Давнее, волшебное моё детство. Как хорошо дома

                Как хорошо дома.

 
                В начале осени во двор въехал грузовичок с саженцами и заскучавшая без активной подвижной жизни Люська радостно суетилась, помогая маме, дяде Алёше, братьям, копавшим лунки возле подъезда, подтаскивая им аккуратно маленькие деревца и кустики. Себе она выбрала разросшийся уже куст вербочки и они с мамой посадили её на углу огороженной под палисадник территории, у дорожки. Возле всех подъездов, весело балагуря, трудились семьями жильцы дома. И этот общий труд, и предвкушение красоты необыкновенной по весне, от распустившихся зелёных листочков, и радостные, улыбающиеся лица людей, всё это создавало ощущение праздника. И душа маленькой девочки распускалась и расцветала в ликующем полёте общего творчества.

                Тихими вечерами каждый занимался своими любимыми, или необходимыми делами. Бабушка шила, она обшивала всю семью. И хотя часто ворчала о чём-то своём, любила эту свою работу, потому что у неё всегда получалось всё очень красиво.

                Дядя Алёша, если не строгал что-то в подвале, то мастерил или склеивал детали будущей мебели дома. Люська не любила запах «кизеинового» клея, как называл его дядя Алёша и который он варил в жестяной банке на электрической плитке. Но пустая когда-то кухня постепенно заполнилась красивым буфетом, шкафчиками, столиком и табуретками. А в их комнате появился шифоньер, книжный шкаф, большой круглый стол, в углу пристроилась этажерка, а рядом – гордость тёти Нины – оттоманка, просторный диван с мягкими валиками с трёх сторон. Для своих сыновей он смастерил красивый вместительный письменный стол с двумя тумбами и великолепный бильярдный стол с зелёным сукном и точёными ножками.

                Обувь для всех чинил тоже дядя Алёша. В кладовой в углу у него лежала железная «лапа», а на полке стояла большая жестяная коробка, в которой лежали куски кожи и резины, шило, дратва, куски вара, кусочки мела, широкий короткий острый нож, вернее просто остро отточенная наискось железяка, с одной стороны плотно обмотанная многажды чёрной изолентой.. А в белых круглых коробочках из-под зубного порошка лежали рассортированные по размеру сапожные гвозди, «гвоздочки», как ласково называл их дядя Алёша. Ещё у него был целый набор подковок разного цвета и размеров. Все детские ботинки, да и сандалики тоже, всегда были подбиты подковками. Все туфельки с каблучками и без, побывали в его умелых руках. Все износившиеся валенки обновлены аккуратно прошитыми заплатками. Всё, за что бы он ни брался, он делал с удовольствием и основательно. И за детской нашей обувью следил сам, чтобы вовремя приклеить и прибить протёртые подмётки и сносившиеся каблуки.

                Мама и тётя Нина вечерами вышивали руками или на швейной машинке салфетки и дорожки, которыми украшали потом этажерки, спинки диванов, изголовья кресел, полочки, абажуры. Шили и вышивали скатерти, кухонные полотенца, постельное бельё. Вязали крючком кружевные подзоры для кроватей, покрывала. Штопали, натянув на лампочку, прохудившиеся носки и чулки. Разговаривали или тихо пели, и вместе с бабушкой получалось на три голоса. Семья была музыкальная, с красивыми голосами и хорошим слухом. Иногда все вместе садились за круглый стол и играли в лото.

                Часто вечерами к кому-нибудь из детей приходили друзья, и это было здорово. Игр в доме было много: серсо, бильярд, большие картонные поля, где надо было играть фишками, бирюльки. А когда бирюльки в конце-концов растерялись, высыпали коробок спичек и, сгрудившись головами, внимательно следили, чтобы ни одна спичка не сдвинулась с места, кроме той, которую аккуратно пытался вытянуть ведущий. Много рассказывалось весёлых и страшных историй. Дети много читали. Дядя Алёша выписывал книги, газеты и журналы. Детям тоже выписывали «Мурзилку», «Весёлые картинки» и «Костёр».

                В спокойном размеренном течении жизни девочка всё реже и реже вспоминала свою поездку к отцу. Она больше не станет ему доверять никогда. Добрую ласковую бабушку Надю и чудесного деда Укола она больше никогда не увидит. Но разве можно их забыть?

 
продолжение следует