею меньш песок,
Понеже тоя чист разум высок,
Разум падает и в добро охоту,
Токмо да любит всяк ея добр;ту.
В юности искавши невесту водити,
Не устыдеся о ней возгласити:
Ничто же убо бог благий возлюбит
Точию сего, иже дней не губит,
Но с мудростию присно пребывает
И конец всех дел известно смотряет.
И того ради в России издавна
Мудрость святая пожеланна славна;
Да учатся той юнейшие дети
И собирают разумныя цвети;
Навыкнут же той свершении мужи,
Да свободятся от всякия нужи;
Престаревшии видев в юных тую,
Воскликнут творцу всех песнь тресвятую.

    ; Да ты, Софьюшка, никак приглянулась этому отроку, - засмеялся отец, глядя на дочь.
    ; Полно, батюшка, я даже не знаю его, - окончательно смутилась девушка, прикрывшись ладошками.
    ; Прости, государь, мне надо идти – дела, - встрял в разговор Никон.
    ; Ну, дела прежде всего, - не стал удерживать его государь.
    ; Обиделся, - усмехнулся Ртищев.
    ; Бог с ним, - отмахнулся Алексей Михайлович. И обращаясь к семье, добавил: - Ну, идите к себе, нам поговорить надо…
    Когда семейство и слуги вышли, государь в раздумье проговорил:
    ; Это хорошо, что у нас появились свои слагатели виршей.
    И уже обращаясь непосредственно к Симеону, сказал:
    ; Ты вот что. Дело свое продолжай вместе с учениками. Я дам вам писцов,  чтобы размножали свитки с вашими сочинениями. Только вот как доводить их до простого народа, ума не приложу…
    ; Да все просто, государь, - ответил Симеон. – По деревням ходят с мелким товаром офени. Пусть они и продают недорого, а денег с них не брать.
    ; И то верно, - согласился с ним Ртищев. – Тяжесть для них небольшая, а какой-никакой доход для них.
    ; Так и сделаем,  -  заключил Алексей Михайлович. И снова обратился к Симеону: - Ты упомянул, что пишешь разные драмы да комедии. А кто их представляет?
    ; В кукольных вертепах. Соберутся двое-трое людишек и устраивают представления. Двигают куклы, а сами прячутся за ширму и говорят за них.
    ; И много у тебя таких драм?
    ; Драма «Артаксерксово действо», комедии «Товий младший», «Жалостливая  комедия об Адаме и Еве», «Юдифь», «Малая прохладная комедия об Иосифе», «Малая комедия Боязет и Тамерлан», - начал перечислять Симеон.
    ; Богохульства в них нет?
    ; Упаси бог, государь, - испуганно проговорил сочинитель. – Сам знаешь, как за это карает Никон. Так и головы лишиться недолго…
    ; Это так, строг он у нас, - подтвердил Ртищев.
    ; Я вот что думаю, - в раздумье проговорил Алексей Михайлович. – У греков и римлян давно есть театры. Мы-то чем хуже? Надо завести свой. Ты, боярин, займись-ка этим делом…
    ; Государь, у меня и без того дел невпроворот, - начал было тот, но царь осадил его:
    ; Я не про то, чтобы ты театр строил. Просто найди хорошего зодченр, лучше итальянца – у них опыт большой в таком деле. Поставь умного человека, чтобы проследил за строительством. А ты, Симеон со своими учениками отвечаешь за написание виршей и пьес. Что напишете – мне на утверждение. Ничего, со временем и мы в этом деле догоним латинян. А там, глядишь, и обойдем их – они еще к нам будут приезжать учиться…